Гаухар сразу же согласилась, Миновав тенистую рощу, они вышли на берег. По воде далеко протянулась лунная дорожка. Вот по этой дорожке так и прошагать бы к настоящему мастерству, к известности. Коротенький, скорее всего случайный разговор за столом о живописи взволновал Гаухар. Ведь дома такие разговоры и не возникали. Джагфар всегда с усмешкой, порой снисходительной, чаще страдальческой; относился к увлечению жены. Неужели ее опыты только смешны? Может, по-настоящему сведущие люди и в самом деле увидят в ее рисунках проблески дарования? Но своими раздумьями Гаухар не решилась делиться с мужем.
Джагфар вдруг, словно угадав мысли Гаухар, добродушно рассмеялся.
- Глядя на Волгу да на луну, ты, должно быть, размечталась о своем рисовании? Не вздумай принять за чистую, монету похвалы этого очкарика. Он крутил привычную пластинку. Для него не существуют отдельные художники и их картины, есть только искусство вообще. Если он и называет одну-другую фамилии, так для того, чтобы пустить пыль в глаза.
- Не наговаривай на человека, Джагфар. По-моему, он достаточно осведомлен и правильно судит о живописи.
- Я так и знал, что ты это скажешь. Он же финансист, какое ему дело до картин?
- Ну и что? Он ведь и не выдавал себя за художника.
- Ладно, на этом и закончим. Мы оба всего лишь дилетанты в искусстве. Спорить без достаточных знаний - это пустая трата времени.
Они повернули к дому. Гаухар все же хотелось возразить мужу, но, право, в такую ночь лучше не затевать споров. Кажется, она слегка недовольна собой: за время прогулки не расспросила мужа о госте в очках. Расспрашивать сейчас, после недружелюбного отзыва Джагфара об этом несколько странном человеке, как-то неудобно. У нее так и не осталось в памяти имя гостя, хотя кто-то из Дидаровых перед уходом назвал его. Гаухар только вздохнула, подумав: "Ладно, можно прожить и без этого, если не встретимся еще раз".
На следующий день с самого утра погода начала резко портиться, похолодевший ветер взметал сухие листья, пожелтевшую хвою; к вечеру заморосил дождь.
Джагфар только что вернулся из города, ему понадобилось съездить за какими-то бумагами, забытыми на работе. Он стоял у окна и задумчиво говорил:
- Вот и кончилось бабье лето… Очень уж быстро кончилось.
- Что ты там бормочешь? - добродушно и как-то безотчетно спросила Гаухар, хотя слышала, что сказал муж.
- Так просто… Размышляю об изменчивости природы, - ответил Джагфар, почему-то смутившись. И вдруг оживился; - А знаешь, гостям повезло. Какой чудесный был вчера день! Говорят, когда теряешь человека" всегда бывает хорошая погода… Впрочем, мало ли пустых предрассудков.
Гаухар хотя и почувствовала какую-то странную многозначительность в словах его, но не стала допытываться, - она вообще не любила выспрашивать, выяснять недоговоренности.
А на следующий день, в понедельник, она узнала в школе, что погиб любимый ученик ее, мальчик Юлдаш, Он попал под машину. Это было настолько неожиданно и оглушающе, что у Гаухар потемнело перед глазами. С трудом она закончила урок и пошла к родителям Юлдаша. Она не первый день знала родителей мальчика и не находила слов, как утешить их. Поплакали вместе. Выяснялось, что несчастье случилось позавчера, в субботу. Юлдаш возвращался из школы, перебегал улицу. Ухватился за прицеп, чтобы прокатиться, и сорвался… Что тут можно еще добавить? "Вечером Джагфар сказал жене:
- Ты прости меня, Гаухар. Я узнал о беде еще вчера, когда ездил в город, но не решался сказать, чтоб не испортить тебе настроение. Сегодня я узнал все подробности. Шофер затормозил, но…
- Не надо, молчи, - глухо проговорила Гаухар, И вдруг, закрыв лицо руками, зарыдала.
4
Как уже говорилось, Джагфар в недалеком прошлом успешно защитил кандидатскую диссертацию. Ему поручили преподавание политэкономии в одном из высших учебных заведений города, Он был па хорошем счету, как молодой способный преподаватель. Его часто вызывали и для консультаций, и как оппонента при защите научных работ. Жизнь молодых супругов, казалось, вошла в ровную колею. Денежные затруднения, возникшие было после покупки машины и строительства дачи, Остались позади. Все налаживалось как нельзя лучше. Конечно, если дать волю прихотям, никогда не будешь доволен. Деньги, приобретение вещей, новые и новые бытовые удобства - все это может захлестнуть человека, коль он забудет пословицу: "По одежке протягивай ножки".
Джагфар а нельзя было отнести к таким людям. Безусловно, он знал цену житейским удовольствиям, но, кажется, еще лучше знал меру во всем. Он был достаточно благоразумен. И все же со временем стал терять некоторые прежние ориентиры. Еще не так давно заработок Гаухар казался ему большим подспорьем в их бюджете. А теперь он думал по-иному. Он словно бы сверх меры возвысился в собственных глазах. Но ощущение это умел прятать даже от себя за осторожными словами. С некоторых пор он стал намекать, не пора ли Гаухар покинуть работу: "Ведь ты очень много занималась в школе, теперь имеешь право отдохнуть. Зачем женщине так перенапрягаться, раньше времени утрачивать молодость?"
Эти слова его казались Гаухар ребячеством, и она, слушая, только улыбалась. В то же время она невольно гордилась мужем: "Он хочет сохранить мою молодость. Ну что ж, а кто из мужей желает того, чтоб жена его скорей состарилась?"
Но она не знала других мыслей Джагфара, которыми он редко делился даже с собой: "Велик ли заработок у Гаухар? Право, если все переводить на деньги, так жена умелым хозяйничаньем в доме заработает гораздо больше. Став только хозяйкой, она больше будет заботиться и обо мне. А это улучшит мое настроение и работоспособность. Следовательно, мой заработок повысится. А сейчас она и хозяйничает, и служит. И ни там, ни здесь не может полностью проявить себя".
Так думал Джагфар наедине с собой. Одно время он серьезно вознамерился пригласить к себе мать жившую в Башкирии: "Пусть она возьмет на себя домашнее хозяйство, а Гаухар будет преподавать, если уж решительно не хочет покидать школу". Удержало Джагфара другое столь же фактическое соображение. Вместе с матерью жил отчим и трое детей. Нельзя же всю эту ораву посадить себе на шею. В деревне у них - плохое ли, хорошее ли, - свое хозяйство, ну и пусть живут. Ведь не бедствуют. Джагфар не любил ни отчима, ни сводных своих братьев, ни сестру. Сам он уехал из родных краев сразу же после окончания районной десятилетки и после этого ни разу не навещал мать Даже в очень трудные времена не просил поддержки у отчима, ее жаловался матери. Но и сам не помогал им, когда вышел в люди", да они, судя по письмам, и не нуждались в помощи. Гаухар несколько раз заводила разговор; "Пригласил бы мать, хочу увидеть ее". Но Джагфар все уклонялся, то говорил: "Сейчас в деревне горячая пора", то ссылался на плохую и дальнюю дорогу; "От их деревни до железки не менее ста километров наберется". Наконец Гаухар поняла, что мужу попросту неприятны напоминания о матери, и замолчала. Сам Джагфар тоже не заводил разговора.
Но в последнее время он вернулся к прежним своим намерениям:
- В самом деле, может, вызовем маму? Тебе ведь очень трудно: и в школу беги, и за домашним хозяйством смотри…
Теперь Гаухар отвергала это предложение - Если хочешь, пригласим маму в гости. Встречу как положено. Но взваливать на нее домашние дела, сам понимаешь, неудобно.
Через некоторое время Джагфар осторожно высказал другое предложение:
- Тебе невозможно разрываться иа две части. Может, хотя бы временно уйдешь с работы? Отдохнула бы. На досуге этюдами своими занялась бы.
Но Гаухар не прельстилась ни временным уходом с работы, ни этюдами. Школа для нее была дороже всего.
Человек доверчивый, бесхитростный, Гаухар и на этот раз не раскусила мужа. Она все еще верила, что Джагфар обеспокоен больше всего заботами о ней.
Ему на руку было это заблуждение жены, С первых же дней их совместной жизни он скрывал от нее свой внутренний мир. "Не обязательно Гаухар все знать, пусть она спокойней будет спать", - говаривал он себе, когда задумывался о таких тонких материях, как искренность и правдивость между супругами.
Джагфар с малых лет был так воспитан, что чужого не трогал, но и своего добра не уступал. Он и на жену смотрел как на собственное, ревностно оберегаемое добро. Гаухар была женственна, привлекательна, многие мужчины заглядывались на нее. Джагфар враждебно хмурился, перехватывая эти взгляды. Перед женитьбой он вызнал всех молодых людей, интересовавшихся Гаухар, и, действуя очень тонко, изобретательно, сумел устранить со своего пути возможных соперников; Ни сами незадачливые поклонники, ни Гаухар так и не узнали, что за странные и таинственные причины разъединили их. А после женитьбы Джагфар стал задумываться над тем, как ненадежнее запрятать свой драгоценный камушек. Это была щекотливая и очень трудная задача. Ведь до того, как Джагфар крепко встал на ноги, он сам был заинтересован в том, чтобы Гаухар работала. А позже Гаухар уже ни за какие блага не хотела расстаться со школой. Джагфар Отлично понимал: действовать нажимом б данном случае никак невозможно - могут так осадить, и прежде всего сама Гаухар, что пожалуй, сядешь на мель. Надо действовать еще более осторожно и умно, чем он действовал раньше, добиваясь завоевания Гаухар.
Может быть, Джагфар и придумал бы что-нибудь действенное, если бы не этот печальный случай с Юлдашем. Положение Гаухар было сложным, ответственным. Конечно, она ничуточки не повинна в происшедшем. Но если бы именно сейчас она под влиянием Джагфара покинула школу или хотя бы осталась равнодушной и гибели своего ученика, чего бы только не наговорили досужие языки. Досталось бы и учителям, которые совсем не смотрят за поведением школьников на улице, а как случилась по их вине беда, они торопятся сбежать из школы. Разве это порядки!
Джагфар согласен: с безвременной и столь ужасной смертью ребенка, рожденного и для счастливой жизни, и, возможно, для больших дел, очень тяжело примириться не только родителям, но и коллективу преподавателей, в особенности Гаухар. Как-никак, она не может превозмочь чувства своей ответственности. Но если рассуждать здраво, что тут поделаешь? Не разбивать же голову о камень. В жизни бывает всякое. Тут поможет единственный врач - время. Как ни тяжело, надо терпеть, минуют эти черные дни. Джагфар старался втолковать Гаухар свои доводы, облегчить ее страдания. Он был очень внимателен к ней, ни при каких обстоятельствах не говорил ничего обидного. Он связался со следователем, который вел дело. Было установлено мальчик погиб далеко от школы, вечером. Шофера винить нельзя: он не мог видеть, что делается у него на прицепе. Выслушав рассказ Джагфара о переживаниях Гаухар, следователь и тот посоветовал:
- Слов нет, тяжелый случай. Но ваша обязанность, Маулиханов, убедить Гаухар-ханум, чтоб не падала духом. Ведь на руках у нее тридцать пять учеников, надо и о них подумать.
Все же, как ни суди, сейчас и думать нельзя об уходе Гаухар из школы. Надобно и Джагфару, терпеть, дождаться более спокойного времени. Самое главное - не раздражаться, не выходить из себя, видя печальную, замкнутую в своем горе Гаухар. Успокаивая себя, он рассуждал; "Если бы женщина временами не проявляла слабости, она не была бы женщиной".
Желая как-то развлечь Гаухар, он предложил ей съездить на дачу:
- Нынче выходной, сядем в машину, не успеем оглянуться-.уже там. Нагуляемся досыта в лесу.
Зная, как Гаухар любит лес с его поздними осенними красками и загадочно притихшие берега реки, Джагфар не сомневался, что жена примет это разумное предложение. Ее неожиданный отказ по-настоящему расстроил и огорчил его. Но он и в этом случае проявил завидную выдержку, спокойно сказал:
- Воля твоя… Я хотел только, чтобы тебе было лучше. Природа ведь успокаивает. Говорят, люди искусства особенно чувствуют это благотворное влияние природы.
Гаухар взглянула на мужа с благодарностью, но от поездки все же отказалась. Каждое лишнее движение словно бы усиливало душевную ее боль. Это хорошо, что в такие тяжелые дни муж находит силы сохранять внешнее спокойствие, заботиться о ней. Гаухар больше всего хочется сейчас покоя. Муж не настаивает на прогулке, - значит, им не о чем спорить. Гаухар довольна, что близкий человек без лишних слов понимает ее.
Гаухар часто смотрела на неоконченный портрет Юлдаша (некоторые свои зарисовки она привезла на городскую квартиру). "О чем она сейчас думает? - старался разгадать Джагфар. - Может быть, теперь, когда мальчика не стало на свете, усилилось ее желание поскорее закончить портрет? В ее представлении это был бы своего рода памятник Юлдашу. И родители ребенка, и школьный коллектив поняли бы ее и по достоинству оценили этот труд. У Гаухар полегчало бы на душе. Не завести ли с ней разговор об этом? - подумал Джагфар. Но сейчас же возразил себе: - Нет, не следует, нельзя. Если у нее есть такое намерение, пусть выскажет сама, а я одобрю, поддержу. Так будет деликатней. Подскажи эту идею кто-то другой - Гаухар вдруг расстроится из-за своей недогадливости, помрачнеет еще больше и, пожалуй, не найдет сил взяться за портрет". Рассуждениям Джагфара нельзя отказать в тонкости, и порой трудно было понять, расчет руководит им или искренее сочувствие жене.
* * *
В выходной день, под вечер, на городскую квартиру неожиданно позвонил Исрафил Дидаров. Заговорил было о каких-то пустяках. Но Джагфар, обрадованный звонком, прервал:
- Знаешь что? Заходи к нам. Посидим, потолкуем.
- Стоит ли? Может быть, Гаухар-ханум сейчас не да гостей?
- Почему же? Думаю, ей будет приятно. Она отвлечется, повеселеет.
Гаухар слышала этот разговор и не проявила особой радости от предстоящей встречи с Дидаровым. Молча ушла на кухню, чтобы приготовить чай.
Вскоре явился Исрафил. Шляпу он снял еще на лестнице и пальто расстегнул, должно быть, трудновато ему подниматься на третий этаж - одышка мешает. Сегодня как-то больше заметны у него и седина в волосах, и пополневший живот. Будь Исрафил повыше ростом, пожалуй, не бросалась бы в глаза эта обозначившаяся полнота, да вот рост маловат, И все же Дидарову не откажешь ни в своего рода элегантности, ни в живости манер. Не скажешь, что Исрафил небрежно одевается, жена присматривает за ним, а он умеет оберегать свежесть только что выглаженного костюма. Речь его безукоризненно ясна и сопровождается отработанной жестикуляцией.
Гаухар нередко замечает и другое: ее муж Джагфар внутренне как бы любуется Исрафилом, старается походить на него и предупредительным отношением к людям и готовностью поддержать разговор на любую тему. Джагфар в меру и умело шутит, любит смешить других, да и сам непрочь посмеяться, - кажется, и это в какой-то мере идет от Исрафила. Впрочем, в присутствии Дидарова он держится настороже, редко обнаруживает склонность к явному подражанию приятелю, - дескать, у меня есть своя голова, которая живет собственным умом.
Если смотреть внимательно, - а Гаухар не лишена наблюдательности, - можно заметить, что Джагфар кое-что перенимает и от человека, которого он называет то "финансистом", то "очкариком" после какой-либо удачи на работе в манерах Джагфара вдруг появляется та же важность, некая медлительность. А если обобщить наблюдения, то можно безошибочно заключить: Джагфар склонен подражать людям, способным в какой-то мере влиять на других. Но Гаухар не вдается в подобные обобщения, ей и неприятно это, и обидно за мужа, за себя.
Хотя Джагфар уверен, что умеет глубоко прятать свои потаенные мысли и стремления, достаточно проницательный Дидаров хорошо понимает его. Он отчетливо видит скрытый эгоизм своего дружка, его осмотрительность, а также ревнивые старания уберечь жену от посторонних влияний и от каких-либо неожиданных, непонятных для него поступков. Трудно определить, давно ли Дидаров начал с любопытством присматриваться к приятелю, но можно сказать определенно: в тот вечер, когда она гуляли компанией по берегу Волги, у него уже было довольно точное представление о характере Джагфара. И он тогда еще больше укрепился в своем мнении. Одно оказалось неожиданным для него: мнение Гаухар бывает в некоторых случаях далеко не безразлично для Джагфара.
Как и всегда, Дидарова встретили приветливо. Квартира наполнилась оживленными голосами хозяев и гостя. Гаухар тоже несколько приободрилась - это впервые за последние столь тяжёлые для нее дни. Она сейчас же принялась хлопотать на кухне. В маленьком белом передничке, она, на взгляд Дидарова, была очень хороша. Правда, Гаухар несколько похудела и побледнела, но это делало ее еще привлекательнее. Исрафил Дидаров не хотел показывать, что Гаухар нравится ему. Ведь тогда, на даче, он не проявил особого внимания к ней. И на этот раз он был любезен не больше того, чем требовало хорошее воспитание. Но с глазами своими он ничего не мог поделать. Глаза каждый раз загорались у него, как только молодая красивая хозяйка проходила мимо.
- Почему вы один, Исрафил-абы? - спросила Гаухар. - Почему не позвали с собой Фанузу?
- Ах, Гаухар-ханум, поди пойми вас, женщин! Мне показалось, что Фануза даже на свежий воздух не желает сегодня выйти. Хочет подомовничать. К тому же вы… у вас такое несчастье… В той же школе преподает моя свояченица, - может быть, вы ее знаете: Фаягуль Идрисджанова. Она называет себя Фаей, Фаечкой: так, мол, больше к лицу, раз преподаю иностранный язык. Так вот, Фаягуль и говорила моей жене об этом прискорбном случае.
Короткий этот разговор произошел уже за столом, когда хозяйка подала чай. Выслушав ответ гостя, Гаухар промолчала. Тень мелькнула на ее лице. Вскоре хозяйка опять вышла на кухню.
- Кажется, я нечаянно расстроил Гаухар-ханум? - забеспокоился Дидаров.
- Если бы женщина не была так изменчива, ее не называли бы женщиной, - с улыбкой ответил Джагфар любимой своей поговоркой. - Это пройдет. Он все еще не может успокоиться. Но, слава богу, начинает оживать понемногу.
Когда Гаухар вернулась к столу, Дидаров больше не напоминал ей о гибели ученика. Он говорил о всяких мелочах, порой забавных, стараясь развлечь хозяйку.
Гаухар не могла не заметить этого, подумала: "Он все же умеет быть тактичным". Она почувствовала было себя несколько спокойней. Но ненадолго. Кончилось тем, что она, боясь испортить настроение гостю, оставила мужчин одних, сославшись на головную боль.
Исрафил проводил ее сочувственным взглядом, вздохнул.
- Если хозяйка плохо себя чувствует, уют покидает дом. Не правда ли?
Джагфар ответил полушутливой любезностью;
- Уют возвращается вместе с приходом желанного гостя.
- Спасибо, - кивнул Дидаров.
И продолжал уже деловым тоном: