"ДОБРОГО ЛЕСА"
В апрельскую субботу отправился за сморчками. Лес уже шагнул навстречу лету: подсох, зеленью задымился, обрел новые голоса птиц… Сквозь легкий прельный запах прошлогодней листвы свежестью пробивается дух березового сока. Он хранит в себе память о снеге и тайну первого листа… Хорошо, хмельно им дышится. Мысли и чувства светлеют добротой. И грибная неудача лишь забавляет.
Перепробовал все свои заговоры и нашептывания, но сморчков нет как нет. Все бугорки живут лишь мгновением надежды. Вскроешь - а там упрямый стебелек травы пробивается сквозь лежалую листву. Что ж, и в том польза - помог зеленому дружку плечи расправить… Пошептался с ним - и дальше.
Так, в игре-охоте, время летит неприметно. Все здесь одно к одному - увлекает новизной. У каждого дерева и куста - свое особое выражение. И даже если ты без труда признаешь их зимой и летом, сейчас, по весне, тебя ждет немало сюрпризов. На что уж березка привычна глазу, но и она под светлой вуалью лопнувших почек смотрится таинственной незнакомкой.
Взглянул на иву, и первое, что подумалось о ней, - "щебечет". Стал доискиваться, почему такое слово пришло. То ли птичьи голоса определили впечатление, то ли еще что… Не сразу отгадку нашел. Но без птиц и правда не обошлось - на изогнутых ветвях первые пары желтоватых остроконечных листков как десятки раскрытых клювов.
Лес первое зеленое слово говорит, а птицы его подхватывают на все лады, солнцем высвечивают и разносят, дарят людям. И бойчей всех, на правах старожила, синичка выплескивает свои "цви-цви". Не отстает от нее и зяблик, захлебывается в восторге. Зарянка, та потише, и песня ее тоньше, светлая такая, точно паутинка на солнце. А дрозд еще не распелся. Посвистывает, соловья кличет на подмогу…
Живая тишина леса… Вряд ли найдешь место целебнее для оглушенного городского жителя. Зелень - лучшая тишина для глаз. А птичьи голоса лишь ласкают слух. Хочешь - вслушивайся в них. Задумался - они тебе не помеха. Наоборот, о чем-то напомнят, что-то подскажут.
Вот подумал об этом, а сам себя неуютно почувствовал… Что-то мешает мне говорить с лесом… Даже остановился, прислушался…
Ну, так и есть, это ж город с "домашним уютом" на природу пожаловал. Совсем рядом транзистор заголосил во все свои полупроводниковые легкие.
Два парня и девушка, должно быть студенты, развели у поваленного дерева огромный костер, пьют вино из единственного стакана, передавая его по кругу, и, напрягая голоса, чтобы пересилить технику, на полукрике беседуют.
Подошел. Поприветствовал. Извинился.
- Выключите, пожалуйста, на минутку свою "машину"…
Ребята было захорохорились, но девушка одним движением руки, оборвала крикуна и выжидающе посмотрела на меня.
- Помолчим, - предложил я, присаживаясь на валежину, и поднял палец вверх. Пернатые певцы не подвели меня. Словно торжествуя свою победу над крикливой техникой, они ударили дружно…
Девушка кивнула с тихой улыбкой.
Опустил палец в сторону костра и "включил" его потрескивание и протяжное ветровое "фф-фф-фф"…
Отвел руку в сторону порыва ветра - и шумливо заговорили одетые в облако первой зелени осины…
Не затягивая минуту молчания, встал, еще раз извинился и не удержался от назидания:
- Сам тише - больше слышишь…
- Спасибо вам… - хорошо сказала девушка.
- Спасибо и вам… за внимание… Доброго леса…
И пошел своей, дорогой, с напряжением ожидая, словно выстрела в спину, транзисторного крика…
Но было тихо. Говорил только лес.
НА АВТОСТРАДЕ
Возвращаясь из командировки в поздний безавтобусный час, "голосовал" на автостраде. Долго стоял, протянутой рукой встречая "Жигули", "Запорожцы", "Волги", катящие в нужную мне сторону. Но, ослепив яркостью фар, мимо прокатывала личная собственность, отполированная общественным производством…
За светом фар я не видел лиц тех, кто восседал за рулем или рядом с водителем, и просительно тянул руку ни к кому… и ко всем сразу…
И только глядя во след удаляющейся машине, различал темные неподвижные силуэты голов… Одну, две, реже три и больше. И ни одна из них не обернулась, не проявила признаков участия.
Нет, не завидовал я их беззаботному благополучию. Напротив, во мне росло сожаление о душах, упакованных в комфортабельное достижение науки и техники. Особенно, если в машине были только он и она… Как чувствовали они себя друг перед другом, о чем думали или говорили, оставляя человека одного на полуночной дороге?
Спешили-торопились? Может быть…
Опасались? И такое не исключено…
Не обязаны подвозить каждого встречного? Кто ж спорит…
Да, каждый "имел право" проехать мимо…
Но мир не без добрых людей. Остановился мчавшийся рефрижератор. И спешил парень наверняка. И тормозить ему потяжелей. И разгонять свою махину подольше. Но остановился, взял в кабину, довез - и от рубля отказался.
С радостным облегчением я подарил ему еще не дочитанную хорошую книжку. Не только за подвоз конечно.
Как не порадоваться человеку, который не оставляет за спиною рук протянутых…
В ГОРАХ
Кусты в горах - первые друзья туриста. Они, как люди, протягивают руку помощи на крутом подъеме. Но особенно важна их поддержка при спуске. Ведь каждый спуск с высоты - это медленное падение. Тормоза - мускулы рук и ног. Опора - выступы, корни, ветви. И если вдруг что-то откажет - катастрофа.
На руки и ноги свои надеется человек, силу и волю их знает. И потому залог успеха в том, насколько он умеет выбирать друзей…
Да, не всякой протянутой ветви-руке довериться можно. Одни бывают ненадежны своим неумением помочь - слабы в корешках… Другие - нежеланием: стоят в стороне от тропы твоей - не дотянешься. А бывает, в трудный момент схватишь, не разбирая, протянутую "руку" и вскрикнешь от боли и неожиданности - в ладонь твою впились предательские колючки… Но ты удержался, устоял, пересилив боль. И втрое осмотрителен, осторожен, выбирая точку опоры. Нашел, испытал на крепость и сделал уверенный шаг к своей цели.
И так до конца - от друга к другу.
ЖЕНЩИНА
Женщина встретила светлым взглядом…
Женщина спешит на свидание…
Женщина смеется…
Женщина щурится на солнце…
Женщина бежит по лугу…
Женщина плывет…
Женщина спит…
Женщина дышит в плечо…
Женщина открывает глаза…
Женщина кормит ребенка…
Женщина слушает музыку…
Женщина принимает цветы…
Женщина в новом платье…
Женщина стоит на ветру…
. . . . . . . . . . . . . . .
Женщина!
Сколько праздников у мужчины!
ОБЪЯСНЕНИЕ
Шли двое по лесу. Одной тропой, взявшись за руки шли, а по-разному на мир смотрели.
- Не люблю березы за их слабость. Любому ветру кланяются, - сказала она. - То ли дело кедр - могучий, стойкий. В нем иной ветер сам запутается. Лесоруб подойдет, глянет вверх и опустит топор - жалко.
- Не от слабости березка под ветром клонится. Нежностью его дарит. Что он без нее, что она без него - даже голоса не подадут. А вместе - такая песня! Придешь к ним после трудового дня, окинешь глазом, прислушаешься - и усталость пополам расколется. И ты из нее для нового дня растешь… А кедр - это, конечно, здорово… Только рядом с ним маленьким себя чувствуешь…
Остановились у сосны с открытой смоляной засекой.
- Смотри, как напряглась, - восхитился он, - сплошные сгустки мышц.
- Да ну-у… - скептически протянула спутница. - Это скорее ребра торчат. Скинула одежду старуха и обнажила свою худобу.
Повеяло холодком ссоры. Вот и руки отчужденно разошлись и взгляды оттолкнулись.
Стоит она перед ним, гордо вздернув худенькие плечи, вся такая маленькая, хрупкая, смотрит снизу вверх. В глазах вызов и ершистая непокорность… А руки, опавшие вдоль тела, опоры ищут в растерянности и смятении…
"Что он без нее, что она без него", - услышал он свой голос и, улыбнувшись непримиримому взгляду, подхватил ее на руки и закружил в шалом порыве… Тонкие руки нашли опору, обвились вокруг его шеи. А светлые волосы разметались. Как на ветру…
СКАЗКА ЖИЗНИ
Заучено. Утверждено. Проверено бесчисленным опытом прозревших: "Любовь слепа!"
И случись ей ненароком объявиться среди зрячих - ну они ей очки вправлять: "Опомнись! Разве ты не видишь, какое там и то, и это?!"
А Любовь посмотрит-посмотрит на "то и это", и под взглядом ее всемогущим все становится таким, как видит она, слепая…
Оглянется Любовь на зрячих и вздохнет жалостливо: "Бедненькие, сколько ж вас, несчастных, страдает еще зрением нормальным…"
РОДНОЙ ГОЛОС
Черный телефон равнодушно молчал, точно сверившийся в клубок сытый котенок, дремавший свои сладкие сны.
Мне было одиноко, и я несколько раз порывался будить его. Холодная трубка тянула свое ознобистое: "Ну-у-у-у-у?" Диск, нехотя уступая пальцу, урчал, все больше раздражаясь: "Отстань! Отста-ань! Отста-а-ань!"
И я отставал, в нерешительности опуская трубку.
Но одиночество неотступно подкатывало к сердцу неясной тревогой, и рука снова тянулась к телефону. И когда я все-таки одолел его последнее "отстань", трубка впервые подала слабую надежду безучастным: "Жди-и-и… Жди-и-и…" И чем дольше она мне это тянула, тем летучее становились последние крохи надежды. И я почти физически ощущал склепную пустоту комнаты, где в ту минуту раздавался пущенный мною сигнал, сам мертвея душой…
Но вдруг теплом дохнуло из трубки: "Я слушаю…" И словно щекою к щеке прислонился…
Телефонная трубка обрела тепло кожи - в ней жил родной голос…
ПОЛОМКА
Поехал с невестой в город за обручальными кольцами на своем мотоцикле, а техника посреди дороги отказала. Начал возиться в моторе. Невеста ходила вокруг, подшучивала над горе-механиком. Поломка оказалась серьезной, минуты в получасы складывались. Мотоцикл молчал, а подруга заводиться стала… Да и сам не каменный: тут не ладится, а она под руку… Отреагировал соответственно. Разозлилась, ушла домой пешком.
А когда исправил, поздно уж - не догнал. Сам психанул. Свадьба расстроилась.
Через полгода она за соперника вышла. Как-то встретились парни, разговорились. Молодожен стал жаловаться на судьбу, а первый жених умудренно заметил:
- Я ж тебе говорил - сначала мотоцикл купи.
КОТ УЧЕНЫЙ…
Он встретил меня на первом этаже теплой лестничной площадки. Посмотрел умным взглядом, без намека на робость перед незнакомцем, потревожившим его одиночество в столь ранний час, потерся о железный брус перил своей шерсткой подпорченной белизны от долгой подъездной службы и, пропустив меня вперед, легко догнал и стал рядом одолевать ступеньки, успевая на жилых площадках боком потереться о мой левый ботинок и заглянуть в глаза.
Перехватив мой взгляд, обращенный к одному из номеров квартир, он мягко обогнал меня и, просигналив пушистым хвостом лоцманское прибытие, присел у двери.
Но за этой дверью меня не ждали, и я пошел дальше. Кот не смутился и снова повел меня по этажам, продолжая следить за моим взглядом. На самом последнем этаже он остановился на стыке двух квартир и наблюдал мою нерешительность перед черной кнопкой звонка… Наконец я, пристыженный его взглядом, ткнул пальцем в дьявольский зрачок и отпрянул, испугавшись его тихого з-зыка…
Кот приветствовал мой жест помахиванием хвоста. Он, видно, первым услышал легкие шаги и вместе со мной - шепотное "кто там?".
И в это мгновение я забыл о коте…
…Встретились мы с ним уже поздно утром на той самой площадке. Кот лежал под батареей совсем как человек, подложив под ухо свою широкую и мягкую лапу, не пряча нос в брюхо, как это делают обыкновенные коты.
В следующий раз, помня о нем, я позаботился об угощении, прихватив кусок колбасы…
Кот бдительно бодрствовал и встретил меня. Мой дар он гордо оставил без внимания, лишь благодарно качнул камышиной хвоста и важно зашагал со мной к заветной двери, за которой услышат сейчас мой даже самый робкий звонок…
БЕЛАЯ МАГИЯ
Утром увидел женщину со счастливой родинкой-серьгой на левом ухе и с такими печальными-печальными глазами, что даже не по себе стало. И, словно извиняясь за свое радужное состояние, пока мы шли друг другу навстречу, мысленно нашептывал ей добрые пожелания на день…
День выдался не из легких, и вскоре радужность моя осыпалась шершавой окалиной усталости. Утра как и не бывало! И не столько работа-забота примаяла, сколько - кто-то что-то кому-то сказал… кто-то что-то не так понял… и еще кому-то не то передал… Вредный цех, да и только! Злой, испорченный телефон.
Вечером, усталый и отрешенный, возвращался в трамвае домой, и внимание мое привлекло лицо молодой женщины, одаренное неудержимой радостью. Женщина что то возбужденно говорила своей спутнице, и в каждом жесте ее рук, в каждом повороте головы, в каждом взгляде жила, билась эта неудержимость счастливого человека.
Лицо показалось знакомым, и я долго и безуспешно пытался вспомнить - где и когда я мог встречать эту женщину, пока она наконец не повернулась ко мне левой щекой и я не увидел на мочке уха редкую родинку-серьгу…
Да это ж утренняя печалица! Вон как преобразила ее моя белая магия…
Утро вернулось чужой радостью, и отступила усталость…
ТОМАТНЫЙ СОК
Марьино. Столовая. Командировочный обед. Буфетчица Аня с грустным отсутствующим взглядом нехотя отвечает что-то бодренькому милиционеру, машинально выдает нам талоны и, переспросив "что еще", наливает три стакана томатного сока.
Усаживаемся за столик, буднично принимаем свое первое-второе… А она тихо присела за стеклянной витриной и замерла над книгой…
Вот и разгадка милой печали.
Долго-долго пью свой стакан томатного сока и неотрывно гляжу на ее отрешенное, с подрагивающими ресницами лицо.
Уходя, заглянул в книгу - знакомый том Стефана Цвейга в сиреневой обложке.
- "Двадцать четыре часа из жизни женщины"? - спросил наугад.
- Да-а, - не сразу откликнулась девушка. И впервые посмотрела на меня внимательно и участливо, словно я разделил ее радость-печаль…
С той поры, когда случается пить томатный сок, я пью его медленно-медленно, вызывая в памяти светлое ощущение доверительного взгляда…
ПОТЕРЯ
Днем в потоке, бегущем к Снежице, встретил восторженный бурун. Он упругим родничком вырывался из ледяного поддонья ручья, играючи раздваивал верхние слои воды…
- Скорей сюда! - крикнул я спутнице. - Смотри, какое чудище!
Она мельком уронила взгляд на мое чудище и прошла мимо…
- Что, не нравится? - изумился я.
- Нет. Слишком велико было твое восхищение. Пошли, опоздать можем.
И никуда мы, конечно, не опоздали. Еще добрых полчаса ждали других. Весь день работалось на скорую руку: душа маялась потерей - недосмотрел, недослушал, недоговорил…
С рассветом прибежал в лес, да поздно. Ручей ослаб и вяло шел поддоньем. И теперь на месте играющего силой потока - лишь легкие кружевные завихрения воды…
ГРАММАТИКА ЖИЗНИ
Годы лежало семя недвижимой точкой Жизни, тая в себе и начало ее, и конец… Но пришел срок - и силы земные подобрали к нему ключи, отворили темницу.
Проросло семя в "запятую жизни", как "продолжение следует"…
Проросло, оперлись корешком о почву, пробудившую его, и пустило росток вверх - к свету… Трудно и упрямо одолевал он этот путь, выгорбившись вопросительным знаком, - "быть или не быть"?
И пробился, выплеснулся к солнцу восклицанием всхода - быть!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А потом вновь рассыпалось великое многоточие торжества нескончаемой жизни.
ТОННЕЛЬ И НАСЫПЬ
Поперек дороги в лес лежала железнодорожная насыпь с тоннелем. В детстве, бывало, все приступом брали ее - наперегонки вверх по крутому сыпучему склону - кто первый?! Тогда он не очень-то мог похвастать удачливостью своей - были сверстники половчее. И всякий раз там, наверху, сердце заходилось от напряженного бега и досады поражения…
С годами, время от времени проходя здесь, он на одном дыхании, играючи одолевал насыпь и с доброй улыбкой оглядывался на детство, чуть сожалея, что нет рядом когдатошних победителей.
Но однажды поймал себя на том, что направляется к тоннелю… "А чего зря силы тратить", - поддакнул усталости неведомый ранее внутренний голос, отчего сразу сделалось не по себе, и он поспешно свернул в сторону и стал карабкаться по насыпи. Несколько раз тревожная мысль о сердце суматошно нагоняла его, но он не остановился, чтобы перевести дыхание, и разогнулся лишь наверху, как в детстве, рукой коснувшись первого рельса, и крикнул победное: "Есть!" - словно разом отыграл все былые поражения…
ДУША
Как-то давно уж стал замечать, что душе моей совершенно противопоказано состояние озлобления… Возбужденная кем-то злость тут же в физическую боль переходит… И душа ищет выхода из нее, малодушно прощая недругам их злонамерения…
В пылу обиды еще казнишь себя за неспособность ответить тем же. На злое - злым. А поостыв, вдруг прозреваешь, что душа-то мудрее оказалась: слабость-уступчивость ее на поверку силой оборачивается.
И самые верные тому свидетели - бывшие недруги мои…
ДУША И РУКИ
Рука тянется срывать… Зачем? Не лучше ли глазам довериться: смотреть, убедить себя в непосягаемости, грустить о несорванном, мечтать. Душой стремиться!
А нередко руки опережают движение души. Забегают вперед… Грубят… Берут все, что могут.
А душе там уже и делать нечего - на развалинах недостроенных чувств… на разгаданных тайнах…
О чем же мечтать?!
Но человек строит на развалинах новый замок..
ОБИДА
Давно не виделись, столкнулись случайно на перекрестке. Радостью вспыхнул взгляд, и рука друга всплеснулась в приветствии. Но в следующий миг все угасло, и друг отвернулся - с усилием, нехотя, словно стыдясь своей забывчивости…
Расстались мы с ним когда-то с обидой… Должно быть, она у него больней, коль первый вспомнил и отвернулся даже…
Но нет, остановился… Потоптался на месте, обождал, когда подойду, и заглянул в глаза виновато: "Извини, тороплюсь…"
Вижу, что поторопился, и потому с особым чувством жму протянутую руку, - светло душе в минуты примирения…