Ульяна хмуро оглядела собравшихся:
- Чего это вы на ночь глядя заседать собрались? Добрые люди уж спать ложатся.
- Извините, Ульяна Семеновна, что поздненько побеспокоили, - заговорил председатель. - Но тут дело такое, откладывать нельзя. Да вы проходите ближе, садитесь.
- Мне и здесь не тесно. - Ульяна с оханьем опустилась на скамейку у двери.
- Все, значит, в сборе. Тогда начнем, - сказал Николай Иванович и, посмотрев на Александру и Стешу, попросил их доложить, что они увидели в совхозе "Первомайский".
- Ну что ж, - услышал Гошка голос матери, - побывали мы в совхозе, посмотрели свинофермы. И вот что я вам скажу, Николай Иваныч. Правильно вы людей будоражите. Нельзя нам так больше работать. Наши свинарки еле-еле триста поросят выращивают, а в совхозе тысячи штук на откорм поставлены. Им кило свинины в семь раз дешевле обходится, чем нам. В трубу мы с нашими поросятами вылетим.
- Ну, Александра, ты ври, да не завирайся, - разведя руками, сказала Ульяна. - В семь раз дешевле... Несусветное же это дело!
- Да ты, Ульяна, послушай только, - принялась уверять Александра. - Мы теперь совсем по-другому работать станем. Я вот в совхозе Анну Семынину встретила... Помнишь ее, она в нашем колхозе жила, потом в совхоз перебралась? Теперь там свинаркой работает. Так мы со Стешкой на ферме у нее все высмотрели. Поросята на воле живут, в летнем лагере. Простор там, раздолье, воды вдоволь, кормов. Никаких тесных помещений, никаких клетушек. Поросята как на дрожжах растут. И знаешь, сколько Семынина с двумя своими напарницами свиней выращивает? Две тысячи.
- Сколько, сколько? - переспросила Ульяна.
- Две тысячи, - повторила Александра. Она немного помедлила и переглянулась со Стешей. - Вот и мы прикинули. Если и у нас летний лагерь будет, да кормов вдоволь, да механизация, мы тоже, пожалуй, вперед шагнем. Две не две, а тысячу поросят за лето откормим!
- А кто же за ними ходить будет? - спросила Ульяна. - Где ты охочих людей на такую работу найдешь? У нас ведь свинарок в колхозе раз, два - и обчелся.
- Кто ходить будет? - поднимаясь, удивленно спросила Александра. - А мы с тобой... как и раньше. Да вот Стеша еще с нами.
Ульяна фыркнула:
- Ты, Александра, ненароком не загуляла со Стешкой-то? Не хватила красненького в чайной?
Александра рассердилась и обернулась к деду Афанасию:
- Дедушка, да скажи ты ей! Мы даже и в чайную не заглядывали.
- Ты, Ульяна, не зубоскаль, - строго сказал дед Афанасий. - Совхозные свинарки работают с толком, по-умному. Есть чему у них поучиться. И Александра со Стешкой дело говорят. Хороший почин непременно подхватить надо.
- Ну и подхватывайте, коль вы такие ретивые, - махнула рукой Ульяна. - А только я еще белены не объелась, с ума не сошла. И мне с такой оравой ни в жизнь не справиться, сил не хватит.
Она достала из-за пазухи смятый листок бумаги и, подойдя к столу, положила его перед Николаем Ивановичем.
- Что это? - Председатель подозрительно покосился на бумажку.
- Читайте, небось грамотные, - усмехнулась Ульяна. - Бумага от доктора. По всем правилам, с печатью, с подписью. Нутром я нездоровая, хвори одолели. Так что прошу освободить меня от свинарника и дать по закону что полегче.
- Это что ж получается? - в недоумении спросил Николай Иванович. - Мы тут все хозяйство на новый лад ставим, чтобы мяса больше давать, молока, хлеба, чтобы люди жили богаче, а вы вдруг в отставку, на покой?
- Что ж я могу, Николай Иваныч? - вздохнула Ульяна. - Совсем хворая стала, одышка замучила. Подлечиться надо.
Александра с недоумением посмотрела на Ульяну.
- А ты вроде на здоровье-то особо не жаловалась?
- Я свои болячки наружу не выставляю. Терпела, мучилась, а теперь вот невмоготу стало.
- Ох, Ульяна! - заметил дед Афанасий. - Ловчишь ты что-то, петли петляешь.
- Да нет, Афанасий Никитич, - сказал председатель, просмотрев Ульянину справку. - Документ в полном порядке. Придется, видно, просьбу Ульяны Краюхиной уважить и найти ей работу полегче. - Он обернулся к Александре и Стеше. - Так как же решать будем? Летний лагерь мы вам построим. И беритесь-ка вы пока за лагерь вдвоем. А трудно будет - других помощников подыщем.
- Берись, Александра, - закивал головой дед Афанасий. - Дело ты понимаешь, руки у тебя теперь развязаны - Кузяева с дороги убрали.
Александра и Стеша посмотрели друг на друга. Переглянулись за окном и сидящие на иве ребята.
- Берись, мамка, берись! - зашептал Гошка, все ближе и ближе придвигаясь к окну.
И, наверное, в конторе никто бы не услыхал этого шепота, если бы не ивовый сук. Он уж давно скрипел и гнулся под тяжестью ребят и, наконец не выдержав, с треском обломился. Мальчишки и девчонки свалились в палисадник, в заросли молодой крапивы.
Стеша посмотрела в окно и рассмеялась.
- Тетя Шура, да у нас уж есть помощники, есть! - закричала она. - Тут как тут!
Выглянул в окно и Николай Иванович:
- Эге, да тут целая команда!
- Раз команда, тогда жить можно, - улыбнулась Александра и кивнула председателю. - Беремся мы за лагерь. Слово будем держать твердо.
У РОДНИКА
Весна была в самом разгаре. Все кругом зеленело, цвело. Черные, как угли, скворцы давно уже поселились в скворечне на высокой березе, справили новоселье и теперь домовито занимались своими птичьими делами.
Не отставали от них и ласточки. Они, как молнии, прочерчивали воздух и исчезали под застрехой, где у них из комочков глины были слеплены гнезда.
Кот Шмяка, драный, кривой, в желтых подпалинах, уже несколько раз пытался забраться на березу или под застреху, но Гошка всегда был начеку. В кота летели комья земли, палки, камни. Шмяка мгновенно спускался на землю и очертя голову исчезал за углом дома.
С наступлением весны Митька Кузяев со своим дружком Ваней Вьюрковым развернули бурную деятельность.
Мальчишки обламывали в лесу ветки цветущей черемухи и, набив ею корзины, шли на станцию, где продавали по рублю букет.
Потом они принялись таскать из леса мешки с травой для коров и поросят, резали гибкие прутья для корзин или обдирали сочную кору с лозняка, с лип, с дубков и сушили ее на солнце. Кора подсыхала, сжималась, темнела, и густой пряный запах прочно держался на улице.
- А мы что ж с тобой? - донимал Гошку Никитка. - Сидим как калеки какие. Мамка говорит, что можно и корье драть, и черемуху ломать, и лечебные травы собирать для аптеки. Глядишь, и подзаработаем малость.
- "Подзаработаем"! - передразнил Гошка. - И ты туда же, как Митяй.
- А что ж такого? - принялся оправдываться Никитка. - Весной все черемухой торгуют. Уж так заведено. Видал, сколько ребят в лес ходит?
И верно: в лес тянулись почти все клинцовские мальчишки, они драли корье, таскали охапками цветущую черемуху, и со стороны казалось, что им удалось поймать белоснежное облако и поделить его на части.
"А может, и в самом деле в этом нет ничего особенного? - раздумывал Гошка. - Черемухой густо заросли все овраги, цветет она каждую весну буйно и пышно, и никому ее не жалко. А мальчишкам от продажи черемухи все же небольшой приработок - кому на обновку, кому на билет в кино".
- Ладно, сходим и мы, - согласился Гошка. Да и как было не сходить!
Всю зиму, с самой грибной осени, не заглядывали они в лес. Как-то там поживает белоствольная березовая роща, частый, непроходимый осинник, сумрачные, разлапистые ели, под которыми, как в палатке, можно переждать любой дождь, и, наконец, великаны дубы - поднимайся по ним, как по лестнице многоэтажного дома, и осматривай всю округу.
А что там выросло навстречу солнцу на веселых лесных полянах, какие цветы и травы появились на опушках, что натворили в оврагах озорные весенние ручьи? А птицы? Кто из них вернулся в родные места? Поселился ли опять за оврагом соловей?
Особенно радовался походу в лес Никитка. Никто лучше его не умел мастерить из ивы и рябины голосистые свистки, выслеживать птиц, находить съедобные травы и корни.
"Со мной можно хоть месяц в лесу плутать, - хвастал обычно он, - а все равно сыты будем. Я все травы знаю".
Сборы были недолги.
Гошка с Никиткой наточили ножи, взяли по мотку веревок, набили карманы хлебом, вареной картошкой, солеными огурцами - вот они и готовы.
В путь вышли рано утром.
Не успели мальчишки пройти мимо дома Покатиловых, как из второй его половины выскочила Елька Карасева. За ее спиной висел добротный брезентовый рюкзак с желтыми кожаными ремнями и множеством металлических пряжек. В руках она держала палку от лыж, а на шее висел бинокль. И, хотя он был в черном кожаном футляре, ребята сразу поняли, что бинокль всамделишный, командирский, и в него можно увидеть чуть ли не самый край земли.
- Вы куда собрались? В поход? По какому маршруту? - быстро заговорила Елька, догнав мальчишек. - А почему без обуви, почему без снаряжения?
- Ну и вырядилась! - засмеялся Никитка. - Думаешь, мы за сотню верст собрались?
- И никакой это не поход, - недовольно сказал Гошка. - Просто мы в лес идем за черемухой, за корьем. Кому что надо.
- Тогда и я с вами, - решительно заявила Елька, поправив на груди бинокль. - Будем изучать родную природу. Только надо побольше ребят созвать. Ну вот хотя бы все наше третье звено. Пошли по домам!
- Мы уже ходили, - недовольно сказал Гошка. - Только никого дома нет, все разбрелись куда-то.
- Тогда пошли втроем, - махнула рукой Елька.
Гошка нерешительно потоптался на месте. Елька неплохая девчонка, смелая, честная, справедливая, с ней никогда не заскучаешь, но сегодня она заявилась совсем некстати.
Толкнув в бок Никитку, Гошка вдруг запрыгал на одной ноге:
- Ой! Ногу занозил. Колючка какая-то. - Он опустился на бревно и сделал вид, что вытаскивает из пятки занозу.
- Я ж говорила, что без обуви в поход нельзя! - встревожилась Елька. - Может, тебе ногу йодом смазать? У меня походная аптечка есть. Я в городе всегда санитаркой была.
- Ничего, обойдется, - буркнул Гошка и подмигнул Никитке. - Раз санитарка говорит, значит, надо обуться. Пошли-ка по домам, а ты нас здесь поджидай, - сказал он Ельке.
Девочка присела на бревно, а мальчишки направились по домам.
Но как только они дошли до Гошкиной избы, так сразу юркнули в проулок и через усадьбы побежали к лесу.
- А как же Елька? - спросил Никитка. Гошка нахмурился.
- Ей сегодня лучше не ходить с нами. Мы черемуху ломать будем. А Елька ж городская, не поймет.
- Это пожалуй, - согласился Никитка и завистливо вздохнул. - Вот только бинокль у нее что надо!
- А зачем нам бинокль? Мы и так видим.
Вскоре Гошка с Никиткой вступили в лес. За последние дни он волшебно изменился. Совсем недавно кусты и деревья были в красноватых почках, в сережках-соцветиях, а сегодня все покрылось молодой нежной листвой. Она просвечивала на солнце и переливалась десятками самых разнообразных зеленых оттенков, каких, пожалуй, даже не нарисуешь на бумаге.
Благодатные волны теплого пахучего воздуха обмывали каждое деревце, затопляли весь лес, и он шумел радушно, приветливо, призывно, словно звал мальчишек поглубже забраться в зеленое царство.
- А ты знаешь, как это время называется, когда все вот так зеленеет? - неожиданно спросил Никитка, весь превратившись в слух и внимание.
- Кто же не знает? - ответил Гошка. - Весна.
- А по-другому? Помнишь, мы в книжке читали:
Идет-гудет Зеленый Шум,
Зеленый Шум, весенний шум!
Радуясь солнцу, свету, молодой зелени, мальчишки принялись прыгать, скакать, валяться на траве. Находили съедобные корешки, листочки, очищали от кожицы стебли дудок и лакомились ими до того, что язык стало пощипывать. Нарвали по охапке цветов и тут же разбросали их, потому что на других полянках цветы оказались еще красивее.
Потом ребята затеяли игру в войну. Они выслеживали друг друга, по-пластунски переползая в густой траве, маскировались в кустах; вооружившись рогатыми палками, разрушали "неприятельские крепости" - сбивали старые, трухлявые пни, раскидывали кучи валежника.
- Ой, Гошка, - спохватился Никитка, - а про черемуху-то мы и забыли!
Они направились к оврагу, густо заросшему цветущей белокипенной черемухой. Здесь вовсю орудовали клинцовские мальчишки.
На земле уже лежали большие охапки веток, но мальчишки старались наломать их еще. Они по-кошачьи забирались на высокие деревца, отчаянно раскачивали их, пригибали к земле и с лихорадочной поспешностью обрывали ветки. Оголенные деревца, наиболее сильные и гибкие, пружинисто выпрямлялись, другие, надломившись, так и оставались лежать на земле.
А мальчишки словно ошалели. Чтобы не отстать друг от друга, каждый старался забраться на деревце повыше, раскачаться посильнее и приземлиться с победным торжествующим воплем.
Казалось, что по лесу прошел свирепый ветер-бурелом.
- Зачем они так ломают? - жалостливо сказал Никитка, потянув Гошку за руку.
Из кустов вылез Митька Кузяев.
- А-а, дружки закадычные, - ухмыльнулся он. - Тоже на промысел вышли! А ну, давай не зевай - шуруй, пока не поздно!
Митька вытащил из-за пояса маленький топорик и принялся подрубать высокую стройную черемуху в руку толщиной. Сжав кулаки, Гошка бросился к Митяю:
- Очумел ты! Зачем дерево губишь?
- Еще чего!.. - удивился Митька. Он не договорил и насторожился. - Слышь, ребята, а за нами вроде следят.
Все прислушались. И верно: через лесную чащу кто-то пробирался.
Митяй подал команду отходить.
"Черемушники", захватив охапки веток, побежали вдоль оврага. Гошка с Никиткой решили не отставать от них.
Запахло сыростью, прелым листом, появились заросли крапивы.
Вскоре мальчишки выбрались к родничку. Тихий и неприметный, он выбивался из склона крутого оврага и был обнесен невысоким срубом из замшелых старых бревен.
Прозрачная студеная вода доверху наполняла сруб.
Мальчишки, как по команде, припали к родничку. Сначала пили воду перегнувшись через бревна, потом зачерпывали ее ладошками, потом тянули через тоненькие дудочки. Пили до того, что у всех заломило зубы и заболело в висках.
- Ну, браты черемуховые, - сказал Митька, вытирая мокрый подбородок, - на сегодня хватит. Расходись по одному.
- А ты все-таки жлоб, Митька, - заговорил Гошка. - Зачем с топором по лесу ходишь? Ну, рвал бы себе ветки черемухи и рвал, а зачем деревья губить? Да еще ребят подбиваешь.
- Тоже мне лесник-объездчик нашелся! - фыркнул Митяй. - Да ты что, садил черемуху, ухаживал за ней? Кому она нужна-то!
- А липы в лесу кто обдирает? А дубки? - наступал на него Гошка. - Тоже твоя работа?
- Ладно тебе, святая душа! Охолонись вот! - отмахнулся Митька и брызнул на Гошку водой из родника.
Но Гошка в долгу не остался и ответил тем же.
Забыв обо всем на свете, мальчишки схватили палки, стали бить ими по воде и брызгать друг на друга. Главное тут - занять боевую позицию и ударить по воде так, чтобы брызги разлетались широким веером и обливали противника с головы до ног. Лучше всего это удавалось Гошке. Но и Митька ему не уступал. Так они и "обстреливали" друг друга до тех пор, пока вода в срубе не стала мутной, будто в нее вылили чернила.
И вдруг "черемушники" заметили девочку. С рюкзаком за плечами она стояла на обрывистом берегу оврага и, подавшись вперед, рассматривала мальчишек в бинокль.
Стекла бинокля блестели тусклым оловянным блеском.
- Это Елька! - вскрикнул Борька. - Как сова смотрит.
Гошка с Митькой опустили палки.
- Так вот вы зачем в лес ходите! Черемуху ломать да воду мутить, - сказала сверху Елька и, опустив бинокль, стала спускаться к родничку.
Будто холодный ветер потянул вдоль оврага. Не глядя друг на друга, мальчишки метнулись за кусты и бросились бежать. Бежали так, словно за ними кто-то гнался. Крапива обстрекала мальчишкам руки и ноги, ветки деревьев поцарапали лица.
Опомнились мальчишки только на залитой солнцем лесной поляне.
Всем было не по себе - так позорно, по-заячьи, убежать от девчонки.
- И чего ей нужно, председателевой дочке? - с досадой сказал Борька. - Чего она ходит за нами?
- А все равно Елька нас выследила, - вздохнул Ванька Вьюрков. - Видал, какой у нее бинокль! Она теперь всем, всем расскажет.
- Ясно, расскажет, - согласился Борька. - Вот теперь разговоров будет! - И он покосился на Гошку. - Это ты ее в лес позвал?
Гошка нахмурился.
- Ладно, - пообещал он. - Я с ней поговорю... По-своему. Она и не пикнет никому.
Он приказал мальчишкам ждать его на поляне, а сам направился обратно к оврагу. Наверное, Елька еще где-нибудь там.
И верно, девочка была у родника. Но не одна. Рядом с ней стоял дед Афанасий. В эти весенние дни он работал у трактористов водовозом. Сняв широкополую соломенную шляпу, он смотрел на взбаламученную черную воду в родничке и яростно тряс лысой головой.
- Ах басурмане! Ах пакостники! Всю воду испоганили. Так ты говоришь, это мальчишки назловредничали?
Присев за кустом лозняка, Гошка прислушался.
- Да, мальчишки. Целая компания, - еле слышно ответила Елька. - Я только подошла сюда, а они врассыпную.
- А чьи мальчишки, откуда? Наши, клинцовские?
- Нет, дедушка. Я бы клинцовских узнала... Какие-то чужие.
И хотя в зарослях лозняка, где сидел Гошка, было прохладно и даже сыро, но ему вдруг стало жарко.
- Эх, попадись они мне в руки... Я бы им, пакостникам, прописал ижицу! - погрозил старик. - Ну чем же я теперь трактористов поить буду?
- А вы, дедушка, подождите. Я сейчас канавку сделаю. Мутная вода стечет, а свежая наберется. - Елька схватила палку и принялась прокапывать от родника канавку.
- Э, милая, - махнул рукой возчик, - мне ждать некогда. День жаркий, парни пить хотят. И кухарке вода требуется. Придется, видно, на речку ехать.
Он отошел от родничка, сел на водовозку и, тронув коня, поехал вдоль оврага.
- Дедушка, а я здесь побуду! - крикнула ему вслед Елька. - Как вода отстоится, я скажу вам. - Она присела на колени, и палка еще быстрее замелькала в ее руках.
"Да так ей копать не перекопать", - подумал Гошка, чувствуя, как у него затекают ноги.
Осторожно выбравшись из лозняка, он вернулся на поляну, где его поджидали мальчишки. Митяя и Вани Вьюркова с ними уже не было.
- Ну как? Поговорил? - нетерпеливо спросил его Борька.
- Все в порядке, - кивнул головой Гошка. - Айда за мной! Он привел мальчишек к родничку и, показав на работающую Ельку, сказал:
- Трактористам чистая вода нужна. Будем копать канаву. Кто чем может.
В дело пошли перочинные ножи, палки, острые камни.
Елька, вытерев рукавом взмокшее лицо, с удивлением посмотрела на неожиданных помощников и, кажется, все поняла.