В бухгалтерии, куда он пришел подписывать обходной лист, ему вполне официально заявили, что "если колхозник Нуров Жэ Эм в течение установленного срока не возместит ущерб, причиненный хозяйству в результате падежа животных, правление колхоза обратится в соответствующие органы с целью привлечения товарища Нурова Жэ Эм к ответственности". Жорик был настолько подавлен этими словами, что даже не возмутился. Его потрясла сумма и сроки. Первое, что ему пришло в голову, - продать отцовский дом. И он сразу вспомнил о брате.
Главный бухгалтер, женщина положительная и серьезная, закончив читать, добавила "от себя", что пусть Нуров благодарит главного ветврача района Семенова. Это он уговорил председателя дать возможность Нурову исправиться. Иначе бы… Женщины в бухгалтерии, подняв головы, многозначительно покивали. Обходной лист ему не подписали.
"Все дело в баране", - понял Жорик. Забежав домой, он схватил транзистор и через полчаса уже голосовал на тракте, крича что-то вслед проносящимся грузовикам.
Сверив по бумажке новый адрес брата, Жорик тщательно вытер дорожную грязь о половик и с надеждой подавил кнопку дверного звонка. Открыла жена, эта худая и склочная женщина с крашеными волосами, которая явно презирала Жорика, но тем не менее фальшиво улыбалась при встрече и спрашивала о здоровье. Нашла о чем спрашивать?!
Странный у них с братом поначалу вышел разговор. То есть в основном говорил Жорик, а тот, сидя перед цветным телевизором, слушал хоккейного комментатора.
- Выручай, а? Яму реют. Базаров и милиция…
- Ух, дурень! - двоюродный брат хлопнул себя по коленке.
- Ага! Еще какой! Только выручи, а?
- Мазила! Слушай, и куда защитники смотрят?
- Судом грозятся… Прости, если чем обидел! Я тебе потом от дам! Отработаю! Матерью клянусь!
- Вратарь тоже слабак! Гнать надо таких из команды! Ты как считаешь?
- Прости, брат!
- Ладно, встань… Чего опять натворил? Только коротко и без соплей.
Жорик, захлебываясь, рассказал про Семенова-нохоя, его гостей с записками, собрание в клубе; о кознях Базарове, этих женщин из бухгалтерии, которые подсчитали каждую копейку и предъявили счет за чужие грехи.
Когда советские и канадские хоккеисты ушли на перерыв, брат взял слово. Для начала он отозвал Жорика идиотом.
- Ты позоришь нашу фамилию! Взгляни на себя. Взгляни на меня. Ты уже не мальчик. В твоем возрасте порядочные люди имеют семью, детей и так далее… Когда я приехал в этот город, являл жалкое зрелище, вот как ты сейчас. Но я сказал себе: будь сильным. Две пятилетки от звонка до звонка я горбился на заводе - ты думаешь, это приятно - стоять у станка по восемь часов? Но я давал план. Я бегал перед бригадиром, перед мастером на задних лапах. Я участвовал в общественной жизни… Мне дали квартиру! Смотри!
Брат в порыве воодушевления обвел рукой мебель под старину, книжные полки, люстру с подвесками, ковер на стене. Затем увлек упирающегося Жорика в спальню с широкой и низкой, как нары, кроватью, заправленной атласным одеялом; в свой кабинет, в детскую комнату, посетили раздельный санузел, заглянули в сверкающую кафелем кухню, где крашеная хозяйка раздраженно катала тесто… И везде брат, хватая Жорика за руку, кричал в ухо: "Смотри, смотри!" Будто он, Жорик, если не глухой, то уж наверняка слепой и должен вот-вот прозреть…
В перерыве хоккейного матча международный обозреватель с озабоченным лицом говорил, что антициклон, зародившийся в атлантических высях, переместился с французских берегов на север Европы. На экране мелькнули заваленные до крыш коттеджи, безлюдные улицы скандинавского городка, замершие на автобанах машины… Снег валил охапками.
Жорик пялился в телевизор, который видел впервые, как завороженный. Какие цвета! Красивее, чем в жизни.
- …ты думаешь, что все это упало с неба? Нет, дорогой, ошибаешься! Я давал и даю план. Посмотри на мои руки! - брат сунул под нос бугристые ладони. От них воняло бензином и одеколоном. - Видишь мозоли? Это руки рабочего человека! Ты вот катаешься, а я вкалываю в гараже до темноты! А потом всю ночь дежурить, это как?
Руки отмыть некогда! Костоправ я, понял?
- Ветеринар, что ли? - думая о своем, тупо переспросил Жорик, поджимая пальцы в дырявом носке. Тапочек ему эта крашеная не дала.
- Совсем спятил с этими овцами! - засмеялся брат, покачивая шлепанцами. - Да! Цивилизация и до нашего медвежьего угла докатилась! Костоправ клепает частников, понял? Чинит их машины, словом. Не даром, не даром! Спрос рождает предложение. А ты как думал? В грязи, да в масле! Так что давай, не позорь фамилию нашу…
Жорику братовы излияния стали надоедать, и он уныло ждал, когда тот выдохнется и заговорит о его просьбе. Но хозяин ударился в воспоминания о детстве, как они играли в войну и подрались из-за какого-то патрона, и что у них была одна пара ботинок на двоих, в общем, нес чепуху. Жорик покашлял и спросил насчет денег.
- Смешной человек! - брат хлопнул себя по коленке. Шлепанец подбросило. - Я о чем битый час толкую! Ни-че-го с неба не падает!
Жорик, чертыхнувшись в душе, понял, что голыми руками двоюродного брата не возьмешь! Костоправ!
- Ты спрашивал про дом… - покашлял Жорик. - Помнишь?
Хозяин выразил удивление, погладив живот.
- Ну… про отцовский дом… Я согласен. За ту же цену.
Брат встал, натянул на живот тренировочные штаны с полосками, выключил телевизор, снова сел в кресло и только потом засмеялся.
- А я думал, когда он про дом заговорит? Но зачем он мне? Сам посуди. Дача у меня есть, добрые люди помогли. И потом, в деревнях сейчас немало брошенных домов, цены на них упали, да и места у нас, сам знаешь, не курортные… Что делать? Старики умирают, дети уходят в город, дома остаются. Кому охота возиться в земле? В навозе? - брат сокрушенно вздохнул. - А вообще-то нехорошо! Все-таки дом твоего отца, моего дяди, ветерана войны, наконец! И мать, встань она из могилы, не одобрила бы… Так что давай, не позорь фа…
Жорика как пружиной подбросило, он сжал кулаки. Уши его горели.
- Чего вскочил, как тарбаган? - снизу вверх прищурился брат, выпятив губу. - За все в этой жизни, дорогой кузен, нужно платить.
Жорика так и подмывало поскандалить. Слов не было. Он разевал рог, словно выброшенная на берег рыбешка. Этот "кузен", который еще полгода назад торговался из-за отцовского дома, разыгрывал из себя чуткого родственника. Нохой! То же самое он повторил вслух.
- Тихо, тихо! Пусти свинью в дом… - начал привставать с кресла брат. Глаза его, и без того узкие, превратились в щелки. Брат был раза в два его толще. Костолом! Жорик на всякий случай приглядел на столике тяжеленную книгу о вкусной и здоровой пище.
- Уже уходите? - мгновенно появилась в проеме гостиной братова жена. Фальшиво заулыбалась. - Жаль! А то я лапшу поставила.
Очень жаль! Заходите при случае. Всегда рады.
Жорик ринулся в прихожую. Натянул сапоги, куртку, нахлобучил кепку, демонстративно погляделся в зеркало, дернул дверь, заранее решив как следует ею хлопнуть, да не ту - в санузел. Она распахнулась.
- Дядя Жаргал, вы сильно хотите? - пропищал племянник, придерживая штанишки. - Я могу потерпеть.
Жорик вымученно улыбнулся, потрепал племянника за чубчик, рванул нужную ручку, забыв попрощаться и хлопнуть дверью.
II
Вспомнив разговор с братом, Жорик облизнул потрескавшиеся губы: сильно захотелось курить. Он сидел, поджав ноги, на низенькой скамейке за перегородкой из железных прутьев. Привалившись к ним, в углу посапывал человек в армейских галифе, в кедах и ватнике. Под глазом в неоновом отсвете полыхал свежий синяк. "У этого тоже нет паспорта", - догадался Жорик.
Окно в дежурке линейного отдела милиции было зарешечено 55 виде восходящего солнца. Или заходящего, скривился Жорик, но это уж кому как… Первый испуг прошел: он понял, что его задержали случайно. Не нравится он начальству, доверия не внушает, но с этим пора бы свыкнуться. Вообще-то сержант, так ретиво исполнявший службу на людях, по пути в отдел смягчился, перешел на родной язык, но Жорик сам все испортил: засуетился, замельтешил, стал словоохотлив. Дурак и есть! В конце концов, не воровал он этих валушков! А деньги он внесет, отработает тем же плотником, если надо…
Старшина милиции, сидевший за столом с несколькими телефона ми, грузный, с пшеничными усами, чем-то напомнил ему председателя Базарова. Но разговаривал вежливо, обещал все выяснить, поинтересовался, к кому товарищ колхозник приезжал. Жорик решил не обижаться на "колхозника" и ответил, что к родственникам. Это была почти правда, почти оттого, что отныне он своего двоюродного брата таковым не считал и желал ему разбиться на "Жигулях" у первого столба. Старшина, переспросив фамилию брата, снял телефонную трубку, предложил обождать за перегородкой. Жорик осмелел до того, что громко попросил у дежурного закурить. Старшина отрицательно пока чал головой и сказал, что нужно потерпеть.
- А много… кхе… терпеть? - облизнув губы, припал к прутьям Жорик. Его снова охватило беспокойство.
- Немного, я так думаю, товарищ колхозник.
Телефон на столе зазвонил.
- Дежурный по отделу… - схватил трубку старшина. - Да, да, товарищ майор… Принял старшина Загоруйко.
Успокоившись, Жорик опробовал задом скамейку - жестковато, но лучше, чем на вокзале: теплее, тише. Сосед в армейских галифе все так же безмятежно посапывал. Жорик улегся на скамейку.
Проснулся он от громких голосов. Протерев глаза, увидел старшину, молоденького сержанта, который его задержал, еще одного милиционера с повязкой, женщину с высокой прической в накинутом на плечи пальто с песцовым воротником. Спинами они загородили того, кому вразнобой что-то доказывали. Жорик вслушался.
- Поймите, - старшина даже встал из-за стола, к которому вроде бы прирос. - Это же небезопасно, в вашем-то возрасте!
- Уважаемая, мы хотим вам только добра! - сержант снял фуражку и обмахнулся.
- Она там настоящий скандал закатила! - виновато пожаловался дежурному второй милиционер.
- Соображать надо! - нахмурился старшина, рассматривая ка кие-то бумаги и маленькую фотокарточку.
- И как таких отпускают без сопровождающего! - тонким голосом пропела женщина и поправила прическу. Она повернула голову к старшине, блеснув сережками. - Понимаете, у меня очередь - нечетный на подходе, все торопятся, сейчас вообще народ пошел нервный. Сами знаете… А тут она! Заладила одно и то же: "Россия, Россия!" Я объясняю: "Россия" ушла. Час назад. Теперь только через сутки. А она - "милиция, милиция!"
- Точно! - обрадовался милиционер. - Она сама напросилась!
- Да, да. Ну, я побежала. Люди там! Вы уж тут сами как-нибудь… - Она наклонилась. - Бабушка, вы не волнуйтесь. В милиции вы. Они вам помогут. Я правильно, говорю, товарищ дежурный? - кассирша не без кокетства обратилась к дежурному.
- Ладно! - повертев в руке бумажки, старшина сел за стол. Погладил усы. - Все свободны! Что-нибудь придумаем…
И милиционеры, бухая сапогами, пошли вслед за женщиной. Жорик увидел на стуле длинноволосого седого мальчика в перепоясанном теплым платком дэгэле. Под стулом стоял фибровый чемоданчик. "А где бабушка?" - подумал Жорик и кашлянул. Мальчик на стуле пошевелился, обернулся, и он увидел, что это старуха с личиком - печеной картофелиной, щуплая и маленькая. Старуха вдруг откровенно зевнула беззубым ртом - будто немо захохотала. "Ведьма!" - быстро отвернулся Жорик, чуть позже сообразив, что старуха его не видит.
- Бабушка, - мягко начал старшина, - поезжайте домой. На поезд мы Бас посадим.
- Поезд - хорошо! - оживилась старуха. - Мунго би!
- Чего она там? - обратился старшина к Жорику.
- Говорит, деньги у ней есть.
- Вот как? - озадаченно сказал дежурный. - И много? Жорик спросил. Старуха даже не повернула головы - видимо, не расслышала.
- Ладно, выходи оттуда. Пока ты спал., мы тебя освободили, - хохотнув, погладил усы старшина.
Жорик вышел из-за перегородки и прокричал в ухо старухе на счет денег.
- Чего кричишь? - возмутилась старуха. - Глухой, да? Деньги есть. Начальник… - поглядела она на старшину, коснулась груди и горячо заговорила.
- Она предлагает вам поехать с ней в Москву. Деньги есть, - невозмутимо перевел Жорик, держа руки за спиной.
Старшина схватился за бока, захохотал. Потом стал раскачиваться вперед-назад так, что запищал на тонких ножках стул. Жорик неуверенно посмеялся, посмотрел на старуху. Та поджала губы, лицо ее с земляным оттенком еще больше сморщилось, глубже прорезались морщины, глаза-щелки - что лезвия бритвы.
Старшина вытер слезы и поглядел на обоих весело.
- Ну, братцы с вами не соскучишься! Ты чего руки за спиной держишь? - пряча улыбку, сказал он Жорику. - Вольно, вольно, товарищ колхозник!
Дежурный зазвенел связкой ключей, полез в сейф, скрипнул дверцей. Выдал транзистор, высыпал из кошелька обильную мелочь - ровно столько, чтобы доехать до Шулут.
- Работает? - кивнул на приемник дежурный.
- Как же! Недавно передавали про антициклон… - засуетился Жорик.
Не старшина уже не слушал про антициклон и прочие новости международной жизни, а печально смотрел на старуху.
- Ты где живешь-то? - прервал он словоизлияния Жорика, который как раз дошел ро угона самолета.
Жорик покашлял, выигрывая время, и вспомнил самое дальнее село, где когда-то шабашил с артелью мужиков.
- Погоди… Это какой район будет? А станция? - дежурный привстал, заглянул в паспорт старухи, вскричал так, что старуха вздрогнула: - Вам же по пути! Вот что, товарищ… ээ… Нуров… Вот что! Отвезите бабушку домой. Пожалуйста! Договорились?
Жорик кивнул, проклиная свой язык.
- Ну и ладно! - Дежурный торжественно вручил старухе бумаги, паспорт и фотокарточку. - Насчет ваших бумаг не беспокойтесь, я себе записал, сделаю запрос куда нужно… Вам сообщат.
Наклонился, внятно добавил, как говорят детям, показывая на Жорика:
- Вот он, товарищ Нуров, человек проверенный, он вас проводит, вместе поедете, ясно? Ту-ту, понятно? На поезде!
Старуха встала, личико ее просияло, будто ей дали конфету. Она забормотала слова благодарности, обернула паспорт и стершиеся по углам бумажки в шелковую тряпицу. Спрятав сверток на груди, натянула на голову платок, поклонилась и взялась за чемоданчик. Под настойчивым взглядом старшины Жорику ничего не оставалось, как подхватить Чемоданчик. Старуха - она и Жорику-то пришлась по плечо - доверчиво отдала свою ношу.
- Я позвоню в комнату матери и ребенка, - снял телефонную трубку дежурный, - до утра там отдохнете. Билеты берите без очереди, можете сослаться на меня. Так что счастливого пути, товарищи колхозники.
- Алло, это старшина Загоруйко… Надя, сейчас к тебе подойдут. Двое… - ласково заговорил в трубку дежурный.
Жорик выдавил на лице улыбку и пошел с чемоданчиком по коридору, с ненавистью уставясь в спину старухи, которая пошагивала на тонких кривых ножках, обутых в мягкие сапоги, точно уточка.
Ему так не хотелось назад!..
В комнату матери и ребенка его не пустили, и он, отдав чемоданчик старухе, нимало не опечалившись, улегся на знакомую лавку. Он твердо решил поутру улизнуть от навязанной попутчицы. Делать нечего, надо возвращаться в Шулуты. Базаров, он вообще-то отходчивый… А долг Нуров отработает. Базаров ведь знал отца. При мысли об отце стало легче.
Это настроение сохранилось до утра, когда его разбудила уборщица, гремевшая шваброй о ведро у самого уха. С приходом уборщиц, их ленивой перебранкой, с первым звоном ведер, словно по сигналу будильника, началась жизнь в зале ожидания. Громко заговорили, откашливаясь, пассажиры по лавкам, зашелестели газеты, захлопали дверцы автоматической камеры хранения, тренькнула гитара, чей-то баритон заныл просительно: "Ольга, ну, Ольга же…". Буфетчица с яркой брошью на чепце рассовывала по кармашкам кассового аппарата мелочь, за стенкой, там, где ночевала старуха, визгливо заплакал младенец…
Дружелюбно растянув губы, Жорик сказал нестарой еще уборщице с подкрашенными глазами, что она такая молодая, а ворчит, нехорошо. Он вежливо поздоровался с сержантом, тот кивнул, и Жорик, победно мурлыча, направился в туалет, чувствуя спиной благодарный взгляд уборщицы. Сполоснувшись над заплеванной раковиной, он сообразил, что нужно поскорее уносить ноги, если не хочет нарваться на старуху. Сержант этот неспроста возле его лавки торчит, получил, чего доброго, приказ от старшины! Втянув голову в плечи, Жорик просеменил вдоль стенки к выходу, сержанта нигде не было, и вышел на привокзальную площадь.
И куда подевалась вчерашняя пакостная погода? Было хоть и ветрено, но зато свежо, пригревало солнце, по ослепительной синеве разбежались куцые беленькие облака. Это было так здорово, что у Жорика на миг потемнело в глазах.