Никитка неохотно завернул лыжи обратно, но тут один из грузовиков с зажженными фарами прижался к обочине дороги. Из кузова поднялся мужчина в стеганом ватнике и замахал мальчишкам рукой.
- Вот и тятька!.. Я ж говорил, что встретим! - вскрикнул Никитка и, взяв лыжи, перепрыгнул через дорожную канаву.
Гошка не отставал от него.
Дядя Вася помог мальчишкам забраться в кузов, постучал по крыше кабины, и машина тронулась.
Никитка с Гошкой уселись на дне кузова рядом с дядей Васей.
Высокий, сильный, в чесаных белых валенках, в шапке-кубанке с серым верхом, Никиткин отец показался Гошке совсем еще молодым. Усы у него были аккуратно подстрижены, щеки и подбородок выбриты до синевы.
- Ну, други мои, далеконько же вы забрались, - заговорил дядя Вася. - А я, признаться, задержался сегодня.
Он наклонился к сыну и привлек его к себе.
- Ой, тятька, - заартачился Никитка. - Парикмахерской от тебя пахнет.
- А как же? Обработали что надо, по высшей категории, - довольно сказал дядя Вася. - Ладно-ладно, не буду. Тоже мне, застеснялся. - Он надвинул шапку Никитке на нос и потрепал Гошку по плечу. - Ну, здоров, колхозный народ! Как жизнь молодая?
- А ничего, все по-старому, - ответил Никитка и поспешил сообщить отцу, что к завтрашней охоте у них с Гошкой все уже готово.
- Лады. Вот и поохотимся на славу, - кивнул дядя Вася и вдруг заметил, что Никитка то и дело поглядывает на тугой рюкзак у его ног.
- Ах да... Чуть не забыл, - спохватился он и, развязав рюкзак, достал из него городские подарки.
Сначала дядя Вася дал Никитке с Гошкой по бублику с маком. Бублики были крупные, как колеса с детской коляски, румяные, сладкие и рассыпчатые - таких в Клинцовском сельпо никогда не продавали.
Потом он вручил мальчишкам лакированные пугачи.
- А пробки? - напомнил Никитка.
- Потом выдам, потом. Еще палить начнете. А мы ведь не одни в машине-то, - шепнул дядя Вася и кивнул на сухощавого, средних лет мужчину в кепке и в легком бобриковом пальто, который сидел на большом рыжем чемодане в передней части кузова.
Рядом с мужчиной, закутанная, словно кукла, в клетчатый платок и старый дубленый полушубок, сидела не то девочка, не то мальчик. Сквозь щелочку в платке выглядывал только кончик розового носа да задорно поблескивали глаза.
Мужчина то и дело наклонялся к "кукле" и вполголоса спрашивал:
- Ну как, птица-синица, не замерзла еще? Оттаивать тебя не придется?
"Кукла" что-то пищала и начинала шевелиться, словно пыталась выбраться из-под кучи одежды, но мужчина в бобриковом пальто закутывал ее еще сильнее.
"И впрямь, синица заморская, мерзлячка, - подумал Гошка. - Куда ее только везут такую?" - И, жуя вкусный бублик, он сделал вид, что ему совсем не холодно, и перестал растирать ухо, хотя мороз заметно крепчал.
- А теперь рассказывайте, какие дела в колхозе, - вновь обратился к ребятам дядя Вася. - Как мамки на ферме работают?
Мальчишки приосанились. Хотя Никиткин отец после ухода в город считал себя вольным казаком, неподвластным колхозу человеком, но все же продолжал интересоваться артельными делами. И каждый свой приезд домой подолгу беседовал с людьми.
И Гошка с Никиткой всегда были первыми, кто встречал дядю Васю, и с удовольствием рассказывали ему о колхозных новостях.
- А что ж мамки? - заговорил Гошка. - Работают, ишачат.
- Это как то есть "ишачат"? - вдруг спросил мужчина в бобриковом пальто.
- А так вот... Крутятся целый день на ферме с поросятами и почти что задарма. Уже весна скоро, а мамки на трудные дни ни шиша еще не получили.
- "Трудные дни" - это, значит, трудодни? - переспросил мужчина. - А ничего не скажешь - метко. Это вы сами придумали?
- Зачем сами? - ответил Гошка. - У нас все их так называют.
- Ребятишки вам наговорят - только слушайте, - заметил дядя Вася и, желая переменить тему разговора, спросил ребят, как поживают их "шпитомцы".
- Ничего, растут... Уже четырнадцать штук, - сообщил Гошка.
- Скажи на милость, целое поголовье! - удивился дядя Вася. - И куда же вы их потом?
- На ферму передадим. В подарок от пионеров.
- Ну, а председатель-то колхоза знает об этом?
- Это Калугин-то? - фыркнул Гошка. - Так он уже не председатель больше. Сняли его на той неделе на собрании.
- Сняли?! - обрадовался дядя Вася. - Да что же вы молчите про такое дело!.. - И он, ближе придвинувшись к ребятам, попросил рассказать обо всем поподробнее.
Гошка замялся. На колхозное собрание их с Никиткой не пустили, но они все же кое-что знают.
В колхозе была ревизия. Оказалось, что Калугин развалил артельное хозяйство, растранжирил много колхозных денег, потому как часто пил-гулял с дружками да сладко закусывал. На собрании сняли также с работы заместителя Калугина, бухгалтера, кладовщика, кое-кого из бригадиров.
- Давно бы пора вымести эту теплую компанию, - кивнул дядя Вася. - Ну, а Кузяев как, тоже загремел?
- Нет, дядю Ефима не тронули. Мамка говорит, он на собрании первый против Калугина выступил. Все его проделки разоблачил. И как тот свиноферму без кормов оставил, и как поросят разбазаривал.
- Хитер бес лукавый! - Дядя Вася сокрушенно покачал головой. - Выкрутился... А кто же теперь за хозяина в колхозе будет?
- Нового будут выбирать, - сказал Никитка. - Говорят, из города кого-то пришлют.
- А что за человек - не знаете? - заинтересовался дядя Вася. - Как в Клинцах-то о нем судят?
- Да по-разному, - отозвался Гошка. - Одни говорят, он честный и дело понимает. А другие - что сердитый очень, все криком берет, приказом. И зашибать любит. Не хуже Калугина.
- Слыхали, мил человек. - Дядя Вася обернулся к мужчине в бобриковом пальто и, как видно, продолжая разговор, начатый еще до ребят, пожаловался: - Ну, что тут скажешь? Не везет нашим Клинцам. Никак колхоз на ноги встать не может. А все почему - головы самостоятельной нет, хозяина. Чтоб тот дело свое понимал, душой за него болел. Вот люди и уходят из артели...
- Председатель колхоза - дело, конечно, большое, - негромко ответил мужчина в бобриковом пальто, - но и с членов артели спрос тоже немалый. И бежать из колхоза на легкие хлеба, бросать свое кровное - честь невелика. Не так ли, Василий Егорыч?
- Погодите, мил человек, - удивился дядя Вася. - Да мы вроде и не знакомились. Откуда же вам знать меня?
- А как же мне не знать старшину Краюхина? Три года войны. Стрелковая рота. Курская дуга. Разве это забудешь?
Дядя Вася схватился за борт машины и подался вперед.
- Товарищ старший лейтенант! Николай Иваныч! - вскрикнул он. - Вы ли это? Вот уж не признал! Едем, болтаем себе. Ну и встреча!
- Я, Василий Егорыч, я...
Привстав на колени, они потянулись друг к другу и обнялись.
Приподнявшись, Гошка с Никиткой во все глаза смотрели, как два взрослых человека жали друг другу руки и хлопали по плечам. Еще бы - такие встречи случаются не каждый день!
Вскоре грузовик, затормозив, остановился около правления Клинцовского колхоза.
- Ну вот и приехали, - объявил Николай Иванович и первым спрыгнул на землю.
- А вы куда, собственно? К кому? - спросил озадаченный дядя Вася.
- Сюда... в Клинцы. - Николай Иванович кивнул на деревню. - Я ведь тот самый, кого ребята так расписали... Меня райком партии председателем колхоза к вам рекомендует. А это - моя дочка, Елькой зовут, - показал он на "куклу" под тулупом.
Потом достал из кузова узлы и чемоданы и поставил их на землю. В ту же минуту Гошка с Никиткой заметили, как из-под тулупа вынырнула "кукла" - это действительно была девочка в короткой заячьей шубке и лыжных штанах. Она поднялась на борт грузовика и, раскинув руки, прыгнула в объятия отцу.
- Очень приятно, - обескураженно забормотал дядя Вася, вылезая из грузовика. - Значит, в наши края приехали. На прочное, так сказать, жительство?
- Как видите...
- Так заходите, Николай Иваныч, гостем будете, - пригласил дядя Вася. - А на ребят не серчайте. Они по глупости чего не наболтают.
- Да нет. Ребята обстановочку в колхозе в основном правильно обрисовали, - засмеялся Николай Иванович. - Ну, а насчет меня что ж тут обижаться? Кстати, меня здесь еще никто не знает.
- А вот и неправильно все! - Девочка обернулась к Никитке и Гошке. - И совсем мой папа не зашибает. Вот ни столечко. И кричать он не любит. И нечего вам всякие сплетни собирать.
- Что ж ты так сразу напустилась на них? - остановил ее Николай Иванович. - Успеете еще, разберетесь. Давай-ка вещи таскать.
Подхватив узел, девочка пошла вслед за отцом. Дядя Вася с ребятами направился в другой конец деревни.
- Зря вы мне фронтового командира так оконфузили, - упрекнул он мальчишек. - Николай Иванович человек душевный, пристальный... Бойцы за него жизни не щадили.
- Так это же не мы, - буркнул Гошка. - Другие так говорят. Кузяев, к примеру.
- А нелегко будет командиру нашу артель поднимать, - вслух размышлял дядя Вася. - Тут такая позиция - в лоб ее не возьмешь. В обход надо, маневром да сноровкой.
НОВЕНЬКАЯ
В первые же дни, когда Николай Иванович с дочерью поселился в Клинцах, к ним зашел Митька Кузяев.
- Я знаю, ты в нашем классе будешь учиться. В пятом, - сказал он Ельке, вызвав ее за дверь. - Давай я тебя в школу провожу.
- Я и сама дорогу найду.
- А знаешь, какие у нас собаки на улице злые!
- Я хлеба возьму. Корочку им брошу.
- Потом, и мальчишки могут пристать. Они у нас такие.
- Я мальчишек не боюсь.
- Все равно, держись за меня, - упрямо твердил Митяй. - Со мной не пропадешь.
Елька окинула взглядом сбитую, рослую фигуру Митяя.
- Ты ничего... упитанный. Спортом занимаешься?
- Ага... - польщенно улыбнулся Митяй. - Бегаю, плаваю. Гирю могу выжимать.
Потом Елька принялась расспрашивать о пятом классе: кто из учеников самый сильный и слабый, смелый и трусливый, добрый и злой.
- Хвастать не буду, - Митяй погладил мускулы на руках, - но пока я всех перебарываю. Насчет слабого - это, наверно, Никитка Краюхин. Он всем уступает. Добрых ребят у нас мало. А вот кто злой - так это Гошка Шарапов. На всех кидается.
- Это какой Гошка? - оживилась Елька. - Александры Шараповой сын? Знатной свинарки?
- Он... А ты откуда знаешь про его мать? И какая же она знатная! - фыркнул Митька.
- А я в газетах читала, - не унималась Елька. - И про Гошку знаю. И что ребята подарок колхозу готовят.
- Забавляются "поросячьи хвостики", - отмахнулся Митяй. - Делать им нечего!
- Нет, это очень интересно, - заявила Елька и попросила познакомить ее с Гошкиной компанией.
- Еще чего! - буркнул было Митяй, но, вспомнив наказ отца подружиться с председателевой дочкой, повел ее к Шараповым.
Гошка, Никитка и Борька только что подогрели молоко для "шпитомцев", как в избу неожиданно ввалился Митяй. Вслед за ним вошла девочка в короткой заячьей шубке, в синих лыжных штанах и пушистой вязаной шапочке. Из-под шапочки торчали жесткие косички, похожие на закругленные рожки молодого баранчика.
- Вот, - кивнул Митяй на заячью шубку, - дочка нового председателя Карасева. В нашем классе будет учиться.
- Здравствуйте! - тряхнув косичками, сказала девочка. - Меня зовут Нелли, Нелька, а проще всего Елька. А вас как?
Помявшись, мальчишки назвали свои имена.
Елька улыбнулась и покосилась на бутылочки с молоком.
- Шпитомцев поить будете? Да? Где они у вас, покажите!
Гошка нахмурился:
- Каких шпитомцев?
- Ну-ну, не хитри... - Елька погрозила ему пальцем. - Помнишь, в машине вместе ехали. Я все слышала.
Гошка переглянулся с Никиткой и прикусил язык.
- Чего уж там, - махнул рукой Борька. - Показывайте, раз проболтались.
- Да вы не думайте, я никому не выдам. Раз тайна, это очень интересно.
И она принялась рассказывать, как работали пионеры из их городской школы. Они часто ходили в пригородный совхоз и помогали телятницам и свинаркам. Она, Елька, с подружками ухаживала за поросятами, кормила их, чистила, даже получила за хорошую упитанность молодняка благодарность от заведующего фермой. Так что поросят она совсем не боится, и ребята могут смело взять ее в свою компанию.
- Вот хоть сейчас проверьте. Давайте, я шпитомцев покормлю, - заявила Елька, выхватив у Гошки бутылочку с молоком.
Пришлось мальчишкам показать девочке своих поросят.
И верно, Елька довольно ловко управлялась с ними. Разговаривала с поросятами ласковым голосом, чесала им спины, шеи; у особенно нахальных вовремя отбирала соску, слабым и нерасторопным давала пить молоко подольше.
- Да они же у вас крепенькие, резвые, - похвалила Елька "шпитомцев". - Пора уж им кисели готовить, кашу. И минеральную подкормку надо давать.
- А ничего девчонка... дело понимает, - шепнул Борька ребятам. - Может, примем ее к себе?
- Примем, коли так, - кивнул Гошка.
- А знаете, чего я вам привезла, - сказала Елька мальчишкам, когда, покормив поросят, все вернулись в избу.
Она вытащила из кармана бумажный сверток, сорвала с него веревочку и принялась раскладывать на столе пожелтевшие газетные вырезки. Были тут и статьи, и очерки, и короткие заметки о делах и людях Клинцовского колхоза, и фотографии отдельных колхозников.
- Это все пионеры нашего звена собрали, когда узнали, что я с папой в деревню еду, - пояснила девочка. - Все газеты перерыли. Ты, говорят, Елька, должна знать, куда едешь. Какие там люди, в Клинцах, что они делают, чем славятся. - Елька подтолкнула ребят к столу. - А может, мы в школе уголок откроем - "Люди нашего колхоза"? Пусть ходят все, смотрят, учатся. Посмотрите, какой снимок. И подпись под ним: "Лучшая свинарка колхоза "Клинцы" Александра Степановна Шарапова". А вот и статья про нее. Гоша, это ведь мамка твоя?
Мальчишки долго рассматривали тусклую газетную фотографию.
- Только это когда было-то? - разочарованно заметил Борька. - Забылось все давно.
- А вот и еще снимок, - не унималась Елька. - Два дяденьки у трактора, а им знамя подносят. Руки жмут, поздравляют. - Она с трудом разобрала подпись под снимком: - "В районном соревновании первое место завоевали механизаторы колхоза "Клинцы" Павел Григорьевич Шарапов и Василий Егорович Краюхин".
Мальчишки, отведя глаза в сторону, молчали.
- Да вы что как воды в рот набрали? - удивилась Елька и обернулась к Гошке. - Шарапов - это твой отец, что ли?
- Да-да, отец, - поспешно кивнул Борька. - Только его уже в живых нет. Похоронили в позапрошлом году. А дядя Вася Краюхин в город ушел.
- Вот оно как, - в замешательстве забормотала Елька. - А я и не знала...
- Так вот знай! - в сердцах вырвалось у Гошки. - Нечего тут старину ворошить. И забирай свои бумажки! - Он торопливо собрал со стола газетные вырезки, сунул их в руки девочки.
- Ну, чего ты, Гоша? Чего? - попытался остановить его Никитка. - И никакой тут обиды нет. Все ж так и было.
Но, увидев глаза приятеля, он понял, что с Гошкой сейчас лучше не разговаривать.
Никитка кивнул Борьке с Елькой, и ребята поспешно вышли за дверь.
А Гошка остановился у комода, выдвинул средний, ящик и принялся вытаскивать из-под белья почетные грамоты отца и матери, газетные вырезки, дипломы сельскохозяйственных выставок, фотографии - весь семейный архив.
Вот отец с матерью, совсем еще молодые, сняты на агротехнических курсах, вот мать на Сельскохозяйственной выставке, в городке животноводства, вот отец мчится полевой дорогой на мотоцикле - тогда он работал бригадиром тракторной бригады. А рядом с ним в коляске сидит он, Гошка...
Мальчик невольно улыбнулся. Отец купил мотоцикл за полцены - разбитый, изношенный, - починил своими руками, покрасил в ядовито-зеленый цвет, и "конек-горбунок", как прозвали в колхозе шараповскую тарахтелку, с бешеной скоростью стал носиться по полевым дорогам.
Бывало, только отец соберется к своим трактористам, как Гошка тут как тут:
"Тятька, и я с тобой!"
"Так я ж до поздней ночи в бригаде пробуду".
"И я до поздней".
"А может, и заночую в поле..."
"И я заночую... В коляске могу спать".
"Так у меня ж запасных частей в коляске полно".
"А я маленький... умещусь".
Отец отмахивался, уезжал один, а Гошка с истошным воплем бросался вдогонку.
Мать отпускала ему шлепок и утаскивала домой, но Гошка продолжал так скандально орать, что соседи стали поговаривать, что Шараповы совсем не жалеют своего первенца.
"Возьми ты его, Паша, с собой. Протряси на своей тарахтелке", - как-то раз попросила мужа Александра.
И Павел уступил жене.
Первый раз он решил прокатить сына "с ветерком".
"Конек-горбунок" подпрыгивал на ухабистой дороге, тарахтел, чихал, стрелял то одиночными выстрелами, то длинными очередями.
"Ну как? - Отец лукаво посмотрел на сына. - Печенки еще целы?"
"Ага. Все на месте", - ответил Гошка, судорожно вцепившись в борта коляски. "Может, еще газануть?"
"Ага. Можно", - кивнул Гошка, стараясь держать язык за зубами, чтобы не прикусить его во время езды.
Испытание в конце концов было выдержано, и после этого Гошка частенько стал выезжать с отцом в поле.
И что это была за радость!
Мчишься на "коньке-горбунке" полевой дорогой, ветер бьет в лицо, придорожная трава хлещет по стенкам коляски, сизая пыль встает за мотоциклом плотной дымовой завесой. Мелькают деревни, полевые станы, тракторные будки, подводы, коровы на лугу, а Гошка сидит, словно в кино на самом лучшем месте. Попробуй кто-нибудь из мальчишек обойти все эти места своими ногами - никаких сил не хватит, мозоли набьешь да еще заблудишься.
Но самое интересное еще впереди - в тракторной бригаде.
Пока отец чинит разладившийся мотор или меняет какую-нибудь часть, можно потолкаться среди трактористов, послушать их разговоры, узнать, кто сегодня вышел на первое место, а кто застрял в борозде или допустил пережог горючего.
А бывали совсем счастливые дни, когда отец сам садился за руль трактора, брал с собой в кабину Гошку, и они до позднего вечера бороздили поле.
Каким же неописуемо вкусным казался после этого борщ в полевом стане - такого дома никогда почему-то не бывало. Гошка съедал полную алюминиевую миску, живот его становился тугим, как пионерский барабан, но он храбро просил добавки.
"Ешь, дитя полей, заправляйся", - смеялась стряпуха.
Проведя в тракторных бригадах вместе с отцом иногда несколько дней, Гошка возвращался домой пропеченный солнцем, пропахший керосином, с масляными пятнами на рубахе, с закопченной бурой шеей и черными руками.