Глава десятая
Первый урок политики
Выйдя на шумную, залитую солнцем улицу, ребята почувствовали себя счастливыми. Наконец им удалось вырваться из этой тяжелой, пропитанной насквозь лицемерием обстановки!
- Хорошо быть свободным! - воскликнул сияющий Ашот. - Жаль только, что у нас опять ни гроша за душой, а не мешало бы позавтракать.
- И на ночь иметь постель, - добавил Качаз.
Полдня они без дела проходили по улицам, но все их мысли были заняты одним: "Где достать кусок хлеба?"
- Все же я очень голоден и во что бы то ни стало хочу поесть! - решительно заявил Ашот. - А там сейчас как раз заканчивают обед. Правда, на десерт беднягам придется читать скучную молитву, но зато они сыты и могут помечтать о чем угодно, а я ни о чем другом, как о хлебе, думать не могу.
- А если мы отправимся туда? - предложил Качаз. - Авось нашим удастся через решетку сада передать хоть кусок хлеба.
Воспитанники детского дома играли в саду, и Ашоту без труда удалось подозвать к решетке Каро. Узнав о бедственном положении товарищей, Каро и Мушег мигом притащили из столовой куски хлеба и вареного мяса.
Ашот вернулся с сияющим видом, и ребята тут же на лестнице какого-то дома плотно пообедали.
- Знаете что, - сказал Ашот, - так не годится, не каждый же раз ходить нам сюда: во-первых, неудобно все время быть прикованным к проклятому детскому дому, а во-вторых, нас могут заметить, и мы подведем товарищей. Не лучше ли пойти на базар и продать кое-что из одежды?
Получив несколько лир, ребята почувствовали себя легко и беспечно. Купили хлеба, маслин и направились на берег моря, чтобы провести там остаток дня и переночевать в лодках.
Лежа на спине под стенами старинной византийской крепости на берегу Босфора, они молча любовались закатом.
Красив Стамбул вечером, при заходе солнца, когда медленно угасает день и в небе загораются яркие звезды. Красив Стамбул и ранним утром, когда золотистые лучи солнца заливают тихую гладь Босфора и еле заметный туман, словно боясь дневного света, медленно поднимается и исчезает. Пышные сады, окаймляющие берега, заполняются веселым щебетанием птиц. В воздухе струится аромат роз и запах моря. Всегда безоблачное синее небо, отражаясь в водах Золотого Рога, придает им нежно-голубой оттенок.
Одна за другой пробуждаются многоголосые пристани, раздается лязг подъемных кранов, слышится шумный говор грузчиков, торопливая беготня пассажиров морского трамвая, исчезает таинственная тишина, и начинается трудовой день.
Прекрасен Стамбул для тех, кто сыт, у кого есть кров, но для Мурада и его товарищей красота Стамбула растаяла, как мираж, как только исчез из кармана последний пиастр.
Понурив головы, ребята опять отправились в комитет для беженцев. Там, как и в первый раз, встретил их молодой человек в пенсне и, окинув взглядом ребят с ног до головы, иронически улыбаясь, спросил:
- Чем могу служить вам, господа?
Мальчики растерялись.
- Наверное, очередные денежные затруднения вас привели сюда, не так ли? Хватит, не валяйте дурака, я все знаю. Знаю, как вы, соскучившись по вольной жизни, устроили там дебош и вас выставили из детского дома, где о вас так заботились… Вместо вечной благодарности нашим друзьям американцам чем вы ответили? Незачем к нам больше ходить!
- Все это не так… - начал было Ашот.
- Знаю, знаю, у вас приготовлена целая сказка в героическом духе - об обиженном самолюбии и прочее. Но у меня нет времени слушать. Уходите, убирайтесь поскорее!
В это время в комнату вошел высокий, хорошо одетый армянин с острой бородкой и, увидев смущенных, с поникшими головами мальчиков, спросил у секретаря:
- Господин Крикор, что здесь происходит?
- Это те, которых четыре дня тому назад выгнали из детского дома за дебош.
- Гм, да, жаль, очень жаль, что дети нашего благородного, честного народа так развращены нашими врагами турками, - начал он длинную речь, шагая взад и вперед по комнате. - Но не можем же мы их оставить без внимания, не сделав последнюю попытку вырвать их из цепких рук порока; это было бы преступлением против светлой памяти их родителей, так трагически погибших от рук наших врагов. Нет, не можем. - Он остановился в задумчивости и вдруг, как бы что-то решив, обратился к секретарю: - Дайте им по пятьдесят пиастров на дорогу и направьте их в Бейкоз, к моему другу мистеру Адамсу - директору нефтеочистительного завода "Стандард ойл компани", он даст им ночлег и работу. Вам нужно приобщаться к труду, мои юные друзья, - обратился он к мальчикам. - Труд благотворно воздействует на вас и освободит от пороков. Будьте послушными, трудитесь не покладая рук, знайте, что за вас я, - впрочем, не только я, вся наша партия "Дашнакцутюн" несет ответственность перед мистером Адамсом. Не вмешивайтесь ни в какие конфликты, не якшайтесь с рабочими других национальностей. У нас, армян, свои задачи: мы должны бороться за наши национальные чаяния, за великую Армению.
Не поняв и половины того, о чем говорил этот господин, ребята, пообещав примерно вести себя, отправились в Бейкоз, на завод.
У конторы на обширном дворе завода они увидали большую толпу рабочих в грязных комбинезонах, которые о чем-то громко спорили. Когда ребята подошли к ним, кто-то из толпы крикнул:
- Дело до детей дошло! Хотите и их развратить?
Ничего не понимая, ребята вошли в контору. Мистер Адамс, прочитав записку, улыбнулся и поручил своему секретарю заняться ими.
- Вас поместят в пятый барак. Там хорошо, - сказал им секретарь, - дадут комбинезоны и сапоги. Переодевайтесь и приступайте к работе, не теряя времени. Хочу вам, как соотечественникам, дать совет, - добавил он, изобразив на своем длинном желтом лице подобие улыбки, - в здешние дела не вмешивайтесь. Эти люди оставили работу, требуют прибавки и восьмичасового рабочего дня, они наслушались тут коммунистической пропаганды и безумствуют. Нам, армянам, не подобает вмешиваться в такие дела и огорчать наших друзей американцев, которые любят нас и помогают нам. Мы должны стараться, чтобы они нас любили еще больше. Если рабочие придут к вам и предложат прекратить работу, не слушайте их. Хорошо?
- Хорошо! - в один голос ответили ребята.
- Да, у вас, наверное, денег нет, чтобы прожить до получки? Скажу - вам выдадут аванс.
Надев комбинезоны, они отправились на пристань, где стоял большой нефтеналивной пароход. Десятник объяснил, что они должны ведрами вычерпывать нефть, оставшуюся после выкачки трубами в стальных трюмах парохода. Стоя по колени в нефти, ребята начали работу. Трюмы были наполнены газами, у ребят кружилась голова, от едкого запаха тошнило.
По окончании смены десятник задержал их.
- Вот что, ребята, - сказал он. - Если хотите, можете подработать. За сверхурочные платят в двойном размере. Пойдите покушайте и возвращайтесь обратно.
- А сколько вообще платят? - спросил Мурад.
- Одну лиру, - был ответ, - а за сверхурочные, значит, получается две лиры.
Соблазн был большой. Впервые в жизни они работали, зная вперед, сколько им заплатят, и, хотя чувствовали себя очень усталыми, все же решили еще поработать. По три лиры в день - шутка сказать, - кто мог устоять против этого!
Поужинав, они вернулись на пароход и проработали до утра. Шатаясь от усталости, грязные, пропитанные тошнотворным запахом нефти, отправились в барак спать. Там их встретили бастующие рабочие.
- И вам не стыдно? - спросил сидевший на верхних нарах рабочий.
- Почему нам должно быть стыдно? - в недоумении спросил Ашот. - О чем вы говорите?
- Как же! Рабочие бастуют, требуют прибавки, а вы работаете, изменяете своему классу.
- Мы платой довольны. Кроме того, мы армяне и в чужие дела не вмешиваемся, - ответил Ашот невозмутимо.
- Не армяне, а продажные шкуры! - со злостью закричал другой.
- Да ты брось тратить на них время, - заговорил третий. - Разве не видишь, это - хозяйские холуи! Пусть работают, если им нравится, - ведь на них далеко не уедут.
Несмотря на презрение и угрозы рабочих, ребята продолжали работать. Кожа на их теле огрубела, ноги и руки покрылись язвами, лица почернели. Они ходили словно привидения, но не сдавались. В субботу пошли в контору за получкой. С них удержали аванс, плату за спецодежду, за ночлег в бараке, и на руки выдали только по полторы лиры каждому.
- Вот это здорово! - возмутился Ашот. - Этих денег не хватит даже на то, чтобы грязь отмыть, а чтобы лечить наши язвы, мы должны работать еще месяц и ничего не есть.
- К черту такую работу! - предложил быстрый в решениях Качаз. - Это, братцы, хуже всякой резни, здесь мы пропадем!
- Шутки шутками, а я не понимаю, что это означает: работай как ишак целую неделю и получай на руки полторы лиры?
- И не скоро поймете, - раздался позади них чей-то голос. - Когда мы говорили вам, вы с гордостью заявили: "Мы армяне и поэтому в чужие дела не хотим вмешиваться" - как будто если вы армяне, так вы родственники хозяина. Поймите, ребята, в этом мире люди делятся не на нации, а на бедных и богатых; вот когда это поймете, тогда все станет ясным. Хорошо работать целый день по пояс в нефти и ничего не получать?
- Конечно, плохо, - ответил Мурад.
- То-то! Мы тоже считаем, что плохо. Вы-то еще одиноки, как-нибудь прокормитесь, а у большинства из нас семьи, их кормить тоже ведь надо, а чем, когда самому не хватает? Как же заставить этих скотов платить за наш труд сносную плату? Забастовкой! И если таких изменников, как вы, не окажется, тогда хозяева волей-неволей заплатят нам за наш труд. Пароход разгружать нужно, нефть перерабатывать нужно, - как они без нас сделают это все?
- Наймут других, - ответил Качаз.
- А если те, другие, тоже не согласятся даром работать, тогда что?
- Вроде по-вашему получается, - неуверенно согласился Ашот.
- Вот ты понемножку начинаешь понимать. Поживи еще, поработай на них даром, тогда все поймешь.
- Выходит, нам не следует работать? - спросил Качаз.
- Конечно, нет.
- А как же жить? Мы ведь получили по полторы лиры.
- Если есть только один сухой хлеб - и то хватит не больше чем на три дня.
- Будете жить, как и мы все. Немножко поможет забастовочный комитет, а там видно будет.
На следующий день ребята на работу не вышли. Через четыре дня, когда сразу пришли три парохода с нефтью, директор согласился на условия рабочих, и работа возобновилась. Еще месяц ребята проработали на заводе, понемногу привыкли к труду, подружились с рабочими. Хотя работать было тяжело, но лучше и приятнее, чем бродяжничать.
В последнюю субботу при получке кассир вручил им заработанные деньги и записку: "В окончательный расчет".
- Что это означает, господин кассир? - спросил Мурад.
- Это означает, что всем троим компания дает расчет, - лаконично ответил кассир.
Полагая, что произошла ошибка, они побежали к переводчику-армянину. Как же, ведь директор их принял с любезной улыбкой, они передали ему рекомендательное письмо из комитета!
- Напорное, по ошибке нас рассчитали? - любезно спросил Мурад переводчика и протянул ему записку кассира.
- Нет, не по ошибке.
- А как же?
- Очень просто. Нам подростков держать невыгодно, работы стало мало. Кроме того, вы не оправдали оказанного доверия, участвовали в забастовке.
- Но ведь не работали все. Учтите, любезный господин, мы сироты-армяне, нам некуда деваться, помогите остаться на работе.
- Здесь не благотворительное общество, а завод. И вообще мне с вами разговаривать некогда, уходите!
Опять улица. На этот раз все пути для них были закрыты. Нужно было думать о заработке, пока в карманах имелось еще несколько лир.
Глава одиннадцатая
Одиночество
В ветхом необитаемом доме населенного армянами квартала Кум-Капу ребята нашли полуразрушенную комнату. В ней не было одной стены и половины потолка; лестница сгнила и дрожала под ногами. Каждую секунду можно было свалиться вниз и сломать себе шею. Несмотря на эти неудобства, ночевать здесь было лучше, чем в лодках.
Ашот раздобыл где то циновку. Качаз притащил два глиняных кувшина для воды, и ребята чувствовали себя превосходно до тех пор, пока у них были деньги. Только изредка они себе позволяли маленькие пирушки, устраивали ужин из маслин, нескольких головок лука и свежего хлеба. Жили очень экономно, хотя соблазнов вокруг было много - чудесные пирожные, восточные сладости, жареные каштаны, но ребята ограничивались их созерцанием, а деньги берегли. Изредка удовлетворяли страсть Ашота к театру, покупали самые дешевые билеты и отправлялись с ним в театр, чтобы его не обидеть.
- Если у меня когда-нибудь будет много денег, - говорил он каждый раз после спектакля, - то я ежедневно буду ходить и театр.
- Достать бы какие-нибудь книги! - мечтал Качаз. - Давно ничего не читали. А как было бы хорошо растянуться под тенистым деревом на берегу моря и читать! Имей я деньги, я бы завел целую библиотеку. Накупил бы героических романов, это мне больше по вкусу!
По книгам соскучились все. Начали поиски и скоро нашли библиотеку, где за небольшую плату давали книги на дом. С этого дня все трое читали без конца.
Дни стали короче, и ребята разрешили себе неслыханную роскошь - купили керосиновую лампу.
Эта праздная жизнь не могла продолжаться долго, деньги с каждым днем таяли, и, чтобы как-нибудь продлить ее, ребята сократили рацион: сначала перестали покупать маслины, позже отказались от лука и перешли на один хлеб, но все же с каждым днем денег становилось все меньше и меньше.
Наконец Мурад заявил:
- Ребята! Нужно за что-нибудь приниматься, иначе через несколько дней не на что будет купить и хлеба. Да и книг нам бесплатно не дадут.
Слова Мурада словно разбудили Качаза и Ашота от сладкого сна и вернули к действительности.
Несколько дней они бродили по Стамбулу в поисках работы. Земляки от них отворачивались, ничем не хотели помочь. О ребятах шла скверная молва, что они испорченные мальчишки и лентяи.
- Но ведь никому мы вреда не сделали, ничего не украли, - убеждал Мурад одного хозяина маленькой фабрики.
- Как же, ври больше! Как будто я не знаю! Пекарь Маркос вас приютил, спас от голода? Чем вы отблагодарили его? Бросили работу и ушли. В детский дом вас поместили? Поместили. Что же вы там натворили? Устроили драку, дебош, вас и оттуда выгнали. На завод устроили? Что же вы там делали? Лодырничали, хотели даром получать деньги. Нет уж, вам не на что надеяться, уходите прочь!
Мурад попробовал спорить с земляками, но Ашот остановил его.
- Охота тебе, Мурад, тратить время на разговоры с этими сытыми людьми! - сказал он. - Ты разве не чувствуешь, что все это они выдумали, чтобы оправдать свою скупость и нежелание помочь! Плюнь на них, и пойдем искать себе работу в другом месте.
- Зря ты погорячился, Ашот, - начал было Мурад укорять его, - как-никак он наш земляк, может быть, действительно им о нас неправду сказали.
- Брось ты их ко всем чертям! Тот рабочий правду сказал тогда. Нет никаких армян и других наций, есть бедные и богатые. Были бы у нас деньги или богатые родственники, ты бы посмотрел, с каким почетом нас повсюду принимали бы.
- Хватит спорить, все ясно, - вмешался Качаз. - Хочешь жить - надейся только на себя. Не станем больше унижаться ни перед каким комитетом, ни перед одним подлецом. Давайте лучше подумаем о заработке, иначе на самом деле через несколько дней умрем с голоду под забором, как когда-то Мушег умирал в Кайсери.
- Вот что, ребята! Купим по корзинке, наденем на спину и пойдем в порт. Там много пассажиров на речных трамваях. Будем носильщиками, - предложил Мурад. - Кто-нибудь из нас за целый день что-нибудь да заработает. Если будем жить артельно, не пропадем, нечего отчаиваться.
- Что же, это лучше, чем просить помощи у этих сытых крокодилов или работать по колено в нефти на заводе, - согласился Ашот.
- А по вечерам можно и книги почитать, не так ли, Мурад? - спросил Качаз. - Ведь нам немного нужно на троих - хотя бы одну лиру в день. Хватит?
- Вряд ли, - возразил Ашот. - Нам нужно новое белье, иначе заведутся насекомые, да и ботинки не помешали бы.
- Может быть, тебе еще костюм шерстяной захочется да шляпу на голову? Ерунда! Можно без ботинок, а вот белье действительно нужно, - сказал Качаз.
Утром, надев на спину корзинки, отправились в порт, но здесь их ожидала новая неудача. Носильщики, работающие артелью, сразу же прогнали ребят из порта.
- Вот тебе и раз! - возмущенно воскликнул Ашот. - Куда бы ни пошли, всюду кому-то мешаем, кому-то стоим поперек дороги. Что же это получается?
- Ничего тут нет удивительного: они хотят жить, а мы отнимаем у них заработок, - успокаивал его Мурад как мог.
- А что же нам делать? Что кушать?
- Постоим за портом, авось и нам кое-что достанется, - предложил Мурад. - Найдутся скупые, которые не захотят платить по таксе, мы ведь и без таксы можем…
- Выходит, мы будем сбивать им цену? - спросил Ашот.
- Ну что ж поделаешь, раз нет другого выхода!
За весь день они заработали только пятьдесят пиастров, но не отчаивались.
В течение трех месяцев они ежедневно стояли у порта в ожидании скупых пассажиров. Изредка их брали грузить уголь на пароходы. Эта работа считалась самой грязной и унизительной, и ею обычно занимались бродяги и портовые пьяницы, но ребята были рады и такому заработку. Так они еле-еле сводили концы с концами. Иногда ложились спать голодными. И от чтения книг пришлось отказаться: уж очень дорог был керосин, а днем читать было некогда. Целый день они рыскали по многочисленным улицам Стамбула, как вьючные животные, с корзиной за спиной, чтобы заработать несколько пиастров.
Как-то Качаз вернулся поздно и заявил, что он решил записаться добровольцем в греческую армию и пойти воевать против турок.
- Пойдем, ребята, все вместе, - предложил он Мураду и Ашоту, - отомстим нашим врагам, поможем грекам вернуть обратно свою землю.
- Ты с ума сошел! Какое тебе дело до греков! И что с того, если они отвоюют себе кусок земли у турок? От этого мы сыты не будем, - возразил Ашот.
- Мне до греков дела нет, это правда, но с турками я постараюсь рассчитаться. Неужели они не ответят за все свои преступления! Ну, пойдемте, прошу вас, - умолял Качаз. - Я был в их комитете, все разузнал: греки принимают всех желающих, выдают военную форму, ботинки. Я видел обмундирование, новенькое, как на английских солдатах.
- Мы в добровольцы не пойдем! - решительно заявил Мурад. - И тебе не советую. Помнишь, солдат в вагоне правильно говорил, что политика дело непонятное. Сначала я постараюсь разобраться в этой самой политике, а потом решу, а просто так умирать не хочу, не для этого мы прошли такую трудную дорогу, чтобы так, ни за что умереть.
- Но ведь греки христиане! Их тоже, как и нас, вырезали в Турции, они тоже ненавидят наших врагов, стало быть, они нам друзья, - не унимался Качаз.
- Какие они нам друзья! Чудак ты, Качаз! Помнишь в комитете для беженцев высокого господина с бородкой? Он нам целую речь тогда закатил о дружбе и милосердии, но куда он нас послал? На завод, чтобы помешать забастовке. А наши собственные земляки-богачи? Нет, брат, не проведешь больше. Мурад прав, дай сначала разобраться, что к чему, тогда и решим, а пока есть бедные и богачи - и никаких друзей и врагов, понял?