"КОМАНДА РЕТИВЫХ"
Утром Гошку разбудило радио.
Репродуктор с серебряным глазком посредине висел на стене почти под самым потолком.
Сделала это мать не без умысла. Гошка очень любил, чтобы музыка гремела на весь дом и двор, а мать считала, что от такой музыки куры разбегаются со двора. Теперь Гошка уж никак не мог дотянуться до регулировочного винтика репродуктора, разве только взгромоздившись на стул и поднявшись на цыпочки.
Сейчас говорил местный радиоузел. С тех пор как Николай Иванович стал председателем колхоза, почти каждый день передавались колхозные новости.
Гошка узнал голос комсомольца Кости Перышкина - он был бессменным диктором местного радиоузла. Подражая голосу Левитана, Костя рассказал, как вчера работали тракторные бригады в поле, кто отстал, кто выдвинулся вперед, какие работы предстоят на сегодня. Похвалил доярок и птичниц.
Костя говорил так торжественно, что Гошке даже показалось, что сейчас будет объявлен салют и над колхозом загремят пушечные залпы.
Потом диктор перешел к объявлениям. Он сообщил, на какой час назначено заседание правления колхоза и кто на него приглашается.
- К девяти часам утра, - продолжал Костя, - вызываются к председателю колхоза также школьники Гоша Шарапов, Никита Краюхин, Боря Покатилов, Митя Кузяев. - Дальше перечислялось еще несколько ребят. - Явка строго обязательна!
Заметив, что мать, хлопотавшая у печки, прислушалась, Гошка закрылся одеялом. Так и есть - Елька все рассказала отцу. И про поломанную черемуху, и про взбаламученную воду в родничке. Теперь пожалуйте к председателю. А как тут объяснишь? Надо же было ему встретиться с Митькой! И кто первый начал брызгаться водой - разве теперь припомнишь?
Гошка притворился, что он еще крепко спит, и даже начал посвистывать носом. Но мать провести было нелегко. Она подошла к кровати и, сдернув с Гошки одеяло, покачала головой:
- Так... Вызывают, значит. Ну что ж, сынок, расскажи, чего сокрушили, чего поломали.
- Да нет, ничего такого не было, - забормотал Гошка, поднимаясь с постели.
За окном мелькнули два вихра - Никиткин и Борькин. И тут же скрылись.
Гошка поспешно натянул штаны и выскочил на улицу.
Приятели сидели на завалинке и думали о том, что их ждет в правлении. Наверное, Николай Иванович распушит их за вчерашнее, а потом диктор на весь колхоз объявит по радио, как мальчишки безобразничали у родника.
- И зачем ты с Митяем схлестнулся? - упрекнул Гошку Борька Покатилов. - Не брызгался бы - и все было бы ладно.
- Я еще и виноват? - удивился Гошка. - А зачем он деревья губит? Да и ты тоже хорош - связался с Митяем, остановить его не смог.
- Будет вам, еще поцапаетесь! - вмешался Никитка и предложил ребятам не ходить в правление - они, мол, спали, радио не слышали и знать ничего не знают.
- Нет, так не пойдет, - помолчав, со вздохом сказал Гошка. - Раз нашкодили, чего уж тут прятаться.
Подошло еще несколько мальчишек, и они всей компанией направились к правлению.
В дверях конторы мальчишек первая встретила Елька.
- Почему опаздываете? - строго спросила она, кивнув на стенные часы. - По радио как объявили? Ровно в девять. - И она обратилась к отцу, который, стоя у шкафа, рылся в каких-то бумагах: - Папа, вот они. Явились с опозданием на десять минут.
В конторе Николай Иванович был не один. За широким столом сидело двое членов правления, в углу о чем-то шепталась с дедом Афанасием Стеша Можаева.
"Вот оно как придумано! - поежился Гошка. - Нас при всем честном народе отчитывать будут".
Николай Иванович подошел к столу, оглядел ребят:
- Молодое колхозное пополнение явилось. А почему не все? Где Митя Кузяев, Ваня Вьюрков?
- Этих огарков по радио не скличешь, - усмехнулся дед Афанасий. - Тут без нарочного не обойдешься.
- Садись тогда, кто пришел, - пригласил председатель ребят. - Будем разговаривать.
Мальчишки осторожно присели на скамейку, подальше от стола.
- Давно бы пора их в контору вызвать, - недовольно сказал член правления Савелий Покатилов. - Житья от ребятишек не стало. Вчера они на лошадях скачки затеяли, третьего дня стог соломы развалили.
- Так это ж не мы! - взмолился Борька, беспокойно ерзая на скамейке. - Это, верно, старшие.
- А бес вас разберет - старшие, младшие. Носитесь по всему колхозу как оглашенные. Я так считаю: надо за ребячьи проделки с родителей взыскивать.
- Обождите, Савелий Прохорыч, - остановил его председатель. - Тут другой разговор - И он вновь обратился к ребятам: - Так это вы вчера о воде для трактористов позаботились, канавку у родника прокопали?
Гошка озадаченно пожал плечами - ловко же подбирается к ним новый председатель. Издалека, с подходцем.
- Да-да, мы все копали, - сказала Елька.
- Они, Николай Иваныч, они, - вмешался в разговор дед Афанасий. - Подъезжаю я вчера второй раз к родничку, а там полный порядок. Наши ребятишки вовсю орудуют. Канавку прокопали, ограду вокруг родничка поставили, черпачок из бересты смастерили. И даже надпись на срубе выжгли: "Родник для трактористов. Воду не мутить".
- Ну что ж, ребята! - заговорил Николай Иванович. - Я так понимаю - болеете вы за свой колхоз, за порядком следите. Большое вам спасибо! - Он подошел к ребятам и первому протянул руку Гошке, который сидел на краю скамейки. - И позвольте от имени правления поблагодарить вас.
Гошка покраснел, дернулся и спрятал руку за спину.
- Дай ручку, Гошенька, - прыснула сзади Елька. - Папа же не кусается.
Покраснев еще больше, Гошка с мрачным видом сунул Николаю Ивановичу руку.
Сопящего, хмурого Никитку, который словно прирос к скамейке, Елька почти силой подтолкнула к отцу.
И только Борька Покатилов с довольной улыбкой поднялся навстречу Николаю Ивановичу и обменялся с ним долгим и крепким рукопожатием. При этом он не без лукавства покосился на отца, словно хотел сказать: "Пилишь, ругаешь, а мне вот благодарность от правления".
Пожал председатель руку и остальным мальчишкам.
- Непорядок это, Николай Иваныч, - покачал головой Покатилов-старший. - Тут срочные меры против озорников надо, а вы им ручки пожимаете.
- Порядок, порядок, - сказал председатель и вновь обратился к мальчикам: - Значит, так. Будете охранять родничок и дальше. Но этого, я думаю, вам недостаточно. Энергии у вас хоть отбавляй. Можно и другими делами заняться. В лесу, в поле, на фермах - везде вам работа найдется. Глаза у вас острые, ноги быстрые, бегаете вы по всему колхозу - вот и примечайте, наблюдайте за всем. Где непорядок какой - руки приложите, поправьте или сигнал подайте.
- А кому сигнал? - спросил Гошка.
- Можно и мне, и бригадирам, и Косте Перышкину. Он ведь теперь у нас председатель ревизионной комиссии и редактор радиогазеты. Можно сказать, глаза и уши колхоза.
- А мы тоже будем глаза и уши?
- Это уж от вас зависит. Как будете действовать.
- Николай Иваныч, а вы про самое главное еще не сказали, - напомнила председателю Стеша, - про летний-то лагерь.
- Да, ребята, чуть не забыл. Про лагерь, наверное, все слышали. Дело это новое, большое, сложное. Александре со Стешей нелегко будет. Так что они на вашу помощь рассчитывают. И чтоб не один, не двое им помогали, а вся ваша команда.
"А здорово поговорили! - подумал Гошка. - Это, наверное, все Стеша с Елькой придумали, чтоб нас в правление вызвать".
Вытянув шею, он готов был задать председателю еще десяток вопросов, но выбрал самый главный:
- А это как все? Просто так помогать или задание такое от колхоза?
Николай Иванович переглянулся с членами правления и, с трудом сдерживая улыбку, ответил:
- Непременно задание. Самое ответственное и очень важное. И утверждаем вас от имени правления шефами над летним лагерем. Вас это устраивает?
- А как нашу команду называть будут? - спросил Борька.
- Ну, шефами там или юными свинарями, - пояснил Николай Иванович. - Можно и молодыми животноводами.
- Да есть у них уже название, - подсказала Стеша. - Ребята еще на старой ферме его заработали: "команда ретивых".
- Подходяще, - согласился Николай Иванович и кивнул ребятам. - Ну что ж, ретивые, действуйте!
ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
Через неделю летний лагерь был достроен, и Николай Иванович распорядился перевозить в него поросят.
С утра "команда ретивых" была уже на ногах и собралась у дома Шараповых. Не было почему-то только Никитки Краюхина.
Но вскоре тот прибежал, запыхавшийся и чем-то встревоженный.
- Чего ты такой, словно на тебе воду возили? - спросил Гошка.
- Дела всякие дома... мамке помогал. Нездоровится ей, - забормотал Никитка.
- Тогда иди домой, - предложила Елька. - Мы и без тебя справимся.
- Нет, я с вами. Пошли скорее, - заторопил Никитка, то и дело поглядывая на свой дом. - Какая работа-то будет?
- Начинается великое переселение поросят, - торжественно объявила Елька. - Прощайте старые, тесные клетки! Да здравствует свобода, приволье и зеленая трава!
Ребята отправились к старому свинарнику.
Там уже стояло несколько подвод с пустыми ящиками и корзинами. Стеша вытаскивала из полутемных станков визжащих поросят и грузила их на подводы. Заметив пионеров, она объяснила им, что надо делать. Мальчишки пусть грузят поросят, а девочки собирают лопаты, вилы, ведра.
- В атаку! - скомандовал Гошка и первый ринулся в свинарник.
Мальчишки принялись ловить поросят, нацеливаясь на самых рослых и сильных, и таскать их к подводам. Поросята завизжали еще оглушительнее, бились в ребячьих руках, словно их тащили на убой, но мальчишки изо всех сил сжимали их в своих объятиях.
- Да вы потише, еще задушите! - рассердилась Елька. - Это вам не мешки с зерном! - И, кивнув девочкам, она тоже принялась ловить поросят.
- Дурачки! Лопоухие! Для вас же лучше делается. На воле будете гулять, на травке, - ласково говорила Елька, засовывая поросят в плетеные корзины.
Вскоре первая подвода была загружена. Стеша накрыла ящики и корзины брезентом, связала веревкой и, кивнув Гошке с Никиткой, велела им везти поросят в летний лагерь.
Взгромоздившись на передок телеги, мальчишки тронули лошадь.
Ехать пришлось через всю деревню. Успокоившиеся было поросята на тряской булыжной шоссейке вновь зашевелились, беспокойно захрюкали и подняли визг. Визжали они на разные лады, и казалось, что на телеге едет несыгравшийся шальной оркестр.
Встречные колхозницы останавливались, покачивали головой:
- Ну и музыка на колесах!
- И куда только везут бедных? Разбегутся они на воле, одичают.
- Вот же выдумала эта Шарапиха!
- Опять пыль в глаза пускает.
Гошка стиснул зубы и хлестнул лошадь, хотя та и без того шагала довольно споро.
Никитка осторожно потянул приятеля за рукав.
- Гош, а Гош! А вдруг поросята и впрямь разбегутся? Чего тогда с тетей Шурой станет!
- Ладно тебе, закаркал, - огрызнулся Гошка. - У других же получается. А чем мамка хуже?
Но толком он ничего не мог объяснить. Мать за последние дни редко бывала дома: то наблюдала за стройкой летнего лагери, то ездила с Николаем Ивановичем в город раздобывать корма, и Гошке никак не удавалось поговорить с ней.
Но вчера вечером, словно угадывая тревоги сына, она попросила его прочесть ей напечатанный в областной газете рассказ совхозной свинарки Семыниной: "Как я вырастила две тысячи поросят".
Статья была длинная, и Гошка было заторопился, зачастил, но мать сразу же остановила его:
- Чего как палкой по забору трещишь? Ты мне с чувством читай,с расстановкой.
Гошка стал читать медленнее.
- Видишь, сынок, Анна же могла, - заговорила мать, когда статья была дочитана до конца. - А ведь она тоже не богатырь-женщина, не чудо какое. Обыкновенная, вроде меня. А вот все же осилила, выдюжила. Так чем же я-то хуже? Только бы подспорье было да выручка.
Выехав за околицу деревни и свернув налево, ребята вскоре добрались до летнего лагеря. Он раскинулся в березовом перелеске. Все здесь было очень просто.
На большом участке, обнесенном изгородью из жердей, стояли легкие навесы, защищающие поросят от дождя и солнца. Рядом разместились самокормушки и автопоилки. Вода по трубам поступала из озера, к которому примыкал лагерь. Справа от озера, за перелесками, тянулся выпас, потом поля с посевами люцерны, клевера, кукурузы.
У лагерных ворот Гошку и Никитку встретили Александра, Николай Иванович и дед Афанасий.
Ребята въехали в лагерь, развязали брезент и принялись вытаскивать из корзин и ящиков поросят.
- Ну, вот и первые переселенцы, - улыбнулся председатель. - Принимай, Александра Степановна. А сейчас и с других ферм повезут.
Вскоре в лагерь въехала трехтонка с крытым верхом, наполненная разномастными поросятами. За рулем сидел шофер Пыжов, долговязый парень с тугими, румяными, как помидоры, щеками. Он открыл борт машины, и поросята посыпались на землю. На мгновение они замерли, пошевелили пятачками, а потом, словно по сигналу, бросились врассыпную и затерялись среди кустов и деревьев.
- Резвись, орава, нагуливай сальце да мясо, - махнул им вслед рукой дед Афанасий, вызвавшийся работать в лагере ночным сторожем.
- А впрямь они здесь как рыба в воде, - сказала Александра, проводив глазами поросят.
Достав тетрадку, она отметила, сколько животных доставили Гошка с Никиткой, сколько с отдаленной фермы привез Сема Пыжов, и попросила их поторапливаться - к обеду надо переправить в лагерь весь молодняк.
Гошка с завистью посмотрел на Пыжова - а не плохо бы прокатиться с ним. Но ничего не поделаешь - надо кому-то поработать и на одной лошадиной силе.
Минут через двадцать, вернувшись в Клинцы на свинарник, Гошка с Никиткой загрузили подводу новой партией поросят и повезли их в лагерь.
Солнце уже поднялось высоко и сильно припекало. Никитка вел себя неспокойно, то и дело вздыхал, кряхтел, воровато оглядывался по сторонам.
- Чего ты будто на горячих углях сидишь? - недоумевая, покосился на него Гошка. - Если надо куда - лети воробушком.
- Нет-нет, поедем. Только побыстрее давай. - И, выхватив у Гошки вожжи, Никитка принялся погонять лошадь.
Когда выехали за околицу, Гошка неожиданно уловил подозрительный шорох. Он спрыгнул с подводы и оглядел корзины и ящики. Из одной корзины, стоявшей в задней части телеги, высовывались влажные розовые пятачки. Поросята с сердитым сопеньем перегрызали прутья, раздвигали их в стороны и высовывались наружу.
Гошка Шлепнул ладонью по нахальным пятачкам и примостился на краю телеги.
- Ты правь, я сзади сяду, - сказал он Никитке, а сам прижался спиной к корзине.
- Чего там? - спросил Никитка.
- Да поросята нахальничают, следить надо.
Но поросята не унимались. Они толкали Гошку в спину, хватали за рубаху и перегрызали всё новые и новые прутья корзины.
"А ведь вырвутся, дьяволы", - подумал Гошка и крикнул приятелю, чтобы тот быстрее погонял лошадь.
- Ой, Гошка! - вдруг приглушенно вскрикнул Никитка и, соскочив с телеги, стремглав бросился бежать в сторону от дороги.
"Что это с ним?" - удивился Гошка, выглянув из-за корзин с поросятами.
Лошадь, почувствовав, что ею никто не управляет, пошагала ленивее, стала щипать траву. А потом взяла да и поехала мимо поворота к лагерю.
- Никитка, вернись! - позвал Гошка приятеля, но тот уже скрылся за кустами.
Гошку бросило в жар. Не мог же он оставить корзину, из которой поросята вот-вот вырвутся наружу.
Он заорал, чтобы лошадь поворачивала налево, но та шла себе прямо и все больше удалялась от развилки дороги.
Что было делать?
Гошка стащил рубаху, наспех завязал прохудившийся бок корзины и, подбежав к лошади, повернул ее в сторону летнего лагеря.
Все это заняло не больше минуты, но когда он вернулся обратно, то пятеро поросят, порвав рубаху, один за другим выскочили из корзины и кубарем скатились с телеги. Гошка успел лишь схватить за ногу черно-белого боровка и сунул его под брезент в соседнюю, еще крепкую корзину. Потом бросился в погоню за остальными поросятами.
А те, ошалев от солнца и зеленого раздолья, как оглашенные, описывали по лугу широкие круги, рыли пятачками землю, жадно поедали сочную траву.
Гошка метался из стороны в сторону, забегал к поросятам спереди и сбоку, подползал к ним по-пластунски. Он то умильным голосом увещевал их быть послушными и не бояться его, то начинал браниться и швырять в них палками и комьями земли.
На дороге показались еще две подводы с корзинами и ящикам и.
Сопровождавшие их ребята из "команды ретивых", увидев запарившегося Гошку, поняли, что случилось, и бросились ему на выручку.
Но поросята продолжали резвиться вовсю и никому не давались в руки.
- Ловить нам не переловить, - сказала Таня и, сбегав к телеге, принесла железное ведро. - Давайте поросят вроде как на обед позовем, как тетя Шура делает. Только вы не зевайте. - И она забарабанила палкой по ведру.
Поросята, навострив уши, стали сбегаться к девочке, а мальчишки, изловчившись, хватали их за ноги и водворяли обратно в корзины и ящики.
Переведя дыхание, Гошка надел свою располосованную рубаху.
- Хорош, нечего сказать, - фыркнул Борька. - Эх ты, возчик! С первого же дня и чепе - поросят выпустил.
- Будет тут чепе, когда среди нас дезертир объявился, - нахмурился Гошка и рассказал, как поросята продырявили корзину и как Никитка ни с того ни с сего убежал с подводы. - Ну погоди, Краюха! - погрозил он. - Будет тебе выдача, попомнишь меня!
- Ты не очень грозись, - заметила Елька. - Какой же он дезертир? Ведь это его мамка заставила домой вернуться.
- Тетя Ульяна?!
- Ага. Мы сами видели, когда в лагерь ехали. Мать его через всю улицу, словно под стражей, вела. Вела и пилила: "Такой-сякой, бессовестный, больную бросил, дом без присмотра оставил".
Гошка с недоумением пожал плечами.
- Да какая же она больная, если вчера тележку с травой везла. Да еще какую тележку-то - целый возина!
- Вот, видно, и надорвалась. А Никитка, вместо того чтобы помочь матери, с тобой в лагерь поехал, - пояснила Елька и обратилась к ребятам: - Пока у него мать болеет, мы его никуда с собой звать не будем. Пусть он дома побудет. А может, нам ему еще и помочь придется.
- Еще чего скажешь! - недовольно заметил ей Гошка.
Так ни до чего и не договорившись, ребята поехали в летний лагерь.
Выпустили из корзин и ящиков поросят, и Елька доложила тете Шуре, что весь молодняк из Клинцовской фермы перевезли без потерь.
- Это как сказать, - усмехнулась Александра, покосившись на исполосованную рубаху сына. - Опять схватился с кем-нибудь?
- Что вы, тетя Шура, - замялась Елька. - Просто приключение в дороге случилось - поросята корзину разломали.
- А Гошка грудью на амбразуру, - фыркнул Борька. - Вернее, спиной. Вот рубахе и досталось.
- Мамка, да она ж все равно старая! Чего ее жалеть? - виновато сказал Гошка.