- Мясного бульона тебе принёс - лучше всякого лекарства силу даёт. Выпей, сразу поправишься. И как это тебя угораздило? - Пахомов кормил меня с ложки, как маленького, а Шурочка стояла рядом и посмеивалась:
- Гляди-ка, как все балуют его, аж завидки берут! Хоть бы меня кто-нибудь так пожалел…
- Тут особая статья, - строго ответил Пахомов.
Ночью Шурочка, не раздеваясь, легла рядом со мной, прижала мою голову к груди.
- Спи, миленький, спи. У тебя сильный жар, даже губы потрескались. Рассказать тебе сказку?
- Расскажи…
- В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царевич, молодой, красивый… Словом, вроде тебя…
За занавеской кто-то прохрипел:
- Пить…
Шурочка нагнулась, крепко поцеловала меня в губы и убежала…
Через три дня я вернулся в свою часть и узнал, что и в тот раз наша атака захлебнулась. Бойцам под сильным кинжальным огнём пулемётов белых пришлось откатиться назад.
Командир полка и комиссар требовали точных данных о противнике. Каждую ночь разведчики отправлялись за "языком" и каждый раз возвращались ни с чем. В конце концов они всё-таки приволокли какого-то высокого, тощего солдата.
В землянке, при свете "летучей мыши", Кузьменко допрашивал его, а я вёл запись.
- Из какой части? - грозно спросил командир роты.
- Пехота мы. - Солдат переступал с ноги на ногу и часто-часто моргал. На нём была новенькая английская шинель, но вид он имел жалкий.
- Ты дурака не валяй, всё равно заговоришь. Отвечай по существу! - Кузьменко стукнул кулаком по столу. - Из какой части, кто командир, сколько у вас пушек, пулемётов, где стоит кавалерия, сколько сабель, откуда и когда прибыли?
- Известно откуда - из деревни Большие Выселки!.. Мобилизовали, дён десять в казарме продержали…
- Не об этом я, дурья башка! Про вашу часть спрашиваю, про войска белых, понимаешь? Отвечай по порядку, а то расстрелять велю!
Солдат затрясся.
- За что, господин-товарищ? Разве мы по доброй воле…
- Тьфу, чёрт!.. Дурак или притворяется. Ваня, попробуй ты, - обратился Кузьменко ко мне. - Может, вытянешь из этого сукина сына хоть одно толковое слово.
- Ты не бойся, - начал я мягко. - Мы зла тебе не хотим. Скажи, кто ваш командир?
- Известно кто, офицер…
- Какого звания, как его фамилия?
- Кто его знает. - И опять: - Вы не думайте, господа-товарищи, мы не по доброй воле… Вот святой крест. - Солдат перекрестился.
Зазвонил полевой телефон. По ответам Кузьменко я понял, что говорит комиссар.
- …Какой-то он недоделанный! Целый час бьюсь - слова не могу вытянуть… Есть отправить к вам в штаб!..
Кузьменко вздохнул и, позвав связного, приказал доставить пленного солдата в штаб полка к комиссару.
Через час и мне было приказано явиться туда.
Боевое задание
Штаб полка - ветхий домик за оврагом. Ночь была тёмная, я не без труда нашёл штаб и доложился дежурному.
Через несколько минут меня позвали к комиссару. Я одёрнул гимнастёрку, поправил ремень и, войдя в комнату, чётко отрапортовал:
- По вашему приказанию красноармеец Силин прибыл!
- Здравствуйте, красноармеец Силин! - Комиссар улыбался. - Садись, Ваня. - Он показал на свободную табуретку.
В комнате с земляным полом и низким потолком за столом, на котором лежала карта, сидели Власов, командир полка и пожилой плотный военный с седеющими висками. Его я раньше не встречал.
- Командир полка и товарищ Овсянников хотели кое-что узнать о тебе. Расскажи коротко, - сказал комиссар.
Я начал рассказывать о своей семье, о себе. Командир полка неожиданно перебил меня, спросил по-французски:
- Говорят, ты и музыке учился?
- Да, с четырёх лет… Мама занималась со мной.
- Отлично! А теперь поговорим о другом, - сказал он опять по-французски и кивнул комиссару.
Будь здесь моя мама, она, наверное, поправила бы его произношение, но мне было не до этого.
- Мы вызвали тебя для серьёзного разговора, - обратился ко мне Власов. - Внимательно выслушай товарища Овсянникова, но д ответом не торопись, сперва хорошенько подумай. Дело, которое мы собираемся поручить тебе, сложное, я бы сказал даже - рискованное. Ты имеешь право отказаться.
Тот, которого называли Овсянниковым, подсел ко мне ближе.
- Вот в чём дело, - сказал он. - О противнике мы почти ничего не знаем. Воевать же вслепую - значит зря губить людей и провалить дело. Ты сам знаешь: наши части трижды пытались лобовой атакой смять врага, но безуспешно. А время не ждёт, зима на носу. Нам во что бы то ни стало нужны точные сведения о противнике. Вот мы и решили забросить тебя в тыл к белым. Походишь, посмотришь, что и как. Вернёшься - доложишь… Как думаешь, справишься?
У меня мурашки пошли по телу: одному в тыл к белым!.. Я готов был целую ночь сидеть в секрете, ходить с бойцами в атаку, охотиться за "языком", но-только не в тыл, да ещё одному! Заметив мою нерешительность, комиссар сказал:
- Видишь ли, Иван, мы тут долго советовались, прежде чем послали за тобой. Решили, что ты больше всего подходишь для выполнения такого задания. Образованный, знаешь французский язык, музыку. В случае чего вполне сойдёшь за мальчика из богатой семьи. Можешь придумать историю, будто отец твой был офицером, ушёл на войну, пропал без вести. Мать умерла с горя, и ты остался один. Пришли большевики, дом реквизировали, тебя выгнали на улицу… Такая история белым понравится, они поверят тебе. В рассказ, будто невзначай, вставь несколько французских фраз. Ты будто знаешь, что в Тифлисе живёт дядя, мамин брат, вот и пробираешься к нему… Разумеется, мы не стали бы рисковать, если б не крайняя нужда. Речь идёт о жизни сотен и тысяч твоих товарищей, об успехе нашего дела.
- Раз нужно, сделаю всё, что прикажете, - собравшись с силами, проговорил я.
- Не приказываем, а просим, - поправил комиссар. - А теперь иди, отдохни. Утром поговорим обо всём более подробно.
Спать я устроился в соседнем доме на полу. Спал тревожно, часто просыпался, всё думал о предстоящем деле. Справлюсь? Не попадусь? Мне вспомнилось злобное лицо капитана из ростовской контрразведки. Попадёшь в руки к такому - жизни рад не будешь, он из тебя все жилы вытянет!.. Запросто может расстрелять. А вдруг не сумеешь выбраться обратно, застрянешь у белых? Об этом и думать не хотелось…
Встал на зорьке, распахнул окно. С гор дул свежий ветер. На листьях блестела ночная роса. Перекликались птицы. Но сегодня всё это не радовало меня… Умылся в речушке ледяной водой, привёл себя в порядок и, присев у подоконника, написал маме письмо, в котором изобразил своё чуть ли не райское житьё - пусть не тревожится! Живу я, мол, хорошо, здоров, кормят прекрасно, все товарищи замечательные люди и опасностей никаких…
Вестовой принёс хлеб, полный котелок каши. Я поел и пошёл к товарищу Овсянникову.
- Я приготовил тебе отличный костюм1 - сказал он, улыбаясь, и показал на кучу тряпья, валявшегося в углу. - Сперва поговорим, потом переоденешься. Посмотрим, как ты будешь выглядеть в этом одеянии.
Он усадил меня рядом с собой и начал подробно излагать свой план:
- Разведчики перебросят тебя километров на пять за линию фронта и укажут, куда идти. Будешь выдавать себя за беспризорника. С собой никаких документов, бумаги, карандашей не брать. Вертись около походных кухонь, - голоден, мол, дайте поесть… Общайся с рядовыми - солдат везде солдат, народ сердобольный, пожалеют бездомного Паренька, поделятся пайком. Офицерам и фельдфебелям на глаза не попадайся. Главное - как можно ближе подойти к передовым. Всё, что увидишь, держи в памяти, ничего не пропускай, даже мелочи. Запомни, например, какие номера на погонах у солдат. На сколько рядов тянутся окопы. Имеются ли другие укрепления. Где расположены пулемёты… Особое внимание обрати на артиллерию: где она установлена, какого калибра, сколько стволов. Где стоит кавалерия и сколько. Подозрительных вопросов никому не задавай, только наблюдай!.. Как я уже говорил, ничего не записывай, тем более не рисуй. Разведчики придут за тобой в ночь на вторые сутки и будут ждать в заранее условленном месте. В случае, если не сумеешь вернуться к этому сроку, они придут на следующую ночь. Обстоятельства могут сложиться и так, что тебе придётся выбираться самостоятельно. Если попадёшь в расположение других наших частей, попроси отвести к начальнику особого отдела. Ему, и никому другому, назовёшь условный номер: "Двадцать шесть". Он всё поймёт и поможет тебе добраться до нас. Ещё раз повторяю: кроме начальника особого отдела, никому ни слова!.. Если тебя задержат белые, держись так, словно чёрт тебе не брат, - никакого страха не показывай. Хорошенько запомни историю, которую рассказал тебе комиссар. Добавь к ней ещё кое-какие подробности: родился где-то на севере, где именно - не помнишь, отца перевели в город Ростов-на-Дону, в каких частях он служил - не знаешь… Ты в Ростове в каких-нибудь богатых домах бывал? - вдруг спросил Овсянников.
- Бывал…
- Тем лучше! Назовёшь улицу, расскажешь, что было по соседству. Смотри, чтобы всё было точно! Среди белых может оказаться кто-нибудь из Ростова, он и поймает тебя на пустяке. Сам говори поменьше, - только на вопросы отвечай… Ну-ка, скажи, как звали твоего отца-подполковника?
- Евгений Константинович Ключинский, - назвал я первое, что пришло мне в голову.
- Стало быть, отныне ты Иван Евгеньевич, запомни!.. А мать?
- Маргарита Петровна.
- Сойдёт! Если, паче чаяния, засадят под замок, не рыпайся. Попытаться улизнуть можно только в том случае, если есть полная гарантия успеха. Не то терпи, жди, пока сами не выпустят. Всё понял?
- Вроде всё…
- А теперь примеряй новый костюм!
Костюмом он назвал грязные лохмотья, валявшиеся в углу, - в таких бродили тогда по всей стране беспризорники. Я с отвращением надел давно не стиранную, чёрную от грязи рубаху, натянул брюки из мешковины, рваный, без подкладки пиджак. На одну ногу надел старый, без шнурков ботинок, на другую - тапочку, она оказалась большой, пришлось привязать шпагатом. Нахлобучил на голову засаленную, потерявшую форму кепку и в таком виде повернулся к Овсянникову.
- Отлично! - сказал он. - Вот только у беспризорников не может быть таким чистым лицо. Придётся тебе что-нибудь предпринять… Деревянными ложками стучать умеешь?
- Нет, не приходилось…
- Жаль! Ну, а песни какие блатные знаешь?
- Знаю…
- Спой!
Я запел хриплым, жалобным голосом:
…И никто не узнаить, где могилка моя!..
- Здорово! Молодец! - похвалил меня Овсянников. - Хватит, отдохни теперь. После обеда мы ещё побеседуем. И вот что: из этого дома никуда не выходи. Не надо, чтобы тебя видели в этом костюме, а переодеваться не имеет смысла: времени у нас в обрез. Ночью в путь-дорогу, а тебе нужно хоть немножко освоиться со своей ролью…
Остаток дня прошёл в бесконечных репетициях. Овсянников, изображая контрразведчика, допрашивал меня по всем правилам и со всей строгостью. Он угрожал, уговаривал, пытался ловить на противоречиях. Убедившись, что сбить меня трудно, протянул мне лист бумаги, карандаш и велел нарисовать по памяти всё, что я видел по дороге от окопов до штаба.
- Так, так… А где кусты? Разве ты не видел их вот здесь?
- Зачем кусты-то рисовать?
- Вот тебе и раз!.. На войне, брат, кусты тоже стреляют. Ничего не пропускай: кусты, овраги, ямы, всё запоминай!
В полночь за мной пришли разведчики. Их было трое, все молодые, отчаянные на вид ребята.
Провожать нас вышли комиссар и Овсянников. Они говорили мне какие-то напутственные слова, но я плохо слушал: мысли мои были поглощены предстоящим.
Вот и последние окопы. Часовые пропустили нас беспрепятственно, и мы тихонько поползли по "ничьей" земле. Впереди - старший группы, парень с длинным чубом, торчащим из-под кубанки. За спиной у него был короткий кавалерийский карабин, за поясом бомбы-лимонки и охотничий нож. За ним полз я, а позади, с интервалами в двадцать шагов, как бы прикрывая нас, ещё двое. Кругом темень, тишина…
Мы благополучно миновали секреты белых и вошли в глубокий овраг. Здесь старший остановился и некоторое время прислушивался. Ни единого шороха, словно всё вымерло вокруг. Он подал знак следовать за ним и взял вправо. Начался подъём. Грунт каменистый, ползти было трудно - больно рукам и коленям. Вдруг послышались отчётливые звуки шагов. Мы прижались к земле, замерли. В нескольких метрах от нас показался солдат с винтовкой. Он немного постоял, прислушиваясь, и, не заметив ничего подозрительного, пошёл по направлению к передовой линии. Я облегчённо вздохнул. Первая опасность миновала…
Разведчик в кубанке повёл нас в горы, остановился под скалой, лёг рядом со мной и зашептал:
- Это место называется Верблюжья гора, запомни. Мы будем ждать тебя здесь послезавтра ночью, в три часа. Если что нам помешает и ты нас не найдёшь, иди к оврагу, где останавливались в первый раз. Видишь эту тропинку? Она приведёт тебя прямо туда. Сигнал - трижды крик совы. Знаешь, как совы-то кричат? А теперь - шагай. Через полверсты, за скалой, увидишь деревню. Туда не заходи - собак не пугай. Возьми влево. Ночь проведи где-нибудь в стоге сена, их здесь много. Утром сам сообразишь, куда идти.
Он пожал мне руку и исчез в темноте.
Последняя нить, связывающая меня с нашими, оборвалась. Я остался один во вражеском стане.
Обойдя стороною деревню, я увидел высокий стог сена. Он как утёс чернел в темноте. Только я собрался было залечь в нём, как вдруг почувствовал запах дыма. В лощине, не видный с поля, горел костёр. Вокруг сидело несколько беспризорников. Удачная встреча!.. Подошёл.
- Здорово, братва!
Никто не ответил.
Курносый, рябой парень, приподняв голову, внимательно оглядел меня и спросил:
- Ты откуда взялся?
- На пуховых перинах спал - жарко стало, решил выйти на холодок!
Беспризорники захихикали.
- Садись, коли пришёл, - предложил рябой. Двое посторонились, освобождая мне место у костра.
- Чем промышляешь? - снова спросил рябой.
- Гуляю в своё удовольствие! Проедаю денежки, которые батька оставил на моё имя в банке! - Я отвечал наугад, но, кажется, сошло.
- Ну, чего пристал, Бугай? Видишь, свой парень! - сказал мой сосед, пацан лет четырнадцати.
- А ты помалкивай!.. Все свои, - заворчал Бугай. - Ну ладно!.. Коли хочешь войти в компанию, знай наши порядки: подчиняться атаману, мне то есть, - раз. Из жратвы или барахла что добудешь - всё в общий котёл, - два. Попадёшься - своих не выдавать, с лягавыми не связываться, - иначе пеняй на себя. Понял?
- Понял!..
- То-то!.. Один работал или дружки были?
- Один.
- По какой части?
- Выпрашивал…
- Тю! Самое поганое дело! - Бугай с презрением сплюнул. - Ничего, коли не дурак, мы тебя научим!
На этом допрос закончился.
Щупленький чумазый паренёк продолжал прерванный моим появлением рассказ о своих приключениях:
- В другой раз дело в Новочеркасске было… Вижу, идёт разодетая барынька с серебряным радикулем в руке. "Барыня, говорю, не пожалейте ребёнку десяти рублей". Говорю деликатно, хотя сам второй день не жрамши - в брюхе черти на барабане играют. "Что ты с ума сошёл? Что ты?" - закудахтала барынька. "Дай, говорю, иначе в рожу плюну, у меня сифилис". Она роется, ищет мелочь, а я цап, и готово - вырвал радикуль и ходу!..
- Много было монет? - поинтересовался Бугай.
- Не, рублей семнадцать. И ещё разное барахло: коробочка с пудрой, платок сопливый, пузырёк с духами. Думал, за сумку дадут прилично, а она оказалась поддельная!..
- С разодетыми всегда так: форсу много, а денег ни шиша, - с видом знатока заявил Бугай. - Я у одного буйвола увидел золотую цепочку на животе. Целый час вертелся около, - наловчился, вытащил. Часов нет, а за цепь полтинник дали: медная, сволочь.
- Вот с офицерами дело швах - бьют больно, - вставил другой.
- Офицеры гады, - подтвердил мой сосед.
- Ничего! Скоро Будённый даст им жару, - сказал Бугай.
Незаметно наступил рассвет. Облака, низко нависшие над головой, начали сереть. Послышались голоса птиц, застрекотали кузнечики. Кое-кто из беспризорников растянулся тут же, возле костра, и задремал.
Я страшно устал, хотелось спать. Но заснуть боялся - мало ли что может случиться? Превозмогая сон, думал: как быть дальше?
До сих пор всё шло на редкость гладко. Я только боялся, не помешает ли моя встреча с беспризорниками выполнению задания? Я ведь проник сюда не для того, чтобы научиться, как вырывать "радикули" из рук барынек!..
Не зря мама говорила, что я "везучий". И на этот раз мне повезло. Мой сосед, потягиваясь, сладко зевнул.
- Жрать охота, - сказал он.
- Не мешало бы, - ответил я.
- Хочешь, попытаем фортуну у солдат?
- Дают?
- Когда как… Бывает, дадут, а то и по шее получишь.
- Пошли! - Более подходящего случая не мог предвидеть даже Овсянников.
- Бугай, мы с новичком прогуляемся до солдат, жратву пошукаем, - обратился мой сосед к атаману.
- Валяйте, - сонным голосом откликнулся тот.
Пошли по вспаханному полю. Уже совсем рассвело.
- Как тебя зовут? - спросил мой спутник, когда мы отошли на порядочное расстояние от костра.
- Иваном.
- А меня Миша… Только все меня Телёнком называют.
- Почему же тебе дали такое прозвище?
- За ласковость мою. У меня характер такой: лаской я беру. У одной старухи за будь здоров целый месяц прожил. Не жизнь, а лафа была. Ешь, пей - не хочу. Яичница в масле плавает, в борще жиру с палец толщиной, каша, парное молоко, хлеб пшеничный. Спал на мягких перинах. Потом тягу дал, - от сытой жизни такая тоска взяла, что хоть удавись. Старухе записку оставил: мол, так и так, благодарим за угощение. Можете не сомневаться, я у вас ничего не стащил и своим дружкам не велю вас и пальцем трогать…
- Разве дружки послушаются?
- Ещё как! Ты что, законов наших не знаешь? Братва решит - значит, амба. За нарушение смертным боем забьют.
- У меня был дружок, его Костей звали, - сказал я, чтобы переменить тему разговора.
- Куда ж он делся?
- Не знаю, кажется, к красным подался…
- Я и сам махнул бы к ним! Боюсь, не возьмут. Годы мои малые, да и ростом не вышел. - Телёнок вздохнул.
Вышли к лощине. Там расположилась войсковая часть. Кони, палатки, походные кухни, тачанки. По красным лампасам на шароварах и по высоким шапкам я догадался, что это казаки. А сколько их - полк, бригада, - не мог определить. Думал, подойдём поближе, я на глазок посчитаю лошадей, но Телёнок потянул меня в сторону.
- Ну их, казаков! Они злые как собаки - ничего не дадут, да ещё нагайками огреть могут, - сказал он.
- И что это казаки сюда сунулись, фронт-то далеко? - спросил я, надеясь выведать что-нибудь полезное.
- От красных прячутся!
- А много их?
- Целый полк! Вот там, - Телёнок показал рукой на юг, - в трёх верстах, ещё одна кавалерийская часть стоит… Вань, ты броневики видел?
- Нет!..
- Хочешь, покажу?
- Далеко?
- Совсем рядом! - Телёнок зашагал по высохшему руслу речки.