"…Остаться бы на час-другой в пустом классе, подсидеть с нерадостными своими думами, не показываясь людям на глаза", - думала Гаухар. Но это невозможно. Ребята, уходя из класса, не раз оглядывались, переговаривались, и нечего тешить себя мыслью, что они ничего не понимают. Гаухар готова была сквозь землю провалиться, когда замечала их взгляды, брошенные украдкой. Что доделаешь, учительница, точно камень в перстне, всегда на виду.
Гурьбой, вслед за учительницей, ребята направились в сквер. Шум-гам, писк девчонок, смех, возня мальчишек, разговоры о том, как провести лето. Ребят не остановишь, не удержишь, они хорошо понимают, что сегодня "все можно", - никто не вызовет к доске, не сделает выговор и уж конечно не накажет. Говори что хочешь, кричи во все горло, спорь друг с другом - учительница только улыбается, глядя на них. Вон один прицепил к волосам товарища тополиный пух и заливается смехом; другой показывает на птенчика, притаившегося в ярко-зеленой листве, - волнуется, что дружки пройдут и не заметят; третий изловил какую-то невиданную букашку, хочет, чтоб все посмотрели. Наконец-то Гаухар попрощалась с ребятами, проводила долгим взглядом веселую их ватагу и свернула в ближайший переулок. Было очень тоскливо на душе. Дома никто не ждет ее. Завтра уже не надо идти в школу. Чем теперь заполнить жизнь? Что ожидает ее впереди? Конечно, заочное обучение, к которому она так стремилась раньше, довольно важно для жизни. Но ведь диплом об окончании института только в том случае приносит полную радость, когда в личной жизни все хорошо, когда сердце привязано к близким людям. А у нее пусто в сердце, пусто вокруг. Вероятно, такая же пустота ожидала бы ее, если бы она послушалась Джагфара - ушла из школы и занялась только хозяйством. Да, близкий человек остался бы около нее. Но надолго ли хватило бы у него привязанности тс скучной и послушной домохозяйке? Не могла Гаухар запереть себя на кухне ради мужа, кем бы он ни был.
Может быть, еще не все потеряно? Возможно, она примирится с Джагфаром? Вряд ли. Их отношения все осложняются, запутываются.
Сперва Гаухар никак не могла поверить, что нагрянувшая беда непоправима. Хотя она и горевала, и мучилась, тем не менее считала, что тягостное наваждение как-то само по себе минует, ведь это всего лишь затянувшийся страшный сон, - ничем иным она и не могла назвать надвигающийся разрыв. Крушение семьи она считала чем-то противоестественным. Разве можно пойти на это? И Джагфар, сколько бы он ни упрямился, рано или поздно признает свою ошибку.
Но Джагфар продолжал упорствовать. Тогда она решила облегчить ему примирение, несколько раз начинала разговор: "Давай покончим с этой бессмысленной ссорой. И у меня камень на сердце, и тебе, вижу, нелегко". Муж отмалчивался. Порой Гаухар готова была даже принять вину на себя, хотя и не понимала, в чем ей надо признаваться. Она говорила: "Ладно, я согласна, никто из нас не чище чистого. Наверно, случалось, что и я была неправа: напрасно сердилась, была резка… Если так, прости меня".
Муж язвительно усмехался в ответ, как бы говоря: "Погоди, еще и не в том признаешься".
Гаухар безошибочно понимала эту усмешку. И снова надолго замыкалась в себе. Не могла же она, в самом деле, наговаривать на себя всякие небылицы. За все годы ее замужества она была верна Джагфару. Берегла себя только для него. А он ни во что не ставит верность ее. Да что же это такое - затянувшийся бред наяву? Давно ли жизнь ее была наполненной, она всегда видела около себя близкого человека, могла поделиться с ним самым сокровенным, пожаловаться на случившуюся неприятность: когда выговоришься, и боль не в боль, и беда не в беду, сразу становится легко. А теперь что?.. "Пусто кругом", - сотый раз повторяла она себе.
Гаухар довольно много читала, знала из книг, что время всесильно, оно многое может исправить и залечить душевные раны. Но Гаухар не помогало и всемогущее время. Наоборот, с каждым днем ей становилось все тяжелее. Надо отдать ей должное: невыносимую боль - и потерю близкого человека, и незаслуженную, страшную для женщины обиду - она таила глубоко в сердце, ни с кем не делилась своим горем, ибо считала, что горе это поразило не только ее, но и Джагфара. К тому же она все еще не переставала ждать и надеяться.
В квартире было пусто, безжизненно. Гаухар сидела у окна, ждала Джагфара, - может быть, сегодня удастся поговорить как следует. Ведь Джагфар за все эти тяжкие дни не намекал на возможность окончательного разрыва. Должно быть, это не зря. Наверно, ему тоже чем-то дорога еще совместная их жизнь.
Жизнь… Словно впервые Гаухар поняла, как значительно и объемлюще это слово. Жить вместе - это не просто общая, удобная и уютная квартира. Первые годы они с Джагфаром жили на окраине города, снимали частную квартиру, тесную и невзрачную. И все же Гаухар была неизмеримо счастлива. Она и сейчас готова лишиться всех благ, только бы муж не топтал ее человеческое достоинство, не бросал в лицо оскорбительные и необоснованные обвинения. Ей не так уж много надо: пусть Джагфар будет по-человечески приветлив, уважителен - и она опять готова жить для него.
Сегодня Джагфар вернулся домой несколько раньше" В последнее время он не являлся пьяным, но по-прежнему не разговаривал с женой. Вот и сейчас - молча разделся, молча умылся, молча поужинал. Ни на одно обращение Гаухар не ответил. И ей не оставалось ничего иного, как уединиться на кухне. Только когда Джагфар поужинал, она вернулась в комнату.
- Джагфар, - как можно спокойнее я мягче начала она, - дальше так нельзя. Нам все же надо объясниться…
- Опять ты за ту же песню? Не хочу слушать! Даже эти пренебрежительные слова обрадовали Гаухар: главное - Джагфар вступил в разговор, ответил!
- Послушай, - в том же сердечном тоне продолжала Гаухар, - это очень жестоко - таить в сердце злобу против близкого человека, обвинять его в самом бесчестном. Переносить это невозможно.
Джагфар пожал плечами.
- Надо было раньше думать о последствиях. Теперь уже поздно взывать к жалости.
- Неужели ты все еще веришь, что я виновата перед тобой?! - воскликнула Гаухар. - Да ты поймешь, наконец, как это низко?!
- И понимать не хочу. А вот тебе пора понять, что мы уже отрезанные ломти.
- Джагфар, как у тебя повернулся язык сказать такое?!
- Что знаю, то и говорю. И прошу - больше не беспокой меня.
- Слушай, я ведь вынуждена буду у кого-то пробить защиты от клеветы.
- Это твое дело.
- Ну, хоть скажи прямо: в чем я все же виновата? Из твоих намеков можно понять, будто я тебе изменила. Где? Когда? С кем? Если ты имеешь в виду Билала, так я в свое время все рассказала тебе о его неудачных ухаживаниях. Допустим, он все еще не забыл свою мальчишескую глупость, так разве я виновата в этом? Я еще раз резко напомнила ему, что замужем, и потребовала категорически, чтобы он оставил меня в покое…
- Не трать, пожалуйста, красивые слова, я все равно не верю тебе.
- Ты думаешь, что я неисправимая лгунья?
- Ладно, хватит слов, я устал слушать. Я ведь не требую у тебя отчета. Что сделала, то сделала. Вот и все.
- Нет, Джагфар, клянусь - нет! Нас кто-то ссорит, Я ни капельки не виновата.
- Я это уже слышал.
- Постой, ведь это… Нет, нет!..
Она порывисто встала со стула, словно хотела удержать Джагфара. Но он уже вышел из комнаты.
У Гаухар стучало в висках, перед глазами плыли красные круги. Она и раньше тяжело переживала даже пустяковую размолвку, а теперь уже не пустив дело идет к полному разрыву. Значит" Джагфару не только не нужен мир в семье, но и семья не нужна. Он хочет избавиться от жены. Это так страшно, будто глухой ночью остаешься одна в лесу.
Гаухар даже покачнуло. Она еле удержалась на ногах, Подошла к раскрытому окну глотнуть воздуха. На улице шумно, людно; мчатся машины, слышны голоса, смех. Вот парень и девушка - они прошли, держась за руки, прижимаясь плечом друг к другу. Им, наверно, хорошо, радостно. Когда-то и у Гаухар были такие прогулки. Неужели ей дано столь короткое счастье? Что надо сделать, дабы продлить его? Говорят, за счастье нужно бороться. Может, это всего лишь слова? Ведь она, Гаухар, пыталась по-своему бороться. А что получилось? Нет, пора прийти к какому-то одному решению. Хватит, тайно страдать, биться головой о стенку, Хоть и стыдно, а придется вынести на люди свое горе. Человек не должен оставаться одиноким в беде. Это может кончиться очень плохо.
Если к кому и следует обратиться за сочувствием, кто способен понять ее - это Рахима-апа и Галимджан-абы. И, пожалуй, еще Шариф Гильманович. Он - уже на самый крайний случай. Он, конечно, внимательно выслушает, даст хороший совет. Но Гаухар никогда не была у него дома, не знает его семью. А в школе вряд ли удастся поговорить наедине, да еще, чего доброго, повстречаешь Фаягуль. Самое верное - пойти к Рахиме-апа и Галимджану-абы. Они относятся к Гаухар как к родной дочери. Рахима учительница, значит, можно надеяться на ее тактичность и проницательность. То же и Галимджан-абы: он бил на партработе, перед его глазами прошли судьбы сотен людей, он-то уж знает цену человеческой беды.
На следующий вечер Гаухар направилась к своим старым друзьям. О дочерях Рахимы она как-то забыла, вспомнила, уже поднимаясь по лестнице. Смутилась было - девушки взрослые, удобно ли при них так откровенничать, - но передумывать было уже поздно. Она нерешительно нажала кнопку звонка. Дверь открыла Рахима-апа. Не успели как следует поздороваться, из комнаты вышел и Галимджан-абы.
- Ты на себя не похожа, Гаухар! - тревожно воскликнула Рахима-апа, как только они сели на диван. - Что случилось? Дома-то у тебя все хорошо?
Гаухар настороженно посмотрела на открытую дверь соседней комнаты.
- Никого нет, - успокоил Галимджан-абы, - девушки наши на экскурсию уехали.
Гаухар молча кивнула. Впрочем, если бы сестры и оказались дома, все равно Гаухар не выдержала бы. Горло у нее сдавило клещами. Она разрыдалась. С большим, трудом ее успокоили. Сделав нечеловеческое усилие над собой, она сбивчиво, прерывисто начала рассказывать о своей беде. Это было мучительно - все заново переживать на людях, хотя и близких. Но что поделаешь, ведь молчание еще более тягостно.
Выслушав эту исповедь, Рахима и Галимджан какое-то время выжидали, пока Гаухар хоть немного успокоится. Оба они до сих пор считали, что Гаухар счастлива с мужем, ведь она не раз уверяла их в этом. И вдруг такая неожиданность… Не укладывалось в голове: как могло случиться такое? К тому же Гаухар в рассказе своем ничем не порочила мужа, только жаловалась на необоснованную и оскорбительную ревность его, на то, как груб он в своих обвинениях. Она умолчала и об Исрафиле Дидарове, и о Фаягуль. Что она могла бы сказать о них? Подозревает, что Дидаров дурно влияет на Джагфара, а Фаягуль как-то связана с ним. Но никаких фактов у Гаухар нет. Зачем же ей клеветать на людей?
Ни Рахима, ни Галимджан не вызывали ее на крайние откровенности. Главное сейчас - помочь Гаухар взять себя в руки. А там они сообща придумают, что надо делать. Им ясно главное: острый разлад между мужем и женой зашел слишком далеко, затянулся.
Гаухар спросила Галимджана, не возьмет ли он на себя труд сходить для начала на работу к Джагфару, посоветоваться в парткоме. Она сама пошла бы, но чувствует, что у нее не хватит сил - совестно ужасно. Она не собирается затевать какое-либо дело против Джагфара. Пусть в парткоме поговорят с ним и выяснят, бесповоротно ли он решил порвать с женой.
Галимджан отозвался сочувственно. Что ж, он согласен потолковать с секретарем парткома. Может быть, удастся помирить супругов. Ведь разрушать семью легко, а вот скрепить ее потом ой до чего трудно! И Рахима, и Галимджан уверены в невиновности Гаухар, они знают ее с детства, она неспособна на что-либо дурное. Возможно, и Джагфар не так уж безнадежен. Скорее всего произошло какое-то серьезное недоразумение, разобраться в нем самостоятельно муж и жена не в силах. Оба погорячились, наговорили друг другу лишнего, - иной раз это случается с молодыми-людьми.
Но, подумав, Галимджан-абы несколько изменил свое первоначальное намерение, счел более разумным сначала поговорить откровенно на дому с самим Джагфаром, и если уж не удастся переубедить его, тогда войти в партком.
Выбрав субботний день, Галимджан-абы явился к Маулихановым. Джагфар давненько знал старика, но, как говорится, пить чай за одним столом им до сих пор не доводилось.
И вот сидят они друг против друга. Джагфар чувствует себя, неловко: не вовремя пожаловал гость. А Галимджан не торопится объявить, с какой цепью пришел. Поддерживая разговор о том о сем, он исподтишка наблюдал за супругами. Да, кажется, глубокий разлад у них: смотрят в разные стороны, ни словом не обмолвились между собой. Чтобы как-то сгладить неловкость, Гаухар отлучилась на кухню приготовить чай.
После первой чашки горячего доброго напитка Галимджан повел разговор.
Да вы что, или крепко поссорились? - обратился он к супругам. - Не улыбнетесь, слова доброго не скажете друг другу. Не годится так. Что случилось? Чего не поделили?
Ни хозяин, ни хозяйка не отозвались.
- Долго будем в молчанку играть? - не отступал Галимджан. - Я давненько знаю вас обоих, не замечал, чтобы между вами пробегала черная кошка. Перестаньте дуться, ребята! Жизнь не так уж плоха, особенно весной. Не надо портить ее глупыми недоразумениями. Ну, признавайтесь, что случилось?! Давайте же ваши руки! Ну-ка, Гаухар, дай сюда ладонь. Вот так, молодец! А теперь ты, Джагфар! Ну, чего медлишь?
Джагфар поднялся из-за стола, лицо у него бледно. Нельзя больше молчать - это неуважение к гостю.
- Галимджан-абы, если бы все было так просто, мы и сами помирились бы - ведь взрослые люди. К сожалению, причина серьезная. Мне не хочется повторять все то, что я уже не раз высказывал Гаухар, Она знала, на какой путь становится…
- Джагфар, ты и перед Галимджаном-абы обвиняешь меня в том, чего не было? - дрогнувшим голосом произнесла Гаухар.
- Да! - подтвердил Джагфар. - И перед Галимджаном-абы обвиняю в том, что было!
Они говорили весь вечер. Галимджан не повышал голоса, не горячился и слова подбирал только самые нужные, самые убедительные. Джагфар твердо стоял на своем. Он не оскорблял Гаухар словами, но всем видом своим показывал безграничное презрение к нему. Нет, у него и в мыслях нет желания мириться с женой. Галимджан все глубже задумывался. Он не предполагал, что дело обстоит так непоправимо. Вряд ли будет толк, если он и в партком обратится.
- А все же подумайте хорошенько, ребята, - ведь не горшок разбиваете, - сказал он в заключение и тоже поднялся из-за стола, - Я не хочу оставаться в стороне, но все же решайте сами.
Уходя, он пожелал спокойной ночи. Но не была спокойной эта ночь. Джагфар и Гаухар не поносили друг друга, не оскорбляли. Их разделяла глухая стена. Гаухар молча плакала. А потом и слезы иссякли у нее. К утру она была совершенно измучена, ее шатало. Джагфар, так и не проронив ни слова, ушел на работу. За ночь он тоже осунулся, пожелтел.
Между тем дни шли своим чередом. В обычное время Гаухар завела бы разговор с мужем о переезде на дачу. Но зачем ей нужна эта дача, когда на душе невыносимая тяжесть? Судя по всему, и Джагфару было безразлично, как и где отдыхать этим летом. Да и удается ли вообще отдохнуть?..
В тот день, когда Галимджан должен был направиться в партком, Гаухар чувствовала себя особенно плохо. Все же она не усидела дома, проводила его до самого института, где работал Джагфар, и осталась ждать на улице.
Галимджан не пробыл в парткоме и часа. Гаухар встретила его молчаливым взглядом, тревога и надежда были в этом взгляде. Добрый старик не решился поднять глаза на нее, только рукой махнул.
- Они не хотят на во что вмешиваться" - тихо говорил он. - Дело, слышь, очень деликатное. Может, муж с женой договорятся как-нибудь. Что касается поведения Джагфара Маулиханова, то мы, дескать, не можем сказать о нем ничего плохого.
Потом они шли молча, каждый погружен был в свои думы. Вдруг Гаухар остановилась.
- Спасибо, Галимджан-абы… Если разрешите, я еще зайду к вам поговорить. Извините, что затрудняю. Но у меня ведь никого нет, не с кем поделиться…
Губы у нее дрожали, голос прерывался. Она повернулась и медленным шагом пошла в сторону. Куда, зачем - Галимджан не решался спросить.
Он в замешательстве потоптался на месте. Может, догнать, остановить Гаухар? А что он может еще сказать ей?.. Пожалуй, разумнее всего пойти домой, сообщить Рахиме о неудачном посещении секретаря парткома. Может, Рахима придумает что-нибудь утешительное для Гаухар. В подобных ситуациях женщины бывают находчивее мужчин.
14
И все же Гаухар начала готовиться к экзаменам в своем институте. Занималась целыми днями, порой прихватывала и ночи.
Джагфар недоумевал: что это - хочет забыться или намеревается как-то оттянуть время? Но что может дать ей эта оттяжка? Уж не задумала ли она какую-нибудь каверзу? Ведь трудно поверить, чтобы в таком настроении она могла заниматься серьезно. Ох, скорее бы выдернуть этот больной зуб! Хочешь не хочешь, а во избежание шума приходится ждать подходящего случая. Что ж, Джагфар будет ждать. Терпения у него хватит. А вот вытерпит ли Гаухар?..
По правде говоря, Джагфар в душе кое-чего побаивался. Ведь уговорила же Гаухар этого старика пойти в партком института. Хорошо, если покипятится-покипятится, да и остынет. "А вообще, надо признаться, - думал Джагфар, - лишнего я перехватил". Он 6,ыл искренен перед собой. В его расчеты не входил полный разрыв. Ему надо было сломить Гаухар, полностью подчинить своей воле. На то он и муж. Для того и была разыграна эта адская ревность. Оказывается, он взял слишком круто. Гаухар не сдалась, школы не бросила. Самостоятельность для нее дороже всего на свете. Не будет, же он теперь просить извинения у жены, - дескать, прости, мол, напрасно приревновал. Придется теперь гнуть линию до конца. А надо бы мягче, осторожнее действовать. Ну хотя бы потакать этой ее прихоти с этюдами. Хвалить бы почаще: "У тебя талант, Гаухар". Смотришь, увлеклась бы рисованием и забыла о школе. А там, глядишь, и талант улетучился бы. Куда ей деваться? Вот и захлопнулась бы ловушка за птичкой.
Странно - почему удачные мысли почти всегда приходят с запозданием? Вот теперь изворачивайся, до конца разыгрывай ревнивца, А сам связался с этой крашеной блондинкой, с Фаягуль. Словно черт за полу тянул. "Не надо было так глубоко залезать. Да ведь мы все не ангелы небесные, - вздыхает Джагфар. - Почему бы не порезвиться настоящему мужчине? Даже некоторые профессора, старички - и то, не держат себя в узде. А своя-то жена никуда не уйдет от тебя. Не надо только быть дураком…" Но, выходит, он все же свалял дурака.
Все эти дни Джагфар настороженно следил за женой: как она поведет себя? Да и самому пришлось держаться построже. Перестал ходить к Дидаровым. Пить бросил совсем. Последнее было нетрудно для него, он никогда по-настоящему не дружил с "зеленым змием". Да и с Фаягуль реже стал встречаться.
Порой ему казалось, что время все же работает на него. Гаухар вроде бы начинает сдаваться. Ведь Джагфару по существу, только этого и надо. Солидный хозяин не может обходиться без прислуги в доме или без послушной жены. Если бы Гаухар умела быть послушной, она жила бы у него как в раю.