- Чувствует. Он красивый, умный, чуточку хвастливый. Что еще надо! А ты дурак! - отрезал Генка.
- Спасибо, Гена. От тебя другого, пожалуй, не услышишь.
Глава седьмая
По дороге к автобусу Илья и Генка остановились у котлована полюбоваться работой экскаваторщика Перевезенцева. Ковш экскаватора летал, как перышко, и без усилий загребал слежавшуюся землю.
Генка дрожал от восторга, видя, как моментально наполняются кузова самосвалов. Забыв обо всем на свете, он пожирал глазами чудо-машину, страстно желая забраться в пыльную кабину и потрогать рычаги. Он так увлекся, что серьезно рисковал попасть под ковш. Перевезенцев, парень лет двадцати шести, живой, с веселыми глазами, привыкший, что около его экскаватора всегда толпятся любопытные, хотел ругнуть непрошеного гостя, но узнал Генку.
- Здорово, Генок! - сказал он приветливо.
- Здравствуй, Григорий Иванович! - почтительно сказал Генка.
Перевезенцев не удивился, что его назвали по имени-отчеству. Мало ли чему он не удивлялся. За два года работы наслушался и насмотрелся всего, и теперь его сердце не волновалось, даже если он видел свой портрет в областной газете.
- Работаешь? - спросил Генка.
- Работаю, - сказал Перевезенцев.
- А мы к тебе вдвоем, - сообщил Генка. - Это Илья Коровин. Знакомься.
Перевезенцев дружелюбно кивнул Илье, который во все глаза разглядывал знаменитого экскаваторщика. Теперь ему был понятен смысл шеста с выцветшей надписью на фанерке. Илья подумал, что Перевезенцев, несмотря на громкую славу, вовсе не заносчив и располагает к себе.
- Вы уже домой? - спросил Перевезенцев, ни на минуту не переставая орудовать рычагами.
- Домой, - вздохнул Генка.
В самый разгар этой содержательной беседы невесть откуда появился затрепанный ГАЗ-69, перевалил через насыпь и как вкопанный остановился у края котлована. Из машины вылез грузный Колосницын и за ним секретарь комитета комсомола Трофимов.
Трофимов посмотрел на Илью - сначала не узнал. Потом опять повернулся, бесцветные глаза стали колючими.
- Устроился-таки к нам, послушал моего совета. Ну и как? Где работаешь?
- В бригаде Першиной.
- Хорошая бригада, - отметил Трофимов, но потом поправился: - Бригадир - скандалистка. А бригада ничего. Давай, давай! Привыкай! А чего тут?
- Смотрю, - сказал Илья.
- Вот, брат, есть на что посмотреть, - с назиданием в голосе сказал Трофимов. - Наш герой, лучший экскаваторщик области и ударник коммунистического труда. Имя его с газет не сходит. На таких и стройка держится.
Колосницын в это время махнул рукой экскаваторщику. Кроме скуки лицо его не выражало никаких чувств. Перевезенцев заглушил мотор и выскочил из кабины. Трофимов энергично тряхнул его замасленную, черную от грязи лапищу.
- Мы, Григорий Иванович, к тебе, предупредить. Сейчас приедут из студии телевидения киножурнал снимать. Не подкачай. Фуфаечку сними, причешись - на люди покажешься.
Перевезенцев кисло улыбнулся и ничего не сказал.
- Как идет работа? - спросил Трофимов.
- Нормально, - сказал Григорий Иванович.
- Все скромничаешь. Человек известный, вниманием обласкан, а по виду будто обиженный.
- В уборе и пень хорош, - проговорил Перевезенцев.
- Брось! - Трофимов погрозил пальцем. - Могу сказать и другое: хвалят на девке шелк, когда в девке толк. Держи билеты на выставку народного хозяйства. Вроде персональных - на супругу и тебя. В воскресенье открытие. Там о тебе целый стенд говорит. Мы уж постарались представить тебя повыгодней. - И неожиданно засмеялся. Перевезенцев стал еще скучнее.
Генка вдруг побледнел от волнения, несмело протиснулся между Трофимовым и Перевезенцевым.
- А курсы на стройке будут? - спросил он хриплым, срывающимся голосом. - Хочется на какие-нибудь курсы, - уже смелее добавил он.
- Курсы? - переспросил Трофимов. - Будут курсы… А вообще-то не место красит человека, а человек место. И вот тебе пример, - указал он на Перевезенцева. - Спроси, кончал ли он курсы.
- Кончал, - сказал Григорий Иванович. - И нечего насмехаться над парнем. Дело он спрашивает.
- Ну ладно, ладно. Не будем ссориться, - миролюбиво сказал Трофимов. - В свое время все будет. Я поставлю этот вопрос в управлении. Откроют курсы, и будешь учиться. - Решительно оттеснил Генку от экскаваторщика и опять предупредил: - Не подкачай, Григорий Иванович. Скоро они должны подъехать.
Махнул рукой Колосницыну, безучастно стоявшему поодаль. ГАЗ-69 так же неожиданно исчез.
Перевезенцев сплюнул и, обращаясь почему-то к Илье, сказал:
- Сменщика нет - попросили перерабатывать. В шесть утра приду, в шесть вечера домой. Я сам согласился, а меня за дурака принимают, по плечу похлопывают. Разве я против работы? Всегда, если нужно. Но ты меня уважай как человека. У меня тоже самолюбие. И игрушку из меня делать не позволю. Дал два билета - "вроде персональных". Это хорошо, я сам собирался на выставку. Дал бы - и спасибо. А то дал-то как, с усмешечкой. Вот тебе за хорошую работу! Видишь, мол, ценим тебя, помни, знай, сверчок, свой шесток. Иногда хочется середнячком быть, честное слово, - спокой дорогой, никто тебя не замечает. Да не умею. Бирку на шесте навесили, как в зверинце.
Перевезенцев досадливо поморщился, швырнул конверт с билетами в котлован. Белые листочки выпали из конверта, закружились в воздухе. Один билет залетел в ковш экскаватора. Это Григория взорвало.
- Воображает, что делает доброе дело, и я должен его благодарить. Не выйдет! Терплю, терплю, да и доберусь…
Илья был поражен услышанным, не понял обиды Перевезенцева и решил, что тот почему-то не в настроении.
Ребята остались посмотреть, как будут снимать экскаваторщика для телевидения. Они уселись на земле у края котлована. Генка засмотрелся на дорогу.
- Вон твоя любовь скачет, - сказал он.
Илья вздрогнул: по дороге легко, вприпрыжку бежала Галя. За ней весело вышагивал Кобяков.
Увидев Илью, которого она никак не ожидала встретить, Галя на мгновение смутилась, но подошла.
- Что это вы, мальчики? - спросила она удивленно. - Кого ждете?
- Тебя, - зло сказал Генка. - Разве не знала?
Девушка побледнела, яркие губы дрогнули. Кобяков спокойно сказал:
- Не хами.
- Рано пташечка запела, как медведь бы не склевал, - язвительно пропел Генка, недвусмысленно поглядывая на девушку.
- Не хами! - повторил Кобяков. Желтая кожа около его глаз собралась в складочки.
Наступило неловкое молчание. Слышалось только скрипение ковша и заглушенный шум самосвалов.
- Так мы пойдем, - сказала Галя, обращаясь к Илье. - Ты скоро?
- Нет, не скоро. У нас еще есть дела, - мрачно ответил Илья.
Он не смотрел, как Кобяков помог Гале взобраться на насыпь, как они скрылись на тропке, ведущей к бетонной дороге через кусты.
- Хорош фрукт. Захороводил твою цацу, - насмешливо сказал Генка. - Любовь с первого взгляда.
- Помолчи лучше. Без тебя тошно.
- Ладно, чего уж там, - сказал Генка, но, подумав, добавил: - Вообще-то тебе по физиономии следует.
Илья вскочил и крупно зашагал, не разбирая дороги.
- Куда ты? - всполошился Генка.
Илья даже не обернулся. "Подумаешь, какой гордый, - поразмыслил Генка. - Другой поплакался бы в жилетку и забыл. А этот в себе носит, переживает". Генка покачал головой и тоже сплюнул, подражая Перевезенцеву. Он не понимал, как можно изводить себя из-за какой-то девчонки. Мало их, что ли, на стройке! Не хочет эта, ходи с другой, если уж один не можешь. Сам он влюбился всего один раз - в артистку цирка, будучи на концерте. И сейчас еще он видел ясно, как она, неотразимо красивая в свете разноцветных огней, вышла на сцену, легла на спину и начала ногами вертеть полуметровое полено, видимо, сделанное из картона. Это у нее получилось здорово. Зрители, в том числе и Генка, неистовствовали, и тогда она снова легла и на этот раз стала вертеть другое полено, чуть побольше. С концерта Генка выходил как очумелый, натыкаясь на людей. Дома он выбрал не очень тяжелое полено и попробовал повторить номер. Полено в тот же миг, как только очутилось на ногах, свалилось и чуть было не расквасило Генке нос - хорошо, что он успел отбросить его рукой. Повторять номер Генка больше не решался, но артистка ему запомнилась и даже снилась по ночам.
Это была его первая и последняя любовь за все шестнадцать лет. "Слепой курице - все пшеница", - говорят о влюбчивых людях. Генка не слепой, влюбляться в простых смертных он считал ниже своего достоинства.
Он не сразу заметил киношников, которые тоже подъехали на машине, но не рискнули подвести ее к самому котловану. Широколицый, в стального цвета куртке оператор поздоровался с Перевезенцевым, затем сунул ладошку Генке, сказав при этом: "Заболот". Прошла целая минута, пока Генка догадался, что оператор назвал свою фамилию. Два помощника в это время устанавливали на штатив съемочную камеру и о чем-то яростно, но тихо спорили. На Генку они поглядывали высокомерно и даже подозрительно: чего, мол, тут околачивается этот тип. Может, они думали совсем о другом, но Генке показалось именно так, и он тоже посмотрел на них презрительно, а потом сплюнул и растер плевок ногой. Помощники выразительно переглянулись, но смолчали.
Оператор Заболот стал приловчаться для съемок. Сначала он заставил Перевезенцева выключить мотор и объяснил ему, что надо делать. Потом велел опустить ковш и медленно вывести его из котлована. Экскаваторщик добросовестно исполнял, что ему велели.
Из кабин самосвалов повылезли любопытствующие шоферы, но Заболот решительно отогнал их и крикнул Перевезенцеву:
- Приготовиться! - Нажал какой-то рычажок, но камера не сработала. Тогда он повернулся к своим помощникам и отрывисто приказал: - Аккумулятор!..
С этого и началось. Перевезенцев как услышал: "Аккумулятор", сразу напружинился, приятное живое лицо его безобразно окаменело.
- Улыбку! - крикнул ему оператор. - Можете вы улыбаться?
Экскаваторщик послушно оскалил зубы и стал похож на злого пса. У оператора полезли глаза на лоб.
- Я не знаю… - растерялся Перевезенцев. Он попробовал еще раз показать зубы, вращал глазами, но улыбки не выходило.
- Отставить! - крикнул оператор. - Покурите.
- Я не курю, - деревянным голосом сказал Перевезенцев.
- Все равно. Отдохните! - командовал оператор. - Страшного ничего не происходит. Вы работаете, как всегда, я снимаю. Больше ничего не нужно. Приготовились!
Но даже работать "как всегда" Григорий Иванович не мог. Ковш черпнул земли, задел за край котлована и раскрылся, к негодованию шофера, у самого самосвала. На лбу Перевезенцева выступил холодный пот.
- Не могу, - сказал он оператору. - Руки дрожат, и видеть не вижу.
- В самом деле, чего мучить человека, - неожиданно вступился за него шофер самосвала. Да и нам какой интерес стоять. За простой деньги не платят.
- Товарищи, я тоже работаю и прошу не мешать, - отрезал оператор Заболот.
Перевезенцев страдал от того, что не может помочь оператору, по-видимому, очень неплохому парню. Но еще больше страдал Генка. Как ему хотелось, чтобы Григорий Иванович показал киношникам класс работы, особенно высокомерным помощникам Заболота. Генка застонал в изнеможении, когда Перевезенцев второй раз позорно высыпал ковш между кузовом и кабиной самосвала. Шофер выругался и поехал, не догрузившись до нормы. Помощники оператора поглядывали на экскаваторщика и ехидно посмеивались.
- Вы точно Перевезенцев? - спросил вспотевший оператор. - Григорий Иванович Перевезенцев?
- Точно, - затравленно ответил Григорий Иванович.
- Тогда в чем же дело? - Заболот пожал плечами.
- Боюсь, у меня ничего не получится, - сказал Перевезенцев. - Я хотел посмотреть, как выгляжу в кино, но у меня не получится. Художник пробовал рисовать - бросил. Он умный парень: видит, у меня ничего не получается, - и бросил. Не знаю, что со мной делается, когда меня начинают рисовать или снимать в кино. Валяйте кого-нибудь другого.
- В постройкоме сказали, чтобы обязательно вас, - тоскливо сказал оператор.
- Мало ли что сказали! - рассердился Григорий Иванович. - Будто нет, кого еще можно снять.
Оператор раздумывал над словами экскаваторщика, засунув руки в карманы куртки. Два его помощника стояли рядом, безучастно позевывали. Вдруг оператор стукнул себя по лбу.
- Это ваш ученик? - спросил он, показывая на Генку.
Генка не успел рта раскрыть, как Григорий заревел:
- Скоро будет самым ловким экскаваторщиком на свете!
Оператор удовлетворенно кивнул.
- Что ж, подходит, - сказал он. - Его мы снимем как вашего ученика. Сначала вас крупным планом у экскаватора… Статичный кадр, без движений, - поторопился он успокоить экскаваторщика. - Как в фотоателье… А его - за работой. Назовем так: "На экскаваторе Перевезенцева". Вы ему передаете личный опыт. - Помедлил немного и усомнился: - А он того… умеет? - Оператор сделал рукой движение, обозначающее полет ковша со дна котлована до кузова автомашины.
- Как? - спросил Перевезенцев Генку.
- Попробую, - волнуясь, сказал Генка, стрельнув недобрым взглядом на помощников оператора: смотрите, мол, у меня, если что…
Григорий уступил ему место в кабине, и Генка с отчаянной решимостью задвигал рычагами. Ковш полетел по воздуху, брякнулся в котлован и через мгновение повис над кузовом самосвала.
- Не спеши! - предупредил его Перевезенцев, бросившись к кабине. Генка не слышал. Он сиял, не видя ни оператора, ни нацеленного на него глазка радостно стрекочущей кинокамеры.
* * *
Генка снимался в кино, а Илья бродил по стройке. Всюду он видел результаты большого труда тысяч людей и удивлялся тому, как мала в них доля одного человека. На площадке, где изготовляли железобетонные изделия, двигался по рельсовому пути башенный кран, поднимал из пропарочных камер готовые плиты и балки, складывая одна к одной на ровной площадке. Крановщица то и дело показывалась у окна кабины. Ветром трепало ее светлые волосы, простенькую фланелевую кофточку.
- Эй, подавай веселее! - кричали ребята крановщице, и в голосе их слышалось веселое озорство.
Со стороны доносился дробный грохот бетономешалки. Илья подошел поближе, понаблюдал за работницей, стоявшей на подмостках, отметил, что и она ловко справляется со своей работой.
Насмотревшись вдоволь, он отправился по разбитой грузовиками дороге в сторону городского шоссе. Вскоре его обогнала машина. Кузов был нагружен и закрыт брезентом. В кабине рядом с шофером он, к своему удивлению, увидел Гогу Соловьева. Гога тоже признал его и отвернулся. "Что это он так поздно, да еще на машине?" - подумалось Илье.
Начинало смеркаться. К вечеру стал дуть свежий ветерок и небо вызвездило. Внизу, в поселке, одна за другой вспыхивали в домах лампочки, второй участок сверкал огнями прожекторов. Когда Илья выбрался на шоссе, в стороне от домов тягуче и нудно завыла собака. По дороге проносились на большой скорости с зажженными фарами автомашины. Илья прошел к остановке и сел на обочине у канавы, дожидаясь пригородного автобуса. Собака выла не переставая, нагоняя тоску.
- На луну лает, - услышал Илья.
Он резко повернулся на голос. У столба с надписью: "Остановка автобуса" - сидела девушка. Около ее ног стоял огромный чемодан с задранными углами. Лампа на столбе освещала правильное чернобровое лицо девушки.
- Она уже третий раз принимается выть, - сказала обладательница огромного чемодана и передернула плечами, как от озноба. - Говорят, они воют, когда какую-нибудь беду чуют. И такое впечатление, будто стоит кто рядом и твердит: ты плохая, все плохие… У вас не бывает такого состояния?
Илья улыбнулся странному сравнению, подошел к девушке и стал с любопытством рассматривать ее. На ней была застиранная кофточка и старая черная юбка, на ногах полуботинки. Толстые косы переброшены на грудь, она задумчиво перебирала их пальцами.
- Строят как, - кивнула девушка в сторону завода.
- Строят, - ответил Илья.
- Принимают на работу?
- Да. Народу требуется много.
- Хорошо, - сказала она. - А общежитие дают, не слышали?
- Не слышал, - сказал Илья. - А вы сюда?
- На стройку, - вздохнула она, доверчиво глядя на него. - Ехала в автобусе, не удержалась и вышла посмотреть.
- Откуда вы? - спросил Илья.
- С Кубани.
- С Кубани? - вырвалось у него. - И к нам на Волгу? Что, ближе работы не нашлось? Или здесь родственники?
- Никого. - Она поднялась с земли и, отряхивая юбку, посмотрела в сторону строительства. По бетонной дороге к поселку шла вереница машин, освещая холмы насыпанной земли, временные заводские постройки. - Пока одна, почему не поездить, - по-взрослому добавила девушка. - А на Волге мне побывать давно хотелось.
- Ничего не понимаю, - удивился Илья. - Одна. А жить? Вдруг нет общежития?
Самому ему, когда собирался в Сибирь, и в голову не приходило подумать о жилье. Но то он, а то какая-то пигалица, которую каждый может обидеть.
- Найду жилье, - сказала она уверенно, а Илье показалось - беспечно.
"Черт знает что, - подумал он. - Глупая, что ли?"
- Ночь уже, - сказал он.
- Ночь, - вздохнула девушка.
- Куда же сейчас? - допытывался Илья, страшно заинтересованный этим беспечным и, видимо, все же милым существом.
- Куда? - переспросила она. - Не знаю. На вокзал, пожалуй. Торопиться некуда, вот и сижу.
"Точно, глупая…"
Илья живо представил ее на вокзале, прикорнувшей возле огромного чемодана и вздрагивающей от каждого шороха.
- Отчаянная ты…
Девушка грустно улыбнулась.
Подошел, сверкнув фарами, автобус. Девушка безропотно позволила Илье взять чемодан, оказавшийся неожиданно легким, почти пустым. "Пара платьишек, наверно, и все добро". В плохо освещенном автобусе они сели рядом.
- Звать тебя как? - спросил Илья.
- Оля Петренко. А вас?
- Меня Илья, Коровин.
- Илюша, - зачем-то сказала она.
Пока ехали, Оля сообщила, что дома в станице у нее мать, маленькая сестренка и отчим, человек в общем-то неплохой, ласковый. Отпустили ее легко. "Поезжай, поживи самостоятельно. Захочешь - вернешься в любое время".
Узнав, что Илья со стройки, доверчиво прижалась к его плечу, стала расспрашивать: кем работает, интересно ли? И за ее вопросами чувствовалось: хоть внешне держится молодцом, на деле отчаянно трусит. Перед остановкой напротив вокзала она поднялась, вздохнула глубоко и протянула маленькую руку.
- Завтра, может, увидимся…
Илья решительно усадил ее на место.
- Никуда не пойдешь.
- Мне выходить, - робко и испуганно сказала она, пытаясь освободиться.
- Куда пойдешь? Не спавши целую ночь… - горячо заговорил он. - Со мной поедем. Знакомые у меня. Поживешь день-два, пока не устроишься.
Оля как будто смирилась, но вся дрожала, с опаской посматривала на него. А Илья посмеивался: "Вот как, без мамы-то!"
Когда вышли из автобуса, он поднял чемодан на плечо и, не оглядываясь, зашагал впереди. Оле ничего не оставалось, как следовать за ним.
У двухэтажного деревянного дома он велел ей посидеть на лавочке, а сам, бережно поставив чемодан на землю, поднялся по крутой скрипучей лесенке.