Потом паровоз "ЭХ-3161" уехал, и рельсы вздрагивали под его тяжестью. А Дмитрий пошел в контору, сам даже не понимая, как все произошло и какое благородное властное чувство владело им в тот момент.
Из соседнего сада в депо по-прежнему долетала музыка.
Рвется финишная ленточка
Сергей и Александр, проходя мимо трибун, подняли руки вверх и приветствовали зрителей. Весь стадион произносил их имена. Болельщики вскакивали с мест и, размахивая кепками, желали им удачи. Вместе с Сергеем и Александром в одном ряду шел их главный противник, французский чемпион – бегун Анри Думлер. Он шел с огромным букетом цветов, который ему преподнес Александр. Публика приветствовала гостя. Зрители с уважением смотрели на его складную, немного сухую фигуру и спорили о предстоящей борьбе на дорожке. Участники соревнования обошли вокруг всего стадиона и вернулись к месту старта, где около столиков хлопотали судьи. Секундометристы проверяли секундомеры. Сергей, желая немного размять свои мышцы, обежал кругом площадку для прыжков. Александр слушал своего тренера, в десятый раз повторявшего ему расчет всей дистанции. Думлер, улыбаясь, говорил со своей женой, протягивая ей подаренный букет цветов. Остальные спортсмены ходили и разговаривали между собой. На стадионе пахло цветущей липой. Рядом была большая липовая роща. По ее аллеям бегали мальчишки. Им не удалось пробраться на стадион, где происходили международные легкоатлетические соревнования. И они, бегая по дорожкам сада в трусах, подражали спортсменам, которые в это время нервничали на старте.
Петр и Ольга сидели на южной стороне стадиона, на трибунах у самой дорожки. Они запоздали и только что пробрались к своим местам. Петр, защищаясь рукой от солнца, вглядывался в кучку бегунов на старте. Он искал Сергея и Александра. Ольга держала в руках программу соревнований, но взгляд ее был направлен на одинокий кустик травки у беговой дорожки. Она о чем-то задумалась. Ее широкие, густые брови были сурово сдвинуты, и между ними легла тонкая, сердитая складка. Петр видел эту грозную примету: не избежать, видно, и сегодня крупного разговора. А может быть, это и к лучшему – оборвется, наконец, истончившаяся ниточка между их сердцами. Они что-то перестали понимать друг друга, начали отчуждаться. Неужели это уже их финиш? Нет, нет, это еще далеко не конец! У них впереди еще большая дистанция, еще много кругов… Только не надо ничего обострять, не надо никаких разговоров. И, чтобы отвлечь Ольгу от ее мыслей, Петр говорит громко:
– А вот и они.
– Что? – отозвалась Ольга.
– Сергей и Александр!
– Уже бегут?
– Нет еще.
– А Тимофея ты не видишь?
– Нет, он где-нибудь на трибунах. Нам с ним достались разные места, – ответил Петр.
На северной стороне стадиона сидел Тимофей. Рядом с ним находился и Дмитрий. Они обнимали друг друга за плечи и, откидываясь назад, хохотали над сидевшими внизу ребятами, в которых незаметно кидали свернутые из газетной бумаги шарики.
Бумажные ядра попадали в спины и головы. Ребята оглядывались, но никого не могли уличить, потому что на верхних трибунах смеялась вся публика.
– А ну их! – сказал Тимофей. – Я рад, что ты опять со мной.
– И я тоже. А как остальная наша братва?
– Петр в Москве. В прошлом году во время отпуска мы хорошо с ним полазили по Кавказу. Николай – в санитарной авиации, комсомол послал. Но сейчас он, кажется, в Коктебеле на всесоюзных планерных соревнованиях. А я теперь уже своих учеников имею – летчиков. И тоже учусь дальше: летать на самолетах последних конструкций.
– А вот меня это не тянет, – сказал Дмитрий.
– Известное дело – боишься поцарапаться!
– Может быть. Ну а Женя?
– Родила сына.
– Ты пропал, это ведь свяжет.
– Где это ты набрался таких взглядов? Уж не в Норвегии ли, когда ездил на соревнования?
– Ты обиделся?
– Ну вот еще. Я просто говорю то, что мне в тебе не нравится.
– Ну, а скрипка как?
– Бросил! Совсем нет времени. А Женя рада, говорит: "Кончились мои мучения". А ты как?
– Был на практике. Потом на соревнования ездил: установил два рекорда. Теперь опять за учебу…
– Точка! Посторонние разговоры воспрещаются, – сказал вдруг Тимофей, взглянув в сторону старта.
– Да, да, – согласился Дмитрий. – Стартер уже поднял свой пистолетище!
И действительно, на старте вот-вот должен был раздаться пистолетный выстрел. У Сергея, как говорится, тряслись поджилки. Он не трусил, но, как обычно во время серьезных соревнований, им на старте овладело необычайное волнение. Каков-то будет первый шаг? Хватит ли сил? Правильно ли рассчитана дистанция по времени? Эти мысли проносились вихрем в голове. Сильно билось сердце, и даже побаливал живот. Но Сергей утешал себя тем, что и другим не слаще. Александр тоже побледнел и сосредоточенно копал на дорожке свою ямку. Один Думлер непринужденно улыбался. Но и эта улыбка была скорей профессиональной, чем искренней. Остальные участники забега чувствовали себя спокойнее потому, что знали, что им, кроме своих последних мест, терять нечего. Сергей сделал несколько глубоких вздохов, подтянул трусы и потом, опустив носок правой ноги в вырытую ямку, встал на левое колено и оперся о землю пальцами рук. Вытянул голову, подался немного корпусом вперед, чтобы по команде как можно быстрее кинуть свое тело навстречу финишной ленте, которая, увы, была еще за пятью тысячами метров. Окружающий мир перестал для него существовать. Сергей ждал только сухого пистолетного треска и чувствовал, что если его сейчас не последует, то он упадет от напряжения. Но выстрел раздался вовремя, и все шестеро бегунов в разноцветной спортивной форме рванулись вперед. Спортсмены побежали по кругу. Впереди всех был Думлер.
– Вот и пошли! – сказал Петр.
– Да, но когда мы кончим с тобой наш разговор? – спросила Ольга.
– Только не сейчас!
– Ты так говоришь все время. В трамвае – люди, на улице – неудобно. Здесь – нужно смотреть. А дома – тоже находишь себе другое дело.
– Конечно. Одними разговорами сыт не будешь.
– А я не могу так! – почти выкрикнула Ольга.
– Говори тише. Вон смотри, как француз уходит вперед. У него замечательно отработан шаг. Он определенно выиграет.
– А по-моему, он уже зарвался. Я ничего, правда, не понимаю, но у меня чутье. Я чувствую, когда люди зарываются.
– Могу заключить пари.
– Не надо. Ты лучше скажи, почему с нами нет Тимы? Боишься моего союзника?
– Я же сказал: у нас с ним разные места. Смотри, смотри, Серега увеличивает шаг! – Петр приподнялся.
Весь стадион был увлечен бегом. Зрители вставали со своих мест и подбодряли бегущих. Тимофей комкал от волнения газету.
Он напряженно следил за Думлером, Сергеем и Александром. Остальные бегуны уже здорово отстали. Дмитрий спокойно рассуждал.
– Я считаю, – говорил он, – что выиграет Сергей. Вообще-то большие данные на победу имеет Александр. Но он по молодости не уверен в себе. А Думлер не выдержит.
– Хорошо, если так, – сказал Тимофей.
– Увидишь! Прошло то время, когда к нам приезжали и хвастались своей техникой заграничные бегуны. И мы не лыком шиты. Смотри, как легко бежит Сергей, как отработан у него шаг.
– Да, это просто удивительно, какой у него легкий и длинный шаг. И он совершенно не утомлен.
– По этому поводу могу дать разъяснение.
– Обожди ты со своим разъяснением. Смотри, Сергей все удлиняет шаг. Достает француза.
– А это зачем? – сердито крикнул Дмитрий. – Куда помчался!
Александр внезапно сделал бросок. До этого он ровно бежал в пяти метрах от Сергея. Но когда тот стал легко и без всякой видимой затраты энергии догонять француза, Александр усилил темп бега. Поравнялся с Сергеем и Думлером и вышел вперед их. Сергей бежал по-прежнему легко и ровно. До его сознания доходили одобрительные крики зрителей, но на трибуны он не смотрел. Сергей сосредоточенно следил за числом кругов и временем, полагающимся на каждый круг. Руки, немного согнутые в локтях, висели совершенно расслабленно. Они мерно шевелились в такт бега. Он бежал, ступая на пятку, потом нога перекатывалась на носок, и Сергей отталкивался. Дыхание у него было совершенно свободное. Он даже удивился на себя, – как легко бежит. А одно время хотел сойти с дистанции. Это было на пятом круге, но это был кризис. Потом все вошло в норму, и вот сейчас до конца осталось только три круга. Когда Александр вырвался вперед, Сергей не испугался. Это обычный прием отстающих сбивать с толку своих противников внезапным броском. Надо быть хладнокровным. В этих случаях проигрывает только инициатор бросков! Но француз попался на удочку Александра. Он оглянулся на Сергея и погнался за Александром. Сергей не увеличил темпа. Александр побежал слабее, француз его обогнал. Через несколько секунд Сергей опять поравнялся с Александром, обошел его и еще через некоторое время вновь бежал рядом с Думлером. Француз нервничал и часто оглядывался. "Сашка добился своего, – подумал Сергей, – но вряд ли это ему поможет". Александр снова бросился вперед. Француз устремился за ним. Сергей бежал все так же ровно.
– Чудаки, – сказал Дмитрий, – от этого выиграет только Сергей. Он один имеет ясную голову.
– Да. Это будет сенсацией, если он прибежит раньше француза, – заметил Тимофей.
Он уже не мог сидеть на месте. Встал и махал Сергею газетой, как будто тот мог это заметить.
– Интересно, где Петр? – спросил Дмитрий. – Он так восхищался французом!
Но Тимофей ему не ответил. Он был увлечен борьбой бегунов.
Петр внимательно следил за Думлером. В руке у него мерно тикал секундомер.
– Вот ты говоришь, – сказала Ольга, – что уважаешь женщин, а на деле выходит обратное.
– Разве я тебя чем обидел? – спросил Петр и поглядел на секундомер.
– Нет. Но я чувствую какой-то обман.
– Чувствовать хорошо при любви, а на соревнованиях надо думать и рассчитывать.
– Иногда мне кажется, что ты мне совсем чужой. А между тем я тебя знаю уже давно.
– Все это истерия. Посмотри-ка лучше, что выделывает француз.
Думлер бежал впереди всех. Александр измучил его своими внезапными бросками. И он раз навсегда решил отделаться от него. Француз бежал теперь во всю силу, несмотря на то, что до конца остался еще целый круг. Александр следовал за ним в пяти метрах. Сергей отстал, но у него в запасе было еще много сил. Его несколько раз подмывало броситься вдогонку за французом и Александром, но он сдерживался и бежал так, как требовал расчет дистанции. Публика чувствовала приближение финиша и стала кричать Сергею. Но он не обращал на это внимания.
– Француз бежит, как чистокровный арабский конь, – продолжал Петр. – Все-таки у него очень хороша техника.
– Александр еще догонит его, – возразила Ольга.
Сергей неожиданно для публики стал сокращать просвет между собой и бегущими впереди. Александр оглянулся и опять сделал бросок. Француз с яростью не дал ему вырваться на первое место. Сзади быстро приближался Сергей.
– Будет борьба! – сказал Петр.
– Да, и жестокая! Я хочу победить! – Ответила Ольга.
Петр быстро взглянул на нее.
– Ты о какой борьбе?
– О нашей! Мы должны сегодня же договориться раз и навсегда!
– Ты сегодня что-то очень боевая.
– Иногда трудно быть спокойной.
– Это верно.
Петр посмотрел на секундомер.
Ольга говорила:
– Это мерзко! Ждать! Ждать чего-то, жизнь идет мимо, а ты лишена всех ее радостей!
– Ты же знаешь, нам еще не время думать о детях.
– Твоя теория! Я хочу знать…
Сергей обогнал Александра и Думлера. Александр сразу же отстал на десять метров, а француз не хотел отставать от Сергея и бежал изо всех сил. До конца оставалось двести метров. Сергей оглянулся. Сзади тяжело дышал Думлер. Сергей стал финишировать. Помогая телу устремляться вперед, он заработал даже локтями. Публика кричала от восторга.
– Что ты хочешь знать? – спросил Петр.
– Ты любишь меня или нет? – Ольга взяла его за руку.
Петр отстранил ее потому, что в руке у него был зажат секундомер.
– Ну если: да?
– Нет, ты скажи определеннее…
– Смешно, когда об этом много говорят!
– Тогда нам больше не о чем толковать! Не о чем и незачем!
– Ну вот, опять поссорились. Снова будут хлопоты и всякие конференции по разоружению.
Ольга встала. Сергей был почти у финишной ленты. Думлер сильно отстал и бежал по самому краю зеленого поля. Потом внезапно остановился и сошел с дорожки на траву. К Думлеру подбежала жена, он развел руки в стороны и глубоко вздохнул.
– Le Coeur? le Coeur! – сказал он. – Dans toute distance j'avais le mouveis coeur.
Сергей разорвал финишную ленту. Александр тоже закончил бег.
– Ты проиграл, – жестко сказала Ольга, указывая программой на Думлера.
– В чем? – спросил Петр.
– Во всем! – она кинула программу на землю. – я перестану любить тебя.
– Ну вот, опять придется просить прощения, – сказал Петр и взглянул в последний раз на секундомер.
Ольга вздохнула и пошла к выходу.
А Тимофей и Дмитрий, сидящие на северной стороне стадиона, приветствовали Сергея.
Рекордный полет
Над каменистым склоном горы Тайбарге летает планер. Он бесшумно движется вдоль склона. Когда долетает до края, то делает красивый плавный разворот и летит обратно. Медленно и бесшумно. Потом поворачивает назад. Так летает все время. С моря дует бриз. Ветер обтекает гору, и планер держится в его потоках. Вдали плещется море. Плещется и дышит прохладой. Сверху кажется, что до моря можно добросить камень, но это обман зрения. Море далеко, несмотря на то, что до горы порой доносится шум, похожий на говор волн. Днем бриз дует с моря, а ночью он меняет свое направление и дует уже с суши. Но планер все равно продолжает летать над склоном. Это рекордный полет Николая Воронцина. Он сидит в кабине и управляет планером. Окошко кабины открыто, и лицо Николая обдувает морской ветер. Николай разговаривает сам с собою.
– Разве порочно говорить вслух одному? Нет! Попробуйте-ка, пролетав на планере свыше тридцати часов над одним и тем же местом, помолчать! Это даже полезно: петь или говорить, когда хочешь побить рекорд. Болтаться над горой два дня и ночь – чертовски скучная штука! Ну, что? Вот вечереет, садится солнце. Стать поэтом и выдумывать, как садится солнце? Скучно! Оно уже садится для меня второй раз. И все равно ничего лучше натуры не выдумаешь. Красиво и очень просто! Падает переспелый персик за горизонт – и все. Кстати, в этих местностях персики очень вкусны. И ребята чересчур перегружают ими желудки. Вон и у меня они лежат там, где-то в ящике около ног. Там же и термос с бульоном. Может быть, закусить? Нет, не стоит! Ну, вот, для земли солнце уже закатилось. Вокруг совсем серый, надоевший пейзаж. И главное, все знаешь, что где. Справа холмы, там виноградники. Уже, наверное, сидят у кустов девушки, и около них вьются парни. Может быть, видят они, как летает над горой розовой птичкой планер. Меня-то ведь солнце еще освещает. Может быть, загляделась сейчас какая-нибудь деваха на эту птичку, сощурила глаза, а парень – раз и поцеловал ее. А там, впереди, куда летит моя стрекоза, у конца склона зажигаются огни города.
Это небольшой городок, упрятанный в зелени садов. Вот ясно видно, как вспыхивают огоньки. Направо от города висят гирлянды ослепительных шариков. Это огни электрической станции и радиоцентра. Там стоят высокие мачты, и на концах их горят рубиновые огни. Они предупреждают летчиков об опасности. Но мне плевать на них! Я хитрый! Я и без них знаю, где для меня опасность. Попробуй задремать ночью в этом месте, ну и промажешь мимо. Соскочишь с воздушных потоков – и поминай лихом. Какой тебе там рекорд! До аэродрома-то хоть бы добраться. Потащит тебя вниз, к черной земле. Гадай себе место для посадки. Поэтому-то я и поворачиваю теперь обратно. Правой рукой штурвал увожу вправо, правой ногой нажимаю на педаль. Ишь, как свистит ветер в тросах! Злится! Обманул я его. Поплывем в обратный путь. Все это вроде беличьего колеса. Кругам и счет уже потерял. Устал я. Ветер, а ветер, может быть, плюнуть на мировой рекорд? Пойти на посадку? Скажу: ветер планер не держит и все такое, мол, а сам пойду спать. Нет, не выйдет это дело! Ты-то, ветер, – за, но я против. Уже ночь! Темнота висит справа, и слева, и впереди. Нет, впереди что-то светится. Это аэродром. Там прожектора освещают посадочный знак. Там дежурят люди, техник Алешка – доктор моей стрекозы, друзья.
Все мои товарищи давно уже сели. Начинали-то летать пять планеристов, а остался я один. Остальные не продержались! Оказывается, с бризами надо быть вежливым и знать их повадки. Ну вот, и аэродром. Не свисти, ветер! Все равно не сяду, пока рука не отвалится. Конец склона! Надо опять поворачивать. Под фюзеляжем белеет посадочный знак. Несколько лет тому назад этот знак освещался не прожекторами, а ручными фонарями "летучая мышь". Это было примитивно, но и тогда летали с не меньшим энтузиазмом. Тогда летала и Женя. Женя! Вот о чем поговорить! О любви! Ветер, хочешь я расскажу тебе о своей любви? Конечно, хочешь! Я тогда был молод и не так спокоен, как сейчас. Волновался слишком часто. А теперь я совсем не волнуюсь. Зрелость! Ну вот, и жило нас тогда три друга: я, и Тимофей, и Женя – девушка. Ветер, она была черноволосая. У нее большой, немного выпуклый лоб. Он был всегда спокойным и гладким, а иногда даже блестел. Мы с Тимкой смеялись и делали вид, что ее лоб – это зеркало и мы в него смотримся. Правда, смешно? Ну, а Женя сердилась. Ее карие глаза становились влажными. Но она не плакала. По-моему, Женя не умела плакать. Она была строгая. Мы учились все вместе в планерной школе и работали на заводе. Тогда было жаркое время. Я успевал делать вдесятеро больше дел, чем теперь. Времени не хватало для гуляний. Но все же я ухитрился влюбиться в Женю. Ветер, ты знаешь, что такое влюбиться? Это очень просто! Вот и ты, ночной бриз, влюблен в море. Тянешь все время туда, где шумит прибой. Ты затих, ветер? А, да, конец склона. Что ж, повернем обратно. Влюбился – и жизнь моя закипела. Я и сейчас далек от старости, как от этой спящей земли, ну, а тогда был совсем юным. Я и не предполагал, что нужно спешить срывать яблоко с дерева, пока оно не упало от порывов такого вот ветра, как ты. Я все медлил и старался растянуть наслаждение простых встреч, когда еще ничего не сказано даже намеками. Это возможно только в юности – любить и оттягивать час объяснения для того, чтобы мечтать о нем и представлять его себе каким-то особенным. И на заводе и в планерной школе я встречался с Женей и все время думал, что вот-вот наступит час, когда я скажу ей свое заветное слово.