Полярный круг - Рытхэу Юрий Сергеевич 19 стр.


- Я отвечу на этот вопрос, - спокойно сказал Нанок. Все насторожились. - Все мои ответы, конечно, давно были приготовлены. Более пятидесяти лет назад. Их начали готовить ночью 25 октября 1917 года…

- Я так и думал, - с удовлетворением сказал долговязый и сел, наконец, на свое место.

Что он имел в виду, так никто и не понял, зато молодые ребята громко смеялись над ним, а он, недоумевая, озирался вокруг, пока кто-то из рядом сидящих не крикнул ему в ухо:

- В октябре семнадцатого года у них произошла революция!

Пауль Мадсен, обладающий, несомненно, острым политическим чутьем, понял, что пора прекращать дискуссию. Он встал и чинно поблагодарил Нанока за интересную лекцию, выразив уверенность, что первая встреча между эскимосами Советского Союза и Гренландии послужит дальнейшему укреплению дружбы народов двух стран.

Снова появились бубны, и загремели песни холодных краев. На этот раз на свободное от стульев место выходили не только молодые ребята, но и пожилые эскимосы, убеленные сединами, старушки и даже маленькие детишки, которые только что тихо сидели на коленях родителей.

Через толпу к Наноку пробилась девушка.

- Простите меня, - застенчиво сказала она. - Я уже два дня пытаюсь подойти к вам. - Она вытащила из сумочки изображение палтуса, вырезанное из моржовой кости. - Это наш семейный амулет. Мне его подарил дед, а теперь я хочу преподнести это вам, как человеку из страны сказки, которую искали эскимосы.

Пауль Мадсен представил девушку:

- Это Наварана, внучка Петера Фрейхена.

Нанок от волнения ничего не мог произнести: внучка человека, который написал прекрасные книги об эскимосах!

- Я очень рад с вами встретиться, - взволнованно произнес Нанок. - Большое спасибо за подарок. Вот примите от меня и от моих земляков.

Нанок вытащил из портфеля фигурку белого медведя.

- Прошу вас подняться ко мне на чашку кофе, - сказал Пауль Мадсен.

Квартира директора дома гренландца помещалась на последнем этаже. Она была просторна, хорошо обставлена. В первой комнате, служившей, видимо, рабочим кабинетом, Нанока поразила великолепно подобранная библиотека по истории, этнографии и языку эскимосов. Он остановился перед книжными волками.

- Библиотека - моя гордость, - с удовлетворением произнес Пауль Мадсен. - Здесь есть книги Петера Фрейхена, конечно, полностью Кнуд Расмуссен, Кай Биркет Смит, дневники полярных путешественников, начиная от Норденшельда. Есть книги и советских авторов…

Нанок уже нашел книгу. Монография Георгия Сергеевича Менова "Азиатские эскимосы". Он помогал учителю, когда тот готовил книгу в печать, выверял правильность написания эскимосских слов, терминологию. Книга была издана на английском языке и хорошо иллюстрирована.

- Это замечательная книга! - уважительно сказал Мадсен.

- Автор ее - мой учитель, - с гордостью произнес Нанок.

Кофе был приготовлен в соседней комнате, на низеньком столике, окруженном мягкими креслами. Там уже сидели несколько приглашенных молодых эскимосов, среди них Мери Акалюк, Петер Ангмарлорток и Наварана.

- Здесь мы можем непринужденно поговорить, - улыбаясь, сказал Пауль Мадсен. - Может быть, у нашего гостя есть вопросы?

- Пусть каждый немного расскажет о себе, - попросил Нанок и посмотрел на Мери Акалюк.

- Что я могу о себе сказать? - слабо улыбнулась Мери. - Родилась я на острове Диско. Наше жилище было сделано из дерна, жести, толя и обрезков досок. Я помню, что у нас были очень пестрые стены - их оклеили картинками из иллюстрированных журналов. Зимой, когда топлива не было, голые красавицы покрывались инеем, и я почему-то радовалась этому. Отец работал грузчиком в рыбном порту. Мать мыла полы и посуду, стирала на белых людей. Грамоте училась в миссионерской школе, подросла - стала помогать матери: тоже мыла полы, посуду и стирала в домах белых людей. Потом приехал к нам Пауль Мадсен, увидел меня, поговорил с родителями и забрал с собой в Копенгаген. Здесь я уже третий год, кончаю ремесленную школу - научилась шить хорошую одежду… Вот вся моя жизнь.

Петер Ангмарлорток начал так:

- У нас дом получше, чем у Мери, хотя родители говорили, что родились в такой же хижине из дерна и обрезков жести. В доме есть даже водопровод. Отец занимает должность помощника телеграфиста: он тоже учился в Копенгагене и очень любит технику. Когда я был маленьким, он брал меня с собой на радиостанцию. Иногда мы ходили на американскую военную базу, которая находилась недалеко от нашего дома. Когда я закончил учение у себя в Туле, отец собрал деньги и отправил меня сюда учиться тоже на помощника телеграфиста.

- Скажите, а почему именно на помощника? - спросил Нанок. - Разве так уж трудно выучиться на настоящего телеграфиста?

- Можно, конечно, - ответил Петер и искоса глянул на Пауля Мадсена. - Я уже сейчас могу работать телеграфистом, но гренландцы должны работать только помощниками: я - помощником телеграфиста, Мери будет помощником портного, вон Йенс Гайслер будет помощником учителя… Все помощники…

- Но почему? - спросил Нанок.

- А что тогда останется белому человеку? - возразил Петер Ангмарлорток. - Мы не можем лишить его хорошего места.

- Что значит - лишить хорошего места? - не понял Нанок.

- Я сейчас вам все объясню, - сказал молчавший до этого молодой человек с густыми прямыми черными волосами и орлиным носом, более похожий на индейца, чем на эскимоса, Йенс Гайслер. - На нашей земле, в Гренландии, все высокооплачиваемые должности занимают белые люди. Они едут отсюда, из Дании, чтобы у нас сколотить состояние. Платят им в пять-шесть раз больше, чем за такую же работу эскимосу. Объясняют нам это так: они непривычны к суровому климату, поэтому нуждаются в компенсации. Они, мол, и так терпят лишения, приезжают без семей.

- Да, приезжают одни мужчины, - кивнула в подтверждение Мери Акалюк. - Но часто временно женятся на эскимосках, на тот период, пока работают у нас.

- Вот к такому приезжему и приставляется человек, знающий язык, обычаи и работу, которую должен делать белый человек. Он и называется помощником телеграфиста, помощником учителя, помощником пекаря, помощником мэра какого-нибудь поселения…

- Гренландцы давно борются за равноправие в оплате труда, - сказал Пауль Мадсен. - Но это очень трудная политическая проблема.

- Мы боремся не только за равноправие, - жестко сказал Йенс Гайслер, - но и за политическую независимость.

- Но Гренландия больше не колония, она имеет такие же права, как любая провинция метрополии, - возразил Пауль Мадсен.

- Это только на словах и на бумаге, - ответил Йенс Гайслер, - а мы хотим политической независимости, отделения от Дании и построения своего независимого государства.

Пауль Мадсен ласково похлопал Йенса Гайслера по плечу и извиняющимся тоном сказал гостям:

- О, он у нас большой экстремист!

Гайслер стряхнул с плеча его руку и замолк.

Разговор почему-то дальше не клеился.

Кофе был выпит, и пора было расходиться. На прощание Пауль Мадсен подарил Наноку несколько книг Биркета Смита.

На улице было темно. Машина медленно, как бы ощупью выехала со двора Дома гренландца. Нанок смотрел назад, на толпу далеких своих сородичей, и чувство сострадания и жалости сжимало его сердце.

Они стояли на крыльце: Мери Акалюк, Петер Ангмарлорток, Наварана Фрейхен, Йенс Гайслер, а над ними возвышалась внушительная фигура их попечителя, директора Дома гренландца - Пауля Мадсена.

- Ну как прошла встреча? - спросил Зотов Нанока.

- Очень интересно.

- Были трудные вопросы?

- Были.

- Ну и как?

- Много у них трудных вопросов, - со вздохом сказал Нанок. - Клавдий Петрович…

- Что такое?

- Я хочу сказать, Клавдий Петрович, какое счастье, что я родился и вырос в нашей стране, что я - советский человек.

- Ну, молодец, - деловито сказал Клавдий Петрович и посоветовал - Идите ложитесь спать. Убейте во сне кита.

- А в чем дело?

- Завтра будет пресс-конференция. Придут представители буржуазной печати.

Нанок ушел к себе в номер, принял ванну и лег в кровать. Долго не мог уснуть, ворочался, зажигал свет, листал подаренную книгу Биркета Смита об археологических раскопках в Западной Аляске и чувствовал в сердце тоску. Так остро и больно хотелось домой, в Москву, в Ленинград, в Анадырь, в Уэлен, в Нунямо - в любой город, в любое селение Советского Союза, но к своим, к родным людям.

Он с удивлением прислушивался к этой тоске, думая о том, что пройдет еще несколько дней, и он ощутит великую радость возвращения домой.

23

На выставку зашел корреспондент канадской газеты "Торонто Стар". Он придирчиво осмотрел все экспонаты и спросил Нанока:

- А каменной скульптуры у вас нет?

- Нет.

- Странно.

- Ничего странного нет, - ответил Нанок. - У азиатских эскимосов всегда была распространена резьба по моржовой кости. Резали по кости и аляскинские эскимосы, а вот ваши, канадские, любили так называемый соуп-стоун, мыльный камень.

Канадский корреспондент внимательно приглядывался к Наноку. Вдруг он спросил:

- Вы действительно кончили университет?

- Педагогический институт.

- Да это в общем одно и то же. По какой специальности?

- История.

- Я всегда был слаб в этом предмете, - сознался канадец. - А почему бы вам не привезти выставку в нашу страну?

- Наверное, это зависит не от советской страны, - ответил Нанок.

- Вы не будете возражать, если я об этом напишу в своей газете?

- Нет.

- А вам ничего за это не будет? - осторожно осведомился канадец.

Нанок улыбнулся в ответ.

Явились какие-то религиозные деятели, интересовавшиеся проникновением христианских идей в среду азиатских эскимосов.

- В настоящее время, - пытался объяснить им Нанок, - никакой нужды в христианском учении эскимосы Советского Союза не испытывают.

- Но нельзя совсем без веры, - убеждал молодой священнослужитель со спортивной фигурой и аккуратно подстриженной бородкой.

- Верят в то, во что всегда верили больше всего, - сердито ответил Нанок, - прежде всего в самого себя, в свои собственные силы.

Молодой священнослужитель с сожалением посмотрел на Нанока.

Приближалось время назначенной пресс-конференции. Появился советник посольства, переводчик Слава Светлов, корреспондент ТАСС, представители печати социалистических стран. Нанок бегло познакомил их с выставкой.

Сама пресс-конференция предполагалась в лекционном зале. Пришел шумный и неугомонный, как всегда, Ганс Йенсен, господин Вагнер и еще несколько представителей Общества Дания - СССР.

Понемногу выставочное помещение заполнялось. Появился знакомый Наноку корреспондент канадской газеты "Торонто Стар", сотрудник коммунистической датской газеты "Ланг ог фольк". Остальных журналистов Нанок видел впервые. Они переходили от стенда к стенду, фотографировали, брали отпечатанные еще в Москве каталоги на русском, датском и английском языках.

Пресс-конференцию открыл господин Вагнер и предоставил слово советнику посольства Семенову.

- Господа, друзья, дорогие гости, - начал советник посольства. - Наша встреча в гостеприимном доме Общества Дания - СССР носит необычный характер. Мы пригласили вас по поводу завершения первого опыта проведения целевой выставки, посвященной культуре и современному искусству народов Севера, народов самых отсталых и обреченных на вымирание при царском режиме. Эта выставка - скромный акт проявления дружеских чувств и крепнущих связей между Союзом обществ дружбы с зарубежными странами Советского Союза и Обществом Дания - СССР. Нам дорог большой интерес, проявленный к выставке жителями Копенгагена, а также приезжими из Гренландии.

Эту небольшую выставку сопровождают заместитель директора Музея этнографии народов СССР в Ленинграде кандидат исторических наук Клавдий Петрович Зотов и научный сотрудник самого дальнего в нашей стране музея в городе Анадыре, центре Чукотского национального округа, Нанок Максим Нанокович. Кстати, Нанок - представитель одного из самых малых народов в нашей стране - эскимосов.

Представляя моих сограждан, я хочу подчеркнуть, что оба они являются специалистами по культуре, истории и современному укладу жизни малых народов Севера нашей страны и готовы ответить на интересующие вас вопросы.

Советник Семенов сел. Господин Вальтер попросил задавать вопросы.

- У меня вопрос к мистеру Наноку, - сказал один из журналистов. - Я бывал в Гренландии, во многих полярных областях Аляски и Северной Канады. Вы встречались с гренландцами здесь, в Копенгагене. Есть ли различие между вами и теми эскимосами, которых вы видели здесь?

- И я, - медленно начал Нанок, - и все эскимосы земли по своему происхождению иннуиты. В начальной стадии развития человечества географическая среда наложила неизгладимый отпечаток на образ жизни людей и даже на их физический облик. С этой точки зрения мы все - иннуиты, что звучит не совсем приятно для всех других людей, потому что содержит в себе элемент противопоставления - "люди, в лучшем значении этого слова". Но последние полвека мы жили в разных социальных условиях - с этой точки зрения мы, конечно, уже отличаемся друг от друга. Объективные обстоятельства создали расу арктического народа эскимосов, народа, который удивлял на протяжении многих веков всех путешественников и людей, так или иначе сталкивавшихся с ними. Новые объективные обстоятельства, родившиеся в результате Великой Октябрьской социалистической революции, создали новую историческую общность - советский народ, составной частью которой являются все народы нашей многонациональной страны, в том числе и эскимосы…

- А нет ли противоречия в том, что, с одной стороны, вы подчеркиваете множественность и различие народов вашей страны, с другой - говорите о каком-то абстрактном едином народе - советском народе? - продолжал допытываться журналист.

- Никакого противоречия я здесь не вижу, - спокойно ответил Нанок. - Да вот самый близкий вам пример: приехало нас двое - один русский, другой эскимос. Кстати, учились в одном городе. Противоречий, продиктованных национальными различиями, у нас нет. А единый советский народ - не абстракция, как вы говорите.

- Встречаются ли смешанные браки между русскими и эскимосами? - спросил другой журналист.

- Не только между русскими и эскимосами, - ответил Нанок, вспомнив Асыколя с его Оксаной, Тутыну Нотанвата и ее мужа. - Я ведь уже говорил, что у нас много народов, и представители их живут и на нашем Севере.

- Вы сами женаты? - спросила женщина в больших круглых очках в железной оправе, делавших ее похожей на полярную сову.

- Нет, - ответил Нанок.

- Наверное, есть девушка?

- Есть.

- Извините, а какой она национальности?

- Чукчанка. - Нанок ответил и мысленно попросил прощения у Зины.

- Мы знаем, что вы получили образование в педагогическом институте на северном отделении. Скажите, пожалуйста, в чем специфика этого отделения? - задал вопрос профессорского вида мужчина с портативным магнитофоном.

- Учиться на этом северном отделении намного труднее, чем, скажем, просто на историческом факультете. Потому что кроме обязательных предметов, которые мне полагалось изучить как историку, мне надо было постигать научную грамматику эскимосского языка, историю народов Севера, этнографию, не говоря уже о специальных семинарах. Так что нагрузка побольше, чем на обычном историческом факультете.

- Мы много читали о прогрессе в области развития промышленности на Чукотке, особенно в добыче золота, - заговорил другой журналист. - А вам самому доводилось видеть золото там, на Чукотке?

- Сколько угодно. Даже держать в руках.

- Какое количество?

- Килограммов двадцать.

- Двадцать килограммов? - повторил журналист.

По всему залу прошел приглушенный шум, словно волна, несущая на себе эту ошеломляющую цифру: двадцать килограммов.

- Что вы испытывали, держа в руках такое богатство? - спросила женщина в больших очках.

- Тяжесть.

- И больше ничего?

- Ничего.

- Странно, - пожала плечами женщина.

В ответ Нанок только улыбнулся.

- На сколько больше получают русские на Севере, в частности на Чукотке, чем представители местного населения? - задал вопрос очень волосатый журналист. Волосы на голове сливались с растительностью на лице. Из волос торчала дымящаяся трубка.

- В нашей Конституции записано: равная оплата за равный труд без всяких оговорок, - ответил Нанок.

- Я знаю из советских источников, что существует так называемый коэффициент - чем дальше на север, тем больше оплата, - сказал волосатик.

- Совершенно верно, - ответил Нанок. - Коэффициент на Чукотке один к двум. Это значит, что инженер, получающий, например, в Ленинграде должностной оклад 200 рублей, будет получать на Чукотке вдвое больше и, кроме того, через каждые шесть месяцев ему будет начисляться десять процентов так называемых северных надбавок.

- И это все распространяется на местных жителей?

- Да, - ответил Нанок.

- Это нелогично, - пожал плечами волосатый. - Ведь все эти материальные стимулы предназначены для привлечения квалифицированных кадров на Север… а платить местным жителям то же самое - какой смысл?

- Да, - кивнул, соглашаясь, Нанок, - много, на ваш взгляд, нелогичного делала и делает Советская власть для народов Севера. В начале двадцатых годов, когда только что закончилась гражданская война, когда молодая Советская республика испытывала нехватку буквально во всем, была начата программа по созданию широкой сети школ, больниц для малых народов Севера, создана письменность, выпущены первые учебники, книги на родном языке… Наверное, с точки зрения вашей логики, с этим можно было повременить…

Большинство вопросов касалось не столько самой выставки, сколько положения народов Севера в Советском Союзе. Чаще всего приходилось отвечать Наноку. Ему пришлось рассказать все о своих родителях, близких товарищах, об Анадыре, о Магадане, Уэлене… Иногда к нему на помощь приходил Клавдий Петрович и советник Семенов.

Женщина-сова в больших очках спросила:

- Как вы относитесь к монархии и, в частности, к тому, что Дания - королевство?

Назад Дальше