У Гугуши оказалась тоненькая папка с несколькими листами исписанной бумаги. Оперативный уполномоченный по борьбе с контрабандой писал из Николаева, что гражданка Зельдина С. М. покупала на золото бриллианты. С этой целью она ездила в Одессу и Крым. Дважды задерживалась, дома у неё производился обыск, но безрезультатно: бриллианты обнаружены не были. В конце своего письма уполномоченный добавлял: "Нет сомнения в том, что Зельдина С. М. заготовила большое количество драгоценных камней с целью вывоза их за границу. Просим обратить на неё особое внимание и учесть, что она весьма ловкая и упрямая особа".
Я решил сам заняться Зельдиной и за час до отплытия парохода попросил её к себе в кабинет со всеми вещами.
Вслед за носильщиком с тремя большими чемоданами вошла Софья Марковна, держа в руке саквояж. Она устало опустилась на стул, достала из сумочки серебряную пудреницу и, рассматривая себя в зеркальце, с подчёркнутым равнодушием принялась подкрашивать губы.
- Итак, вы едете в Америку к дяде? - спросил я.
- Вы это прекрасно знаете.
- Он, ваш дядя, очень богатый человек, если приглашает к себе племянницу?
- Не понимаю, какое вам до этого дело? Он ведь не в Советской России живёт!..
- Правильно, это нас не касается. Меня интересует другой вопрос: зачем вам рисковать и увозить с собой бриллианты, когда богатый дядя и так обеспечит вас?
- Ах, боже мой, опять!.. Ваши умные сотрудники в Николаеве уже раз двадцать спрашивали меня о каких-то бриллиантах. Арестовывали, в подвал сажали, на квартире обыск делали и, разумеется, ничего не нашли. Нет у меня никаких бриллиантов! Понятно это наконец вам или нет? - закричала Зельдина.
- Прежде всего не нужно повышать голоса! - осадил я её. - А говорите вы неправду. Сдайте бриллианты и спокойно уезжайте. Если их обнаружим мы, то, предупреждаю, не только задержим, но и привлечём вас к ответственности.
- Знаете что, молодой человек, вы меня не пугайте! Я давно пуганая, и вообще всё это мне надоело… Сперва найдите, потом будете угрожать.
Тратить время на разговоры с ней не было никакого смысла. Я попросил одну из наших сотрудниц тщательно проверить все вещи Зельдиной, прощупать каждый шов её платьев, произвести личный обыск и о результатах сообщить мне. Уходя, я шепнул сотруднице на ухо: "Ищите бриллианты! Они у неё есть…"
Минут через двадцать вышла расстроенная сотрудница.
- Ничего не нашла! - сказала она.
Что-то подсказывало мне, что у Зельдиной есть эти самые проклятые бриллианты. Даже в ушах звенело: "Есть, есть!.." Инстинкт или интуиция - не знаю, как это назвать, - но они часто безошибочно подсказывают то, чего не видишь глазами и не можешь пощупать руками. Так было и на этот раз. Убеждение моё подкреплялось и письмом оперуполномоченного из Николаева. Бриллианты есть, но где, как их найти? До отхода парохода оставалось не больше получаса. Нужно было на что-то решиться.
Я вошёл к себе в кабинет и, не обращая внимания на торжествующую Зельдину, решил сам всё проверить. В её вещах действительно ничего не было. Взял простыню, завесил ею угол комнаты и предложил Зельдиной зайти туда, раздеться и одежду свою передать мне.
- Раздеваться здесь, при вас? Это издевательство, вы не имеете права! Я буду жаловаться, - зашипела она.
- Можете жаловаться, а пока не теряйте времени! Иначе пароход уйдёт без вас.
Зельдина покорилась. Из-за простыни полетели то блузка, то юбка, а потом и другие предметы дамского туалета.
- Нате, проверяйте!.. Не люди, а изверги, мучители…
В одежде тоже ничего не оказалось. Я вернул ей всё, сел в кресло, закурил. "Прав Гугуша, - подумал я, - здесь и собачий нюх не поможет".
- Ну что, успокоились? - Зельдина зло, издевательски смотрела на меня, чуть не язык показала.
И вдруг… "Шляпа!" - мелькнуло в голове.
- Снимите, пожалуйста, вашу шляпу!
- Шляпу?.. Зачем она вам? - что-то дрогнуло в лице Зельдиной.
- Поторопитесь, прошу вас!
Она сняла широкополую шляпу с цветами, передала мне и уже не сводила глаз с моих рук. Бриллианты были спрятаны где-то здесь, в этом сомневаться не приходилось, однако нужно было их найти. Внешний осмотр ничего не дал, я перевернул шляпу и сорвал шёлковую подкладку. Нервы Зельдиной сдали, она вскрикнула, схватилась за голову и без сил упала на диван.
Наконец-то! Вокруг тоненькой стальной проволоки, натянутой по всей окружности шляпы, был намотан спиралью мешочек с мизинец толщиной. Я осторожно освободил мешочек от проволоки, распорол шов, и на стол посыпались блестящие камешки разной величины. Нашёл-таки! Моему восторгу не было границ. Завернув бриллианты в бумагу, побежал к Яблочко.
- Вот они, Иван Мефодьевич! Нашёл в шляпе Зельдиной. Что с ними делать?
Перебирая их пальцами и хмурясь, Яблочко задумчиво произнёс:
- Чертовщина какая-то!.. Из-за такой ерунды люди бьются насмерть… Что делать, спрашиваешь? Заактируй, а врачиху задержи.
- Как записать в акте? Величина камушков неодинаковая.
- Ты, брат, так спрашиваешь, будто матрос Иван Яблочко всю жизнь тем и занимался, что копил бриллианты! Так и запиши: столько-то штук разной величины…
По дороге в Чека, сидя рядом со мной в фаэтоне, Зельдина молчала. За короткое время она как-то поблекла, даже постарела. Вдруг повернулась ко мне и тихо, чтобы не слышал извозчик, сказала:
- В этих камнях - целое состояние. Возьмите половину себе, порвите акт, отпустите меня!..
- Задержанным разговаривать не полагается! - оборвал я её.
Когда до Чека оставалось несколько кварталов, она опять зашептала:
- Возьмите всё, только не везите в Чека! Поверьте, никто ничего не узнает…
Я не ответил.
Недалеко от серого здания Чека она сделала последнюю попытку уговорить меня:
- Отпустите, умоляю… Возьмите всё, всё… Хотите, я осчастливлю вас, - бессвязно бормотала она.
Дежурный комендант принял Зельдину, выдал мне расписку, и бухгалтер Сидор Яковлевич, рассматривая через лупу бриллианты, свистнул.
- Тут каратов семьдесят, и всё чистой воды! Богатый улов у тебя, Силин, поздравляю, - сказал он.
Шагая по набережной, я всей грудью вдыхал влажный морской воздух и радовался всему: солнцу, наполовину спрятавшемуся за горизонтом, пурпурной дорожке на широкой глади моря, редким облакам причудливой формы, окрашенным в яркие цвета, белым парусам рыбачьих лодок и лёгкому ветерку. Всё это было чистым, прекрасным - таким далёким от жалких и тёмных человеческих страстей!..
Дело с картинами
- Что ж ты молчал до сих пор? - с этими словами Яблочко вошёл в мой кабинет.
- О чём вы, Иван Мефодьевич?
- Посмотрите на него, будто ничего не знает! - Яблочко сел в кресло, развернул газету. - Газету читал?
- Не успел ещё.
- Напрасно! Скажи-ка, как тебя зовут?
- Вы же знаете!
- Нет, ты повтори.
- Иван Егорович Силин.
- Во втором горнострелковом полку воевал?
- Воевал.
- Политруком роты был?
- Ну, был.
- Значит, ты! Послушай.
Иван Мефодьевич торжественно начал читать:
- "Постановление Президиума ВЦИК.
За храбрость и отвагу, проявленные в борьбе с врагами революции, наградить боевым орденом Красного Знамени командиров и красноармейцев Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
…Силина Ивана Егоровича - бывшего политрука роты второго горнострелкового полка…" А теперь признавайся, ты это или не ты?
- Похоже, я. - От волнения у меня пересохло во рту и пропал голос.
- Ну, брат, с тебя причитается!
- С удовольствием, Иван Мефодьевич!
- Шучу, брат, шучу!.. Поздравляю от всей души и горжусь тобой. Знай наших! Помощником у Ивана Яблочко не кто-нибудь, а боевой политработник. Молодец! На, почитай, - он протянул мне газету.
Строчки прыгали и сливались, я с трудом отыскивал в большом списке знакомые фамилии. Вот они:
…Акимова Акима Нестеровича - командира отделения,
Власова Петра Савельевича - комиссара полка,
Кузьменко Михаила Ивановича - командира роты.
И наконец - Силина Ивана Егоровича - бывшего политрука роты.
Ошибки не было!
Сидел, вспоминал дорогих мне людей. Где они теперь? Всегда подтянутый, обходительный комиссар с красивым волевым лицом; коренастый, неуклюжий, в короткой шинели Акимов, мой наставник и учитель. И, наконец, бесстрашный командир Кузьменко, положивший у моего изголовья яблоки, когда я, раненый, лежал в палатке у Шурочки…
Прочитав газету, и они вспомнят обо мне. Как обрадуется Шурочка! Образ Маро как-то поблек за последнее время в моей памяти, а вот Шурочка не выходила из головы. Как она устроилась у Челнокова, не забыла ли меня?
- Ванюша, радость радостью, а дело делом. Сегодня вечером нам нужно сходить с тобой в клуб моряков! - Голос Яблочко вернул меня к действительности.
- Хорошо, Иван Мефодьевич!
Меня поздравляли все сотрудники комендатуры - жали руку, говорили хорошие слова. Особенно радовался Гугуша. Он произнёс целую речь:
- Посмотри, пожалуйста, как хорошо написано - за храбрость и отвагу! Молодец, кацо, - такой молодой и уже герой. Воевать успел, беляков бил, орден получил. Сам Калинин подписал. А мы сидим здесь, барахло проверяем, контрабандистов ловим!..
Порывистый, не в меру горячий, Гугуша оказался отзывчивым товарищем, готовым отдать другу последнюю рубашку. Он любил пофорсить, следил за своей внешностью и одевался по тем временам прекрасно. Тёмно-синие галифе и гимнастёрка из тонкой шерсти, до блеска начищенные мягкие сапоги и кожанка составляли его обычный костюм. С особым шиком Гугуша носил каракулевую кубанку с белым верхом. Сотрудники комендатуры порта, за исключением Ивана Мефодьевича, не расстающегося с маузером, как правило, прятали оружие в заднем кармане брюк. Гугуша же носил свой пистолет так, словно хотел выставить его напоказ. Наган в изящной мягкой кобуре, прикреплённый к плетённому из кожи шнурку, всегда висел у него на боку.
Яблочко иногда ворчал на него: "Гугуша, ты бы спрятал как-нибудь свою пушку". В ответ Гугуша только пожимал плечами.
Сотрудники разошлись по своим делам, один Гугуша задержался у меня.
- Ваня, ты обязательно должен прийти к нам. Знаешь, какая моя мама - мировая женщина! Такой мамы во всей Грузии не найдёшь. Что в Грузии, - в России, даже во всём мире не найдёшь! Она будет рада видеть такого героя, как ты. А ещё… - Гугуша улыбнулся. - А ещё познакомлю тебя с моей девушкой. Очень красивая, очень!
- Спасибо, Гугуша, как-нибудь обязательно приду к вам! И с твоей девушкой познакомлюсь с удовольствием, - сказал я.
- Зачем - как-нибудь? Завтра приходи! Вино будем пить, чехомбили кушать, танцевать будем.
- Хорошо, если не помешают дела.
Я сказал так не ради красного словца. Никто из нас не мог свободно располагать собой, особенно по вечерам. Работников комендатуры часто использовали для оперативной работы. Город кишмя кишел подозрительными личностями - кроме импортёров и спекулянтов, в него нахлынули шпионы, перебежчики и любители лёгкой наживы. Да и местных меньшевиков, дашнаков, эсеров тоже хватало.
День прошёл незаметно. К вечеру погода снова испортилась. Дождь лил не переставая. О здешнем дожде ходили анекдоты. Капитан английского парохода через десять лет встретил другого капитана, только что возвратившегося из нашего города, и спросил его: "Скажите, там дождь перестал?" На что тот ответил: "Нет ещё, сэр! За весь месяц нашей стоянки не было ни одного ясного дня…"
К семи часам Яблочко зашёл за мной, и мы отправились в клуб.
В бильярдной Марио, проходя мимо, негромко сказал мне:
- Нужно поговорить. Буду ждать на улице…
Минут пять я повертелся в бильярдной и, предупредив Ивана Мефодьевича, пошёл за итальянцем.
Поджидая меня, он медленно шёл по освещённой улице. Разговаривать с ним здесь было рискованно - могли заметить; поэтому, поравнявшись с ним, я свернул в тёмный переулок. Он последовал за мной.
- Если встретится кто-нибудь из ваших, скажете, что шли к девушкам. Понятно? - сказал я. - А теперь говорите, только тихо.
- У меня для вас интересные новости, - начал Марио. - Синьор Эрнесто закупил большую партию картин известных русских художников - Саврасова, Перова, редкую икону какого-то Рублёва. По его словам, ей цены нет. Завтра он собирается переправить их на корабль.
- Каким путём?
- Точно не знаю. Но синьор Эрнесто едва ли будет прибегать к особым хитростям. Проще всего свернуть холст в трубочку и спрятать под плащом. Членов команды ведь не обыскивают!
- Может быть, вы слышали, у кого он купил эти картины?
- Нет, не слышал.
- Жаль!..
- Погодите, это не всё. Второй помощник собирается тайком увезти какого-то человека. Делает ли он это, чтобы получить большой куш, или по другим соображениям, не знаю.
Это было уже посерьёзнее контрабанды!
- Как же он проведёт чужого человека на корабль? - спросил я.
- Очень просто. Этот человек, оказывается, очень похож на нашего белобрысого кочегара. Есть у нас такой редкий экземпляр - Сандрино его зовут. Завтра синьор Эрнесто переоденет незнакомца матросом, снабдит его пропуском Сандрино и вечером проведёт на корабль. Сандрино в курсе этого плана, он сам мне рассказал.
- Спасибо, Марио! - В темноте я крепко пожал ему руку.
- Ерунда!.. Пусть будет мне вознаграждением сознание, что и я был чем-то полезен вам!.. Противно думать, что этому заносчивому субъекту удастся вас перехитрить…
Мы расстались. Марио повернул обратно, к освещённой улице, а я тёмными переулками добрался до клуба и сообщил обо всём Ивану Мефодьевичу.
- Дело серьёзное, нужно хорошенько обмозговать! - сказал он. - Выпьем по кружке пива и айда отсюда!..
В комнате Ивана Мефодьевича мы до поздней ночи обсуждали разные варианты предстоящей операции.
- Зная имя кочегара, перебежчика мы застукаем, это факт! - говорил Яблочко, затягиваясь табачным дымом. - При проверке документов задержим - и конец. Поручи Гугуше, пусть займётся. Он парень расторопный, не прозевает. Хуже обстоит дело с картинами. Этот сукин сын, Эрнесто, сам не будет таскать их, а поручит другим, и не одному. Не станешь же подвергать обыску всю команду корабля? Нет, так не годится! Нужно придумать что-то другое… А что, если затеять пьяную драку с матросами, когда они будут возвращаться на корабль?
- Драку можно затеять с двумя, ну с тремя. А остальные тем временем проскочат, - возразил я.
- И то правда!.. Лучше всего узнать продавца картин и накрыть его на месте. Но как узнать - вот в чём задача! Постой! - Яблочко хлопнул себя по лбу. - Знаешь, кто может помочь? Граф!
- Не понимаю, чего ради этот жулик станет помогать нам?
- Мы малость нажмём на него, ему и не захочется портить с нами отношения. Расскажет, если только сам не замешан в эту афёру с картинами! Граф ведь ничем не брезгует… Придётся рискнуть. Сейчас я пошлю за ним. Лучше всего поговорить с Графом здесь.
Яблочко позвал одного из наших сотрудников, живших тут же, на первом этаже, велел ему найти Яшку Графа и привести его к нам.
- Вежливенько попроси, скажи, товарищ Яблочко, мол, желает побеседовать с вами по одному неотложному делу.
- Где же его, чёрта, найдёшь в такой поздний час? - сотрудник недовольно пожал плечами.
- Где хочешь, но найди! Поищи в ресторане "Италия", в духанах. Сходи к нему домой. Ищи хоть до утра, а сюда доставь.
Сотрудник ушёл. Иван Мефодьевич, дымя папироской, ходил из угла в угол, о чём-то думал. Лицо у него было усталое, хмурое.
Я часто сравнивал его с Челноковым. Модест Иванович был прирождённый разведчик и, обладая гибким умом, работал тоньше. У Яблочко, при всей его честности и преданности делу, приёмы часто были грубыми и примитивными, да и работа у него была более сложной.
- Иди отдохни малость! А то мы набегались сегодня, - сказал мне Яблочко.
От усталости у меня гудели ноги, но спать не хотелось. Взял книгу о восстании Спартака и лёг на кровать. За последнее время я натаскал из библиотеки к себе в комнату много хороших книг, главным образом исторических. Времени у меня было мало, но всё же перед сном урывал часок-другой для чтения. Особенно понравилась мне "Саламбо" Флобера. С не меньшим удовольствием прочитал историю древнего Рима, четыре похода Юлия Цезаря, биографию Наполеона.
Была уже полночь, когда Яблочко постучал в стену.
- Садись, - сказал он, когда я вошёл. - Графа нашли, сейчас явится.
Не прошло и десяти минут, как постучали в дверь. Пришёл Граф. Он был немного навеселе, но держался уверенно.
- Наше вам, Иван Мефодьевич! - весело приветствовал он Яблочко. - А-а, ваш юный помощник тоже здесь? Здравствуйте, товарищ Силин.
- Вы уже успели узнать его фамилию, - усмехнулся Яблочко.
- Как говорят французы, положение обязывает! Граф должен всё знать.
- Садитесь. - Иван Мефодьевич показал на табуретку. - К сожалению, угощать нечем, мы здесь на холостом положении.
- Спасибо, я, кажется, наугощался сегодня! - Граф достал коробку "интеллигентных", закурил. - Интересно знать, чему я обязан таким вниманием с вашей стороны?
- Есть разговор!.. Граф, по делу с шёлковыми чулками мы вас не трогали, хотя могли. Закупая их у капитана моторной лодки Гасана-эфенди, вы отлично знали, что чулки контрабандные. А теперь, говорят, занялись картинами…
- Какими картинами? - всполошился наш гость.
- Самыми обыкновенными - живописью, предметами искусства.
- Клевета! Правда, в молодости я любил собирать картинки с голыми бабами, но потом это прошло. Живые лучше!
- Кто же у вас этим промышляет?
- Иван Мефодьевич! Зачем берёте меня на пушку? Не лучше ли говорить начистоту, мы ведь не дети…
- Пожалуйста, давайте начистоту.
- Тогда ответьте на один нескромный вопрос: для чего вам нужно знать, кто продаёт картины?
- Если я скажу, что мы с Силиным думаем собирать коллекцию картин выдающихся художников, вы же не поверите! - ответил Иван Мефодьевич в тон Графу, чем привёл того в восторг.
- Золотые слова! - расхохотался он. - Лучшего ответа не мог бы дать сам одесский раввин. А теперь насколько я понимаю в медицине, вам что-то от меня нужно.
- Угадали. Нам известно, что какие-то бессовестные люди помогают иностранцам растаскивать народное добро, продают им за бесценок картины выдающихся мастеров. Сами понимаете, этого допускать нельзя!..
- Вот подлецы! Никакого патриотизма у людей!.. - воскликнул Граф с наигранным возмущением. - Так я вам скажу, кто занимается этим, - Федотов и Шехман. Не знаете их? Владельцы комиссионного магазина на углу Михайловской и Лермонтова. Я вас спрашиваю: мало им иметь хороший профит на законной торговле? Нет, нужно ещё путаться с какими-то картинами, продавать их - и кому? - иностранцам! Тёмные люди, лозунгов не знают: "Искусство - народу". Так, кажется, Иван Мефодьевич?
- Так, - машинально ответил Яблочко. Он думал о чём-то своём.