Преследование длилось уже несколько часов. Кит, видимо, устал. Он теперь не так долго держался под водой, чаще показывался на поверхности. Он был большой, и кто-то произнес с сомнением:
- Справимся?
- Справимся, - коротко сказал Асыколь, - четыре вельбота…
Серо-зеленая громада уходила в пучину, но сквозь прозрачную толщу еще долго видно было длинное тело. Кит нырял, а вельбот проходил над ним. Несколько раз Наноку казалось, что пора бросать гарпун, но Асыколь медлил, выбирая удобное, единственное мгновение. Остальные вельботы шли за первым, и на носу каждого судна тоже стояли наготове гарпунеры. Мертвая зыбь поднимала и опускала судно. Каждый раз это могло означать, что кит, отчаявшийся в безуспешных попытках уйти от преследователей, поднимает на свою могучую спину охотничий вельбот.
И вот, наконец, нужный момент настал. Асыколь с каким-то судорожным всхлипом бросил гарпун, и пузырь, словно оживший, прыгнул в воду, скрывшись в ней вслед за ушедшим китом. Рулевой резко отвернул вельбот, давая дорогу остальным. Теперь, согласно старинному обычаю, если все будет в порядке, кит будет считаться добычей первого вельбота, того, с которого был брошен первый гарпун.
Асыколь занял свое место на рулевой площадке. Приготовили еще гарпун. Второй вельбот также отвернул в сторону: гарпунер промахнулся. Что же, со всяким может случиться. И на том вельботе начали готовить другой гарпун. Карусель из четырех вельботов крутилась вокруг кита. Вот и второй пузырь повис, потом третий.
Вельбот Асыколя пошел на сближение.
- Нанок, бери гарпун!
Древко легло на руку. И тотчас все остальное ушло из сознания Нанока. Он полностью отключился от всего, что окружало его. На эти несколько минут он стал только морским охотником, иннуитом, настоящим человеком. От его руки древко гарпуна нагрелось. Асыколь медленно подводил вельбот к киту. Сначала из воды показались три пузыря, а потом Нанок увидел, как из пучины летит на поверхность огромное, как подводная лодка, тело кита. Всплеск воды, и, вспоров тугую холодную воду Берингова моря, морской великан обдал брызгами стоящего на носу Нанока. Чуть помедлив, дав возможность киту погрузить голову, напрягши все свои силы, Нанок бросил гарпун. По звуку вонзившегося острия он определил, что наконечник плотно вошел в кожу. Мимо просвистел ременный линь, и пузырь шлепнулся в воду, уйдя следом за китом в глубину. Кит был так близко, что можно было дотронуться до него рукой. Асыколь постарался, подвел вельбот так, что промахнуться нельзя было.
Уже следующий гарпунер готовил оружие, и Нанок отошел назад, перебравшись через надутые пузыри-поплавки, переплетения ремней, весел, гарпунов.
Асыколь одобрительно поглядел на него.
Теперь кит почти все время держался на поверхности.
Семь пузырей не давали ему возможности глубоко уходить под воду.
Стрелок зарядил ружье. Мушка медленно поворачивалась вслед за плывущим китом. Грохнул выстрел, и огромное кровавое пятно окрасило воду.
Асыколь отвернул в сторону вельбот. Послышался выстрел со второго вельбота, потом с третьего.
Вдруг кит взвился свечой в небо, почти целиком выйдя из воды. Отлично было видно, какое это огромное животное. Кит с силой ударился о воду, и брызги достигли вельботов, кружившихся на малом ходу в отдалении. Кит исчез, исчезли и поддерживающие его на плаву пузыри. Прошло несколько минут, и пузыри с тихим всплеском показались над поверхностью воды.
Моторист выключил двигатель, и вельбот Асыколя на веслах медленно подплыл к пузырям.
Носовой стрелок перегнулся через борт, поймал один из пузырей и осторожно потянул. Сначала кожаная бечева шла свободно, потом напряглась. Стрелок потянул сильнее, подергал и, повернувшись назад, с широкой довольной улыбкой сказал:
- Все! Готово!
В море было так тихо, что его слова услышали на всех четырех вельботах. Все сразу же заговорили, заулыбались. Асыколь, повернувшись к Наноку, весело сказал:
- Ну, ученый, не посрамил науку! Молодец!
Подошли остальные вельботы и соединенными силами начали подтягивать кита к поверхности воды.
Буксир прикрепили к хвостовому плавнику. Наконечники гарпунов вырезали вместе с большими кусками маттака.
Заработали моторы, и вельботы потянулись к берегу.
На носу завели примус и поставили варить мясо убитой нерпы.
Настроение у всех было приподнятое. Посыпались воспоминания о разных случаях из китовой охоты, когда разъяренное животное, опрокидывало вельботы, ломало байдары.
- Мой отец рассказывал такое, - начал Асыколь, уступив румпель другому охотнику. - Преследовали они кита в проливе. Это было еще до моторов. Выбирали день ветреный, чтобы парусом помогать гребцам. Сколько надо было всадить в кита гарпунов, пуль! Уже день прошел, наступила ночь, а кит все плыл, не сдавался. Хорошо, хоть не уходил далеко от берега, кружил. Когда занялся новый день, морской великан развернулся и изо всех сил ударил байдару. Люди, как мячики, разлетелись по морю. Отцу моему повезло. Он вылетел из байдары вместе с пыхпыхом. Плавать никто не умеет, до берега далеко. Тогда старший, который держался на воде с пыхпыхом, вытащил нож и заколол тех, кто пытался выплыть. Так полагалось, потому что лучше такая смерть, чем долгое мучительное умирание. Он не заметил за плавающими обломками байдары моего отца, тогда еще мальчишку. После всего старший байдары всадил нож в свою грудь и тоже ушел под воду. Страшное это было зрелище. Долго носило отца по морю. Он уже терял сознание и жалел, что байдарный старшина не заметил его, не заколол ножом. Истощенного, без сознания, его подобрали кыгминские эскимосы. Только через год отец вернулся в родной Наукан и рассказал о случившемся. Долгое время в селении его сторонились, потому что он был вроде тех оборотней, в которых превращаются унесенные на льдинах охотники.
Мясо сварилось. Его разложили на чистых лопастях коротких весел, а на примус поставили большой закопченный чайник.
Нерпятина, сваренная в пресной воде, наполовину разведенной забортной, была вкусна и душиста.
Понемногу берег принимал четкие очертания.
Нанок снял кепку и подставил голову прохладному морскому ветру.
Как хорошо здесь!
У чая был явный привкус бензина, но все же его было приятно пить. Вместе с горячей жидкостью внутрь вливалось тепло, такое нужное в этом студеном море: от поверхности воды тянуло холодом, если долго держать на ветру обнаженные руки, они ощутимо начинали мерзнуть. И как приятно было озябшими пальцами брать горячую кружку и греться об нее, ожидая, пока немного остынет.
Во время чаепития повел рассказ другой охотник, насмешливый, веселый паренек с курчавыми волосами. Асыколь сказал Наноку, что у Утака где-то в предках затерялся негр - моряк с китобойца.
- Мы охотились с братом у мыса, там, где птичий базар. Нерпы в тот год было много, да и солнце уже высоко стояло в небе. Не хотелось упускать добычу. Мы подкреплялись сырой печенкой и снова усаживались за свои укрытия, карауля нерпу. От снега и солнца наши глаза покраснели, как у мороженой рыбы. Когда с берега подул ветерок, мы не обратили на него внимания. У меня было на две нерпы меньше, чем у брата, и я хотел его догнать. Ну, а брат, в свою очередь, старался держать разрыв. На закате я догнал его и предложил собираться, а он отказывается. Говорю ему про ветер, а он отвечает: "Ветер слабый, ничего не сделает с таким крепким припаем". Не стал настаивать, думаю, ну раз ты такой упрямый, я тебя обгоню. И вправду, через полчаса я застрелил еще одну нерпу. А ветер уже стал чувствительным. Солнце заволокло темными тучами. Глянул я как-то назад и вижу - вроде мыс переместился. Тут догадка стукнула мне в голову. Влез я на торос и увидел большую трещину. Ни перепрыгнуть ее, ни подтянуться с помощью акына не было никакой возможности. Я закричал. Брат подбежал, и вдвоем мы устремились к трещине. Но уже ничего нельзя было сделать. Главное, не было отдельно плавающих льдин, чтобы переплыть через трещину. Припай отрезало от берега ровно, без единого обломка. Сразу же полезли в голову разные страшные истории об охотниках, унесенных на льдине. Сидим мы с братом возле убитых нерп, не зная, что делать, А тут еще пошел мокрый снег, и через полчаса мы были мокрые. Стали замерзать. Говорю брату - надо зажигать костер. Удивился он, внимательно смотреть на меня стал, думал, что я свихнулся от страха. Из чего зажигать костер, когда всего-то дров - наши снегоступы, охотничий посох да рукоятка багорчика. Ну еще приклады ружей. Но ведь можно сжигать нерпичий жир. Разделали добычу, соорудили из сырых шкур нечто вроде укрытия и зажгли дымный жирный костер. Обсушились кое-как. Успокоились и стали гадать, когда за нами прилетит вертолет. Я был уверен, что так и будет. Но вертолет может летать только в хорошую погоду. До окончания снегопада нечего и надеяться. Решили спать по очереди. Сначала уснул брат, а я поддерживаю огонь и все думаю об этом вертолете. Снегопад хоть и поменьше стал, но не прекращается. Я говорю брату - надо большой костер сделать. Стали мы раздувать пламя. Конечно, больше жирного черного дыма идет, но это даже лучше. Слышим, приближается шум - вертолет вроде. Мы изо всех сил кричим и машем руками. Я даже выхватил кусок чадящего жира и давай им размахивать, но шум мотора удалялся. Зря орали: ведь в вертолете так грохочет. В довершение всего я прожег рукавицы. Сколько потом мы ни напрягали слух - больше в этот день не услышали вертолета. Я думал - не нашли в этом месте, полетели в другое, а сюда уже не вернутся. Совсем стало грустно, даже аппетит пропал. Пришла моя очередь спать. Поспал плохо, все ожидал - вот брат разбудит меня и скажет: слышу шум мотора. Когда встал, снегопад прекратился, чуть прояснилось. Ветер утих. Вокруг плавали льды, но много было открытой воды. К полудню уже можно было различить далекие берега. Долго прислушивался - звенит и звенит. Но не приближается. Разбудил брата. Он говорит: ничего не слышу. И у меня перестало звенеть. Брат снова лег, а потом как вскочит на ноги, я даже перепугался. "Слышу, - говорит, - шум мотора". И я услышал. Слух у брата лучше моего - он на гармошке играет. А потом увидели два вертолета.
У меня конечно, первая мысль - зачем так много, и одного было бы достаточно. Развели мы огромный костер, покидали в огонь ненужные ремни, я даже шапку с головы снял, окунул в жир и зажег. Вертолеты шли прямо на нас. Льдина у нас была большая, оба сели. Летчики бегут к нам, бежит доктор в белом халате с чемоданчиком. Подбежали и удивленно уставились на меня. Только на меня, словно я один, а брата нет рядом. Доктор осторожно спрашивает: "Вы - Сергей Утак?" - "Я, - отвечаю, - Сергей Утак". - "А это ваш брат Нанухтак Петр?" - "Мой брат", - отвечаю и не понимаю, зачем тут такой допрос. Потом они к Нанухтаку: "Это ваш брат?" Только когда он подтвердил, доктор осмотрел нас и дал по полстакана коньяку. Погрузились мы в вертолет, даже добыча наша поместилась, взлетели. Смотрю - идем в райцентр. Я говорю доктору, чтобы повернули домой. А он объясняет, что надо нам некоторое время в больнице пробыть. Так вроде полагается со спасенными. Привезли в райцентр, а там чуть ли не торжественная встреча, кто-то даже цветы притащил. Сфотографировали нас для газеты и на санитарной машине - в больницу. Первым делом нас помыли. После мытья снова осмотр. Доктор щупает меня, а сам смеется. Спрашиваю, в чем дело. "Извините, - говорит, - но когда я вас увидел сначала, то принял за негра. Потому что ваше лицо было совершенно черное от копоти, а волосы курчавые". Посмеялись мы с ним, и он угостил меня чистейшим медицинским спиртом из мензурки с делениями. Вот так кончилась наша эпопея, - заключил Утак. - Правда, дома нас уже не так торжественно встречали. Особенно старики. Ругали.
Приближался берег. Поставили новый чайник.
Нанок вспоминал: и в Наукане, когда убивали кита, на обратном пути искусные в рассказывании сказок и легенд повествовали о подвигах охотников, о древних обычаях. Так коротали время.
Нанок спросил Асыколя:
- Будет праздник кита?
Асыколь усмехнулся. Помолчал, потом серьезно ответил:
- Если мы даже соберемся его провести, ничего не получатся. Кто сейчас знает все тонкости, все правила? Да и нужных предметов нет. Я вот помню в детстве: готовили расписное ритуальное весло, вырезали из дерева фигурку кита, еще какие-то изображения вешали в большой яранге…
- Неужели здесь не осталось стариков, которые помнят? - удивился Нанок.
- В свое время тут так боролись с религиозными пережитками, что… Разве не помнишь, что было в Наукане? Чуть где заслышат бубен - сразу прибегают и обвиняют в религиозных пережитках. Чуть вовсе не искоренили древние песни и танцы. Хорошо - вовремя спохватились. А что до праздника кита, конечно, если его очистить от религиозного дурмана и всяких туманных намеков, в сущности - это выражение радости трудового человека, торжество победы.
Солнце стояло над птичьим базаром, когда вельботы подошли к берегу.
На берегу в толпе был Георгий Сергеевич.
Нанок помогал вытаскивать вельботы, собирал снаряжение, накидывал трос на хвостовой плавник кита, чтобы тракторы могли вытащить добычу на бетонированную разделочную площадку. И только после всего этого, когда кит был обмерен и передан разделочной бригаде, Нанок с Асыколем подошли к профессору.
Асыколь преподнес ему тонко отрезанный кусочек маттака. Георгий Сергеевич поблагодарил охотника.
- Приходите в гости, - позвал Асыколь профессора.
Разогретый вином и чудесными Оксаниными варениками, Георгий Сергеевич весь вечер рассуждал о древнем способе китовой охоты.
- Какую дерзость надо было иметь, чтобы выходить почти с голыми руками на морского великана: еще не было моторных вельботов и огнестрельного оружия!
Вместе с Наноком и Асыколем старого профессора внимательно слушали Оксана, детишки и Асыколина мать - Айнау, пожилая женщина с обильной татуировкой на лице и на руках.
Когда профессор закончил рассказ, Асыколь посмотрел на Нанока.
- Вот это настоящая охота! Интересно бы сегодня попробовать таким способом добыть кита. Воспроизвести в натуре древнюю охоту. Проделать, так сказать, научный эксперимент. - Асыколь был возбужден и сыпал научными словами. - Это вам не плыть на плоту через Тихий океан! И пригласить Тура Хейердала! Пусть поиграет нашим гарпуном!
Нанок слушал Георгия Сергеевича, Асыколя, наблюдал за Оксаной, Айнау, и ему было хорошо и покойно.
Расходились поздно. К концу трапезы, за чаепитием, Нанок уже клевал носом. Глаза слипались сами собой, а крепкий чай не столько взбодрил, сколько прибавил тепла, уюта.
Комната в гостинице была завалена разными вещами, дарами жителей Сиреников. Тут были старые лыжи-снегоступы, охотничьи посохи, пузатые курительные трубки, вышитые сумки… Торчала рукоятка каменного молотка для толчения мерзлого мяса и жира, мотыжка - разрыхлять мышиные норки в поисках корней. И среди всего - прекрасно сохранившаяся рыболовная снасть, которой, по всей видимости, еще недавно пользовались: леска из тонко резанного китового уса, крючки из костей, цветная приманка из красных наклювников птиц-топорков.
У Нанока уже не было сил перебирать эти дары.
С трудом раздевшись, накрываясь одеялом, он уже чувствовал, как засыпает.