- Я знаю, что нельзя. Но куда же их девать? Их никто не берет. Надо же куда-то девать.
- Украсьте звероферму! Или выбросите их на берег - птицам, растащат для гнезд, все будет польза.
- В хозяйстве ничего не должно пропадать, - заметил дядя Эля.
Прервали занятия в школе-интернате, и детвора высыпала на берег. Среди них выделялась большая группа малышей в одинаковых шляпах - большие мягкие поля, невысокая полукруглая тулья, широкая лента, за которую вставлен искусственный цветок и большое перо неизвестной птицы.
- Что это за маскарад? - рассмеялся Кащеев.
- Шляпы женские… - на всякий случай отодвинулся подальше дядя Эля. - Артикул тринадцать-четырнадцать, Мосшвейпром, тридцать шестой год.
- Боже! Да в этой шляпе ходила еще моя бабушка!
- Бабушка нет, но мама ходила, - уверенно произнес дядя Эля.
- И вы не нашли ничего лучше, как вырядить в них наших детей?
- Я их не наряжал. Я продавал шляпы в нагрузку к японским светильникам.
- Каким еще светильникам?
- Ну к этим… зажигаешь - и сразу по абажуру плавают рыбки. Чукчам очень нравятся.
- Но нравятся светильники, а не шляпы? Да?
- Да. Но мне ведь и шляпы надо куда-то девать.
- Торговать с нагрузкой - это нарушение.
- Э, Иван Иванович! Научите меня так жить, чтобы торговать и не нарушать!
- Вас, наверное, накажут. Рубин.
- Ой, не говорите. Я и так наказан, когда сюда приехал, или вы думаете, это премия - работать на конце света?
- Надо списать!
- Списать нельзя, ни одна холера их не берет - ни мыши, ни медведи, - вздохнул дядя Эля. - Товар не портится. Сделано на века.
- Умели же раньше делать, - засмеялся Кащеев. И тут же посерьезнел. - Колхоз приобретет у вас весь этот хлам, не обеднеем. И выбросим. Все, что ненужного осталось на складе. Незачем загружать помещение. И не смешите народ - отберите у детей под любым предлогом эти шляпы, хорошо?
- Конечно.
- У меня передовой колхоз, а не оперетта.
"Гордый" подходил к берегу.
- Вот еще что, - сказал Кащеев, - передайте Карабасу… ээ… Пантелею Панкратовичу то есть, чтобы выделил все из своих запасов. Вечером будем чествовать героев труда, ясно? Ничего не жалеть! Пусть будет праздник. Нам предстоят еще нелегкие будни.
- Хорошо, - охотно согласился дядя Эля и побежал на склад.
На берегу сельский оркестр разбирал инструменты. Конечно, по такому случаю следовало бы духовой оркестр, но в селе музыканты объединились в коллектив, исходя из наличия инструментов, а также тяги молодежи к танцам после кино. Поэтому в репертуаре была только эстрада, а на чем играть, не столь уж важно, важна сыгранность. Саксофон, труба, баян, две гитары, балалайка, барабан и чукотский бубен. Если все враз вдарит в глухую полярную ночь - не танцевать нельзя.
Оркестр настроился - и над суматошным берегом взвихрился фокстрот "Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой".
Кто-то устроил стрельбу из ракет.
Кащеев подошел к музыкантам, но они его не слушали.
Он подождал.
- Надо бы какой-нибудь марш, - высказал он неуверенную заявку.
- Марш мы не разучили, - потупился саксофон.
- Ну песню бодрую, что ли…
- "Наверх вы, товарищи" идет? - спросила балалайка.
- Давайте.
Барабан и бубен выступили вперед, сделали затяжное вступление, затем отступили назад, и оркестр грохнул "Варяга".
Мальчиков стоял на носу "Гордого", деловой, как всегда неулыбчивый, сосредоточенный. Он понимал торжественность момента и в душе был растроган. Передав командование боцману, он первым спрыгнул на причал в объятия Кащеева.
* * *
Это были такие крупные экземпляры, что Пивень не рискнул их обмерять.
* * *
Щедр был председатель и его правление, товарищеский ужин устроили в здании столовой, пригласили всех, а кому места не хватило, тот мог подойти к окошечку кухни, получить фужер водки или шампанского, выпить за трудовые успехи колхоза и не спеша идти домой.
Вечер был уже в самом разгаре, когда выясняются отношения, признаются в любви, а наиболее любопытные допытываются, уважают ли их.
Иссякли тосты, но не иссякла жажда и не кончались закуски, приготовленные из китового мяса.
Появился Слава Чиж с Машей (он бегал за последней радиосводкой). Алекс подвинулся, налили Маше вина, а Слава информировал окружающих о том, что метео на завтра хорошее, в шахматном матче на первенство мира очередная ничья, на материке начался чемпионат по футболу и "Орэра" выиграла у "Паляницы", а у Никсона, по слухам, аппендицит.
- За успех "Орэра"! - предложил Ш.Ш.
Многие пожали плечами, но выпили все.
- Видите, сколько народу, - объяснял Кащеев лейтенанту отсутствие энтузиазма, - много, да? Так вот среди них ни одного болельщика футбола. Ни одного! Единственное село в мире, где нет футбольных болельщиков!
- Как?!
- Так.
Лейтенант оторопел.
- Ни одного? - спросил он с ужасом.
- Ни одного, - радостно ответил председатель. - Теперь видите, насколько наши люди выше, их не волнуют ненужные страсти и прочая суета.
- Но ведь "Орэра"!
- Ну и что - "Орэра"? Почему вы за нее болеете? У вас что - там родственники?
- Нэ нада родственники! - категорически отрицал Ш.Ш. В его представлении родственники ассоциировались с круговой порукой, семейственностью, карикатурами в журнале "Крокодил". - Я так болею!
- Вот это-то и плохо, - заводил его Кащеев. - За команду болеете, а людей ее не знаете. А вдруг среди них хулиганы, зазнайки, неплательщики алиментов?
- А вдруг они не повышают свой культурный уровень? - подлил масла в огонь Алекс. - Вдруг они пишут с ошибками?
Ш.Ш. как-то сник. Ему надо было переварить все доводы.
- Нет, вы не огорчайтесь, - успокаивал его Кащеев, - всего этого и в помине нет, я просто прошу вас представить - а вдруг? Нельзя так безоглядно любить свою команду. Так слепо, например, только родители любят своего сына, который на самом деле уголовничек. Да, да! А они его любят. Бывает?
- Бывает, - согласился Алекс.
- Я тоже болельщик, - заявил Пивень.
- Вы приезжий, - ответил Кащеев, - болейте себе на здоровье.
- Небось за "Паляницу" болеете? - спросил Алекс.
- Да, да.
- У вас там родственники?
- Никого.
- Значит, и вы на неправильном пути! - резюмировал Кащеев. - Но в данной ситуации я рад, что выиграла ваша команда, лейтенант, а не команда инспектора. Я теперь всегда буду болеть за ту команду, которая играет против команды инспектора!
- И главное, молодой человек, - говорил дядя Эля Алексу Мурману, - привезите с отпуска жену. Тогда вам тут не будет скучно. Женитесь!
- Обязательно, - согласился Алекс.
- На материке столько красивых девушек! - вздохнул дядя Эля.
- Да, - подтвердил Слава Чиж, - особенно в столице. Москве везет на красивых девушек.
- Да, Москве везет.
- Киеву тоже везет, - сказал дядя Эля.
- Еще как везет!
- А Одессе еще лучше везет! - заметил Кащеев.
- Ну, Одессе само собой везет!
- А Магадан?
- О Магадан!
- Ах, Магадан!
- Да, Магадан… Вот уж кому везет!
- Обязательно женитесь, - настойчиво рекомендовал дядя Эля, - но только на блондинке.
- Почему? - удивился Алекс.
- Тут в селе одни брюнетки, - объяснил дядя Эля. - Да и вообще джентльмены женятся на блондинках.
- Но я не еду в отпуск, - засмеялся Алекс.
- Передумали? - почему-то обрадовался дядя Эля. - Хорошо! Тогда не женитесь!
- Ладно, уговорили, - согласился Алекс.
- А если вы женитесь, - заметил Пивню дядя Эля, - то от вас жена уйдет.
- Это почему же? - обиделся Пивень.
- Мне так кажется. Я б не стал с вами жить, поверьте.
- А я вас и не прошу.
- Это почему же? - обиделся дядя Эля.
- Не хочу.
- И не надо. Я по глазам вашим вижу - вы и птиц никогда не кормите.
- А зачем? Они летают, - недоуменно пожал плечами Пивень.
- Ну конечно летают. А вам все равно, да? Вы никого никогда не кормили!
- Неправда! - запротестовал Пивень. - Я в деревне однажды жил, у нас поросенок был, свинья. Вот я их и кормил.
- Еще бы! Вы потом и съели их, ее то есть - свинью.
- А как же? Для того и кормили…
- Вот если б ваша душа переселилась в свинью…
- Нет! - возразил Алекс. - Он переселится в нерпу. Да, да, в нерпу! А Мэчинкы его пиф-паф!
- Я не хочу переселяться в нерпу! - закричал Пивень.
- Ну, конечно, я так и знал, - печально согласился дядя Эля. - Он не хочет. Конечно, ведь под водой так холодно… А жаль, - дядя Эля окинул фигуру Ливня оценивающим взглядам, - большая была бы нерпа…
- Маша, - позвал Кащеев. - Иди-ка сюда, садись вот тут рядом с Федотом Федотовичем. Ага, вот так. Ну-с, Федот Федотыч, рассказывайте…
- О чем?
- Как о чем? Вас видели с Машей! Вы ее провожали!
- Это было в пургу. Она принесла мне телеграмму, а я ее проводил до дому. Вот и все.
- Все? Гм… народ в селе он зря не скажет… я вот почему-то не провожал одинокую женщину Машу… и не пил среди ночи у нее чай… хотя Машу проводить я не прочь, но… у меня моральные устои.
Маша сразу же оценила обстановку и, трогательно краснея, включилась в игру:
- Нам помешал Пантелей Панкратович.
- Это хорошо! - сказал Кащеев. - А вы знаете, Федот Федотыч, как в районе, там (он многозначительно поднял палец вверх) отнесутся к факту вашего морального разложения, а?
-?!
- …ну, скажем, моральной неустойчивости.
- Между нами ничего не было!
- Но народ-то говорит, а? Народу-то мы должны верить, а?
Пивень побледнел.
- Когда свадьба?
Все весело насторожились.
Пивень вытирал со лба пот.
- Действительно, когда? - грозно приблизился к нему дядя Эля.
- Горько! - вдруг закричал Алекс.
- Горько! - подхватили окружающие. - Горько!
Пивень встал;
- Я буду жаловаться!
* * *
Собачья упряжка вышла из долины на припайный лед и шла к маяку по морю. На нартах сидели трое. Снизу со стороны моря Алекс всматривался в береговые обрывы, наконец показалось ущелье и он заметил свою землянку - нынлю, землянку Старого Старика.
Ему захотелось посидеть на китовом позвонке, остаться одному, обдумать ситуацию, глядя на белую дымку горизонта и дрейфующий лед пролива. Он подумал о Старом Старике, и ему захотелось раскурить с ним одну трубку.
Ему вдруг показалось, что не был он в этих местах очень долго. Он тронул рукой плечо каюра. Тот молча кивнул, ему было понятно нетерпение Алекса. Собаки побежали быстрее.
Эпилог
Прошло много-много дней. Что же стало с нашими героями?
Вскоре после описываемых событий Иван Иванович Кащеев, выполнив успешно план по добыче морского зверя (киты, моржи, лахтаки и нерпа), ушел на пенсию. Новым председателем колхоза народ избрал Джексона Джексоновича Кляуля.
Алекс все-таки поехал осенью в отпуск, поздней осенью. По возвращении его отправили на одну из островных полярных станций, где он уже зимует второй сезон.
Побывал в отпуске и Слава Чиж. Первым делом, купив новый костюм, он направился на киностудию в гости к Наталье Ивановне. Но ему сказали, что она приедет не скоро, так как находится в настоящее время за границей на кинофестивале. Пробегающий мимо человек (как выяснилось, ассистент режиссера) приволок Чижа на площадку, там его рассматривали недолго, маленький старичок (очевидно, среди них главный) кивнул головой, и Славу Чижа пригласили сниматься в массовках кинофильма, посвященного сельской жизни. У Славы захватило дух, снимался он успешно и начисто забыл ту, к которой приехал. Зато, вернувшись на Чукотку, он в кругу друзей-зимовщиков нет-нет да и поделится воспоминаниями; "Мы с Натальей Ивановной на "Мосфильме…"
Ш.Ш. повысили в звании и перевели на юг, поближе к родным местам, где растут персики и гранаты, где подают "хванчкару" и "Псоу" к настоящему шашлыку и где лето приходит тогда, когда везде на земле лето.
Пивень пережил еще одну затяжную весеннюю пургу, а затем морем был доставлен в райцентр. Акта о ките он, конечно, не писал, так как у него не было документов, но зато составил докладную записку "куда следует" "о засильи заграничных имен и фамилий в советских паспортах полуостровцев", после чего ему объявили выговор и убрали из системы рыбнадзора, назначив директором районной бани, на каковом посту он и пребывает до сих пор.
Дядя Эля по-прежнему за прилавком. Только теперь он не просто продавец, а директор магазина. Чукотский смешторг построил в селе двухэтажное здание (верхний этаж - универмаг, нижний - гастроном) и увеличил штаты работников прилавка. Дяде Эле есть где развернуться, и колхозники им довольны.
Теперь его ближайшая мечта - прибрать к своим рукам общепит, открыть в селе столовую под названием "Национальная кухня", чтобы чукчи и эскимосы, как свои, так и из окрестных сел, всегда могли вволю отведать моржовой печенки, строганины из оленины, заливное из нерпичьих ластов, олений язык и горлышки, копальхен, кайровые яйца, тушки ратмановских петушков, гагу в собственном соку, испеченную под костром, кожу белухи, кетовые брюшки, красную икру, копченого гольца и многое-многое другое. В качестве самого веского аргумента дядя Эля потрясал газетной вырезкой, где черным по белому было написано, что Джон Кеннеди больше всего любил лососей и нерпичью печенку, то есть пищу, которой в колхозе хоть завались.
Весьма затейливо сложилась судьба у Пантелея Панкратовича Гришина (Карабаса). В один из описываемых в повести вечеров шел он в гости к Маше перекинуться словечком-другим. Если уж признаться честно, то именно она была той самой смуглянкой, которая занимала его воображение. Но, будучи человеком робким и мучаясь комплексом своей полновесности, он так и не отважился раскрыться перед Машей.
Он проходил мимо школы, заметил в окне учительской гибкую фигуру, колдующую над горшками с посеянными семенами, узнал юного мичуринца Васю, но тут свет в окне погас, и Карабас не придал этому особого значения.
Машу он дома не застал и решил подождать ее, сидя в сторонке на дровах.
А между тем из гостиницы вышли Маша и Пивень, он провожал ее, а она до этого принесла ему телеграмму.
Было тихо, тепло, шел легкий снежок.
- Далеко вы живете? - спросил Пивень.
- В самом конце поселка, - ответила она. - Во-он видите дом, рядом с ним большой сугроб? Там я и живу.
Но это был не большой сугроб. Это в ожидании Маши заснул Карабас, и его слегка занесло снегом.
Когда он проснулся, то увидел свет в окне ее дома, постучался и прошел в дом, но смутился, застав приезжего гостя, и хотел уйти, но Маша настояла, чтобы чай они пили втроем.
Поздней осенью, когда начался очередной учебный год, Карабаса вызвал директор школы. Он был зол, беспрерывно курил, а голос его был готов сорваться на крик.
- Вы у нас ведете кружок юных мичуринцев?
- Да, - ответил Карабас.
- И разводите цветы?
- Ну конечно! Нам присылают семена со всех концов страны.
- Хорошо, - согласился директор. - Это у вас растет что? - он показал на длинное узкое корыто с землей.
- Здесь должны быть астры, - ответил Карабас.
- Астры?! - вскричал директор. - Может быть, левкои?! Анюткины глазки?! - Он с корнем вырвал зеленый кустик. - Посмотрите, что это такое!
На корнях висели небольшие клубни.
- Соланум Туберозум, многолетнее, семейство пасленовых, сорт Берлихинген, средняя урожайность 120 центнеров с га, - сразу угадал Карабас.
- Правильно, картошка. Но как она могла вырасти, если вы сажали астры?! И чем я похвастаюсь инспектору районо?
Карабас молчал.
- Отцвели уж давно хризантемы в саду… - нервно хихикнул директор, извинился перед Карабасом и ушел.
Вот тут-то и вспомнил Карабас тот весенний вечер, когда в окне мелькнула долговязая фигура юного мичуринца Васи. Понял Карабас, что тому надоело ждать милостей от природы и он посадил картофель тайно и получил хороший результат.
Если б Карабас иногда задумывался о превратностях судьбы селекционера, он бы понял, что никогда его цветы не взойдут, так как посылаемые с разных концов страны семена и клубни в долгом пути проходили жесткую термообработку, их бросало то в жар, то в холод, а на Чукотке в почтовых хранилищах и на улице они промерзали настолько, что даже Академия сельскохозяйственных наук не могла бы вернуть их к жизни.
Но инспектор районо совершенно неожиданным образом предложил Карабасу должность директора детского сада, тем более что только сдали новый деткомбинат и нужен был энтузиаст-заведующий. Пантелей Панкратович согласился, это дело ему по душе, работу он поставил очень хорошо, кружок у него и там функционировал, по совершенно непонятно, почему дети перестали звать его Карабасом.
Остальные герои нашего повествования тоже живы-здоровы. Вот только все реже Алексу является Старый Старик, но это может объясняться и тем, что остров, на котором Алекс Мурман зимует, не являлся в прошлом территорией Старого Старика, во всяком случае, автор сейчас едет туда и выяснит, в чем там дело. До свидания. Аттау.
Время Игры в Эскимосский Мяч
Те, кто решат, что описываемые события происходили на острове Врангеля, будут не совсем правы.
Те же, кто подумают, что описываемые события происходили просто на одном из безымянных островов Ледовитого океана, будут более близки к истине. Хотя истина известна только автору, да и то не до конца. Посему и разбираться давайте вместе. А за достоверность фактов автор ручается.
Автор.
"Эта история взята из жизни. Да и кто был бы в состоянии ее выдумать?"
Клод Фаррер. Окоченевшая любовница.
Глава первая
Если бы в ту новогоднюю ночь удалось посмотреть на поселок со стороны Северного полюса, то можно было бы увидеть всего несколько десятков огоньков - светились маленькие окна маленьких домишек, уличные лампочки над каждым крыльцом, два прожектора над полярной станцией, один прожектор над сараем гидробазы и изредка вспыхивающие на короткое время огни фальшфейеров, которыми веселые люди заменяли на улице новогоднюю иллюминацию, да еще прочерки разноцветных ракет, то и дело с шипением взлетающих в небо в разных концах поселка.
Накануне сторож гидробазовского имущества Антоша Машкин рисовал елку. А до этой злополучной елки весь год лоцмейстерско-гидрографический отряд базы и его промерная партия, в составе которой работал инженер Машкин, обследовали акваторию острова, вели систематические и водомерные наблюдения, промеры глубин со льда с помощью бурстанка, установленного на вездеходе, вносили соответствующие коррективы в географическую карту шельфа и выполняли много других работ, связанных с навигацией в этом труднодоступном районе Арктики.
Работы закончились. Гидрографические суда ушли на юг. Партия сворачивалась. Все двенадцать человек собирались на материк. Кому-то одному надо было остаться на всю долгую полярную зиму, чтобы следить за имуществом и другим сложным хозяйством экспедиции.