2
Больше всего она боялась встречи с Бесединым. Хотя ей порой и казалось, что Илья давно уже успел забыть о ней, все же какое-то тревожное чувство, что он обязательно будет ее преследовать, не покидало Марину ни на минуту. Досадуя на себя за этот необъяснимый страх, она в то же время старалась найти такие слова утешения, которые бы развеяли ее тревогу.
"Что он может мне сделать? - говорила она себе. - Зачем я ему нужна? Зачем он мне нужен? Ну, было что-то, связывали нас какие-то нити, так ведь они давно уже оборвались - и концов не найдешь! И до меня ли ему теперь после такой встряски!.."
Первое время Беседину было действительно не до нее.
Устроившись в артели сварщиком, он вначале развернулся вовсю. Председатель артели, Андрей Никитич Климов, хитрый и ловкий делец, быстро сумел найти ключик к характеру Ильи. Он сразу понял: Беседин не мелкий сквалыга, и хотя деньгу он ой как любит, только высокими заработками и подарками его не удержишь. Для такого человека деньги, как бы он ни был жаден до них, это только гарнир, а основное блюдо надо выбирать потоньше. Какое блюдо?..
На первом же собрании, где речь шла о предстоящих планах артели на квартал, Илью выбрали в президиум.
Прежде чем начать говорить об артельных делах, председатель решил подобающей помпой представить нового сварщика - Илью Беседина, которого он назначил начальником сварочного цеха. Для этого, собственно, он и предложил избрать его в президиум.
- Дорогие друзья! - не без пафоса проговорил председатель. - Можно бы, конечно, не рассказывать о товарище Беседине, потому что вряд ли в нашем городе найдется человек, который бы не слышал о знаменитом бригадире-докере. И все же я позволю себе в нескольких словах охарактеризовать данного товарища, так как вы должны знать, кто пришел в наш коллектив и с кем вам предстоит совместно работать…
Председатель артели говорил долго и возвышенно. Беседин - это настоящий строитель коммунизма, Беседин - один из тех представителей рабочего класса, которые идут к благородной цели - построению нового общества - твердым шагом борцов за прогресс, новаторство, высшую в мире производительность труда. Интересы общества они ставят выше личных интересов, иначе разве Беседин или Гаганова по своей доброй воле пришли бы в коллектив, чтобы помочь своим товарищам, хотя заранее уверены, что им придется многое потерять?..
Андрей Никитич говорил бы, наверно, еще, если бы в одну из пауз, когда он вытирал вспотевший лоб, вдруг не послышался голос человека в расстегнутой шинелишке, сидевшего в первом ряду:
- Можно один вопросик, Андрей Никитич? Мы вот слыхали, что товарища Беседина его же хлопцы вышибли из бригады… Может, конечно, врут, но толкуют, будто товарищ Беседин давил на людей так, что из них, бедолаг, соки текли. И будто этот бескорыстный товарищ уж больно падок до деньжат. Как же нам теперь разобраться в этих самых характеристиках? Помогите, Андрей Никитич…
Беседин придвинул к себе пустой стакан, до краев налил в него воды и жадно выпил, неотрывно глядя на человека в расстегнутой старой шинелишке. Хотя Илья видел его всего два или три раза, но узнал его сразу. Это был токарь Игнат Михайлович Сергеев, бывший сапер, орденоносец, потерявший на войне ногу. Кто-то, кажется сам председатель артели Климов, говорил Беседину: это такая заноза, с которой лучше не связываться. Въедлив, как черт, никому ничего не спускает…
Сергеев сел, поставил костыль между ног и сказал:
- А может, новый начальник цеха сам расскажет о себе? Интересно будет послушать, как и что…
Продолжая смотреть на токаря, Илья подумал: "Талалинская порода. Только этот еще злее, наверно. Калеки всегда злые. Выдать ему сейчас, чтобы надолго запомнил Беседина?"
Те, кто сидел поближе, увидали, как изменилось лицо Ильи, как потемнели и сузились его глаза. И многие решили, что Беседин сейчас встанет и уйдет, затаив обиду. Или взорвется. Но Илья вдруг поднялся и почти весело проговорил:
- Рассказать о себе! А я плохой оратор. Не Цицерон, как говорят. И потом - настоящий рабочий человек рассказывает о себе не словами, а вот чем! - Беседин вытянул перед собой руки и кивнул на них. - Потружусь вместе с вами - сами разберетесь в этих самых характеристиках, как некоторые изволят выражаться.
Он скромно улыбнулся и сел на свое место.
- Правильно отрезал! - послышалось из зала. - Молодец начальник цеха…
- Побрил Игната без мыльной пены! - засмеялся парень со светлым чубом, упавшим на лоб.
И еще кто-то выкрикнул:
- Сразу видать хватку докера! Одобряем!..
Такая открытая поддержка окрылила Илью. "Хватка докера? А вы думали как? Думали, что если Беседин перешел в артель, так он уже и не докер? Ха, Беседин - везде Беседин, он и тут покажет себя, будьте спокойны. "Давил на людей так, что из них, бедолаг, соки текли". Адвокат. Придет время - и тебя придавлю. Ты еще пожалеешь о своих словах, Сергеев… Привыкли тут шаляй-валяй: работа, мол не волк, в лес не драпанет. Придется вам перестроиться, дорогие товарищи артельщики…"
3
Это было только название - начальник цеха. Два неквалифицированных сварщика, не умеющих отличить длинную дугу от короткой, и он, Илья, третий. А работы - непочатый край. Одному надо сварить ограду для палисадника, другому наложить шов на борт собственного катерка, третий со слезами на глазах умоляет сделать обелиск: умер любимый человек и нельзя, никак нельзя без обелиска!..
С самого раннего утра к Андрею Никитичу выстраивалась очередь заказчиков. Климов принимал по одному и каждого встречал одними и теми же словами:
- Если сварка - ничем не могу помочь. Заказов принято на месяц вперед. На месяц вперед, понимаете?!
Его просили, умоляли, грозили - председатель артелии оставался непоколебим. Только изредка вставлял фразу, которую можно было понять двояко:
- Не могу я своих сварщиков заставлять работать сверхурочно. У артели нет средств платить в двойном размере.
Более догадливые сразу же улавливали мысль Андрея Никитича и заявляли:
- Так мы ведь за расходами не постоим!
После этого Климов писал Беседину записочку с особой, почти незаметной пометкой. Пометка означала, что начальник цеха может говорить, не стесняясь, на чисто "деловом" языке.
И Беседин не стеснялся. Чем острее была необходимость в работе, тем больше Илья заламывал: "Очень, говорите, дорого? А мы не навязываем, не неволим. Записывайтесь на очередь, тогда все будет согласно расценкам. Без надбавки за сверхурочные…"
Работал Беседин не меньше, чем в доках. У него появилась какая-то особая ярость, он рвал, как горячий конь, не боясь выдохнуться и упасть раньше времени. В любое время можно было видеть его с опущенной на лоб маской, с электродом в руке и папиросой в зубах. Казалось, этот человек не знает, что такое усталость. И еще казалось, Бесединым владеет необыкновенное вдохновение, полная отрешенность от всего, что не связано с работой. Даже токарь инвалид Игнат Сергеев, с первого же знакомства с Ильей почувствовавший к нему антипатию, сказал Климову:
- Выходит, ошибся я, Андрей Никитич. Наш начальник цеха - настоящая рабочая косточка. Стожильный человек! У таких есть чему поучиться.
Климов ответил коротко:
- Я в этом не сомневался. Будь здоров.
Но кто мог знать, что эта необыкновенная ярость, похожая на сжигающую страсть, с которой Илья отдавался работе, была не чем иным, как попыткой заглушить в себе горечь обиды, протест, тоску по прошлому!
По-разному тоскуют люди. У одних тоска расслабляет волю, в глазах появляется печаль, и человек как бы впадает в транс, из которого ему нелегко выйти. Беседин тосковал по-своему: он стал похож на куст колючки, гонимый ветром. Задеть бы кого, ободрать кожу - пусть поскулят, пусть не забывают Беседина!
Он и заказчиков обирал не только потому, что по-прежнему был жаден до денег. В том, как они угодливо соглашались на его условия, как они вежливенько улыбались ему (Илья отлично понимал, что именно в такую минуту каждый из них с удовольствием назвал бы его мерзавцем), он хотел видеть свою силу, такую же силу, какой он обладал, будучи бригадиром в доках…
При всем желании Илья ничего не мог забыть из своего недалекого прошлого. Он помнил, как по первому его слову лучшие сварщики спускались в трюмы танкеров и сейнеров на аврал, как они по две смены кряду сидели с электродами в руках на шпангоутах, даже не помышляя оставить работу без разрешения бригадира. Может, и злились на него, может, в душе и кляли на чем свет стоит, но когда в газетах появлялись их портреты и весь город читал: "Бесединцы опять впереди!" - все прощали и не скрывали своей радости, что они - бесединцы…
А вот теперь… Что осталось теперь? Приятно, конечно, когда председатель артели на каждом собрании говорит о нем добрые слова, лестно, что все члены правления заискивают перед ним, дрожат, как бы он на что-нибудь не обиделся да вдруг не вздумал уйти, но все это совсем не то, что было. Совсем не то! Порой Илью даже бесило это заискивание, и он едва сдерживался, чтобы не сказать: "Хватит подхалимничать! Думаете, не знаю, почему так мягко стелете?"
Но он молчал. И мысленно вымещал свою злобу на Марке Талалине. О нем Илья не забывал ни на минуту. Когда увидал его с Людмилой и написал об этом Сане Кердышу, на время стало легче. И оттого, что смог напакостить сразу обоим - и Кердышу, и Марку, и оттого, что лишний раз убедился: между Мариной и Талалиным ничего нет. Правда, он не тешил себя надеждой: Марина потеряна и для него, в этом Илья не сомневался. Но тот факт, что она не с Марком, не мог его не радовать. Пусть идет куда угодно, пусть связывается хоть с дьяволом, только бы знать, что она оставила его не ради Марка!
4
Беседин шел и прислушивался к докам, словно это был живой организм. Даже с закрытыми глазами он мог определить, что делается за высоким забором, где расположились стапеля и кильблоки. Вот послышался натужный вой лебедки, потом скрежет, и Беседин, задержавшись всего на секунду, подумал: "Вытягивают траулер. Видно, где-нибудь напоролся на льдину, будет теперь сварщикам работенка". Слева раздался дробный стук пневматического клепальщика, и Беседин сразу же понял, что это латают обшивку сейнера… Кто-то кричал сорванным голосом: "Майна! Тихонько майна… Стоп! Сто-оп, говорю!" По певучему "о" Илья узнал Федорцова - механика портового буксира. Помяли, наверно, винт, теперь ставят новый.
Все было таким знакомым, привычным, что Беседину казалось: каждый звук, доносящийся из доков, рождается в нем самом. И ему трудно понять, болью ли отдаются в его душе эти звуки, тоскует ли он по ним или рад, что теперь ничем не связан с ними и может чувствовать себя человеком, которому нет никакого дела до всей этой суматошной жизни.
Он вдруг вспомнил, как Смайдов однажды сказал: "Есть в пустыне такое растение - верблюжья колючка. Она тоже живет… Но это - мертвая жизнь, Беседин…" Илья остановился, закурил папиросу. Что он тогда имел в виду, парторг Смайдов? Разве жизнь может быть мертвой? Чудила грешная! Философ! Бичкомер Пипа Горгоцкий и тот живет. Хотя и ползает по земле, как придавленный червь. А уж о нем самом, знатном бригадире Беседине, и говорить не стоит. Правда, теперь он - бывший бригадир, но важно не это. Важно то, что он всегда гремел, он и сейчас уверен, что еще будет греметь, даже если Смайдов и захотел бы вычеркнуть его из всех списков, где значатся знатные люди. Беседина из этих списков не вычеркнешь. Не вычеркнешь, Петр Константинович, силенок у тебя для этого не хватит!..
Илья зашагал дальше. Шел, не разбирая дороги, то думал, что ничего, в сущности, не изменилось и он, как прежде, имеет право называть себя знатным человеком, то вдруг, прислушавшись к внутреннему голосу, с горечью и, пожалуй, со злорадством начинал унижать себя: "Знатный человек! Со смеху подохнуть можно!.. Положил латку на частный катеришко и потирает руки: ай да мы, спасибо нам! Двинул индустрию на шаг вперед! Записывайте на городскую доску Почета. Давайте статью, портрет… Шире грязь, навоз ползет!.."
Незаметно для самого себя Беседин подошел к проходной и, только когда увидел знакомого вахтера, круто повернул в сторону. Не хватало еще, чтобы его кто-нибудь здесь встретил! Пришел, скажут, проситься. Пришел кланяться.
По узкому переулку, обогнув контору доков, он снова вышел к реке, к причалам. Илья и сам не знал, что его сюда привело. Может быть, желание взглянуть на швартующиеся и уходящие в море корабли… А может, он просто решил потолкаться среди людей, это ведь куда веселее, чем копаться в самом себе: кем ты был да кем ты стал… Беседин ты теперь или обыкновенный Харитон…
Случайно взглянув в сторону, Илья заметил одиноко стоявшую у причала женщину, которая смотрела на разворачиваемый буксиром теплоход. Хотя вечерние сумерки быстро наползали на берег и все, что не освещалось фонарями, становилось расплывчатым и неясным, Беседин сразу узнал Марину. И удивился: чего это она тут не видала? Какие дела-делишки привели ее сюда, к причалам? Кого-нибудь поджидает?
Последняя мысль вызвала чувство не то досады, не то обиды. Оно не было острым, это чувство, и совсем не напоминало те неожиданные взрывы ярости, которые накатывались на него в былые времена. Но и сейчас он без гнева не мог представить, что Марина ушла от него к комуто другому. Чего ей не хватало? Или он хуже других?..
Отойдя подальше, чтобы Марина его не заметила, Беседин украдкой стал наблюдать. Интересно ведь узнать, кто этот тип, ради которого она сюда пришла. Не Марк же Талалин! Тот от Людки Хрисановой не отстает ни на шаг. Приварился навечно… А вдруг? Людка Людкой, но кто может поручиться, что Талалин не крутит на сторону?.. Старая дружба не ржавеет… Подзасечь бы их да Хрисановой доложить… Ах, и знатно бы получилось…
Но минута шла за минутой, а к Марине никто не подходил. И вообще она вела себя так, будто никого не ждала: спокойно стояла у реки и все глядела на уплывающие корабли, провожая их грустным взглядом. Даже когда мимо нее прошел какой-то морячок и что-то сказал ей, Марина не обернулась, будто ничего не слышала…
И тогда у Беседина возникло желание самому подойти к ней. Он не знал, о чем будет говорит с Мариной, не думал о том, как она его встретит. Не убежит же, в конце концов! Разве мало было между ними хорошего, о чем можно вспомнить?.. А вдруг она скажет: "Это ты, Илья? Почему так долго не приходил? А я ведь скучала…"
- Здравствуй, Марина…
Она вздрогнула, узнав его голос. Но не обернулась. Продолжала стойть в той же позе, глядя на реку. Однако Илья почувствовал, как она вся насторожилась. Испугалась? Только не обрадовалась - это угадать было нетрудно…
Так и не обернувшись, Марина ответила:
- Здравствуй, Илья.
И больше - ни слова. Так здороваются на ходу, проходя мимо друг друга.
- Я не помешаю?
- Берег велик, места всем хватит.
В ее голосе он, кажется, уловил легкий оттенок иронии, и этого было достаточно, чтобы в нем сразу же вскипело раздражение. Все же он постарался подавить его в себе.
- Ты никого не ждешь? - спросил он.
- Тебя я не ждала.
Только теперь Марина посмотрела на него. Глаза ее улыбались. Ни приветливо, ни зло. Наверное, она улыбалась своим мыслям.
Илья давно убеждал себя, что Марина теперь для него ничего не значит. Ушла - и скатертью дорога! Он не станет страдать из-за нее месяцами, не станет бессонными ночами тосковать по прошлому. Ему казалось, что те чувства, которые он когда-то питал к Марине, давно уже его не обременяют. Разве он не умел сбрасывать лишний груз?..
И вот сейчас, взглянув в ее улыбающиеся глаза, Беседин вдруг понял, чдо все это время обманывал самого себя. Ничего, оказывается, не забыто! Так же, как и прежде, ему хочется смотреть в ее лицо, неудержимо тянет потрогать ее волосы. Это открытие поразило Беседина, и он не сразу нашелся, что ответить на ее обидные слова: "Тебя я не ждала".
- Я не про себя говорю, - сказал он. - Ты могла ждать кого-то другого.
- И что тогда?
- Тогда я должен удалиться.
- Сделай одолжение. Буду тебе очень благодарна.
Илья продолжал стоять, не сводя с нее глаз. Черт, она еще больше похорошела! Он мог поклясться, что в жизни не видел таких красивых девушек. А ведь ей уже не двадцать, в ее возрасте многие начинают не то что увядать, но они утрачивают свежесть. Порода у нее, что ли, такая?
- Ты, кажется, собирался уходить? - напомнила Марина. - Или думаешь, что я очень рада встрече с тобой?
- Ничего такого я не думаю, - буркнул Илья. - А уходить неохота. Не могу. - И неожиданно признался: - Сто лет не видал тебя и решил, что все. Даже почти не вспоминал. А вот встретил, и опять нахлынуло. Ты это можешь понять? Можешь?
- Слушай, Илья, - мягко сказала Марина - я не хочу быть твоим врагом. Зачем? Я ведь не желаю тебе зла. Но очень прошу, оставь меня в покое. Никогда, слышишь, никогда я не соглашусь, чтобы все повторилось. Ты для меня чужой человек. И чем скорее ты это поймешь, тем будет лучше. Вот так, Илья… Нет, нет, провожать меня не надо, я не хочу!
Он взял Марину под руку, крепко прижал к себе ее локоть. Так крепко, что ей стало больно. Она легонько вскрикнула.
- Пусти! Пусти, слышишь!
И попыталась вырваться. С ее головы слетел и упал на землю шарфик. Она наклонилась, чтобы поднять его, и в это время Илья обхватил ее шею, силой привлек к себе и стал жадно целовать ее глаза и губы. Молча, яростно, забыв обо всем на свете…
Это было настолько неожиданно, что Марина не сразу пришла в себя. Наконец ей удалось оттолкнуть Илью, и тогда она ударила его по лицу. Раз, другой, третий…
Потом заплакала. Навзрыд, давясь слезами, вздрагивая всем телом. А Илья молча стоял перед ней и смотрел на нее так, словно перед ним находился укрощенный зверек. Сила ведь всегда укрощает. Даже самых строптивых - это Илья знает отлично. Он знает, чем обычно кончаются такие истерики. Сейчас Марина до конца выплачется и сразу размякнет, станет безвольной и податливой, как воск. Разве мало было случаев, когда она вот так же неистово рыдала от собственного бессилия и ненависти к нему, а потом он брал ее на руки и чувствовал, как все в ней стихает.
Илья сам поднял ее шарфик, протянул ей, сказал:
- Вытри лицо. И довольно плакать, слышишь? Слезы оставляют борозды, как нарты на снегу. Так говорит тундряк Ваненга… - Он засмеялся своей неуместной шутке.
Марина послушно взяла шарфик, сложила его и несколько раз провела по лицу. Она еще тихонько вздрагивала от затухающих рыданий, но слез уже не было. Ей просто необходимо было внутренне успокоиться. И Беседин терпеливо ждал, когда настанет это успокоение. Что он сделает потом, Илья уже твердо решил. Они пойдут к ней. По пути Илья забежит в магазин, возьмет бутылку хорошего вина и чего-нибудь закусить. Мир надо заключать в торжественной обстановке - это же элементарно. Тем более такой мир, каким будет сегодняшний, - прочный и вечный. Хватит им в конце концов цапаться по пустякам, пора начинать настоящую жизнь. Ведь они не могут друг без друга - разве они в этом не убедились оба?!
Марина набросила шарфик на голову, поправила выбившиеся пряди волос и вплотную подошла к Беседину. Взглянув на нее, Илья подумал: "Как она быстро может меняться! Только сейчас была похожа на раскисшую кисейную барышню, и вот уже… Чего это она так на меня смотрит? Опять, что ли, начинается?"
Марина сказала: