Чугунный переулок и небольшой домик Лемехо-вых она нашла быстро. Но Савелия Матвеевича дома не оказалось. Его жена, разузнав, по какому поводу пришла девушка, спросила:
- Может, вас к Васиной бабушке отвести? А то старуха, поди, ослепла от слез.
- Обязательно! Мне необходимо с ней увидеться. Но как с Савелием Матвеевичем?
- А я его сразу пришлю к ней. Он ведь тоже беспокоится.
Лемехова, набросив на голову платок, привела Катю к двухэтажному деревянному дому, во дворе которого на веревках висело набитое ветром, застиранное белье. По боковой лесенке они прошли в небольшую каморку у кухни. Здесь невысокая рыхлая старушка, с блекло-синими глазами, молола какие-то зерна в кофейной мельнице. Услышав от Лемеховой, что за гостья явилась к ней, она, словно не доверяя, стала допытываться:
- Так ты и есть та Катя, с Выборгской? К тебе, что ль, Васек все лето бегал? А ну, покажись! - повернув девушку к свету, Игнатьевна придирчиво разглядывала ее. - По лицу хороша... и не шалопутная будто, - определила она. - Где ж он такую красавицу сыскал? Милая ты моя, как же мы теперь? - . вдруг обняв Катю, заплакала она. Потом вытерла уголком платка слезы и стала выпытывать: - Видела ли ты его? Где он там? За что посадили? Сколько держать-то будут?
Ответы девушки не удовлетворили ее:
- Ой, что-то скрываете вы от меня; чует мое сердце недоброе. Самой-то мне этих "Крестов" треклятых не найти. Хоть бы передачу снести. Свела бы ты меня к нему.
- Вас сейчас в тюрьму не пустят. А передачи мне ближе носить. Если разрешат свидания, я приеду за вами, - пообещала Катя. - Но это будет не скоро. Как вы тут одна без денег обойдетесь?
- За меня не беспокойся, прокормлюсь. Дема, поди, всю получку отдает, и сам здесь поселился. А вот ты-то, девонька, откуда табак и съестное для передачи возьмешь? Присядь; я хоть чего-нибудь соберу ему.
Старушка достала холщовый мешочек, открыла небольшой самодельный шкаф, в котором хранились продукты, стала искать что послать Васе.
Вскоре, пригибаясь в дверях, вошел крепкий и рослый старик, а за ним Дема. "Савелий Матвеевич", - поняла Катя. В каморке сразу стало тесно.
- А ну, покажите, кто тут нас ждет? - весело спросил кузнец. - А, вот вы какая! - разглядев девушку, прогудел он. - Будем знакомы.
- Я вас уже знаю, Савелий Матвеевич, - призналась Катя.
- Тем лучше; значит, без церемонии поговорим. Он крепко пожал ей руку.
- Слыхал, вы за помощью к нам? - сев на табурет, спросил Савелий Матвеевич. - Очень хорошо сделали. Выкладывайте, - что стряслось?
Катя рассказала о разговоре с Аверкиным и встрече со следователем.
- Та-ак! Значит, вы этому подлецу приглянулись? И давно он за вами ходит?
- Я его заметила в феврале.
- Срок не малый. - Савелий Матвеевич задумался. - А не он ли и с Кокоревым подстроил? Это же в характере таких типов.
- Схватить бы его за глотку и допросить, - предложил Дема.
- Ловленного так быстро не схватишь. Он теперь настороже.
Пока они разговаривали, Игнатьевна аккуратно завернула в бумагу и уложила в мешочек сухари, воблу, сало и два свежих огурца.
- Вот, снесешь ему, - сказала она, передавая все Кате. - Только табачку у меня нет.
- На табачок соберем, - успокоил ее Савелий Матвеевич. - Прошу не побрезговать и моим паем. - Он вытащил из кошелька две десятирублевки и отдал их Кате. - А насчет адвоката, - мы на заводе сами подумаем. Собирайся, Дема, проводи барышню.
****
Ночью Василия Кокорева и его товарищей юнкера повели в тюрьму. По дороге конвойные не давали путиловцам разговаривать: за каждой произнесенное слово норовили толкнуть или ударить прикладом.
В канцелярии тюрьмы, называвшейся "Крестами", надзиратели отняли от парней ремни, папиросы, спички и посадили всех в общую камеру.
Камера была большой, с испещренными надписями стенами и грязным цементным полом. В одной стороне ее высились нары, с тощими засаленными матрацами, а в другой - высоко, почти под потолком, темнел квадрат окна с железной решеткой. У левой стены стоял стол, вделанный в стену, и несколько табуреток, а у дверей - зловонная деревянная параша.
Воздух был спертым и затхлым.
Осмотрев новое жилище, путиловцы уселись на нары.
- Отсюда не скоро вырвешься, - заключил Кокорев. - И на заводе не знают, что нас в тюрьму упрятали. Хоть бы весть какую подать.
За день парни утомились. От огорчения им не хотелось ни о чем разговаривать. Не раздеваясь, они повалились на нары и проспали до утренней поверки.
На рассвете железная дверь с треском раскрылась. В камеру вошел старший надзиратель, а за ним - коридорный.
- Встать! - рявкнул тюремщик.
Проверив по фамилиям, все ли на месте, коридорный невнятным голосом зачитал правила внутреннего распорядка тюрьмы и предупредил:
- За неподчинение - карцер и лишение прогулок.
- А за что нас посадили сюда? - спросил Кокорев.
- Не прикидывайтесь дурачками, - ответил старший надзиратель. - Сами будто не знаете? Видели мы таких!
Потом появились два уголовника в серых халатах. Они молча бросили на стол три пайка хлеба, черпаком разлили по кружкам чай и, подхватив дымящийся бачок, удалились.
Железная дверь захлопнулась.
Найдя кувшин с водой, путиловцы, поливая один другому, помылись над парашей и подсели к столу завтракать. Но пить принесенный чай не смогли, - от него пахло ворванью.
- Наголодаемся здесь, - отодвигая жестяную кружку, сказал приунывший Кокорев.
- Да и х-хлеб с осевками, н-не проглотишь, - отметил Лютиков.
В стенку камеры кто-то едва внятно застучал. Путиловцы насторожились и вопросительно смотрели друг на друга: что это обозначает?
- На переговоры вызывают, - догадался Вася. - Я читал, есть такая тюремная азбука. Жаль, не запомнил, в какой букве сколько тире и точек.
На всякий случай, он в ответ постучал монеткой з стенку. Это вызвало поток коротких и протяжных звуков. Какой-то арестант, сидевший в соседней камере, хотел завязать разговор, но юноши не понимали его.
- Эх, хоть бы кого опытного к нам посадили! Ведь ничего знать не будем, - досадовал Кокорев.
На прогулку путиловцев в этот день не выпустили.
Поздно вечером в камеру втолкнули четырех матросов. Моряки при аресте, видимо, сопротивлялись, их лица были окровавлены, форменки разорваны. Они и в тюрьме продолжали шуметь, ругали конвойных и не давали закрыть дверь.
Только с помощью сбежавшихся надзирателей их удалось оттеснить в глубь камеры. Но едва тюремщики захлопнули дверь, как матросы кинулись к ней и принялись яростно барабанить кулаками. Лишь один из них, круглолицый, с широким ртом и крупными зубами, остался на месте. Он вытер носовым платком кровь со лба и спокойным голосом приказал:
- Стоп, братва! Трави пар. Довольно волну разводить.
И матросы сразу притихли.
Круглолицый моряк оглядел камеру и, заметив путиловцев, подошел к ним.
- Прошу прощения за шум, - пробасил он. - Разбудили?
- Ничего, - ответил Кокорев. - Весь день отсыпаемся. Нет ли у вас закурить?
- Найдется, - сказал моряк и, вытянув из кармана кисет с табаком, протянул его юноше. - А вы давно здесь?
- Со вчерашнего дня.
- Если не секрет, - по какой статье?
- Сами не знаем. Мы поймали четырех типов, которые с колокольни стреляли в народ. Но в милиции их выпустили, а нам бока намяли - и за решетку!
- Значит, по той же статье, что и мы, - заключил моряк. - Нас в Петропавловке уговорили оружие сдать. А как только мы в город вышли, они давай вылавливать. Но мы им показали, как матросов под конвоем водить. Надолго запомнят! Теперь мы с вами товарищи по "Крестам". Давайте знакомиться... Иустин Тарутин, минер бригады траления.
Узнав, что перед ним путиловцы, моряк обрадовался:
- Вот это встреча! Давно мечтал с вашими Ребятами подружиться.
За ним подошли знакомиться и другие матросы.
Они были с разных кораблей. На бескозырках золотились надписи: "Океан", "Азия", "Николаев".
Моряков, привыкших к корабельной опрятности, возмущала грязь тюремной камеры.
- Свинарник, а не жилье для людей, - заметил Тарутин, оглядывая камеры. - А ну, Андрей, вызови-ка старшего, - обратился он к моряку со шрамом на подбородке. - Я ему сейчас головомойку устрою.
К "глазку" подошел Андрей Проняков.
- На вахте! - окликнул он надзирателя. - Свистеть сюда начальство.
- Какое такое начальство? - донесся из коридора недовольный голос.
- Какое найдется, хоть прокурора.
- Ишь, чего вздумали! Обойдетесь и без начальства!
Надзиратель, шаркая, удалился. Матрос схватил табуретку и начал колотить ею в дверь.
Грохот разбудил спящих, по камерам пошел перестук. Надзиратели забегали. И вскоре у "глазка" появился помощник начальника тюрьмы.
- Опять буяните? В карцер захотели? - закричал он из коридора.
- В карцер надо посадить того, кто здесь за порядком наблюдает, - ответил Тарутин. - Вы по какому закону грязь в тюрьме развели? В этом свинарнике мы не останемся. Переведите в другую камеру.
- Лучших у нас нет, не приготовили вам, господа матросы.
- Не лучшую, а чистую требуем.
- Тюрьма переполнена, номеров свободных не имеем.
- Тогда дайте нам воду и швабры. Без вас обойдемся.
- Это вы получите завтра.
- Не завтра, а сегодня. Иначе всю тюрьму поднимем.
Угроза подействовала. Тюремщики посовещались между собой и через некоторое время прислали уголовников с тряпками, швабрами и водой.
- Мокрая приборка! - объявил Тарутин.
Матросы сбросили с себя фланельки, засучили рукава тельняшек и принялись скрести доски нар, окачивать их водой, мыть стены и пол. Путиловцы помогали им.
В разгар работы из соседней камеры послышался дробный стук.
- Андрей, что там пишут? - заинтересовался
Тарутин.
Проняков пожал плечами.
- Не понимаю.
- Запроси по-нашему.
Сигнальщик вытащил медную зажигалку, похожую на снарядник, и несколько раз отстучал вызов по-флотски.
Ему ответили.
- Еге, матрос нашелся. Фелушин с брандвахты. Спрашивает, - что у нас случилось?
- Узнай, как он угодил сюда.
- С Васильевского не успел уйти.
- Значит, как и мы, застрял? Ну, поздравь его.
Перестук длился долго. Соседние камеры, оказывается, тоже были заполнены недавними демонстрантами, схваченными юнкерами и казаками на улице.
* * *
В субботу Наташа пришла к Кате раньше условленного времени.
- Я, кажется, устроила тебе официальный пропуск в "Кресты", - сказала она. - Центральное бюро помощи политическим заключенным просит нас создать в районе пролетарский Красный Крест и взять шефство над тюрьмой. Я подсказала выдвинуть тебя и тетю Феню. Вам разрешат помогать заключенным. Здорово, да?
- Умница! Спасибо.
Дема Рыкунов пришел к Кате после работы. Он Даже не успел вымыться и переодеться. Лицо его было в копоти.
Куда вы меня спрячете? - спросил он у девушек.
- Пока время еще есть, ты можешь вымыться, - сказала Катя. - А потом садись в столовой и жди. Я там, чтобы тебе не скучно было, приготовила журналы.
Она повела Дементия в ванную комнату, дала мыло, полотенце и оставила одного. Раздевшись до пояса, юноша тщательно вымылся, вновь оделся, причесался и, пройдя в столовую, уселся листать старые журналы "Нива".
В восемь часов Аверкин не появился. Только минут через тридцать в прихожей раздался звонок. Катя выбежала открывать дверь. На пороге она увидела незнакомого мальчишку.
- Вы Алешина? - спросил он. - Вам письмо. Мальчик отдал ей четвертушку бумаги, сложенную, как складывают в аптеках пакетики, и убежал.
Катя развернула записку. В ней лиловым карандашом было написано:
"Екатерина Дмитриевна!
Что же вы этак? Вроде засады против меня устроили. А я хотел вам кое-что по секрету сообщить. Неладно получается, теряете Вы друга верного. Теперь уже не знаю, когда смогу прийти. Буду занят все дни.
Верный Ваш друг
Виталий Аверкин".
- Выходи, Дема! - позвала Катя. - Аверкин, наверное, видел, как ты ко мне шел, и струсил. Посыльного прислал.
Прочитав полученную записку, Дементий пожалел:
- Эх, не так сделали! - сокрушался он. - Зря не послушался Савелия Матвеевича. Ловленный, конечно, без разведки не пойдет.
- Боюсь, что он нагрянет, когда вас не будет, - сказала Катя.
- А ты не бойся его. Эти шпики трусливы. Хочешь, я свой браунинг тебе оставлю?
- Я же не умею с ним обращаться.
- Подумаешь, трудность какая! Вмиг научишься.
Достав пистолет, Дема разрядил его и стал показывать девушкам, куда надо закладывать обойму, как ставить на боевой взвод и стрелять. Потом он начал разбирать его на части. В это время раздался звонок.
- Прикрой пистолет журналом, - велела Катя и пошла открывать дверь.
На лестничной площадке стоял отдувавшийся, тяжело дышавший домовладелец.
- Дозвольте войти? - спросил он.
- Пожалуйста.
Тучный торговец вошел в прихожую, снял белую фуражку и, как бы интересуясь, - не отсырели ли потолки, заглянул в комнаты, на кухню и спросил:
- Когда же вы за квартиру начнете платить?
- Честно говоря, мы даже не знаем, сколько она стоит, - призналась Катя.
- Это надо было узнать при въезде, - поучающе заметил домовладелец. - Сейчас цены на квартиры поднялись. А так как вы занимаете одну из лучших, то придется платить по сорока рубликов.
- Сорок рублей в месяц? - удивленно спросила девушка.
- А как же вы думали? К зиме еще больше возьму.
- Но у нас же нет таких денег!
- Это меня не касается. Надо было выбирать квартиру по средствам. Не заплатите, - в суд подам, выселю. Даю вам неделю сроку.
Не прощаясь, домовладелец нахлобучил фуражку и ушел.
- Вот ведь шкуродер! - возмутился Дементий. - Его бы за глотку да тряхнуть покрепче. Узнал бы, как людей грабить!
- Не вздумай только платить, - вмешалась в разговор Наташа. - На него надо жалобу в Исполком написать. Явный спекулянт.
- Я чувствую, что это все проделки Аверкина, - хмурясь сказала Катя. - Вот ведь подлец! Домовладелец по его указке приходил. Не зря же он в комнаты заглядывал. Теперь даже страшно оставаться одной.
- Бери браунинг и не трусь! - подбодрил ее Дема. - Вооруженную всякий испугается.
Он ловко собрал пистолет, пощелкал им, затем вставил обойму с патронами и предупредил:
- Помни, здесь семь патронов. Стреляют автоматически.
Аверкин в присланной Кате записке не лгал, ему действительно с трудом удалось освободиться на три часа. Все эти дни он участвовал в облавах и обысках.
Старший брат вызвал его к себе и сказал:
- Бросай все мелкие дела и переключайся на самое важное. Надо быстрей выяснить, куда мог скрыться главный руководитель большевиков - Ульянов-Ленин. Вот его фотография и описание примет. Надеюсь, ты его видел в натуре?
- Приходилось.
- В общем, учти: с пятого он перешел на нелегальное положение. Газеты уже пишут о нем как о немецком агенте, затеявшем свергнуть законное правительство. Будут напечатаны клятвы добровольцев "Лиги борьбы с коммунизмом", георгиевских кавалеров и юнкеров, взявшихся разыскать его живым или мертвым. Ульянова-Ленина правительство объявит вне закона. На добровольцев, конечно, надежда малая, они только запутают следы... Я больше полагаюсь на профессионалов. Так что подыщи старых агентов и действуй. Помни, - ждет большая денежная награда и продвижение по службе. Средств, сил и времени не жалей, - все окупится. И не забывай другого, - он человек опытный и умный. Сторонников у него не меньше, чем врагов. Особенно на флоте и в рабочих районах. Как нападешь на след, - немедля сообщи.
- Ладно, - буду ежедневно докладывать. Подобрав себе помощников, Аверкин прежде всего установил слежку за квартирой на Широкой улице, где до последних дней жил Ленин. Двух агентов он отправил на разведку в Кронштадт, а одного - к дому Алешиной.
Собираясь к девушке, он решил намекнуть ей об опасности, грозящей Ульянову-Ленину. Он надеялся этим вызвать доверие к себе и получить хотя бы ниточку, ухватившись за которую, можно двигаться в верном направлении. "Алешина, конечно, предупредит своих, - рассуждал он. - Она - одному, тот - другому… появится цепочка. Только не упускай ее, и ты нащупаешь след".
Он сам видел, как к Алешиной прошел Рыкунов, и обозлился: "Вот ведь подлая! Засаду устроила!"
Написав Кате записку, Аверкин послал к ней мальчишку, а сам зашел к домовладельцу и попросил его припугнуть девушку выселением. Тучный торговец охотно выполнил поручение и, вернувшись, услужливо доложил:
- Заметил, есть подозрительные: какой-то бугай здоровенный и барышенька невысокенькая, а в угловой комнате - ребятишки малые.
Дождавшись, когда Наташа с Дементием ушли от Алешиной, Аверкин поднялся на второй этаж, достал свой ключ, сунул его в замочную скважину и дважды повернул. Дверь лишь едва приоткрылась; она была на цепочке. В образовавшуюся щель даже рука не проходила.
Аверкину казалось, что он возился с дверью осторожно, но Катя все же расслышала шум. В коридоре вспыхнул свет. Девушка появилась на пороге. Лицо ее было бледным, а руки она держала за спиной.
- Кто здесь? - окликнула Катя дрогнувшим голосом.
- Это я, - негромко ответил Аверкин. - Откройте, Екатерина Дмитриевна.
- Что вам нужно?
- Очень важное сообщение...
- У меня никого нет дома... я не могу вас впустить. Как вы не понимаете, что это неприлично?
- Понимаю, все понимаю, - зашептал в щель Аверкин. - Такое дело, что минуты нельзя… Вашего Ленина объявляют вне закона. На поиск пущены все тайные агенты... даже собака Треф. Сегодня начнутся облавы и обыски...
- А для чего вы мне все это говорите? - словно возмутясь, спросила Катя. - Какое я имею отношение? Что за провокация!
- Тише... тише! - зашикал на нее Аверкин. - Зачем так громко? Я ведь, как друг... Откройте на минуточку.
- Уходите! - не снижая голоса, потребовала Катя. - Мне ничего от вас не нужно.
Захлопнув дверь перед его носом, она закрыла ее на крюк.
"Вот паршивка! - ругнулся про себя Аверкин. - Неужто догадывается? Но ей не выдержать. Сегодня же побежит к своим. А мы люди не гордые, у нас терпения хватит".
Избавясь от Аверкина, Катя в самом деле задумалась: "Как же сообщить нашим? И это надо сделать быстрей. А вдруг провокация? К тому же он теперь следить будет. Ну и пусть! Я же войду в дом, где, кроме райкома, еще находятся отделы Районной Думы и Совета. Мало ли туда людей ходит".
Катя дождалась возвращения матери и бабушки, которые два раза в неделю ходили в госпиталь за продукты стирать белье раненым. Положив в сумочку оставленный Демой браунинг, она сказала матери, что скоро вернется, и пошла на Большой Сампсониевский проспект.
На сумеречной улице пешеходов было немного. Девушка шла быстрым шагом и временами оглядывалась. Один раз ей показалось, какая-то тень мелькнула на левой стороне улицы и прижалась к темной стене дома. "Идут следом", - решила Катя. Она вытащила из сумочки пистолет и зажала в руке. Но по пути к ней никто не пристал.