* * *
Проводив саранских гостей, Борисов включил телевизор и долго дремал у неубранного стола, смотрел, как на экране мелькали полуобнаженные артистки. Остановились они только тогда, когда стали показывать детскую передачу "Спокойной ночи, малыши".
Из головы все еще не выходила встреча с Атякшовым. "Почему он заезжал в Бычий овраг? Посмотреть, что там делаем? - думал Юрий Алексеевич. И сразу словно кто-то толкнул его: - Боится, что без него всё начнем!" И он мысленно улыбнулся.
Выключив свет, он открыл форточку, прилег на скрипучий диван, который ему оставили бывшие квартиранты - дом наполнился щекочущим ноздри влажным воздухом.
Маленькая комната казалась ему большим темным сундуком. Не светились бы окрашенные белой краской стол и два стула, не тикали бы настенные часы, недавно купленные в Саранске, совсем бы не подумал, что есть у него гнездо. Тридцать два года Юрию Алексеевичу, а вот квартиру только что получил. Четыре года в Кочелае он снимал жилье. Сам как-то не просил квартиру, другие тоже не беспокоились о нем. По правде сказать, он здесь почти не бывает.
Вспомнив Бодонь Галю, нехорошо стало на сердце. Что за черт пробежал между ними? Конечно, сегодня утром женщина неправильно поняла его. Да и характер, видать, непокладистый: чуть что - губы надует. Пусть жует узду, далеко не уйдет - ей не семнадцать лет. Дело, понятно, не только в этом. Ну, он сказал необдуманное, да ведь в приемной исполкома не будешь обниматься. Смотри-ка, больше не заходи, говорит… По телефону отругала. Даже в Вармазейке об этом слышали. Стыдно, ничего не поделаешь, но если любишь, то приходится терпеть.
Неожиданно перед Борисовым встала та ночь, когда они с Галей встречали Новый год. Вдвоем сидели за столом и вспоминали юные годы. Детство - вот что сближает людей! Тогда он рассказывал женщине о красоте его села. Родные места и сейчас казались ему такими, какими были раньше: спускавшиеся под гору две улицы, недалеко от них дремлющее кладбище, чуть подальше, почти у самого леса, колхозные амбары и бегущая в траве полевая дорога…
Очень любил с соседскими ребятами бегать в овраг за опятами, который находился перед их домом около вьющейся ящерицей речки. После каждого дождя они приносили по корзине луговых опят. Мачеха начинала жарить. Ах, какой приятный запах шел по всему дому!
В прошлом году во время отпуска Юрий Алексеевич вновь ходил в любимый овраг - захотелось вспомнить детство, но былой красоты не увидел. Луг куда-то пропал. На его месте росли орешник и молодые березки. Потом у сельчан спросил, в чем дело? Те начали рассказывать: овраг, мол, покрылся кочками - неприглядным стал. Пришлось туда посадить деревья - все будет красивее. Вот куда подходит пословица: "Когда не хватает ума - не берись за дело".
А сколько земли заросло ивой и кустарником в их районе! Правильно делает Вечканов, что хочет соорудить пруд, развести рыбу, воду использовать на орошение полей.
Такие ненужные овраги, считай, есть в каждом хозяйстве.
"Даже Богом данную природу не можем правильно использовать. Хуже того, иногда мы, люди, сами портим ее", - думал про себя Борисов. И вспомнилась ему первая поездка в Чукалы. Тогда нужно было подыскать место для клуба. Сельская улица, где стояли школа и магазин, не нравились: по ней в дождь без резиновых сапог не пройти. Руководители села там хотели поставить и клуб. А почему бы не построить на сухом месте, на пригорке? Когда-то здесь, в середине села, стояла церковь. В последние годы там хранили удобрения. Люди в клуб спешат - в нос неприятный запах лезет. И все равно склад не разломали. Сначала Борисов полдня уговаривал председателя колхоза Никитонкина увезти мочевину в другое место, затем сельские старушки долго его не пускали на "святое место"…
В Чукалах Юрия Алексеевича удивило и другое: колхоз остался без пастбищ. Почему? Присосалась, говорят, к райцентру одна контора, в названии которой есть слово "мелиорация". Именно она пригнала в Чукалы семь бульдозеров, выпустила их на луг и давай пахать. За короткое время такие траншеи наделали - человека не видно. Вскоре они наполнились тухлой водой, вытянули всю луговую влагу. Сейчас там ни коров пасти, ни сено косить. Испоганили всю округу. А потом и высохла душа сельчан. Уезжают они в разные места, новые места ищут, как ласточки теплые страны.
А он, Борисов, приехал жить в Кочелай, стремится здесь пустить корни. Завтра свой проект пруда, как сказал Атякшов, нужно отвезти в Саранск. Они там, в проектном институте, с ума сошли - третий раз с ним вызывают? Третий раз будут обсуждать или же новый подготовили? Измеряйте, делайте, ищите косточки в яйце - пруд все равно не увеличится. Овраг не соска - не вытянешь. На что им институт? Проект уже готов. Бетонные кольца на местном заводе отольют, нижняя плотина тоже будет сооружена своими силами. Вот пройдет половодье, пришлют землероющую технику - только смотри, как идет дело.
В родном селе Юрий Борисов любил встречать весны. Больше всех из-за зеленой оттавы, которая росла вокруг их дома. От осенних и зимних ночей он раскисал: мачеха с отцом рано ложились, не разрешали ему читать книги. Мачеха всегда была недовольна: "Хватит жечь огонь. За него деньги платим!" И выручающая от тоски книга оставляла мальчика с отключением света.
Борисову не нравилось и днем. Мачеха приходила с поля уставшей и злой. Чуть что - сразу приставала к нему: мало, говорит, нарвал для поросенка крапивы, воду для стирки не в ту кадушку натаскал и так далее. Будто за все, что происходило у них дома, был виноват только он, Юра.
Отец часто пил. Как жил сын, чем горела его душа, он не интересовался. В доме верховодила мачеха (без родной матери Юра остался в четыре года, ту знал только по фотографии), старая дева из соседней деревни. Отец женился на ней только из-за богатства. "Богатство" же известно какое: платья, несколько аршин полотна и оставшиеся от ее бабки серьги с кольцами.
Юра не забыл, как летом, когда мачеха уходила в поле мотыжить картошку, он стелил около крыльца на зеленый луг залатанный отцовский плащ, под голову клал фуфайку и, лежа на животе, начинал читать. Над книгой сидел до тех пор, пока с уходом солнечного тепла не уходила со двора жирная свинья. Та сначала долго терла свою спину о ступеньки крыльца, потом, если мальчик не поднимал голову, подходила к нему, начинала зубами теребить фуфайку. Юра вставал, садился на нее, и та, визжа, убегала. Дорогу свинья знала: под окнами соседского дома, через овражек, она выходила к убранному полю, которое находилось почти у села и, шамкая, начинала жевать неподобранные колосья. Юра собирал охапку соломы, расстилал на жнивье и вновь прилипал к книге. И так - до захода солнца, пока свинья не наедалась и не подходила…
Конечно, об этом он не стал рассказывать Гале. Женщины не любят такое, им подавай бесконечные небесные дали, где ангелы летают. Не будешь говорить им и о первой любви - потом женщины сто раз тебя упрекнут: вот, мол, каким был донжуаном!
С той девушкой он ходил в кино, целовался - молодость! Один раз он пошел к Гале (надо же, имена даже одинаковые!) та - с кавалером. Парень был в форме летчика. Две маленькие звездочки на погонах - лейтенант, выходит. Ну, поздоровался с ними, встал рядом и стал слушать. Парень рассказывал о последнем полёте. Произошло вот что: если бы, мол, не он - самолет товарища, того и гляди, упал недалеко от аэродрома. Галя улыбалась ему в лицо, на Юру даже не взглянула. Потом не выдержала и сказала: "Прости меня, Юра, я выхожу замуж…"
- Как замуж? - не сразу тогда понял Юра.
- Есть желание, вот и выхожу, - встряхнула девушка кудрями. - В поезде познакомились. - И назвала имя парня, которое Борисов сейчас забыл, да и вспоминать незачем.
Тогда Юра вышел на улицу, которая показалась ему почти подполом - темной-темной, ни людей не видно, ни домов. Грустно, сам не свой, побрел в сторону реки. Долго бродил. Потом пристал к одной женщине, проводил до квартиры и у нее остался ночевать. Много раз заходил к той "невесте" - все успокаивал душу. Со временем все это ему надоело, и он махнул рукой на судьбу, пусть плывет куда ей захочется. Не пропадет. Он с руками-ногами. Хватит! Мужчина никогда одиноким не останется.
Вскоре начались экзамены, некогда было вспоминать о любви, потом поехал на практику в Саранск. Десять лет прошло, как расстался с первой любовью, десять половодий смыли воду - не забыл ночь расставания. И первая Галя в масле не катается. Борисов уже шесть лет работал в Саранске, как от нее получил письмо. Откуда женщина нашла его адрес - не сообщила, только по письму Юра догадался: та знает почти о каждом его шаге, даже куда ездит в командировки. Наверное, близкая подруга где-нибудь есть. Бог с ней… Галя сообщала, что недолго мужу кудри гладила - разошлись. Так, говорит, жизнь неплохая, только вот мужики не дают прохода. Если попадет Юра на Север, писала женщина, пусть без стеснения заходит…
Когда есть синица в руках, не гонись за журавлем…
И вот сейчас в его жизнь вошла другая Галина. Вошла здесь, в Кочелае…
Нечего скрывать: Борисова в районе приняли радушно. Из-за новостроек его зауважали, и у него появилось много единомышленников. В Саранске намного тяжелее: понимания не находил. Архитекторов там и без него хватало. Здесь, в Кочелае, с московским дипломом он был один. И без дела не сидел. Все на стройках да на стройках. Смотришь, утром копошится со строителями детсада, после обеда - уже в другом селе, где поднимали жилой дом или клуб. Каждому скажет хорошее слово, даст добрый совет, поможет делом. Прошлым летом по его проекту в райцентре такой кинотеатр отгрохали - в Саранске не найдешь. Трудится Юрий Алексеевич не для показухи. Любит он свою профессию и хорошо знает. Не зря выбрали заместителем председателя исполкома райсовета. Честно говоря, на это место не лез - человек он молодой, есть любимое дело… Друзья заставили! Пора, говорят, по-новому смотреть на жизнь. Если сами не будем стоять за себя, тогда ничего хорошего не получится. Действительно, много обещаний раздается на собраниях, райгазета пишет о "передовиках", а тротуары гнилые. Или взять дальние села. По улицам в непогоду на тракторе не проехать. Зимой всё занесено снегом. Возможно, из-за бездорожья молодежь покидает родимые места.
Долго Борисов думал о предстоящих днях. Его мечты, словно разноцветные шелковые нитки, сматывались в один большой клубок.
Думал он и своем счастье… Каким бы оно ни было, всё зависит от самого. А, может быть, и не только от него? Вон как он угождал второй Галине, но та все равно была неприступной…
Вспомнились утренний разговор, упреки по телефону, те ночи, которые они провели. Какое там времяпрепровождение - рядом с Галей он дышал всей грудью, чувствуя ее тепло. А здесь - только холод. Лезет и лезет за ворот открытой рубашки, скоро до сердца доберется…
"Ой, забыл!" - Борисов только сейчас догадался, откуда дует. Захлопнул форточку, вновь прилег на диван. И здесь позвонили в дверь.
Юрий Алексеевич повернул ключ - перед ним в красивом платье, будто шестнадцатилетняя невеста, стояла Галя.
"Дзинь, дзинь, дзинь!" - заскрипели пружины двери, отчего Борисов улыбнулся.
Они молча стояли и смотрели друг на друга. В квартире было тихо, только настенные часы гоняли сверкающий маятник и, загадочно улыбаясь, в окно смотрела луна, будто уже знала, что будет между ними.
- Что, дождался? - не удержалась гостья. В глазах засверкали зелено-желтые огоньки, они готовы были прожечь Юрия Алексеевича.
- Я о твоем приходе и не думал, - оправдываясь, ответил он.
- Тогда прости, что не удержалась. Видишь, сама пришла… - Галя не успела договорить, как Борисов стремительно привлек женщину к себе.
- Я, я… - что-то хотела сказать Галина, но Юрий Алексеевич не дал ей этого сделать своим страстным поцелуем.
Не зря говорят: у любви два конца - одним сердце тревожит, другим успокаивает…
Четвертая глава
Запряженный в легкий тарантас мерин наконец вышел на большую поляну, остановился у дома с длинным двором.
- Спасибо, Семен, выручил. Пешком не дошел бы до ночи. Своя лошадь что-то захромала.
- Заходи, чаем с медом угощу, - пригласил Федор Иванович возчика.
Светловолосый парень молча распряг гнедого, этим как бы показывая: как же, зря ли столько верст гнал?
Пикшенский кордон, как называли обход Пичинкина во Львовском лесничестве, построили лет десять назад. Именно тогда Федора Ивановича пригласили в лесничество, сказали: "Ты в наших лесах бывалый капитан, а большому кораблю - большое плаванье".
Пришлось перейти на новое место: нос задерешь, не так тебя поймут.
Раньше Пичинкин со своей семьей жил в Инелейке, до которой отсюда километров двадцать. Леса там поменьше, дети ходили в школу в ближнее село - Барахманы, жена, Матрена Логиновна, в школе готовила обеды ребятишкам. Правда, новое место было получше: вокруг кордона растет сосняк, рядом Сура, на полянах коси сколько хочешь, отдохнуть тоже есть где. Об одном переживал Федор Иванович - нет поблизости школы. Жена, когда переехали сюда жить, днем и ночью ругала: в лесничестве тебя и за человека не считают - послали в такую глухомань, что ненароком Бабу-Ягу встретишь.
Как не переживай, но дело не оставишь… считай, Пичинкины всю жизнь провели в лесу. Сначала дед лесничил, потом - отец. И вот сам уже тридцать лет эту лямку тянет.
"Как-нибудь вытерпим", - успокаивал в первый год своих детей Федор Иванович. Сам не увидел, как те подросли и разлетелись. Аня живет в Саранске, Наталья - врач Кочелаевской больницы, Витя - мастер местного лесокомбината. Вот и сейчас сын приехал - перед домом остановился "Уазик".
Федор Иванович не успел выйти на крыльцо, как появился Виктор. И не один, а с ровесником.
- Познакомься, отец, - после приветствия обратился он к отцу и, повернувшись к гостю, добавил: - Это Макаров, ревизор министерства.
- Приехал - хорошо, - то ли от усталости, то ли от чего-то другого с неохотой ответил старший Пичинкин.
Гость протянул руку:
- Николай.
- Думаю, здесь не будет делать ревизию, - посмотрел исподлобья на сына Федор Иванович.
- Ты что, отец, такими словами мерина свалишь! Хорошо, что гость русский, не понимает…
- Когда нужно, и эрзянский поймет, - снимая с ног сырые сапоги, твердо сказал Федор Иванович. - И будто оправдываясь, прибавил: - Не обижайся, Коля, устал я. И вот еще что, - он повернулся к Виктору: - Тетя Лена Варакина сильно заболела.
- Тетя Лена? - растерялся Витя.
- Вчера при погрузке зерна позвоночник ушибла. Матери не говори, расстроится…
К ним подошел Сема Киргизов, который довез Федора Ивановича. Высокий, худой.
- Ну что, чаем напоишь? - обратился он к хозяину.
- Напою, как не напоить? - наконец-то пришел в себя Федор Иванович. - Все в голове перемешалось. Стареть, видать, стал, забыл…
- Мой дед поговаривал: "Кто молод, у того в голове копоть, а кто стар, тот всегда мудр…" Отдыхай, Иваныч, семеро детей не сидят у тебя на шее. Недавно Наталью, твою дочь, в больнице видел, она сказала: если, мол, увидишь моего отца, привези хоть разок в гости.
- Хватит болтать языком, айда заходи, - махнул рукой Федор Иванович и зашел в дом.
Матрена Логиновна жарила мясо, Витя помогал ей - чистил картошку.
Ему двадцать восемь лет. Еще холост. Дома все наказывают: приведи жену, не приведешь, сами сватов пошлют. Правда, прошлым летом появлялся с девушкой, кассиршей лесничества. Матрене Логиновне она сразу не понравилась. Высокая, с худыми ногами, как чибис летала по дому. Платье на ней было до колен, волосы крашеные, наполовину - черные. Перед сном невеста сама стала просить хозяйку: "Мы, Матрена Логиновна, с Витей постелем в коридоре, там попрохладнее".
Когда Витя вздремнул на диване, мать поняла: нет, это не будущая сноха. Она на первую жену бывшего петровского соседа, Кирилла Сыркина, похожа. Ту привозил он издалека. Матрена Логиновна до сих пор помнит: когда женщины спросили фронтовика, где нашел такую красавицу, Кирилл, смеясь, рассказал вот о чем:
"Иду, друзья, по городу Бузулуку, сердце ликует. Как не радоваться: война закончилась! Вышел я из госпиталя, а здесь - красавица навстречу. Куда, спрашивает, так спешишь, солдат? Как куда, говорю, домой. Отпустили меня после лечения".
Вновь пошел по улице. Девушка, чтоб ей неладно было, догнала и заговорила вкрадчиво:
- Солдат, а солдат, а на другой бой у тебя нет желания?
- Нет, - говорю, - мне эти бои уже по горло надоели.
Конечно, сразу не докумекал… Порой ведь как бывает: пока по голове не стукнут - не поймешь. Глазом моргнуть я не успел, а она уже мне на шею повесилась. Полюбился ты мне, говорит, и все. Только когда до дома доехал, узнал: в тот день она приехала на поезде из Уфы и пристала ко мне. И отправился я с ней на новый "бой".
"Красивая, - хвалили невесту Кирилла сельские женщины. - Колени вон какие белые - кроме калачей, видать, ничего и не ела".
- А почему им не быть белыми, - начинали смеяться и мужики, - не видели ее ни разу у колодца. Одно знает: днем и ночью с Кириллом играет.
Так, возможно, вышло и с Витей. "Какая та невеста, которая и себя не любит, - ругала Матрена Логиновна кассиршу, когда готовила обед. - Как сказать, не любит… Любит - сама постелила в коридоре".
Но как ни успокаивай себя, Вите пора жениться. У всех друзей есть семьи. Года ведь, как осенние поздние листья: сначала зеленеют-зеленеют, потом потихонечку начинают линять, и сами не опомнятся, как ветерок сорвет их, всех до единого.
Матрена Логиновна вновь заговорила о женитьбе.
- Николай, почему не привезли с собой невест?
- Каких невест? - удивился он.
- Тех, которые в лесничестве остались.
- А-а! - догадался ревизор. - Витьке и вправду пора жену приводить. У меня, Матрена Логиновна, уже двое детей.
"Смотри-ка, моложе Вити и уже двое, - позавидовала женщина. - И мне бы тоже внуков, - склонилась она над шипящей сковородкой. - Не зря говорят, без внуков старый человек - что лес без берез. Вышла бы Аня, старшая дочь, замуж где-нибудь поблизости - глядишь, внуки по нашему дому бегали. Сейчас за год один раз привозят Свету недели на три - вот тебе и вся радость. И внучка уже не маленькая - шесть лет, на коленях не удержишь. Лес ведь не село - затеряется в кустах - поди отыщи!"
В прошлом году чуть беда не случилась с ней… Тогда Матрена Логиновна оставила Свету у крылечка, сама с пустым ведром пошла за водой к ближайшему роднику. Вернулась - ребенка нигде не видно.