- Вот именно: до поры до времени; придет подрывник, заложит взрывчатку - и нет его, останется груда осколков...- Мне вдруг стало стыдно за свою бестактность, за нелепое это сравнение, краска плеснулась к лицу, но темнота скрыла ее. Я попыталась загладить свою резкость.
- Алеша, ты помнишь, как мы мечтали: по всем дорогам, ровным ли, крутым ли,- вместе, рука об руку, горе и радости - поровну. Ведь это все нас и соединило.- Я придвинулась к нему, погладила его щеку, она была прохладной и жесткой.- Что же случилось Алеша?
- Ты знаешь, что случилось.
- Да, знаю... Я, может быть, виновата перед тобой. Мне не надо было оставлять тебя одного тогда...
- Ни тогда, ни потом,- сказал он сухо.- Никогда не надо оставлять человека, которого любишь... если любишь, конечно...
- Я не предполагала тогда, что так все обернется,- торопливо заговорила я.- Я рассчитывала на иное... Я надеялась...
Алеша резко перебил меня:
- На что надеялась? Испугаюсь одиночества и помчусь следом за тобой, к тебе?
- Да,- прошептала я.- Ну что ты сердишься?
- Я не сержусь. Просто неприятно, что у тебя сложилось обо мне такое впечатление... Будто я способен бегать за каждой взбалмошной девчонкой. Побежал, да в другую сторону.
- Нахал! - крикнула я.- Я тебе жена, а не девчонка, да еще взбалмошная! Выбирай выражения... Что ты нашел в другой стороне? Стужа, комары, грязища, теснота, работа от зари до зари, бездомность - вот оно, твое счастье, твоя поэзия, твой покой! Куда как возвышенно!
- Я не ищу покоя в жизни, не вижу в нем счастья. Я его, если хочешь, презираю.
В другой раз слова его вызвали бы во мне, быть может, восхищение. Теперь же самоуверенность его возмутила меня.
- Подумаешь, герой! Большинство людей мечтает о спокойной жизни, а он ее презирает!..
- Я не отношусь к этому большинству.
- Ты же учиться стремился. Как же ты будешь учиться в таких диких условиях?
- Условия для учения - еще не главное,- сказал он.- Главное - желание, жажда знаний.
- В таких условиях любые желания угаснут.
- У кого как...
Мы замолчали. Тяжелое это было молчание. Далеко за Ангарой во тьме ночи и неба поднялось и закачалось зарево: начался лесной пожар! Отблеск его задрожал на вершинах деревьев, медленно стекая в реку. Я смотрела на зарево до ломоты в глазах. И когда повернула голову, то возле меня было темно и пусто.
- Алеша! - вскрикнула я, охваченная жутью одиночества, и кинулась к тому месту, за камень, где он стоял. Наткнулась на него. Он спросил спокойно:
- Что с тобой?
- Ты здесь? Мне показалось, что тебя нет...- Я обхватила его шею руками, неистово, судорожно.- Алеша, мой дорогой, мой хороший!.. Послушай, что я скажу. Ты уже доказал всем, понимаешь?.. Ты не трус, не слабовольный, от трудностей не бежал и не сбежишь, они тебе не страшны... Я знаю, и все это знают. И если ты уедешь отсюда, никто не воспримет это как бегство, никто не осудит...
- Я сам,- сказал Алеша.
- О боже мой! Как мне достучаться до твоего сердца! Ты словно в броне весь!
- Не с той стороны стучишь.
- Ни с какой стороны подступа к тебе нет! - Я готова была расплакаться от бессилия и, чтобы сдержать слезы, сорвалась на крик, на обидные, на оскорбительные слова.- Я ненавижу - слышишь? - ненавижу! И этот берег, который держит тебя здесь,- прикрутил, как цепями. окаянный! И друзей твоих ненавижу и романтику ненавижу! Романтика в любви, а ты ее топчешь, не жалея, не плача!.. А я вот плачу!..
Он взял мое лицо в ладони.
- Что ты наговорила... Как ты могла... как смела!.. Мы жили, мы бредили всем этим, вспомни, мы берегли нашу романтику, мы ею гордились, вспомни же! - Он встряхнул меня за плечи.- Она свела нас, соединила. Мы сразу поняли друг друга. Полюбили... Романтика - это не обязательно берег Ангары. Она в желании, в уверенности: ты можешь в любую минуту, не задумываясь, помчаться хоть на край света, в дичь, в неизвестность, в неоткрытое. Она носится в воздухе времени, Женька! Не хочу покоя. Нет, не хочу! Может быть, лет через двадцать, через тридцать попрошу у жизни покоя. Может быть. А сейчас не хочу. Мне нравится дышать воздухом времени. Я счастлив. Не лгу, Женя, не преувеличиваю. А если бы ты пристала к моему берегу, то у моего счастья не было бы границ!
- Я сказала, что ненавижу твой берег! - Я вырвалась из его рук, меня колотила дрожь; вязкий туман затопил взгляд, рассудок, я кричала, не помня себя: - Я не пристану к твоему берегу! Никогда! Ты никогда не узнаешь настоящей жизни. Ты думаешь, что живешь по-настоящему? Заблуждаешься! Ты жалок со своим героизмом! Смешон! Ты никогда не выберешься отсюда. Погибнешь на этом берегу, в морозах, в пыли, в грязи!.. Молодость свою похоронишь. И не достигнешь ничего, кроме плотницкого топора!.. Из грязных сапог не вылезешь!.. Я жалею, что стала твоей женой!
Я повернулась резко, стремительно, точно подхваченная, сумасшедшим вихрем, и пошла, сначала тихо, нерешительно. Сзади, подгоняя меня, ударил дикий крик Алеши:
- Иди, беги! Ныряй в свое мещанское болото! Тонуть будешь - руки не подам! Уходи с головой, захлебывайся!
Я побежала, а слова его догоняли и били между лопаток, точно камни:
- Кандидат наук подаст руку? Не надейся! Он сам в болоте! В Италию увезет!.. Даю полную свободу!.. Наслаждайся благополучием!.. Беги! Беги!..
Я убегала все дальше и дальше, спотыкаясь, едва не падая при каждом шаге,- не знаю, как держали меня ноги. Голос его все еще звучал в темноте, но слов разобрать уже было невозможно. Остановилась перевести дух. Руки дрожали, рот опалило жаром. Мне показалось, что я одна на всем свете. Вокруг темнота, темная пустыня. Только сзади, за рекой, все качалось, не стихая, зарево над тайгой. Я не знала, куда идти,- нигде ничего живого, кроме темноты. Вспомнила Елену, определила, где стоит их избушка, и опять побежала.
В дверь я стучала громко, лихорадочно, ожесточенно, будто за мной гнались. Открыл Петр.
- Женя? - спросил он.
- Все кончено.
- Что кончено? - Он схватил меня за локоть, втащил в сени, затем втолкнул в комнату, к Елене.
- Все кончено! - повторяла я.- Все, все кончено! Жизни больше нет! Все кончено. Как жить, чем дышать, не знаю. Все кончено, все порушено!
- Петр, дай воды,- попросила Елена.
Зубы мои стучали о железный край ковша. Я была, кажется, на грани обморока.
- Ты говорила с Алешей? - спросила Елена.
- Да. Все кончено. Все, все...- Я слышала, как Петр сказал негромко:
- Вот так или почти так происходит разрыв людских судеб... Погоди,- сказал он мне,- может быть, и не кончено. Заладила!..
25
АЛЁША. На такой огромной стройке, как наша, каждый день что-то совершается, важное и необходимое: сдан новый дом - и уже произошло веселое и шумное вселение новых жильцов; пущена первая очередь лесозавода; подвели под крышу Дворец культуры; приступили к отделочным работам в новой школе...
Следующая неделя была отмечена двумя событиями большого значения. Вступила в строй железная дорога Браславск - Ильбин, которая начала строиться пять лет назад. По ней сразу же пошли товарные составы с ценным грузом для строительства и открылось пассажирское движение.
На основных сооружениях рабочим и механизаторам на участке Петра Гордиенко удалось в самый короткий срок возвести верховую перемычку. Отсыпка ее велась с двух сторон: с острова по дамбе, через головной ряж, и с берега, от Гордого мыса. Таким образом, у реки была захвачена левая ее половина, и вся вода с удвоенной скоростью устремилась по стесненному руслу вдоль правого берега.
Мы стояли под скалой и наблюдали, как по только что возведенной дороге мчались машины - с берега на остров и обратно.
- Молодцы,- сказал Ручьев сдержанно.- Герои... Строители.- Голубым прищуренным взглядом он блуждал где-то там, за рекой, в будущем.- Принимая во внимание такое бурное начало, мы далеко пойдем, товарищи.
- Если не остановят,- негромко заметил Леня Аксенов, стоявший позади начальника.
Ручьев обернулся к нему, он любил этого забавного мальчишку.
- Кто же нас остановит, Леня?
- Обстоятельства, я думаю.
- Обстоятельства создаем мы сами. В общем, поздравляю вас, ребята, с победой!.. Ты что молчишь, Гордиенко?
- Может быть, нам поднять перемычку еще сантиметров на двадцать? - сказал Петр.- на всякий непредвиденный случай..
- Ничего себе - на двадцать сантиметров! Ты знаешь, сколько за собой это потянет?
- Представляю.
- То-то же. Мы сэкономили на этом деле большие средства. Мы пустим их на строительство жилья, на другие нужды... Нам дали сведения о поведении реки во время весенних паводков за пятьдесят последних лет. Мы взяли самую высокую отметку, как ты знаешь...
Имя Петра становилось все более популярным и на стройке и в Браславске, ему посвящались большие выступления в центральных газетах. В очерках упоминалось и о делах наших бригад.
Леня Аксенов, когда мы небольшой нашей группой поднимались на вершину Гордого мыса, чтобы отсюда взглянуть на перемычку, на дамбу, на Лосят, отвел меня в сторону.
- Алеша, отдайте мне ваши экземпляры газеты с очерком.
- Возьми,- сказал я.- Зачем они тебе?
Площадка, где когда-то в декабрьскую стужу мы водрузили знамя, утаптывали валенками снег, теперь была покрыта бетоном, обнесена железной изгородью, и вместо деревянного шеста прямо и высоко стоял металлический флагшток с алым полотнищем на конце. Леня бодренько посвистел, носком ботинка отбивая такт, ответил небрежно:
- Пошлю своему генералу. Пускай знает, что прибыли сюда не дурака валять...
- Разве он не выписывает газет?
- Выписывает, конечно. Да занят, старик, где ему все прочитать.
Я внимательно посмотрел Лене в глаза.
- Зачем ты врешь?
Он попятился от меня.
- Что вру?
- Ты считаешь зазорным, что у тебя мать работает в котельной и убирает людям квартиры? Это унижает твое достоинство?
- Что вы? - Он зажмурился, стыд накалил до красноты оттопыренные уши, точно его уличили в чем-то постыдном.- Я люблю ее... не знаю как. Тоскую по ней...
- Зачем же тебе понадобилась эта комедия с генералом?
Его густые и серебристые ресницы смежились, и губы изломались презрительно.
- Чтобы не жалели.
Эта неделя была отмечена событиями и в жизни нашей небольшой общины. В один из вечеров Петр созвал нас на экстренное заседание комсомольского бюро: предстояло обсудить неотложные вопросы. Впервые мы проводили его совместно со студентами. С их стороны пришли Борис Берзер, Вадим Каретин, Эльвира Защаблина и Женя.
После той ссоры мы не виделись: ни у нее, ни у меня не возникло желания сделать первый шаг навстречу друг другу,- должно быть, сама собой, без нашей воли решалась наша судьба. Сейчас, свидевшись, мы обменялись лишь взглядом, долгим и печальным, едва приметно кивнув друг другу. Все заметили и наш взгляд и кивок, но виду не подали - знали нашу историю и не вмешивались: боялись помешать.
Мы собрались в общежитии, в комнате, где жили Илья, Вася, Леня и я. Расселись по койкам, на табуретках. Заседание вела Елена, и поэтому было тихо, строго, без излишней болтовни и эмоций - у нее не пошутишь. Она сказала отчетливо, ясно:
- Ребята, нам предстоит обсудить два важных вопроса. Вернулся из бегов Сергей Климов. Он просит, чтобы мы приняли его обратно, в наш коллектив, и направили в бригаду плотников Трифона Будорагина или Токарева. Вот его заявление.- Елена показала измятый, не первой свежести листок.
- Прочитайте нам это сочинение,- попросил Леня.
- Да, да, читай, Лена! - послышалось несколько голосов.
- Пожалуйста...- У Елены задрожал подбородок от улыбки.- "Товарищи! К вам обращается бывший член вашего коллектива, конкретно Климов Сергей Никифорович, который вернулся к вам после совершения им опрометчивого поступка, а именно - бегства из бригады. Я знаю, что большая добрая собака никогда не укусит маленькую собачку. И я знаю также, что коллектив добрых людей никогда не обидит одинокого маленького человека, конкретно меня. Он примет его в свои ряды и поведет к славным трудовым подвигам. Не думайте, что в отлучке я только тем и занимался, что срывал всюду цветы удовольствия. Как бы не так! Я голодал, был без угла и уюта. Один раз на вокзале в буфете пришлось спереть два бутерброда - один с копченой колбасой, другой с сардинами. Очень хотелось кушать..."
Трифон ударил себя кулаком по колену.
- Ах, скотина! Он, видите ли, захотел кушать! Ну, не нахал?
- Деликатесы ему подавай! - выкрикнул Леня Аксенов.- Устрицы!
Студенты недоуменно переглядывались, не зная, кто такой Серега Климов, почему он бежал из бригады. Только Женя улыбалась, она вспомнила, должно быть, этого суетливого, вспыльчивого и неуживчивого человека. Она шепталась с Эльвирой Защаблиной, что-то объясняя ей.
- Тише, товарищи! - Елена, привстав, обвела присутствующих строгим взглядом.- Веселого в этом мало, ребята, и Климову не до забав. Что будем делать?
"Судья" Вася заявил:
- На первый случай надо предупредить Катю Проталину, что в поселке появился похититель бутербродов,- пускай остерегается!
Опять все засмеялись, и опять Елена встала, чтобы призвать развеселившихся к порядку.
- Хватит! Посмеялись, и довольно. Время идет...
Илья Дурасов поднял руку, ему хотелось защитить приятеля, вызвать к нему сочувствие.
- Елена правильно сказала: посмеялись, и довольно.- Илья глядел себе под ноги.- Он настрадался, ребята. Он стал такой несчастный, такой потерянный. Он очень жалеет, что с ним приключилась такая беда. Он плачет...- У Ильи задрожали губы, он сам был готов расплакаться. - Мы не должны его отталкивать... Обижать.
- Оттолкнешь его - черта с два! - крикнул Трифон.- Кто Серегу Климова обидит, два дня не проживет!
Я сказал:
- Климов не за горами - за дверью. Попросим его самого объяснить нам.
- Правильно!
- Анка, выйди, позови, он на крыльце. Нет, я сам позову.- Илья двинулся к выходу, но Вася остановил его.
- Без предварительных консультаций, Илюха. Пускай Анка позовет.
Через минуту Анка, отворив дверь, втолкнула Серегу. Всем бросилась в глаза перемена, которая с ним произошла. Он похудел, как бы весь усох, лицо его сделалось уже, нос заострился, маленькие, глубоко запрятанные глаза светились настороженно, испуганно. Он засмеялся мелким и льстивым смешком - от смущения.
- Здравствуйте, товарищи!
- Здорово, путешественник,- отозвался Петр.
Серега обошел всех: пожимал каждому руку, чтобы немного оттянуть момент обсуждения, которого, видимо, побаивался.
- Здравствуй, Трифон. Ты все такой же богатырь.
- Что со мной станет? - Трифон еще шире развернул грудь.- А ты вот скукожился весь...
- Не от хорошей жизни, Триша, нет... Алеша, здравствуй! - Студентам, которых не знал, пожимал руку и произносил кратко: - Здравствуй, товарищ! Климов Сергей.- Приблизился к Жене, воскликнул с неподдельным радостным удивлением.- Ба, кого я вижу! - Он держал ее за плечи.- Наконец-то соединились! Поздравляю! Прекрасно.- На какой-то момент он, кажется, забыл, зачем был вызван.
"Соединились,- с горькой усмешкой подумал я.- Подходящую минуту выбрал для поздравлений! Идиот!.."
- Женя, а ты помнишь, как мы тебя "судили"?
- Помню,- ответила она.- Теперь, по всему видать, будут судить тебя.
Серега по-сиротски съежился, робко оглядываясь.
- Выходит, так...
- Расскажи, Климов, по порядку: где был, почему вернулся. Мы хотим все знать, чтобы принять решение,- спросила Елена.
- И почему тебя бросил твой покровитель Филипп Сорокин? - сказал Трифон.
- Сволочь он оказался, Филипп тот! - Серега поморщился, как от зубной боли.- Вспоминать неохота!
- А мы сразу видели, что он сволочь,- сказал Вася и засмеялся.- Один ты не видел...
- В Дивногорске взяли нас в молодежную бригаду,- начал Серега.- Не проработали и двух недель, как нас оттуда вышибли. И поделом... Махнули в Шушенское. И там то же самое. Бригаду стал мутить. Пьянки устраивал, прогуливал... К девчонке одной прилепился, а она оказалась занятой, у нее парень был, здоровенный, вроде Трифона. Подрались. Я думал, Филя богу душу отдаст, так тот парень ему врезал.
- Правильно сделал,- сказал Трифон.- Не прилипай к чужим девчонкам.
Анка тотчас попросила его:
- Помолчи!..
- Ну и оттуда нас вышибли,- продолжал Серега.- Филя подался то ли в Воркуту, то ли на Колыму. Я не поехал.- Он глубоко вздохнул, признаваясь: - Вот только тогда я постиг всю меру одиночества. На всем белом свете один как перст. Ни денег, ни хлеба, ни надежд... Чувствую, пропадаю...
- Тогда ты и разжился на станции бутербродами с копченой колбасой и сардинами? - спросил Вася веселым тоном.
- Да. И не один раз. Не надо было об этом писать, но... На вокзале в ресторане бутерброды лежали на подносах. На бумажках обозначена цена. Тот, кому нужно было, подходил, клал деньги и брал бутерброд. Я бутерброды взял, а деньги не положил. Вот и все...
Трифон завозился на стуле.
- Н-да, невесело...
Серега Климов вдруг подшибленно упал на колени.
- Примите меня обратно, ребята...
Все всполошились, повскакали с мест.
- Зачем так, Сергей, встань!
Илья Дурасов, чуть не плача, схватил его за локоть, пытаясь поднять.
- Что ты как нищий!
Серега стоял, худенький, востроносый, жалкий, по-птичьи вертел коротко остриженной головой. Мы посмотрели на Елену. Она кивнула Сереге, ни одна черточка не дрогнула на ее лице.
- Ничего, пускай постоит... Вы думаете, он перед нами встал на колени? Ошибаетесь. Он перед собственной совестью так стоит. Перед ней он виноват, против нее пошел. И еще перед матерью, может быть, которая небось учила его: живи честно, сынок, работай, за длинным рублем не гоняйся, все равно не догонишь, товарищей пуще глаза береги, не предавай их, трудности дели на всех поровну и веселые минуты - тоже на всех. Отобьешься от товарищей - заблудишься, пропадешь!..
- Верно, Лена! - воскликнул Серега.- Говорила! Точно так говорила...
- Вот видите...- Елена, оглядывая нас, улыбнулась тепло, ласково.- Примем его, что ли, ребята?
- Примем!
- Принять, принять!
Серега вскочил.
- Спасибо, братцы! Век не забуду!..
- Пускай идет опять в мою бригаду,- пряча глаза, глухо проговорил Трифон.- Только знаешь, работать так работать, без петушиных наскоков, без возражений и митингов...
Серега подлетел к Будорагину.
- Ты меня не учи, как работать! Тебе только дай волю, начнешь командовать! Знаю я тебя, у меня не покомандуешь! Я этого не терплю!
Трифон опешил от его натиска.
- Глядите на него... Ожил.
Засмеялись сочно, с душевным облегчением,- забавлял больше Трифон, которого Серега чуть не обратил в бегство. Плутовато ухмылялся и сам Климов...
Я мельком взглянул на Женю и увидел лишь ее улыбку, скорее принужденную и грустную, чем веселую. О чем она думала сейчас, что чувствовала?