И был по-своему прав, ведь с его точки зрения ни один здравомыслящий нарушитель никогда не сунется сюда, что ему тут делать, нарушителю, в этой стране вечной непогоды, где ничто не растет, не плодоносит, не благоухает.
- У-у, холодина, ч-черт!! У-у, страна!! Теперь я знаю, пачему тут мамонты вымерли!
Кащеев как мог облегчал ему службу. Подарил специально сшитый из неблюя - молодого августовского оленя - жилет. Подарил брюки, сшитые из пыжика, - Ш.Ш. надевал их вместо нижних нательных. Ш.Ш. был ему безмерно благодарен, звал в гости на Кавказ, где обещал принимать по-княжески в прямом смысле слова - ведь по родословной Ш.Ш. обыкновенный князь, и ничего тут не поделаешь.
Кита Ш.Ш. тоже видел впервые.
- Каков красавец? - спросил его Кащеев. - А?
- Ц-ц-ц… - ответил Ш.Ш.
- А матак? Как, будешь пробовать?
На лице молодого кавказца мелькнула гримаса отвращения, но молниеносно погасла - он был воспитанным человеком.
- Нэ нада!
- А китовые котлеты? Пальчики оближешь, Алекс - он умеет!
- Нэ нада!
- А грудинку, - продолжал Кащеев, - коптить можно. Там сало с мясом, слоями! Только представь!
- Нэ нада!
- Ну и зря, дорогой товарищ! Было бы что там, дома, рассказать.
- Я знаю, чего дома рассказать!! - горячился Ш.Ш. - Я дома про ваш мороз буду рассказывать - они от рассказа простудятся!
- Вай! Вай! - дразнил Кащеев. - От такой закуски отказываешься! Смотри, сколько мяса - любой кусок бери!
- Нэ нада! Зачем такой большой кит?! Зачем? Лучше один маленький барашек! Послушай, я такой шашлык сделаю - ц-ц-ц - всегда помнить будешь!.. Нэ барашка… Кругом на земле лето, а тут нэт лета. Нэт лета, нэт барашка, а есть кит. Зачем?
Но втайне Кащеев подумал о сюрпризе для Ш.Ш. Хорошо бы съездить с Мэчинкы к дальним отрогам, там горные бараны летают с вершины на вершину как птицы, думал он. Только надо бы автомат у пограничников попросить, сказать - от волков. Вот уж когда Ш.Ш. обрадуется дичи! И конечно, разрешение надо взять у охотинспекции, лицензию.
Подошли люди с фленшерными ножами и начали не спеша разделывать кита.
Мужчины вырезали из туши огромные полосы мяса и сала, а женщины уже на земле разрезали эти полосы на аккуратные кирпичи. Вся продукция пойдет на звероферму - в рационе песцов и лисиц китовое мясо занимает основное место. Кроме того, все каюры сделают запас - кормить упряжных собак. Ну а самые лакомые части люди возьмут себе -.много вкусных блюд можно приготовить из китового мяса.
- С почином.
Кащеев не заметил, как к нему подошел Пивень. Поздоровались.
- Вроде бы стандартный, - продолжал Пивень.
- Конечно, - махнул рукой Кащеев, - вон какая громадина, и так видно. Левиафан!
- Чего?
- Левиафан, говорю, чудовище! - улыбался Кащеев.
- А это мы сейчас проверим!
- Что проверим? - удивился Кащеев.
- Кита проверим. Длину. Каков он должен быть по инструкции?
- Ясное дело, не меньше десяти метров.
- Правильно. А если меньше - это неполовозрелый, так?
- Так, - согласился Кащеев.
- Если неполовозрелый - его убивать нельзя, - продолжал Пивень.
- Ни в коем случае, - благодушествовал Кащеев.
- И за убийство - штраф и арест судна.
- Ну, наверное, я не знаю, - немного потускнел Кащеев.
- Поглядим, поглядим, - и Пивень, вынимая на ходу рулетку, направился к киту.
Кащеев внимательно следил, как тот делает обмер. "Все правильно", - подумал он.
- Ну-с, вот так, - и Пивень протянул председателю рулетку. - Девять метров и двадцать сантиметров. Что на это скажете?
- Ничего, нормально.
- Как же нормально, если целых восемьдесят сантиметров не хватает?
- Чего мелочиться-то из-за каких-то полметра?
- Не полметра, а восемьдесят сантиметров. Нарушение. Что прикажете делать? Где капитан Мальчиков?
- Отдыхает.
- Ну что ж, составим акт, когда он отдохнет, - упорствовал Пивень.
- Идемте в правление, - сказал Кащеев, - тут не место выяснять производственные отношения.
- Вы правы, Иван Иванович. Идемте в правление, там и составим акт.
- Дался вам этот акт!
- А как же! Я констатирую нарушение, а вы смотрите на все сквозь пальцы! Я сочиняю плакаты, а вы скоро медведей начнете бить!
- Да не трогаем мы медведей! И кит нормальный, идемте!
- Только отдайте распоряжение, чтобы прекратили пока разделывать кита.
Иван Иванович дал бригадиру раздельщиков указание, чтобы люди поселка взяли сколько кому надо, празднику не препятствовать, а разделку для жиротопки и зверофермы пока остановить.
Про себя Иван Иванович понимал, что дело значительно серьезней, чем может показаться на первый взгляд. Как службист Пивень прав. И после той никчемности, которую Пивень, судя по информации соседа, продемонстрировал в области на прежнем месте работы, ему сейчас надо доказать, что он не лыком шит, продемонстрировать свою работоспособность, принципиальность, верность бумажным инструкциям, ему нужно показать себя - и лучшего способа, чем акт на большую сумму в самой первой командировке, и не придумаешь. И самое трудное, предчувствовал Кащеев, Пивень будет объяснять все заботой о государственных интересах. А с демагогией, подкрепленной бумагами, воевать ой как трудно! "Но ведь у меня тоже государственные интересы, черт возьми, - думал Кащеев. - Что же делать?"
Если будет составлен акт, придется наказать Мальчикова и запретить ему выход в море до особого разрешения области. Если Мальчиков останется на берегу - это невыполнение плана по морзверопромыслу. Невыполнение плана ударит по трудодню рабочих зверофермы и морских охотников. В итоге - сплошная маета, оправдывание перед областью.
"Странно как-то дело поворачивается", - размышлял удивленно Кащеев. Но вслух ничего не говорил, обмозговывая ситуацию.
- Без разрешения правления я не буду подписывать акт, - сказал Кащеев Пивню на пороге конторы. - Так что вы идите обедайте, а я посоветуюсь с народом. Хорошо!?
- Это правильно, - поддержал его Пивень тоном великодушного победителя.
Пивень ушел.
- Членов правления ко мне, - сказал председатель посыльному. И дядю Элю тоже.
Первым пришел дядя Эля.
Глава седьмая
Эзрах Рубин работал продавцом и непосредственно подчинялся только Карабасу. Все звали его просто "дядя Эля".
Дядя Эля только родился в Кишиневе, но совсем его не помнил, прожив всю долгую жизнь "на северах" - от Мурманска до Уэлена, и вот теперь в Полуострове, уже десятый год.
Если Ш.Ш. хочет на юг и боится холода, то дядя Эля не хочет на юг, он боится жары.
Каким-то образом дядя Эля уже был в курсе событий.
- Это же надо, - сразу начал он, - дал нам бог. Сколько ездит командировочных, такого еще не было.
- То ли еще будет, - буркнул Кащеев.
- Разве ничем не помочь? У меня столько дефицитов - я ему дам.
- Этот дефицит не возьмет. Для него кит - самый что ни есть дефицит. Вернее - акт.
- Акт? Это что - слава, деньги, ордена?
- Вот именно, - сказал Кащеев, - для него именно так.
- А мы должны страдать?
- Пожалуй…
Заседание правления колхоза началось с долгого молчания. Кто трубку разжигал, кто "Беломором" затягивался.
- Вот такие дела, - кратко объяснил ситуацию Кащеев и предложил высказываться. Все молчали.
- Ну, чего грустите? - спросил председатель. - Ну, дурака прислали. Ну, с бумагами. Что, никогда не видели? Чего боитесь?
- Мы за вас боимся, - кто-то подал голос.
- За меня не надо бояться. Надо бояться за дело.
- Надо создать комиссию, - предложил дядя Эля.
- Правильно! - поддержали его.
- Включите меня в комиссию, - горячо предложил дядя Эля. - Я тридцать лет меряю материю. Это надо уметь! Мне скоро на пенсию, но я не ухожу, кто же тогда будет мерить материю?
- Не торопитесь. - Председатель встал. - Мы вам доверяем, дядя Эля. Мы назначаем вас председателем комиссии. Идите на берег. Найдите Пивня и работайте.
- Хорошо, спасибо, - засуетился дядя Эля, - я побежал.
Правленцы медленно расходились.
Дядя Эля легко вбежал по трапу на катер, где в ожидании капитана стоял, облокотившись на леер, Федот Пивень и смотрел на береговую суету.
- Привет начальству, - мелко сподхалимничал дядя Эля.
- Привет, - пробасил Пивень.
- Хорошая погода, правда?
- Да так себе…
- Как же это так? - возразил дядя Эля. - Очень хорошая погода.
- Туман, снег… - ответил Пивень.
- Нет, нет, вы не правы! Когда на душе праздник, никто не видит тумана. А если туман на сердце - его никаким солнцем не разгонишь, ведь так? А тут такая удача?! Посмотрите на берег!
- Какая удача? Это браконьерство! Восемьдесят сантиметров не хватает в ките.
- Восемьдесят! - притворно всплеснул руками дядя Эля. - Китовая недостача?! О-ей! Я помню, у меня в магазине в пятьдесят шестом была недостача - это ужасно! И кто был виноват? Медведь! Да, да, умка - белый медведь! Мы в пургу не работали, он залез в пристройку, побил все стеклянные банки и унес оленью тушу, был голодный! Мы его даже не поймали. Еле отчитались, - вздохнул дядя Эля.
- Белого медведя нельзя стрелять, - назидательно сказал Пивень. - Белый медведь друг, а не враг, не убивай его просто так!
- Сами сочинили?
- Сам, - скромно потупился Пивень.
- Это надо запомнить, - подхалимничал дядя Эля. - Это хорошие стихи! Хотите, их все охотники запомнят наизусть? Я им скажу, и они запомнят, а?
- Они напечатаны.
- В газете?
- Нет, я привез плакаты. Они у Кащеева.
- Нет, такие стихи надо писать в журналах и переводить на заграничные языки! Такие стихи - дефицит! И я их расскажу охотникам, - засуетился дядя Эля.
- Вас бы включить в комиссию, - заметил Пивень, - вы понимаете важность государственных дел.
- Я не справлюсь, - застеснялся дядя Эля.
- Не боги горшки обжигают!
"А тем более разбивают", - подумал дядя Эля, но вслух спросил:
- Трудно кита мерить?
Пивень кивнул.
- Киты ведь они разные, - продолжал дядя Эля. - Если на него залезть, мерить тяжело.
- Сбоку. Надо сбоку. По боковой линии.
- Рулетку бы хорошую…
- Вот, - и Пивень протянул ему никелированную рулетку.
- Так тут дюймы! - воскликнул дядя Эля.
- Вот тут футы и дюймы, а на второй стороне - метры и сантиметры. Универсальная, - гордился Пивень своим имуществом. - Все можно измерить!
- Так уж и все? Материю вы можете измерить?
- А чего тут сложного? Берешь метр…
- Вот, вот, я так и думал! - говорил дядя Эля быстро, и голос его звенел. Этого и надо было дяде Эле. Ему надо было, чтобы его Пивень рассердил или обидел лично. Все мог простить дядя Эля, кроме удара по престижу его профессии.
- Вы думаете, в метре сукна столько же материи, как в метре ситца, да? Или еще хуже - в метре шелка, да? Если б это было так - как просто бы жилось на свете! Никто не знает, сколько чего в метре! Один-единственный настоящий метр хранится в Париже, в палате мер и весов, под стеклом, чтоб его не трогали руками! Вы думаете, что метр на земле это все равно что метр в космосе? Нет, вы никогда не изучали теорию относительности, а еще ходите с рулеткой! Давайте вашу рулетку и идемте со мной! У вас еще есть? Или это единственная? Единственная, Тогда ее надо беречь! - с этими словами дядя Эля проворно спрыгнул на трап, протянул руку Федоту Федотовичу, помог тому взобраться, сделал шаг и уверенно поскользнулся, выронив рулетку:
- Ах!
Рулетка плюхнулась в воду и плавно легла на дно Чукотского моря.
Оба проковыляли на причал и потерянно остановились. Вот одно из положений, когда слова бессильны.
- Не волнуйтесь, - сказал после минутного молчания дядя Эля. - Я вам все померяю и так, сантиметром, у меня есть. - И он достал из кармана портновский сантиметр.
Они пошли к киту. Члены комиссии уже были там.
- Мы ему доверяем, - показал на дядю Элю Кащеев, - он в комиссии. У вас нет возражений?
Пивень не возражал.
- Отойдите, - приказал всем дядя Эля. - Не мешайте работать! Федот Федотыч, проследите, чтобы мне не мешали работать!
Все отошли, рядом остался только Пивень. И все внимательно следили за манипуляциями заведующего магазином.
- Итак, вот… фиксируем, вот, вот, фиксируем, идите за мной, Федот Федотыч, еще раз, еще раз, вот и вот… идемте дальше, пишите, пишите, фиксируем, вот, вот, итак - комиссия, просьба подойти, последняя запись, записи столбиком, считайте, Федот Федотыч! Комиссия, не мешайте инспектору работать!
Дядя Эля никогда не ошибался при устном счете. Он спокойно смотрел на тревожное лицо председателя, на суровые лица членов комиссии, на уверенные росчерки пера в блокноте Пивня.
Пивень подвел итоги:
- Одиннадцать метров десять сантиметров…
Этого не ожидал даже председатель. Он отвернулся, чтобы скрыть невольную улыбку.
Дядя Эля вытирал со лба бисеринки пота.
- Я протестую! - опомнился Пивень. - Я констатирую переобмер!
- Комиссия не может ошибаться! - твердо сказал председатель.
- Надо измерить рулеткой! Принесите новую рулетку! - потребовал Пивень.
- Рулетки - дефицит, - тихо сказал дядя Эля. - У нас в Арктике неважно со снабжением. Консервированные ананасы есть, рулеток нет. Я тут десятую навигацию, их не завозили ни разу. Могу измерить деревянным метром, взять его из магазина, хотя и не имею права. Им нельзя мерить чужеродные предметы, метр стирается, или, наоборот, на него чего-нибудь налипает. Но вам, Федот Федотыч, я могу пойти навстречу, если разрешит председатель.
- Разрешаю, - сказал Кащеев. Уж он-то теперь был уверен, если дядя Эля справился с заданием, имея сантиметр, то с деревянным метром он справится не хуже.
- Составляйте акт, - обратился председатель к комиссии.
- Я этот акт не подпишу, - заявил Пивень.
- Впрочем, - заметил Кащеев, - кит стандартный, и в акте нет необходимости вообще.
- Но у вас конфликтная ситуация! - кричал Пивень.
- Конфликт исчерпан.
- Я буду жаловаться!
- Как хотите, - развел руками председатель. - Это ваше право. Но комиссия составит акт о том, что кит стандартный, и я первым поставлю свою подпись. Допустить порчу продукции я не имею права. Приступайте к разделке! - приказал он бригадиру.
На ките закипела работа.
- Вы чем-то огорчены? - спросил участливо дядя Эля. - А вы видели, как они любят?
- Кто любит? - опешил Пивень.
- Киты! Выйдите в море, посмотрите брачные игры китов! Они кружат, потом идут друг к другу, приближаются - и! Они сталкиваются, вместе взмывают свечой к небу, из воды - свечой! Два гиганта! Так они спариваются и медленно опускаются в пучину. Вот.
- Ну и что? - удивленно таращил глаза Пивень.
- Что же вы, не видели никогда, как они любят, а беретесь мерить, ходите с рулеткой? Это все равно, если б я торговал, не подозревая о существовании весов! Вы были когда-нибудь раньше в Чукотском районе? Нет, у вас такой вид - сразу ясно, вы никогда не были в Чукотском районе! И больше не будете! Идите в море, пока киты любят друг друга. Это - увидеть и умереть! И забудьте об акте! Когда вы будете умирать, вы внукам сможете это рассказать! Да! Любовь китов, а не письменные доносы на них! Идите в море - вот вам мой совет, совет опытного старого берегового человека, который почти чукча. Аттау!!
"Край света, - думал Пивень, - он и есть край света, ну и народ".
Настала очередь и для него обдумывать ситуацию.
Глава восьмая
Старая яранга в конце косы была набита людьми. Алекса пригласили, потому что он свой. Здесь, в этой старой яранге, которую Алекс принимал сначала за склад, семейства Мэчинкы и Джексона Кляуля отметят Праздник кита. Этот праздник - один из нескольких в цикле чукотских праздников благодарения и должен продолжаться пять дней, если отмечать по старому обряду, как положено. Но сейчас пять дней никто не даст, люди это понимают - работать надо, время горячее, тут бы хоть один день погулять. Не для виду, а чтоб не хуже, чем у других.
Женщины внесли шкуру, на которой Алекс успел заметить кусочки китовой кожи, мяса, отщепы китового уса, обрезки с хвоста и плавников кита.
Алекс сразу понял нехитрую символику.
- О, о! - зашептали в яранге. - Ремкылин етги! Ремкылин етги!
Все собравшиеся обошли вокруг "гостя", затем шкуру подняли и положили на полог. Там, в главном углу висела связка охранителей - тайныквыт, древних амулетов. Туда же подвесили и маленькое игрушечное весло, оно было разрисовано черным. Краска на нем была еще свежей, ее приготовили из жидкости глаз кита и золы жертвенного очага.
Люди снова завздыхали - "гость пришел! гость пришел!" - и закрыли вход в ярангу.
Алекс спокойно всматривался в знакомые торжественные лица. Ему было радостно разделять чужой праздник, он не знал только, чем заслужил это доверие, и волновался.
Но волновались все, и Алекс не догадывался, что ему передалось общее настроение, сейчас все под властью одной идеи, дух кита витает над ними, дух удачи, и хриплый Мэчинкы запел, ему вторили остальные, но песня женщин была отдельной, или это только показалось Алексу - он не помнит…
Если б Алекс смог перевести это монотонное, как ему показалось, пение, если б он хотя бы смог разобрать слова, он удивился бы простой, незатейливой мудрости ритуальной песни, ее удивительному содержанию.
Ему уже и так передалось настроение - от темноты, легкого дымка костра, глухих ударов бубна, торжественно-радостного пения морозило кожу, он волновался. И там, где в углу были связки амулетов, он явственно увидел лицо Старого Старика, тот улыбался, был рад участию Алекса в Празднике кита, подбадривал Алекса, и он лег на шкуру, потому что дым от костра застилал глаза, и было радисту непривычно, а Мэчинкы бил в бубен, пел, в такт песни фигуры раскачивались - это был танец.
Потом вход в ярангу открыли и с песней же вынесли шкуру и те кусочки от кита, что на ней были, к морю и бросили в море вместе с пеплом костра и остатками того, что не сгорело. Алекс не заметил, что там было…
Если бы радист мог перевести, он узнал бы, что в песне у кита просили прощения за то, что его убили, и просили не обижаться, ведь убили не ради баловства, а ради еды, ради жизни, значит, это он сам пришел в гости, и спасибо, что пришел, вот сейчас мы отпускаем тебя в море, иди, но возвращайся, не уходи от наших берегов, обязательно приходи в следующий раз.
Костер горел снова, и тут принялись все дружно за обильную трапезу. Алекс не отказывался ни от чего, он ел все, что предлагали, и молчал, старался запомнить все, что видел.