- Это наказание! Три месяца моей самой строгой диеты рухнули в один час!
- Ты отказался бы!
- Ну что-о-о ты! Как я мог? Если просят дамочки. - Взгляд на Дашу. - И, между прочим, весьма недурственные!
Последнее говорилось специально для Даши, чтобы подзавести ее.
- Боже! - поняв это, укоризненно посмотрела она на Юру. - Ты неисправим. - Села к столу. - Надо же, люди умеют делать такие вкусные вещи!
- А чего тут особенного! - отозвалась Инна.
- Вы тоже умеете?.. - смотрела на нее Даша. - Почему же вы не приняли участие в конкурсе?
- Зачем?
Даша долго молчала.
- Но, понимаете, это все равно, что обладать прекрасным голосом и петь только для себя. Это же… Вы губите себя.
"Она опять меня учит!"
- А для кого прикажете петь? - с вызовом спросила Инна.
Даша зарделась, промолчала. Инна тоже почему-то смутилась и отвела глаза.
34
С вокзала Сережа вернулся победителем: он достал Буркаеву билет на сегодня на вечерний поезд, да еще - купейный вагой. Подобное мог только Сережа. Это признали все. От восхищения Даша, не вытерпев, обняла его:
- Вы - гигант!
Посему Сережа считал, что он вправе теперь заняться тем, что его со вчерашнего дня интересовало. Он присел к столу, за которым Буркаев что-то мозговал над схемами, склонился к нему и спросил:
- Как вчерашнее совещание? Быть нам с премией или без?
- А шут его знает! - откровенно признался Олег.
"Счастливчик! - позавидовал Сережа. - Это его, пожалуй, не очень-то и занимает. Что ему! Живет один, комната на одного, а если вздумается, так может поехать к матери в Зеленогорск".
Сережа уже собрался бежать к кому-нибудь дальше, но в дверь постучали, что вообще не практиковалось среди "своих", и в комнату вошел представитель главного заказчика.
- Разрешите?
Сережу точно ветром сдуло, он освободил гостю место.
Представитель главного заказчика, подойдя к столу, поздоровался за руку сначала с Буркаевым, а затем и с Сережей.
- Извините, что я прямо вот так, без предварительного звонка. Может, вы сейчас очень заняты, тогда я зайду в другой раз. Я ненадолго, отвлеку вас на минуточку.
- Да, пожалуйста! - Буркаев привстал, указав на освободившееся место напротив.
- Видите ли, меня вчера очень заинтересовало то, о чем докладывал Пекка Оттович. Возникло несколько вопросов. Хотелось бы кое-что уточнить. Вчера их не задал, чтобы не отвлекать всех участников совещания. Решил зайти к вам сегодня. - Он достал тетрадный листок. Сережа успел заглянуть: не менее десятка вопросов.
Если представитель главного заказчика явился без предварительного звонка, без договоренности, уже в конце рабочего дня пришел с вопросами в лабораторию, не дождавшись завтрашнего утра, - это что-то значило!
Как только гость ушел, Сережа помчался в лабораторию Лары Николаевны, где у него было много друзей, узнать, как они относятся ко вчерашнему сообщению Пекки Оттовича, а главное, не удастся ли выяснить еще что-то новенькое. До конца рабочей смены осталось двадцать минут, и еще кое-что можно успеть. В коридоре Сереже встретилась Гвыздя, которая уже "намылилась" домой.
В лаборатории Лары Николаевны все находились на рабочих местах. Но тоже чувствовалось: скоро конец рабочего дня. Некоторые из девочек-техников польской фиолетовой помадой подкрашивали губы, подправляли ресницы, накладывали на веки "тени", заглядывая в зеркальце, установленное в верхний выдвижной ящик стола, прикрытый наполовину. Его придерживали коленом. В случае чего можно быстро и незаметно задвинуть. Сережи они не опасались и поэтому продолжали заниматься своим делом.
Непосредственным начальником для них был их руководитель группы Семен Викторович Шмель, давний добрый Сережин приятель. Тоже, как и Сережа, слегка лысоватый. Но, как сказал профессор Бэмс: "За одного лысого двух нелысых дают!" Ходил он при подтяжках и в галстуке. Галстук куцый, словно обрезанный наполовину. Верхняя и средняя пуговицы на рубашке расстегнуты, в прорези просматривалась голубая майка.
Кроме прибора, который Семен Викторович разрабатывал, он, кажется, больше ничего и не замечал. Придешь - что-то перепаивает, подкручивает потенциометры, так увлечен, что даже лысина покрылась испариной. Сейчас хоть пляши рядом - все равно не заметит. Поэтому девушки-техники не боялись и его, - он их не видел.
Сережа подсел к нему, задал несколько вопросов, но медлительный Шмель не успел ответить, в комнату вошла Лара Николаевна. Девушки, безошибочно угадав по звукам шагов, что это идет она, успели каждая дружно шевельнуть ножкой и теперь сидели, оправляя юбочки, смахивая с них несуществующие соринки, потому что, если сделать вид, будто убираешь стол, - можешь получить замечание, что до окончания рабочего времени еще пятнадцать минут, можно убрать и после звонка, как это и положено, а если оправляешь юбочку, никто ничего не скажет.
- Сержик! - воскликнула Лара Николаевна, увидев Маврина. - Так кстати! Ты мне нужен.
Сережа проворно вскочил.
- Пожалуйста!
- Нет, в этом нет срочности. Можно и потом, когда ты будешь свободен.
- Я готов!
- Тогда пройдем ко мне в кабинет.
- Сержик, - певуче начала Лара Николаевна, когда они уселись возле стола друг против друга. - Я замечаю, что ты заходишь к нам в лабораторию, к нашим ребятам. Ты дружен с ними, и это замечательно.
Черепашка скребла по столу лапами, оставаясь на прежнем месте. Лара Николаевна потыкала в ее панцирь кончиком сигареты.
- Я хочу предложить тебе перейти к нам в лабораторию. Все, связанное с переводом, формальную сторону, я беру на себя.
От неожиданности Сережа не знал, что ответить.
- Я и не требую немедленного ответа, - поняв его замешательство, сказала Лара Николаевна. - Я знаю, что такие вещи не решаются в один час. Здесь надо основательно подумать. Подумай, а затем мне скажи. Я слышала, ты намерен вступить в жилкооператив. Поэтому такой переход для тебя просто выгоден.
- Вы уверены, что получите первую премию? - не утерпел Сережа, хотя и понимал, что такой вопрос несколько нетактичен.
- Дело даже не в ней. По внедрению нового прибора предстоят длительные командировки. А это тоже деньги. Повторяю, ты можешь не спешить с ответом, времени у нас еще предостаточно. Подумай!..
35
Приехав в Межциемс, Олег сдал в камеру хранения чемодан и сразу же направился на объект, где проходили натурные испытания. Как он и предполагал, прибор оказался исправен. Просто кто-то, случайно или в задумчивости, даже не заметив этого, крутанул на контрольном осциллографе ручку усиления, увеличив его во много раз и, соответственно, во столько же - размер индуцируемого на экране импульса, верхушка которого ушла за верхний край экрана. Любой человек, имеющий телевизор, по личному опыту знает: чем больше в телевизоре ручек, тем неудержимее тянет какую-нибудь повертеть, если даже изображение на экране просто великолепно. Тут какой-то странный закон. Поэтому одно из основных требований, которое должен обеспечить конструктор прибора, это, как говорят, "защита от дурака". Все ручки потенциометров желательно убирать внутрь прибора или хотя бы прикрыть крышкой.
Олег установил потенциометр в нужное положение, и контрольный импульс на экране осциллографа принял необходимые размеры и форму. И стоило из-за этого ехать!
Как раз в этот момент в помещение, где находился Олег, вбежал Родион Евгеньевич Новый, очевидно прослышав о приезде.
- Что это такое! - закричал он. - Ваш прибор не работает! Мы из-за него на три дня задерживаем испытания. Должны сидеть сложа руки! - Он, как всегда, был верен своему принципу: создать как можно больше шума.
- Почему же не работает?! - возразил Олег. - Взгляните на экран!.. Я к прибору еще не прикасался. Просто нужно установить усиление как следует… А если впредь будут еще подобного рода телеграммы, вы к нам больше не обращайтесь. Что это? Как понимать? - Олег передал ему полученную телеграмму.
- "Поздравляю Сухонина. Прибор не работает", - вслух прочитал Родион Евгеньевич. - Тут какая-то ошибка! - закричал он. - Я такой телеграммы не подавал! Там было "Подразделение Сухонина". Переврали! Честное слово! Сейчас проверим! Элеонора Ивановна!
В помещение вошла длинная и тонкая, как вязальная спица, уже не молодая женщина. Она работала инженером, но одновременно выполняла при Родионе Евгеньевиче функции своеобразного секретаря: записывала в специальную тетрадь тексты высылаемых телеграмм и получаемые на них ответы.
- Проверьте, пожалуйста, что мы там послали в институт Сухонину?
Элеонора Ивановна открыла тетрадь точно на нужной странице, словно держала ее заложенной пальцем. Показала запись Родиону Евгеньевичу и Олегу.
- Что я вам говорил! - воскликнул Родион Евгеньевич, повернувшись к Олегу. - Переврали на почте!
Наверное, так оно все и произошло: непривычное слово "подразделение" переправила где-то очередная Гвыздя на более распространенное "поздравляю".
Элеонора Ивановна собралась было уходить, но задержалась, протянув Родиону Евгеньевичу бланк ответной телеграммы:
- Это, наверное, вам?
- Что это? - Родион Евгеньевич выхватил у нее из рук бланк.
"Хреновому главному конструктору тчк специалист выезжает тчк Сухонин тчк".
Родион Евгеньевич перечитал текст, хмыкнул и швырнул бланк на стол. Элеонора Ивановна стояла рядом и ждала.
- Ответ нужен?
- Не надо.
Олег мог поклясться, что сам слышал, как Пекка Оттович продиктовал Гвызде иной текст. И просил проставить инициалы, чтобы не было какой-нибудь путаницы. Единственное, в чем Олег не мог поклясться, что это не специальная проделка Пекки Оттовича. Очень уж похоже.
Телеграмма оказала, сильное воздействие на Родиона Евгеньевича. Он ходил присмиревший. И когда Олег пришел сообщить ему, что собирается уехать, так как считает, что здесь ему делать нечего, Родион Евгеньевич стал чуть ли не умолять его остаться хотя бы на недельку, так как при испытаниях мало ли что может случиться. В прежние времена он с ним об этом и разговаривать не стал бы, просто продержал бы ровно столько, сколько можно пробыть, не переоформляя командировки.
Неделю Олег прожил в Межциемсе, в этом маленьком прибалтийском городке.
Стояла левитановская осень. Весь город был пронизан золотым, исходящим от каштанов и кленов, светом. Казалось, светится все: деревья и тротуары, засыпанные шуршащей под ногами листвой. При полном безветрии листья, отделившись от ветки, кружились в воздухе и беззвучно касались земли. Изредка цокало об асфальт - это осыпались каштаны. Ударившись о мостовую, они раскалывались на две половинки и лежали, как створки раковины-беззубки, а если пошарить под листьями рядом, можно найти два темно-коричневых, словно отполированных, зерна.
Дома вдоль улиц, крытые черепицей, стояли в садах, среди аккуратно подстриженных яблонь, с которых полностью облетела листва, но на почерневших, оголившихся ветках еще висели неубранные крупные яблоки. Пожилые мужчины, и по одежде, и внешностью чем-то похожие один на другого, сметали с асфальтированных дорожек листву; увидев Олега, снимали шляпы и уважительно приветствовали:
- Свейки!
И Олег отвечал им:
- Свейки! Свейки!
По одну сторону от дороги за садами протекала река, делавшая напротив города извилину, напоминавшую букву "омега", огибавшую просторный низкий луг, в центре которого стояли стога сена, а по другую сторону дороги, сразу за садами, вздымались песчаные дюны, за которыми синело море. Между кромкой воды и дюнами простирался пляж, пустынный на десятки километров. Такой чистый, словно ежедневно его подметали с утра.
Но за два дня до отъезда погода резко изменилась. Небо, словно створками, закрыло темными тучами, обрушились ливневые дожди, ураганный ветер в одну ночь оборвал с деревьев листву, распихал ее по грязным лужам и канавам. Синоптики передали, что откуда-то из Скандинавии проник циклон, принес массу холодного воздуха. Сразу стало сыро и неуютно.
Вечером в день отъезда тоже лил дождь.
А когда в полночь Олег проснулся и с верхней полки вагона выглянул в окно, поезд стоял во Пскове. Деревья, крыши домов и все кругом засыпало снегом. Местные жители ходили в валенках, одетые по-зимнему.
В Ленинграде лил дождь, под ногами хлюпало, прохожие шли под зонтами.
36
В институте, подложенная на столе под стекло, Олега ждала бумага: копия приказа начальника главного управления министерства о вынесении строгого выговора главному инженеру одного из крупных смежных институтов "за использование в действующем изделии опытных электровакуумных приборов без согласования вопроса их систематической поставки".
На копии приказа в левом верхнем углу красным карандашом подпись - резолюция главного инженера НИИ.
"Тов. С. А. Суглинскому.
Прошу учесть. И не допускать!!!"
В нижнем левом углу:
"П. О. Сухонину. Очень важно! Обратить внимание. Суглинский".
И уже Пеккой Оттовичем копия приказа направлена Олегу.
Олег понял, что это значило. Пекка Оттович еще не знал о последнем разговоре Олега с Овчинниковым. Тем более не знал этого Суглинский.
Олег представлял, в какое себя ставит положение, не сказав им о том, что и у разработчиков-то осталась лишь одна трубка, они ничем помочь не могут, и речи идти не может о каком-то там "согласовании вопроса поставки", тем более "систематической". Но в данной ситуации сказать об этом высшему руководству - все равно что бросить всю работу.
Кроме приказа ждала Олега еще одна неприятность: макетная мастерская приостановила работы по изготовлению их экспериментального макета. На верстаках всюду лежали "корытца" недоделанных блоков. Лара Николаевна пошла к Суглинскому и добилась того, что всех механиков перевели на изготовление экспериментального макета "пирамидального" коммутатора, заявив, что иначе она не гарантирует выполнение в срок обязательств, по ее же предложению включенных в полугодовое соцобязательство отдела. "Да, я тогда, может быть, несколько поспешила, недоучла всего. Но ей-богу же, мы выполним все в срок, только дайте нам "зеленую улицу"!" - клялась Лара Николаевна. И Самсон Антонович распорядился, чтобы механики выполняли работы только для лаборатории Субботиной, приостановив все остальные.
Олег пошел к Пекке Оттовичу: "Как поступить?"
Пекка Оттович поднялся и заходил вдоль стола. Зазвонил телефон, но Пекка Оттович не снял трубку, искоса посматривал на аппарат, дожидаясь, когда прекратятся звонки, затем взял кусок мела и на доске, типа тех, что висят в школьных классах (она висела на стене позади стола, на ней обычно при лабораторных обсуждениях рисовали схемы), крупными буквами начертал:
"Спасение утопающих - дело рук самих утопающих".
- Что, делать все самим? - удивился Олег.
- Видишь ли… - Пекка Оттович положил недокуренную сигарету. - Был один такой удивительный изобретатель - Чарлз Гудийр. Ты о нем что-нибудь слышал?
- Нет, - признался Олег.
- К сожалению, у нас его плохо знают. Этой фамилии я не нашел даже в энциклопедическом словаре. А ему принадлежит открытие вулканизации резины. Где только не применяется резина! А кто знает о Гудийре? Почти никто. Правда, и до него существовала резина, но такая, что затвердевала на морозе и делалась мягкой в тепле. Гудийр решил найти такой способ обработки, чтобы она ни при каких условиях не меняла своих качеств. Он полагал, что этого можно добиться добавкой какого-то вещества. И что только не использовал в качестве добавки: соль, сахар, песок, касторовое масло и, наконец, даже суп. Сейчас это, конечно, кажется смешным. Но перед исследователем тысячи путей. Не всегда так просто найти самый верный и самый короткий. Не получилось - еще не самое главное. Главное - не отчаиваться! Не опускать руки! Только тот добьется успеха, кто его хочет! И у Гудийра случались взлеты и падения. Казалось - нашел! Смеялся и плакал от радости. А потом оказывалось - ошибся. И начинал все сначала. Доходил до такой нищеты, что ослабевал от голода. Все же - искал. Семья его в конце концов не вынесла всего, и однажды дочь в отчаянии швырнула "проклятый материал" в топящуюся печь. Кусок выпал к ногам печально сидящего перед печуркой отца. Гудийр поднял его, чтобы положить обратно в печь, и увидел на краю белую полоску. И понял, чего до этого не хватало: нужна определенная температура нагрева! Случайность?.. На первый взгляд - да. Сам Гудийр никогда не считал это случайностью, а приводил как пример настойчивости и упорства. Я думаю, что он прав. Тому, кто не обладает достаточной настойчивостью, незачем идти в науку. А теперь пойдем и по методу Гудийра смешаем что-нибудь с супчиком, - казал Пекка Оттович, взглянув на часы. - Уже пять минут как обеденный перерыв. Куда пойдем, в буфет или в столовку?
После обеда, прямо из столовой, Олег пошел в бухгалтерию отчитаться за командировку. Возвращаясь, решил заглянуть в макетную мастерскую.
Его всегда поражала удивительная способность Пекки Оттовича в разговоре подвести собеседника к нужному решению; всякий раз получалось, будто ты к этому пришел сам.
Макетная мастерская - подразделение особое. В институте есть опытное производство, экспериментальный цех, тем не менее каждый начальник лаборатории или, по крайней мере, отдела стремится иметь свою мастерскую. В случае необходимости любую мелкую механическую работу можно выполнить не мешкая: нужный специалист под рукой. Говорят, что экономически, в общеинститутском масштабе, это невыгодно, но - удобно.
Все знают о существовании мастерских - куда их спрячешь: гудящие станки, верстаки, другое оборудование, - но делают вид, что не замечают. Тем более что но табелю ни в лаборатории, ни в отделе ни один слесарь или механик не числится, лишь регулировщики высокого разряда или старшие инженеры, которые настолько универсальны, что могут работать и на сверлильном станке.
Любопытный народ подбирается в таких "макетках". Обычно это специалисты высокой квалификации, чаще всего уже немолодые. Это как бы "первые скрипки" больших симфонических оркестров, но возрасту или по каким-то иным причинам покинувшие их. Таким мастерам не нужна специальная конструкторская документация, достаточно набросать эскизик "от руки". Прибежал, "наквакал", что-то, больше нечленораздельно, объясняя на пальцах, как глухонемой, а через час-другой зашел, и пожалуйста, - все готово. Да еще то сделано, что ты и сам не понимал. Но они требуют к себе и особого отношения: электроэлементы, например, должны быть поданы вовремя, и нельзя соваться за пять минут до обеда - лучше пережди, да не забудь как бы случайно прихватить с собой в мастерскую свежий номер газеты "Советский спорт". Все могут покапризничать и немножко покуражиться над инженером-разработчиком, от всех он зависит, а от него - никто!
Макетная мастерская отдела Суглинского находилась на первом этаже, в дальнем конце коридора. С утра она становилась своеобразным клубом. Немножко "потравить", какой-то десяток минут, заходили те, кто привык приезжать на работу рано, задолго до звонка.