Сержант привел Сидельникова в дежурную часть - огромную комнату, посреди которой стоял пульт с множеством сигнальных ламп. За пультом сидел грузный старшина. Володя не сразу заметил в левом углу зарешеченную выгородку, куда через минуту этот старшина его и закрыл.
- На скамейку не ложиться, глупостей на стенке не писать, - предупредил старшина. - Он вынул из решетчатой двери хитрую конусообразную ручку и положил ее к себе на пульт.
Володя забился в дальний угол выгородки, повернулся спиной к пульту, чтобы его меньше видели работники милиции, которые то и дело заходили в дежурную часть.
Время тянулось мучительно медленно. Только часа через три явился угрюмый милиционер в черном полушубке без погон и сказал, что пришел за арестованным Сидельниковым. Он показал дежурному какие-то документы, после чего старшина открыл Володю и передал с рук на руки этому угрюмому человеку. Он без единого слова вывел арестованного на улицу, распахнул заднюю дверцу крытой машины, запустил Володю в будку и захлопнул дверь. Машина тронулась.
Минут через двадцать милиционер все так же молча выпустил Сидельникова и повел в новенькое пятиэтажное здание в вывеской "Дом юстиции". В здании было чисто, светло и пугающе торжественно. Эту торжественность придавали высокие дубовые двери с медными ручками под старину…
У одной из дверей с табличкой "Народный судья т. Мелентьев А. В." милиционер сказал Володе:
- Подожди здесь. - Внимательно оглядел его, вроде шутя добавил: - Не убежишь?
- От себя не убежишь, - кисло улыбнулся Володя.
- Не можешь пить водку - пей кислое молоко, - вроде сочувственно обронил милиционер и толкнул дверь в кабинет народного судьи Мелентьева.
Он не возвращался долго. А Володя одиноко сидел в восьмикресельной секции, какие бывают в кинотеатрах, и думал: "Как же это сразу суд? Без следствия, без доказательств вины, без свидетелей, без адвоката… И за что, собственно говоря, судить, если ничего такого вроде бы и не сделал?.."
На этот вопрос ответил судья Мелентьев - молодой, подтянутый, в белой сорочке с модным галстуком. По обе стороны от него занимали высокие кресла народные заседатели, сбоку пристроилась за маленьким столиком молоденькая девчонка - секретарь. Милиционер, так и не раздеваясь, занял место в первом ряду. Больше в зале никого не было.
Судья попросил Володю назвать фамилию, имя и отчество, год рождения, место жительства и работы, должность, семейное положение…
- По какому делу вы приехали в Североград? - спросил судья.
Сидельникову этот вопрос показался провокационным, и он ответил обтекаемо:
- По производственным делам приехал…
- Значит, вас послали за делом, а вы занялись пьянством и нарушением правопорядка в нетрезвом состоянии, - буднично резюмировал судья.
- Я ж в нерабочее время, - пролепетал Володя, не узнавая собственного голоса, таким он был жалким и самому себе отвратительным. - А что я такое нарушил?
- Вы даже не знаете?
- Не помню…
- Вы что, алкоголик с большим стажем?
- Нет. Можно сказать, не пью вообще. А тут так получилось…
Судья и заседатели заулыбались. Видимо, эту отговорку им уже приходилось слышать тысячи раз.
- Так получилось… Так получилось… - повторил судья, листая лежавшие перед ним бумага. - А получилась, гражданин Сидельников, вот какая некрасивая история…
И судья зачитал, что двадцать второго января посетитель ресторана "Центральный" Сидельников Владимир Никанорович, будучи в стадии сильного алкогольного опьянения, учинил дерзкий скандал, который выразился в неподчинении администрации ресторана, требовавшей, чтобы вышеупомянутый Сидельников покинул зал, поскольку ресторан закончил работу и все гости разошлись. Однако гражданин Сидельников отказался выполнить эту просьбу и требовал, чтобы оркестр играл для него лично всю ночь…
- Вы что, меломан? - спросил судья, отрываясь от чтения протокола. - Болезненно любите музыку?
- Нормально люблю, когда трезвый, - сказал Володя.
На помощь администратору, продолжал судья, пришли музыканты из вокально-инструментального ансамбля "Чародеи", которые пытались унять пьяного Сидельникова, но последний обрушился на них с кулаками и нецензурной бранью, опрокинул стол с посудой, а солиста Курносова ударил кулаком по голове и порвал на нем брюки. Администрация ресторана вынуждена была вызвать наряд милиции, чтобы силой обуздать пьяного дебошира. Однако Сидельников угрожал работникам милиции при исполнении ими служебных обязанностей и тоже нецензурно выражался в их адрес.
Будучи доставленным в медицинский вытрезвитель, задержанный Сидельников и там вел себя агрессивно, отказывался раздеться и кричал о каком-то ящике, который якобы дороже всех "чародеев", вместе с их барабанами, гитарами и порванными штанами…
При упоминании о ящике Володю бросило в жар. Он уже не сомневался, что ящик попал в руки милиции и теперь начнется дознание. Дальше он не слушал судью, который продолжал описывать его художества в медвытрезвителе. Он только очнулся, когда судья сказал:
- Вам все понятно, гражданин Сидельников?
Володя кивнул.
- Понятно или нет? - повысил голос судья.
- Может, и так. Многого я не помню…
- Мы предоставим вам время для воспоминаний, - пообещал судья. - Вы получите информацию к размышлению. - И он тут же объявил, что городской народный суд Северограда определяет гражданину Сидельникову наказание за мелкое хулиганство в виде десяти суток административного ареста с использованием его на принудительных работах… Решение окончательное и обжалованию не подлежит…
Тот же милиционер на той же машине привез Володю и спецприемник, расположенный на окраине огорода. За высоким забором стоял приземистый домик с маленькими окошками. Милиционер нажал сигнальную кнопку и вскоре за дверью послышались шаги, потом прогремели запоры. Пожилой старшина с повязкой дежурного и пистолетом на животе открыл тяжелую дверь, а решетчатую открыл только после того, как проверил документы. Он пропустил прибывших вперед, а сам шел сзади и захлопывал со звоном решетчатые двери, разделявшие коридор на отдельные секции. В средней части здания располагалась ниша с нормальным, но тоже зарешеченным окном. Там стоял письменный стол с портативным коммутатором. В противоположном углу, навострив уши, сидела громадная овчарка.
Старшина и конвойный обыскали Сидельникова, но не нашли у него решительно ничего, только отобрали галстук в крупный горошек. Володя почему-то вспомнил, что этот галстук недавно подарила ему Зина…
- Первый раз? - спросил старшина.
- Первый.
- А что сотворил?
- Поскандалил в ресторане с "чародеями".
- Кто такие? - улыбнулся дежурный.
- Музыканты из оркестра, - подсказал конвойный. - Из "Центрального". Один тут у тебя отдыхал пятнадцать суток. Помнишь, усатый такой, с круглой мордой?
- Барабанщик. Помню… Тещу, кажется, побарабанил…
- Точно. Я его и привозил.
- Товарищ старшина, мне бы где-нибудь рублевку одолжить на телеграмму домой. Там ведь ничего не знают, - обратился Володя к дежурному. - Подумают: пропал человек…
- Будь спокоен. Все сообщат без тебя. Бесплатно. За государственный счет. На это статья расходов имеется… А про "товарища" на время забудь. Здесь только граждане и начальники… Пошли, Чародей. - Старшина взял огромную связку ключей и отвел Володю в камеру № 4.
Впервые Сидельников оказался в неволе. Камера была полутемной. Сквозь крохотное, затянутое решеткой и наледью окошко под самым потолком свет едва проникал в помещение, где тошнотворно пахло хлоркой и мочой. Володя постоял несколько минут у двери, осмотрелся. Возле наружной стены были расположены нары, рядом - бачок с водой и шесть пластмассовых кружек. Слева от входа - унитаз на высоком помосте. Вместо сливного бачка - обыкновенный водопроводный кран…
В камере было тихо и мрачно. "Интересно, - подумал Володя, - одному мне здесь сидеть?" Ему хотелось быть одному, чтобы ни с кем не говорить, никому ничего не рассказывать. Он знал: приличные люди попадают сюда очень редко, по случайному недоразумению, а провести десять суток в обществе шаромыг и алкашей казалось невыносимым.
Он снял полушубок, бросил его на край замусоленных нар, прилег, закрыл глаза и посмотрел на себя как бы со стороны, как бы с экрана, где цветные кадры сменялись черно-белыми и проектор памяти прокручивал его жизнь в таких деталях, о которых прежде он не задумывался.
Прошло всего лишь три дня с момента, когда он вошел в кабинет Козюбина, и неожиданно закрутилась вся эта карусель с командировкой. Собственно говоря, для чего ему надо было переться к начальству? Доложил бы мастеру: нечем работать - и все. Пускай бы заботились те, кому положено по долгу службы… Зина, как чувствовала, не хотела, чтоб он ехал, горькие шуточки шутила, а вышло-то все по ее… Ненадежным человеком оказался Владимир Сидельников, ненастоящим. Вчера в это время философствовал в люксе, по телефону игрался с "кошечкой", фантазии всякие придумывал про других, а получилось - про самого себя… Снабженец, доставальщик… Такими деятелями улицы подметают, гражданин Сидельников…
- Гражданин Сидельников, на выход… без вещей. - Это старшина грюкнул кованой дверью, прервал грустные размышления. - Отдохнул?
- Отдохнул…
- И хорошо, - сказал старшина. - Теперь самое время поразмяться, чтоб пролежней не было и костюмчик модный не мялся.
Сидельников поднялся, пошел к двери. Старшина привел его в дежурку, вручил помойное ведро и швабру. Овчарка в углу смотрела на него с подозрением.
- Не укусит? - спросил Володя. Он с детства боялся собак.
- Своих не трогает, - улыбнулся старшина, и пояснил задачу: - Пока твои коллеги занимаются общественно полезным трудом, тебе прядется навести порядок в семейном общежитии… Значит, так: от первой камеры до десятой. Тут немного. Примерно три сотых гектара… Откуда начнешь?
- Откуда угодно. - Володя отвернулся. Его душили слезы. Он, заслуженный лесоруб, должен мыть вонючие камеры. Легче, пожалуй, удавиться. Но что делать, надо мыть. Это не на участке, где можно поспорить с любым начальником, покачать права. Тут не покачаешь…
Давно, со времен военной службы, не занимался Сидельников этим грязным делом. Да и в армии - только на первом году. Потом кончил полковую школу, стал младшим сержантом и сам руководил уборкой помещений…
Полы в камерах были бетонными, шершавыми, тряпка скользила плохо, да и события минувшей ночи порядком истощили физические и духовные силы: таким вялым и раздавленным Володя себя не помнил. Сцепив зубы, он принялся драить и омывать из крана замызганный унитаз, возвышавшийся в углу камеры…
К десятой камере он добрался, когда бельмо маленького окошка уже не подавало уличный свет. Старшина зажег электрический. Пристроенная под потолком лампочка в металлической оплетке походила на поблекший от дорожной пыли цветок одуванчика; не то от этого грязного света, не то от напряжения и похмельной тошноты у Володи Сидельникова рябило в глазах.
Володя вымыл ведро, швабру, долго полоскал руки (ему все казалось, что они недобро пахнут) и объявил дежурному, что задание выполнено.
- Полегчало? - иронически улыбнулся старшина, и пояснил: - С похмелья, гражданин Сидельников, надо потрудиться до седьмого пота. Пот выгонит из организма все отработанные шлаки, всю дрянь, какая попала в кровь с водкой… Почему, скажем, интеллигенция мучается с похмелья сильнее? Да потому, что за письменным столом много не попотеешь… Теперь отдохни до ужина. Потом посмотришь кино… с коллегами. - Старшина проводил Володю в четвертую камеру и запер на ключ.
Сидельников упал на нары, спрятал голову в полушубок и тут же задремал. Очнулся он от стука в двери и громких голосов.
- С пополненьицем, братва, - сказал кто-то над его головой. - Рабочий класс или прослойка?.. Сразу видно, воспитанный человек: занял местечко с краю…
Володя поднялся, сел на нарах, свесив отяжелевшие ноги, вяло оглядел "коллег". Их было пятеро. Они принесли с одеждой свежего воздуха, отчего, казалось, стало легче дышать.
- Судя по костюмчику, придурок, - проговорил плюгавый мужик в ватнике и непомерно больших валенках.
- Тебе какое дело до моего костюма? - зло зыркнул на него Володя. - Может, дать поносить?
- Давай, - по-лошадиному заржал плюгавый.
- Я одному дал - до сих пор горбатым ходит, - с угрозой сказал Володя. "Коллеги" как-то сразу притихли. Сидельников встал и важно прошелся по камере, разминая ноги. Он не раз слыхал от бывалых людей, что в подобных заведениях надо вести себя дерзко даже с самыми сильными и наглыми, только тогда тебя будут уважать. Он окинул взглядом присутствующих и убедился, что среди них не было не только сильных, но даже сколько-нибудь равных ему; все, как на подбор, дохлые, замызганные, видимо, как заметил судья, алкоголики с большим стажем, истощенные бочками и цистернами выпитого за свою жизнь.
- Тимоха пошутил, - примирительно произнес тот, что первым поинтересовался социальным положением Сидельникова. Это был сравнительно молодой альбинос с дебильным лицом и выпученными глазами.
- А ты, Холостяк, почисть новичку ботиночки, - обиженно сказал Тимоха. - Они у него запылились… вот и почисть…
- Замолкни, - цикнул Холостяк. - У человека плохое настроение. Человек попал в неволю на… сколько суток? - Он смотрел на Сидельникова в ожидании ответа.
Володя снова прилег на свой полушубок, ответил с некоторой небрежностью:
- Червонец…
- Десять суток - не десять лет, - успокоил его Холостяк. - Пролетят - не заметишь… А за что?
- "Чародеям" поддал в ресторане…
- Это кто такие? - поинтересовался степенный мужик солидного возраста. Он, как только пришел, лег, не раздеваясь, на нары и лежал молча, неподвижно глядя в серый потолок…
- Музыканты из ресторана "Центральный"…
- Их всех, падлов, передавить надо, - зло обронил Тимоха. - И на хрена ты в ресторан поперся? Негде разве выпить?! Там же семь шкур дерут. В магазине взял два "фауст-портвейна" - трешка. Это, считай, полных полтора литра. Вещь! В ресторане за такие деньги и сто пятьдесят не выйдет… Да. Ресторан для фраеров и дураков…
- Я дома пил, все одно тут оказался, - сказал Холостяк.
- Ты ж сам старался, - напомнил степенный мужик.
- Верно, старался… Давно мечтал холостяком быть… Нарежусь, бывает, до упора, явлюсь домой, начинаю Машке права качать. Молчит, дура. Или, хуже того, ублажает: "Васенька, миленький, ложись поотдохни. Ты ведь у меня умненький. Умный проспится, дурак - никогда…". Я ей пару пачек отпущу. Скривится - и опять же не пикнет. Хоть бы, думаю, паразитка, заорала, милицию вызвала, заявление написала депутату или в суд. Так нет! Всем хвалится: мы, мол, с Васенькой живем голубями, из одной тарелочки едим… А мне это - во! - поперек горла стоит. Но уйти не могу: причины нету. Без причины совесть не позволяет… - Он, видно, рассказывал эту историю не один раз, все знали се назубок, оттого и прозвали альбиноса "Холостяком".
- Все ж своего добился, - сказал Тимоха. - Упекла она тебя…
- Ну! Теперь выскочу вольной птицей. Жениться больше не буду. Кому они нужны, бабы? С ними одни неприятности. Сам живи себе по усмотрению и желанию… Верно я говорю, Чародей?
- Тебе точно бабы не нужны, - отозвался Володя. - Ты, видать, не бабник. Ты алкоголик… с большим стажем…
На нарах дружно смеялись. Чувствовалось, что "коллеги" проникались к новичку уважением. Володю это не очень радовало, но он понимал: иначе здесь нельзя.
Дверь отворилась: в камеру подали еду. "Клиенты" быстро разобрали миски с каким-то непонятным варевом. Володя к своей пайке даже не притронулся.
- Брезгуешь, что ли? - поинтересовался Тимоха, выждав некоторое время.
- Ешь, - разрешил Володя. - Закусывай впрок. На воле ведь "фауст-портвейны" мануфактурой загрызаешь…
На нарах опять засмеялись. А Володя накрылся полушубком и отвернулся, чтобы не видеть "клиентов", не слышать ничего, переживать свой позор в одиночку…
И потянулись для Володи Сидельникова долгие, серые, мучительные дни, почти ничем не отличающиеся один от другого: в шесть подъем, утренний туалет, хлеб и кружка чая с двумя кусочками рафинада, построение в зоне, распределение на работу, долгий и нудный день, возвращение в камеру, вечерние щи и каша, осточертевшая болтовня "коллег" об одном и том же в разных вариациях, неглубокий сон на жестких нарах в одежде, которая, казалось, уже срослась с телом.
Обитатели четвертой камеры, прозванные после появления Володи "чародеями", изо дня в день получали наряд на очистку снега и льда, как правило, в центре города. "Хорошо, что меня здесь никто не знает, - думал Володя. - Если бы кто знакомый увидел - погибай от стыда". Ему все же казалось, что любопытные прохожие смотрят на него не так, как на остальных "коллег". Кримпленовый костюм его нисколько не помялся. Правильно говорила Зина: хоть спи в нем - ничего не сделается. Вот и проспал Сидельников в костюме уже восемь суток, а стрелки на брюках как были, так и остались чин-чинарем.
Девятый день своего срока Володя трудился вблизи родной руководящей организации: команда "чародеев" получила наряд расчищать площадку и скверик у старинного двухэтажного особняка с вывеской "Саверлеспром". Площадкой у здания начинался сквер, рассеченный тремя радиальными аллеями. С осени аллеи никто не чистил и угадывались они по рядам деревьев, фонарным столбам и кое-где проглядывающим из-под снега садовым скамейкам.
Конвойный разбил команду на три звена: по два человека на аллею. Сидельникову в напарники достался Холостяк, который много рассуждал, но мало делал. Приходилось фактически работать за двоих.
Пока сержант объяснял задачу, Володя смотрел на старинный особняк и думал: "Сюда, дурило, надо было обращаться в первую очередь. Зайти к самому главному начальнику, назваться, поговорить по душам, честно и открыто, а не прикидываться снабженцем. Наверное, понял бы начальник, помог. Или подсказал, кому надо. Нет, полез на брюхе в подворотню, с черного хода. Вот и вымарался по самые уши. Тьфу!"
К зданию подкатывали легковушки, из них выходили солидные люди - руководящие работники лесной промышленности области. "Интересно, бывали они в Кусинске? Может, кто и бывал. Может, и меня видел. Может, даже за руку здоровался с передовиком Сидельниковым… А теперь кто бы поздоровался с арестантом, отбывающим десять суток за мелкое хулиганство?.."
Он не начинал работать, стоял, опершись на лопату и раздумывал о превратностях судьбы.
- Эй, Сидельников, ты что размечтался? - окликнул его милиционер. - Учти, если норму не сделаешь, вечером лишу пайки…
- А какая она, норма? - огрызнулся Володя.
- Я ж тебе показал: от начала аллейки до стенда передовиков. Дойдешь до хороших людей на доске Почета - это и будет твой план.
- Лучше бы дельное занятие придумали, хоть бы с пользой потеть, - укоризненно проговорил Сидельников. - Здесь все равно зимой никто не ходит.
- Не ходят, потому как не расчищено. Расчистите - будут ходить, - пояснил милиционер.
- Да, другие команды работают на пивзаводе, в "Плодовоще" яблоки перебирают… А тут вторую неделю - снег, - встрял в разговор Холостяк.
- Зато на свежем воздухе. Это для здоровья полезно, - рассмеялся конвойный.