Мужчина сел напротив и упор посмотрел на Дохлого. Ласковая улыбка не сходила с его лица.
– Павлуша, дорогой! Ну не мог я приехать раньше, прости!
Дохлый прокашлялся.
– Откуда?
– Так ли уж это важно? Главное, я не забыл тебя, ведь так?
– Ну…, наверное, – Дохлый пока не мог разобраться в своих чувствах. Злость и радость, обида и отчего – то появившееся облегчение. Дохлый попытался сделать равнодушное лицо.
– Ну не пыжься ты так, Павлуша. Я же вижу, ты рад меня видеть. Не можешь поверить, что это я, да?
– Ну, где – то так, – выдавил из себя Дохлый.
– Расслабься. И можешь начинать спрашивать.
– Рассказывай с самого начала, с того самого дня, – почти приказал Дохлый. Он уже сумел взять себя в руки, попривыкнув к новому образу своего старого друга. Тот молча кивнул головой, признавая его право на приказной тон. "Да, он сумасшедший. Провернуть такое мог только тронутый на голову человек. А рискнуть приехать после всего, что натворил! Это нужно быть совсем безумцем", – думал Дохлый, слушая друга.
– А теперь я хочу вернуть кое – кому долги. Ты со мной?
– Твое право, но я – пас.
– Чего боишься, Павлуша?
– Ничего, – Дохлый деланно равнодушно пожал плечами.
– Я тебя не понимаю. Или есть что – то, о чем я не знаю?
"Черт, я и забыл, как он умеет смотреть и видеть. Ничего не скроешь. А если?… Что ж, можно попробовать. Не все же ему мной пользоваться, не мальчик я уже!" – Дохлый долго и подробно рассказывал о своих планах, особенно подчеркивая, как вовремя появился его старый друг. "Пусть он думает, что я по – прежнему с ним. Начнем, а там видно будет. Гений, то же мне. И я теперь не дурак", – он старался смотреть в сторону, словно опасаясь, что тот заметит даже малейшую фальшь.
Мужчина слушал внимательно, но по выражению его лица было не понять, интересно ли ему все, что рассказывает Дохлый. Холодный взгляд был направлен куда – то за плечо Дохлого, руки лежали на столе спокойно.
"Блин, кто же это такой? Чисто мертвяк!", – охраннику Дохлого, сидевшему за соседним столиком было не по себе. Такой неподвижный взгляд он видел только у покойников. И он не помнил, чтобы его шеф был хоть раз так напряжен. На всякий случай он принял удобную позу, чтобы было легко вскочить из – за стола, если что. "Придушу двумя пальцами шмакодявку", – решил он, глядя на тщедушное телосложение незнакомца.
Глава 8
2004 г. Самара
Лялька занималась своим любимым делом: переставляла по– новому книги на стеллажах и, заодно, протирала переплеты влажной тряпочкой. Ее любовь к "дамским" детективам была еще одним поводом для насмешек мужа. Он считал, что женщины специально переводят бумагу, чтобы высказать на ней то, что не решаются произнести вслух. Каждая пишет о том, чего на самом деле никогда не будет в ее жизни. Богатый муж, дети – вундеркинды, тонкие и чувственные отношения, интрига, желательно с парочкой трупов – мечта любой экзальтированной дамочки. А то, что они все такие, эти "детективщицы", муж не сомневался. И снисходительно разрешал Ляльке "потреблять" это чтиво в качестве психологической разгрузки. А самом деле, он втихаря "проглатывал" очередной томик Дашковой или Устиновой, думая, что Лялька этого не замечает. А она и "не замечала", тихо посмеиваясь над мужниной "самостью".
Лялька услышала, как поворачивается в двери ключ. "Неужели Соколов решил приехать на обед?" Такого не случалось уже несколько лет, хотя офис фирмы находился в десяти минутах езды от дома.
– Мамсик, привет! – Кирилл изогнулся знаком вопроса и чмокнул Ляльку в щеку.
– Привет, дорогой. Ты каким местом учуял свой любимый борщ? Садись, только руки вымой.
– Есть хочу, сегодня до института пришлось забежать к шефу, у него там с "компом" что – то, позавтракать не успел.
Лялька уже наливала в тарелку, которую ее сын называл "тазиком", борщ из кастрюли, стоящей на плите. Кирилл вышел из ванной комнаты, плюхнулся на табуретку и откусил от бутерброда с колбасой добрую половину. Эта его привычка закусывать любой суп бутербродами, доводила его сестру Марго до бешенства. Лялька вспомнила, как они в детсадовском возрасте дрались за "горбушки" только для того, чтобы выяснить, у кого крепче зубы. Кто быстрее сжевал, тот и победил.
– Мам, я вечером приведу к вам Катю, ты не против?
– Отлично. Давно пора.
– Только предупреждаю заранее. Я с ней не просто так. Понравится она вам или нет, на мое отношение к ней не повлияет.
– Что в ней такого необычного, что ты нас так готовишь к знакомству?
– Ну, во – первых, она старше меня на три года.
– Это не смертельно.
– А, во – вторых, у нее есть ребенок, не от меня. Дочка живет у Катиных родителей в деревне, куда мы ездили на эти выходные, в Оренбургскую область.
– Где же ты нашел такое сокровище, сынок?
– Я так и знал, что ты не удержишься и съязвишь. Катя учится со мной в одной группе, она два года была в академе.
– Надеюсь, жениться ты не собираешься?
– Мам, ну какая женитьба! У нас ни кола, ни двора. И институт мы бросать не собираемся. Мам, ну она мне очень нравится, правда. Мне надоело ее скрывать от вас, будто она прокаженная. Между прочим, и Катя боится к вам идти. Вбила себе в голову, что вы не захотите ее принять, еле сумел уговорить сходить хотя бы в гости.
– Кира, мне не все равно, с кем ты живешь. Не буду обманывать, ее ребенок – не радостная для меня новость.
– А мне ее дочка понравилась. Такая прикольная! Залезла ко мне на колени и сразу "папой" звать стала. Шебутная немного, но послушная. С ней, в основном, Катькин прадед возится. Ему сто лет в обед, а за Машкой присматривает. Ладно, мам. Спасибо за борщок! Мне бежать пора, до вечера!
Кирилл, перескакивая через одну ступеньку, побежал вниз по лестнице. Лялька, едва успев дойти до кухонного окна, увидела, как ее сын лихо выруливает из арки дома на своей покоцаной в дорожных битвах "десятке".
* * *
– Сашка, не таскай со стола, всю красоту порушишь! – Лялька довольно ощутимо хлопнула мужа по протянутой к очередному канапе руке.
– Ну ты, Лялька, зануда. Что измениться то того, что в этой горе не хватит одного бутерброда!
С последней поездки на дачу Головановых, что– то изменилось в их отношениях. Лялька поняла, чего не хватало им в последнее время. Этой вот шутливой легкости и нарочито грубоватых подколок. Такие переругивания могут себе позволить только очень близкие друг другу люди. И никаких обид. Любя, прощая и терпя. Они оба вернулись к началу их совместной жизни. Когда все "острые углы" сглаживались таким вот образом. Может поэтому их брак продержался и год, и три, а потом и двадцать лет.
– Иди открывай дверь сыну, голодающий Поволжья! – Лялька подтолкнула мужа в спину по направлению к коридору.
– Мама, папа, это – Катя.
– Здравствуйте, Катя.
Лялька на секунду закрыла глаза, чтобы не показать своего удивления. Перед ней стояла девочка, маленькая, ростом чуть выше самой Ляльки, с пухлыми, как у ребенка, щеками. В зеленых глазах плескался затаенный страх. Стройные ножки, затянутые в голубые джинсы, в нерешительности топтались на месте.
– Проходите, Катя, садитесь, – Лялькин муж решил взять инициативу в свои руки, видя, как обе женщины рассматривают друг друга.
После вкусного ужина и нескольких бокалов муската, Катя уже смеялась над шутками хозяина дома.
– Катя, а как называется твоя деревня, откуда ты приехала?
– Беляевка. Это в Оренбургской области.
– Да, я знаю. Похоже, что именно там была усадьба наших предков. Вот, посмотри.
Лялька открыла альбом на странице, где был портрет Анны Печенкиной.
– Ой, Елена Владимировна, это же тот портрет, который мой прадед подарил городскому музею. Это ваша бабушка?
– Прабабушка. А как он попал к нему?
– О! Эту историю у нас рассказывают каждому приезжему. Мой прадед, еще мальчишкой, работал у Печенкиных на конюшне. В тот день, когда солдаты подожгли усадьбу, он едва успел вывести нескольких лошадей из горящих стойл. В кустах, около ворот, он и нашел этот портрет. Он был порезан в нескольких местах, но он зачем – то приволок его домой. Его мать, отругав сына, затащила картину в дом и поставила за печкой. Там она простояла почти тридцать лет, пока заезжий художник не заинтересовался, что это там пылится в углу. Он – то и посоветовал прадеду отвезти портрет в Оренбург.
– Твой прадед еще жив?
– Да, и в здравом уме. А память у него, как у молодого. У нас ведь на кладбище при церкви ваш фамильный склеп находится. Так вот он помнит по имени каждого, кто там захоронен. Приезжайте к нам, все сами увидите.
– Спасибо, Катя. Я и так собиралась, может быть удастся что-нибудь узнать о наших предках? Твоему прадедушке сколько лет?
– Девяносто восемь. Он тогда совсем ребенком был. Вы приезжайте все вместе, дом у нас просторный, а природа какая! Отдохнете, ягод поедите вдосталь, в лесу погуляете. Не пожалеете, потом будете часто приезжать.
– Ну, Катька, тебе только зазывалой работать. Смотри, мои родители уже готовы чемоданы паковать, – Кирилл ласково коснулся губами Катиной щеки. Девушка покраснела.
"Что хорошо, скромная, не избалованная. И, похоже, влюблена в Кирку всерьез", – Лялька мельком взглянула на мужа, – "Похоже, что и Сашке она понравилась".
Катя и Кирилл ушли, когда уже совсем стемнело, а Ляля с мужем еще долго сидели и обсуждали предстоящую поездку в Беляевку.
Глава 9
2004 г. Польша
Леон сошел с поезда на станции, напоминающей домик с немецкой игрушечной железной дороги, в которую играл внук соседки. Сразу за привокзальным зданием как на ладони, виднелся аккуратный городок. На лавочке, у выхода с платформы, сидела старушка, и смотрела на проходящие поезда. На вид ей было никак не меньше ста лет.
"Только бы не была в маразме", – подумал Леон, подходя к ней.
– Прошу прощения, пани, – обратился он к ней на чистом польском языке.
Лишний раз Леон вспомнил добрым словом мать, которая заставляла сына учить иностранные языки, среди которых был и польский и даже иврит.
Старушка приветливо улыбнулась Леону.
– Пану нужна моя помощь?
– Да, если позволите. Меня зовут Леон Сергеев, я из России. Я разыскиваю своих родственников, которые жили здесь с давних времен. Сестра моей бабушки вышла замуж за Михаила Каца, и они поселились в вашем городе еще в начале прошлого века. Может быть вы слышали такую фамилию, возможно живы их дети или внуки. К сожалению, на письме, которое сохранилось в бумагах отца, я сумел разобрать только название города, но не адрес полностью.
Леон достал из кейса письмо от Зои Кац. Старушка взволнованно посмотрела на конверт.
Вам повезло, юный пан, очень повезло, что вы подошли именно ко мне. Когда – то я работала в городском архиве и могу вас проводить туда. Думаю, что вы там найдете все, что вам нужно. Но, может быть, вы сначала хотите устроиться в гостинице?
– Да, хотелось бы оставить там вещи.
– Тогда пойдемте.
Старая пани встала со скамейки и взяла Леона под руку. Она быстро засеменила по покрытой тротуарной плиткой дорожке, бодро переступая, обутыми в туфли на удобном низком каблучке, ногами.
Пока Леон устраивался в номере маленького отеля, находящего буквально в двух шагах от вокзала, старушка позвонила по телефону в архив и договорилась о встрече. Она протянула Леону листок бумаги, на котором был написан нужный ему адрес.
– Это здесь недалеко. Пану нужно только завернуть за угол и идти до конца улицы. Вход в здание со двора.
– Спасибо большое, пани.
– Я желаю пану удачи.
С этими словами старушка повернулась в сторону вокзала. Леон зашагал в указанном старой дамой направлении.
* * *
Архив располагался в старинном двухэтажном особняке, построенном еще в позапрошлом веке. Молодая женщина приветливо поздоровалась с ним на русском языке. Леон удивленно развел руками.
– Вы так хорошо говорите по – русски? Как вас зовут?
– Магда. Моя бабушка научила меня этому языку. В нашем городе очень многие пожилые люди хорошо на нем говорят. Что вас интересует, пан Леон?
– Фамилия Кац вам знакома?
– Нет, но я могу посмотреть по картотеке. А в какое, предположительно, время он или она здесь жили?
– До семнадцатого года точно. Потом не знаю.
Девушка включила компьютер и набрала поиск.
– Вот. Михаил Иосифофич Кац, 1890 г.р., врач. Еще – Зоя Афанасьевна Кац, 1892 г.р., в девичестве – Печенкина. Даниил Михайлович Кац, 1932 г.р. Все.
– Это они. Сестра моей бабушки Антонины Печенкиной и ее семья. А где они проживали, можно узнать? И жив ли Даниил?
– Адрес я вам не скажу, но у меня есть одна идея.
Магда сняла трубку с рычажков старинного телефонного аппарата и набрала номер.
– Бабушка, это я. Да, я с работы. Мне нужно тебя кое о чем спросить. К нам приехал человек из России, он ищет родственников. Тебе знакома фамилия Кац? Да? А ты не помнишь, где они жили? Тогда я сейчас пришлю к тебе Леона Сергеева, ты помоги ему отыскать их дом, хорошо? Целую тебя.
Леон шел по тихой улочке к дому бабушки Магды. Его не покидало ощущение, что само провидение указывает ему дорогу. Одноэтажный каменный домик казался игрушечным, впрочем, как и весь городок. Дверь ему открыла сама хозяйка. Миловидная, сохранившая прекрасный цвет лица, она удивительно походила на русскую актрису Рину Зеленую.
– Здравствуйте, пани Зося.
– Добрый день, пан Леон. Проходите. Боюсь, я вам могу только показать дом, в котором до войны жил доктор Кац с семьей. Но их самих давно нет в живых. Немцы вывезли из нашего города всех евреев еще в сорок первом году.
– А их сын?
– И его тоже, не щадили даже детей. Я отведу вас к этому дому, а потом мы зайдем в соседний, там живет пани Рыльска, ей сто один год, но она сохранила ясную память и, думаю, может рассказать вам о семье доктора много интересного.
Пани Рыльска, щурясь подслеповатыми глазами, слушала Леона. По выражению ее лица он никак не мог понять, верит ли она ему, или нет. Старушка бойко говорила по – русски, слегка коверкая трудно произносимые слова. Леон чувствовал, что чем – то он ей не нравится, и не мог понять, какую ошибку он допустил. Пани Рыльска молча, не перебивая, выслушала его рассказ о том, как он от старого адвоката узнал о существовании завещания, как в музее обнаружил портрет своей прабабушки и догадался о своем происхождении.
– А вы читали завещание, молодой человек?
Леон насторожился. Ох, не зря старушка задала этот вопрос. Интуитивно он чувствовал, что не нужно говорить о наследстве, лучше сделать вид, что им двигает только одно желание, найти родственников, собрать их всех вместе.
– Нет. Оно не сохранилось. Яков Семенович пересказал мне его своими словами. Я понял только, что прадед очень хотел, чтобы у каждой сестры была хоть одна вещь, часть целого, которое позволит доказать, что ее потомки принадлежат именно к этой фамилии. Поэтому он и роздал пять предметов гарнитура сестрам. Я хочу выполнить его волю и найти всех родных.
Леон достал из кейса документы, которые привез с собой. Лицо старой пани разгладилось, из глаз пропала настороженность и она, уже более доброжелательно, посмотрела на Леона.
– Мы с Зоей были близкими подругами, от Зои я знаю всю историю ваших предков. Последний раз Зоя была в России в семнадцатом году, летом, ездила на похороны отца. Вот тогда она и привезла рубиновое колье. Зоя очень переживала, что ее сестры отказались уехать с ней к нам, в Хойну. Она боялась, что люди, которые устроили у вас в стране этот бунт, не пощадят их. Ваш прадед был известным человеком. Волновалась она и из – за вашей бабушки, Антонины. Когда они прощались, та призналась ей, что ждет ребенка. После переворота в России, связь с сестрами была утеряна окончательно. Я не просто так вам задала вопрос о завещании. Зоя рассказала мне об условии, по которому можно получить свою часть наследства. Они с Михаилом даже пользовались процентами со своего капитала после того, как у них появился сын Данечка. Зоя родила его в сорок лет, когда они с Мишей уже потеряли надежду на то, что у них будут дети. В сорок первом году ему исполнилось девять лет. Его увезли в один день с родителями, я была в это время на станции и видела, как Зою с Мишей загнали в один вагон, а Даню отвели куда – то в конец состава. О дальнейшей их судьбе я не знаю.
– Яков Семенович рассказывал мне, что он встретил Михаила в Дахау, им даже удалось попасть в один барак. Михаил умер незадолго до освобождения. О Зое они ничего не знали.
– Вот значит, как погибли Зоя с Мишей!
Старая женщина закрыла глаза и молча просидела так несколько минут. Леону даже показалось, что она заснула. Он тихо сидел, рассматривая комнату. Все кругом сверкало чистотой. Мебель была старой, но заботливо отреставрированной умелой рукой. Крахмальные салфетки, связанные вручную, лежали под каждой фарфоровой статуэткой и вазочкой. Статуэток было множество. Пастушки соседствовали с фигурками зверей и танцовщицами в пачках. Самая внушительная композиция была сценой охоты. Мужчина в камзоле держал сокола на вытянутой руке, рядом с ним, прикрываясь зонтиком стояла девушка в платье с пышной юбкой и маленькой шляпке. У их ног, вертелась собака. Сцена была очень живой. Мужчина был готов выпустить сокола, птица уже взмахнула крыльями, девушка замерла в ожидании, а на стеклянной морде пса было написано такое нетерпение, что Леону тут же захотелось узнать, удачно ли закончится охота. Любуясь статуэтками, он не заметил, как Пани Рыльска уже открыла глаза и с любопытством его рассматривает.
– Леон, возьмите шкатулку с комода и подайте ее мне.
Старушка сняла с шеи маленький ключик и щелкнула замком. Она протянула Леону небольшую бархатную коробочку, пачку старых пожелтевших конвертов и две фотографии. На одной из них маленький мальчик с кудрявыми волосами стоял перед пюпитром со скрипкой в руках. Тонкие пальцы держали смычок, щекой он прижимал инструмент к плечу. Между указательным и средним пальцем виднелась большая темная родинка овальной формы.
– Вот, возьмите. Это то самое колье, принадлежавшее Зое. А здесь письма от вашей бабушки из Франции и от ее сестры из Петрограда. На этом снимке – Зоя и Михаил, прямо перед войной. А это Данечка. Чудный, ласковый ребенок, радость для матери с отцом. И очень талантливый скрипач. Его так и забрали, вместе со скрипочкой.
Леон почувствовал, как от радости у него закружилась голова. Он сделал это. Начало положено. Вот оно, спасение. Теперь все будет хорошо, вот с этого момента. Все сомнения прочь. Наверняка его Ангел – Хранитель решил, что настала пора ему помочь. Это знак свыше. Если получилось самое трудное, почти безнадежное, то остальное пойдет, как по маслу. Конечно, судьба у бабкиной сестры и ее семьи незавидная, но это их судьба. Время такое было, непонятно вообще, как таким божьим одуванчикам, как эта пани Рыльска, удалось уцелеть в этой мясорубке. Он даже испытал что-то вроде жалости. А потом пришло удовлетворение, что наследников больше нет.