Глава восьмая
Десятый день Чернов, Христофор, Ояр и Варя работают на Косе Длинной. Балок они поставили в начале косы, под сопкой, у самого океана. Он был надежно прикрыт с одной стороны сопкой, с другой. - нагромождением торосов, да и само лежбище находилось километрах в двух - медведи балок не замечали.
С прошлой осени на косе осталось достаточно трупов моржей, и тут паслись медведи. Часто встречались самцы, хотя ни одного из них ребята в берлогах не видели и ни одной залежки самца найти ученым не удавалось который год. Этот феномен так и остается пока загадкой для Чернова и его лаборатории.
Группу из трех-четырех медведей всегда можно было встретить тут. Держались они обособленно, в стороне друг от друга, каждый у своей туши, и желания знакомиться не выражали, скорее наоборот, каждый зверь охранял свой "столик" в этой природной столовой.
Покормившись несколько дней, звери уходили - один раньше, другой позже, но на смену им приходили другие. Удалось обездвижить и описать четырех. Очухавшись, они тут же ушли во льды.
Только один медведь не покидал лежбища - громадный, старый, очень жирный самец. Его прозвали Бароном. Барон тяжело ходил, спал тут же, рядом с тушей моржа. Был он ленив и подслеповат, а на людей совсем не обращал внимания.
Однажды Чернов простоял полчаса в пяти шагах от него. Медведь лежал и, казалось, понимал, что эти двуногие ничего плохого ему не сделают.
Винтер стоял рядом, держал нацеленный в голову зверя карабин, замерз даже, а Чернов молчал, тихо ходил вокруг, ему хотелось потрогать медведя живого, не обездвиженного.
- Пошли, я замерз, - сказал Ояр.
- Пошли.
- Почему мы не берем Барона?
- Успеем… - сказал Чернов, - оставим на потом… Не уйдет он. Возможно, болен.
- Жирный, черт.
- Да…
- Наши весы его не потянут…
- Пожалуй, тут килограммов восемьсот…
- Будет.
- Надо бы еще одного-двух молодых… двухлеток хорошо бы… - сказал Чернов. - А этого успеем.
Невдалеке два медведя бродили по голому склону сопки - ели мох, мерзлый ягель, обдирали мелкий кустарничек.
Сюда на работу ребята ходили пешком. Поклажу умещали на легких беговых оленьих нартах. Их можно было тащить одному. Все надевали поверх меховой одежды белые камлейки, подходили к лежбищу незаметно, и когда медведи замечали людей, пугаться было уже поздно, люди садились на нарту, тихо переговаривались, звери привыкали к ним и не боялись.
Снимки, которые успел сделать Варфоломей, могли бы украсить передачу любого телевидения, и он жалел, что рядом нет кинооператора.
Трижды приезжали Нанук с Ное погостить. В балке было тесно, но весело.
Нанук вечерами вспоминал старую жизнь, сказки и песни молодости и сетовал, что раньше медведей было больше, и песцов больше, и птиц больше, и рыбы… Моржей и нерпы тоже было больше, вздыхал он.
- Конечно, - заметил как-то Варя, - еще Дарий Первый выбил клинописью "Не та ныне молодежь пошла"… все нынче не так, гм…
- Дарин? - встрепенулся Нанук. - Председатель райисполкома?
- Нет, нет! Дарьян - это председатель. А Дарий - так себе… - успокоил Чернов, - царек необразованный. Как плохой шаман. Ему можно было городить глупости.
Варфоломей покраснел.
Тихими апрельскими морозными ночами Ноэ и Варфоломей уходили из прокуренного балка. Одевались тепло и уходили смотреть звезды, любоваться сиянием и возвращались раскрасневшиеся с мороза, веселые, и воем становилось понятно, что если людям к тридцати, они так просто звезды не считают.
Нашли они на берегу свою пещеру. Ледяные глыбы так выдавлены на берег, что образовалась гряда хаотичного нагромождения льдов, пурга сцементировала снег, и в одной из пустот, сложенной льдом, было тихо. В небольшой уютной ледяной пещере можно укрыться, даже поставить свечу - было тихо, и блики огня на ледяных стенах и дверь, сотканная из звезд, северного сияния и темноты ночи, были сказочнее, чем все слышанное в детстве о хрустальных сказочных дворцах.
- Хватит вам тут, хватит! - тормошила Ноэ Чернова. - Едем на Ключи! Там так здорово?!
- Знаю, знаю, - успокаивал ее Чернов.
- Вот дождемся Антошу, - пообещал Христофор.
- Сколько можно ждать? Уже две недели! Они, может, в поселок поехали!
- Нет, - покачал головой Христофор, снял очки, протер их, водрузил на нос и после этого растянулся на спальном мешке. - Нет, Нюра, он обещал. Вот приедет - и все двинем. Мы тут почти закончили. Остался один Барон.
- Толстяк? Он сейчас у туши, спит. Я так днем испугалась!
- Ну и зря…
- Барана успеем… - пробубнил про себя Чернов.
Ноэ и Нанук уехали.
Христофор и Ояр ушли утром проверять капканы. Накануне они видели даже следы леммингов на пороше. Это озадачило охотоведов. Зимой лемминги редко вылезают из-под снега. Вернее, не столько редко, сколько трудно найти маленькую норку, а след их на снегу вообще трудно различим, если только не выпал свежий снег.
- Что-то она к нам зачастила, - сказал Чернов, - а?
- Нюра? Ей с нами нравится, - ответил Варя.
- И с нами, и с тобой. Вернее, тебе с ней, а? Хороша, а?
- Мне она нравится, - вздохнул Варя.
- Вот-вот, я и говорю… гм…
- А может, я ее люблю, - совсем доверчиво и безответственно ляпнул Варя.
Только Чернову мог признаться Варфоломей, открывая ему, совсем незнакомому человеку, душу:
- Она чем-то похожа на мою первую жену… такая же брюнетка и полная.
- …здоровая!
- Да, - кивнул Варя, - и в здоровом теле…
- …и в здоровой бабе - здоровый дух!
Варя не обиделся.
- Опять же наследственность, гены, - продолжал Чернов. - С твоей стороны будет очень рационально на ней жениться, правильно, ей-богу! Дети будут красивы, потом здоровы, и жить долго будут. За счастье, правда, я не ручаюсь. Ну, да это от вас зависит. Ты был счастлив?
- Был. С первой женой.
- Значит, больше не будешь. Единожды ты изведал, а дважды это не дается. Впрочем, счастье - это сугубо индивидуальное понятие, оттого и расплывчатое. Тут наука не поможет. Только дураку до конца ясно, что такое счастье. Или ограниченному человеку.
- Я знал… Это не расскажешь… Она была такая же толстая. Вот Ноэ я вряд ли подниму… и первую жену я не носил на руках… И она ушла.
- Она ушла, потому что ты был дураком. Или она по сию пору дура. Впрочем, прости, кто вас поймет? Я вот не женат. Зря, конечно. Тоже, может, у меня что-то не так. Все откладываю. Думал даже на лаборантке перед отъездом жениться. Чтоб ждала. У нее карапуз трехлетний, любит очень меня. Надо, чтоб ждала. А то меня, кроме шефа, никто в Москве и не ждет. Шеф и друзья - они у меня по всему Северу. Из-за этого и про баб забыл. Дали квартиру - как кандидату. А на что одному квартира? Лазить с тоски на голые стены?
- Пропала квартира? - ужаснулся Варфоломей.
- Да нет… не знаю. Отдал я ее пока Таньке, это лаборантке, значит. Ей нужней… так и живет. А я по северам. Вот докторскую сделаю - и женюсь, а?
- Не выйдет… думаю, не выйдет, не получится.
- Чего так?
- Надо тебе где-то тут оставаться, на Чукотке. Наверное, это так. Мне вот в Риге, а тебе - на Чукотке. Посмотришь. Докторскую ты сделаешь запросто, тебе больше ничего не остается, это как чай по утрам-вечерам. А дальше? Гм… это труднее.
- Не знаю, - подумав, согласился Чернов.
А Варфоломей вспомнил свою недавнюю ночь в ледяной пещере с Ноэ. Они сидели, прижавшись друг к другу, было холодно. И она шепнула:
- Знаешь что?
- Что?
- Мне хочется, чтоб тебе однажды вдруг стало плохо… - сказала она, - так плохо, чтобы вдруг появилась я… а потом так хорошо, так хорошо, что я могла бы опять уйти.
Он спрятал руки к ней под кухлянку, под мышки, прижался… Нашел губами ее губы, и ему стало горько.
"Она меня считает неудачником, - подумал он. - Она меня жалеет. Она сильнее меня и не подозревает об этом. Тут, впрочем, никто ни о чем не подозревает… Как все странно".
Поездка Глории была успешной. Она побывала на всех самых отдаленных охотучастках. Машкин колесил по тундре и побережью, как мог старался, но в неделю они не уложились, и на исходе второй недели, когда все было закончено, он принял решение идти прямо на Горячие Ключи.
- Мы пропустили все сроки, - сказал он Глории, - ребята больше ждать не будут, они наверняка уже вышли на Ключи.
Глория молчала. Ей было все равно куда идти, лишь бы с Антошей. Да и дело сделано, лора возвращаться. Многое успела понять она в тундре рядом с Машкиным, ко многому приглядеться и многое открыть и в нем и в себе.
Он сидел в охотизбушке и брился, глядя в зеркальце компаса. На него глядело усталое, черное, заросшее лицо.
- Мда-а… две недели не видел себя, - вздохнул Антоша.
- Две недели без зеркала? - воскликнула она. - Ни разу? Ой, я бы за это время по себе соскучилась!
Он засмеялся. И подумал, что Варфоломей, наверное, раз по сто на день смотрится в зеркало.
Антоша поймал себя на мысли, что он неприязненно стал думать о всех мужчинах, которые были знакомы с Глорией. Но выбрал он из всех почему-то Варю.
На последнем перегоне перед Горячими Ключами Антоша остановил машину. Планируя свою дальнейшую судьбу и ища в ней место для Глории, он говорил, говорил проникновенно, не глядя ей в глаза и не снимая руки с рычагов вездехода:
- От вас требуется немного - сохранять мне верность в течение первых двух лет нашей семейной жизни. Когда вам это удастся, вы привыкнете, и за остальные годы мне не придется волноваться. Хорошо?
Он повернулся и посмотрел ей в глаза.
- Не надо сейчас говорить "нет". Никогда не поздно сказать "нет". Будет желание - скажете "нет" в поселке. Пока у нас много времени, чтобы подумать, путь длинный. Впереди Ключи, там ждут ребята, и там мы отдохнем.
Антоша сказал ей все. Вытер внезапно вспотевший лоб. Он оробел от собственной смелости, а Глория слушала его и улыбалась.
Утром почти у самого балка удалось взять возвращающегося с лежбища медведя. Он покидал косу, уходил во льды. За ним долго и напряженно наблюдал Чернов, приказал даже потушить печь и не шуметь.
Это был крупный экземпляр, около четырехсот килограммов, - молодой сильный зверь.
После всех обмеров Чернов укрепил на его шее радиопередатчик, единственный в экспедиции. Металлический ошейник служил передатчику антенной. Теперь, пока будут работать батарейки, всегда можно узнать местонахождение зверя, его маршруты. На полярной станции установлена аппаратура, и показатели датчика расшифруют быстро. Только бы не повредил зверь ошейника во льдах или в драке.
- Вот для тебя-то я эту амуницию и берег, - похлопал медведя Чернов.
- Была бы шея, хомут найдется, - самодовольно изрек Христофор, делая запись в дневнике.
- Еще бы пару хомутиков, - печально вздохнул Чернов.
- Как назовем? - спросил Христофор.
- Пиши "Радист". Ставь номер и кличку Радист.
- Хорррош! Так и запишем.
- Ну, пока! - сказал медведю Чернов. - Выходи на связь, живая эмблема Арктики!
- До связи! - сказал Христофор.
Варфоломей закрыл фотоаппараты, Ояр поставил карабин на предохранитель, и все гуськом потянулись в избушку.
Пока разжигали печь и ставили чай, медведь успел подняться.
- Снимай телевиком, как встанет, - сказал Чернов Варфоломею.
Варфоломей сменил объектив и забрался на крышу балка.
Чернов наблюдал в бинокль лежбище. Барон по-прежнему ковырялся в моржовой гуще.
Наконец Радист ушел.
- Чья очередь насчет обеда? - спросил Чернов.
- Моя! - ответил Винтер и принялся открывать банки.
- После обеда примемся за Барона, ближе к вечеру.
- А если сейчас? - спросил Варя. - Вечером свет не тот. Хотелось бы на слайд…
- Гм… - вздохнул Чернов и пристально долгим взглядом посмотрел на Варю. - Барона… мы… убьем, - раздельно и как бы для себя тихо сказал Чернов. - Снимать не придется. Нечего это снимать.
- Как убьем? Зачем?
- Нужен материал, - ответил Христофор. - У нас есть лицензия и нужен материал.
- Жалко ведь. Совсем домашний, свой. Никому не мешает… - недоумевал Варя.
- Нам тоже жалко, - сказал Чернов. - Но Барон болен. Вот и выясним почему. В лаборатории. И нужен он нам весь.
- …но в разобранном виде, - подсказал Ояр.
- Да. Нужны ткани, почки, сердце, кровь, печень, желудок его, кишечник, паразитофауна, жир, шкура - короче, все нужно!
- Но как же? - упорствовал Варя. - Совсем ведь ручной. В прошлый раз Ояр его лопатой по заду шлепнул - и он даже не огрызнулся!
- Он старый и больной…
- Здоровые, в общем-то, одинаковые, - объяснил Ояр. - А тут аномалия. В медведе столько еще неясного! И причины болезней, и причины смерти.
- Здоровье тоже не шибко ясно, - поддержал Христофор. - Механизм приспособления - проблема номер один. Приспособления к низким температурам. К длительным голодовкам. Механизм ориентации - проблема номер два. Он же великий арктический путешественник…
- Пока что в нашем деле одни проблемы, - усмехнулся Чернов.
- Вот, скажем, его печень, - продолжал Ояр. Он готовил обед и перевел проблему на кулинарные рельсы. - В пятидесяти граммах печени витамина А столько, сколько хватит человеку на год. Съешь кусок - и окочуришься, от гипервитаминоза… вот так…
- Чукчи и эскимосы всегда зарывают печень, чтобы не досталась собакам, - сказал Христофор.
- А другого нельзя? - жалобно опросил Варя.
- Экий гуманист нашелся! - засмеялся Чернов. - Одного, значит, можно, другого нельзя. Ишь ты!
- Дак привык как-то…
- Науке нужен Барон. Как знать, может, он и тебе нужен.
- Решение "медвежьих проблем" - это в конечном итоге решение многих проблем и в изучении организма человека. Да, да, не удивляйся. Все живые модели природы, изучение их тайн - путь к изучению тайн человека. Человека мы ведь тоже знаем мало, не волнуйся. И чем больше будем изучать, тем больше будет новых проблем. Это диалектика. Лягушек вот убивают - тебе не жалко? А сколько они дали науке!
- Раз надо… - вздохнул Варя.
- Мы не браконьеры и не охотники. И медведя у нас защищают с пятьдесят шестого гада… Я бы вообще запретил всякую любительскую охоту на птиц и зверей. Не понимаю я этого… - сказал Чернов.
Со временем запретим. Вот на острове с этого года ни одного выстрела не будет, - пообещал Ояр.
- Оно понятно, заповедник. А я вообще, - ответил Чернов.
- А в других странах? - спросил Варя.
- Сейчас всюду в арктических странах запрещена охота на белого медведя, - ответил Ояр. - Акт семьдесят четвертого года.
- Какой? - не понял Варя.
- В тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, - терпеливо втолковывал ему Ояр, - СССР, США, Норвегия, Канада и Дания заключили соглашение о международной охране медведя. Соглашение выполняется хорошо.
Ояр поставил сковородку на стол (первое обычно подавалась на ужин), достал миску с сухарями.
- Сегодня все закончим, ребята, - сказал Чернов, - а утром подадимся на Ключи. Соберемся сегодня вечером после работы, упакуемся, а утром рано выйдем. Идет?
- А кто пойдет на Барона? - спросил дежурный по кухне Ояр. - Останься за меня здесь, Варя, а?
Варфоломей молчал. Посмотрел на Чернова.
- Пойдут все, - твердо сказал Чернов.
Глава девятая
Горячие Ключи - небольшое озеро на дне распадка, окутанное паром, темное пятно среди сверкающей белизны залитого солнцем снега. Крутые бока сопок защищают озеро от ветра. Через высокий перевал - единственная дорога, а дальше - вниз, к избушке.
От избушки далеко в озеро тянутся мостки, а на самом конце мостков - домик, прилепился как птичье гнездо на самом краю. Строеньице махонькое - четыре человека уместятся еле-еле. Не для людей дом - для одежды.
В домике можно раздеться, если на улице снег, и тут же рядом со скамейками (пола нет) окунуться в горячую воду, нырнуть и между сваями выплыть на просторы озера. Пока купаются, снег не заметет твою одежду, мороз не схватит - вот для чего строеньице.
Вездеход ученых только подрулил к избушке, а их уже выскочили встречать Ноэ и Нанук, Машкин и Глория. Давно они тут, и вездеход услышали давно, еще когда тот взбирался на перевал.
Только собаки упряжки Нанука не проявили интереса, лежали свернувшись клубочком, чуть присыпанные свежим снежком. Привыкли они к технике и к вездеходному шуму.
Изба здесь просторна - места на всех - хватит, с таким расчетом и строилась, - на много гостей, как-никак, а все же место отдыха, тут теснота ни к чему.
Разгрузились, распаковались; увидел Нанук шкуру медведя, вытащил ее из брезентового мешка, развернул на снегу.
- О-о, большой… умка-дедушка… старый…
Обошел Нанук вокруг шкуры, грустно глядя на "живую эмблему Арктики". Сам он в последний раз стрелял медведя давно, еще в молодости, а обычно сторонился хозяина льдов, прогонял при встрече криком.
- Барон? - узнала Ноэ.
- Он самый, - кивнул Варфоломей.
- Помоги Нануку, - сказала она.
Варфоломей и Нанук отнесли шкуру и мешок за дом, подальше от собак.
Старик посмотрел на Варфоломея.
- Пусть, - разрешила Ноэ.
Тогда он еще раз обошел вокруг шкуры, что-то бормоча, потом присел на корточки, набил трубку, протянул Ноэ.
Она раскурила трубку и отдала ее отцу.
Нанук два раза пыхнул трубкой, потом протянул ее медведю, постучал трубкой о его зубы (шкура была снята вместе с черепом), опять принялся шептать, закрывая ему ладонью глаза.
- Идем, - сказала Ноэ Варфоломею.
Они оставили старика одного.
- Это ритуал такой, старый… Отец не очень верит, но так надо, чтобы зло не пришло от его, медвежьего, рода людям, убившим Барона… Это земля Нанука, так деды делали, и он должен поступать так, чтобы не обидеть дедов и других медведей…
Варфоломей молчал. Да и что он мог сказать, ведь и на нем вина, хотя и вины-то, в общем, нет; так надо, без этого просто нельзя… Чего уж тут, сантименты…
Он вздохнул. Самое время закурить, если б курил.
- А это посмотри! Видишь? - Она показала на вершину горы. Там стояло несколько выветренных каменных столбов - останцев.
- Это священные камни. Вон справа - Большой Дедушка. Так камень зовут. Тут наше культовое место. Давно-давно, отправляясь на охоту, Большого Дедушку задабривали, патроны ему оставляли, спички, табак. А если охота хорошая была, приносили еду, мазали его жиром и кровью, оставляли ему черепа или рога, там и сейчас есть. Давно было, еще у дедов. А вокруг Большого Дедушки лежат небольшие камни. Один мы дома храним - еще с тех времен. Его мой дедушка домой принес.
"Камень-фетиш", - подумал Варя.
- Домашний камень тоже имеет имя, только длинное - "Вышедший из Тела Земли-Матери". Его смотреть и трогать нельзя, Имаклик не разрешает. Но я тебе как-нибудь покажу, хочешь?
- Хочу! - согласился Варя. - Конечно же! Это так интересно!
- Идем к воде, - потянула она его.
Варя нагнулся с мостков, зачерпнул пригоршню.
- Ого! Совсем кипяток, бриться можно?!
- Нет, не кипяток. Это с мороза так кажется. Очень теплая. Но долго купаться нельзя, если сердце больное. Немного - можно.
Варфоломею тут же захотелось в воду.