* * *
Эх, Анфиса, Анфиса, откуда ты взялась?.. Откуда, откуда… Со своего лесничества! Работала техником. Послали ее издалека и осталась из-за будущего мужа. Не попался бы Захарка Киргизов на ее дорогу, ни за кого не вышла. А как выйти - никто не брал. Старой девой была. Но все равно моряка женила на себе. "Ты, - шептала она уже потом, когда была его женой, - закончишь техникум, я тебе деньгами буду помогать"… Скрывать нечего, помогала, как могла, а Захар учился. Сначала все деньги копила мужу, потом сама привыкла к ним, как муха к меду. Жадность границ не знает!
Тяжелые, гнетущие думы у Киргизова, новую рану образовали в сердце. Идет, идет этот надрез, будто только что вспаханная борозда, никак его не спрячешь. Беседовали тогда гости обо всем: о политике, делах района, о его лесничестве… Пили и хвалили. Больше всех - гости из Саранска. Потешкин, тот, умный черт, тихонько посмеивался над ними. Киргизов сразу понял его: вы хоть сверху спустились, городские вожжи все равно у меня в руках - как потяну, так и лошадь тронется. Действительно, чем не министр?
Столько лесничеств под его рукой! Когда назначили директором, двух слов связать не мог. А сейчас медом не корми - все выступать рвется. Любит учить, чего уж скрывать! Иногда вызовет лесничих и давай чесать языком! Те слушают, слушают - надоест им и начнут просить: "Хватит, Алексей Петрович, лес нас ждет…". Тот вновь начнет старую песню: "Пока не было вас на месте, деревья уже подросли". И, как всегда, начинал считать, на сколько миллиметров поднимается в день каждое дерево, которое дольше всех растет и так далее.
Вчера по пьянке Захар Данилович хотел было сказать Потешкину: "Пустой человек ты, Петрович! Раньше, может быть, и был у тебя ум, а сейчас весь вышел. Постарел ты… Была бы у тебя совесть, ушел с работы, пусть другого на твое место посадят, молодого…" Не сказал этих слов, побоялся. Потом Потешкин шкуру сдерет. Такой уж он человек: мстительный, правду не терпит. Любит, когда хвалишь его и мягко стелешься. Не выгонишь с места - все министерство паутиной запутал. Что скрывать, были времена, когда Захар Данилович сам мечтал встать на его место. А почему бы не встать? Закончил техникум, пять лет работал мастером, потом немного учился в институте.
Правда, он об этом никому не рассказывал, но вот вчера чуть было не признался. Если бы сказал, саранские гости сразу подумали: на живое место лезешь. "Куда там лезть, - в шалаше ожидая лосей, заканчивал воспоминания о прошедшей ночи Захар Данилович. - Посылают меня, лесничего, на самое похабное дело… Природу охраняю, а сам с ружьем. - И в то же время успокаивал себя: - Как не придешь, если министр просит… Гости так и сказали: просил, мол, наш самый главный, пусть Данилыч годовалого теленка свалит. - Думая об этом, Киргизов аж вслух заворчал, от чего собака проснулась. - Теленка?… Я тебе такого быка завалю - от одного запаха сблюешь". И улыбнулся, будто увидел, как министр, Пал Палыч, над ведром нагнулся…
Утром, когда еще заря не прорезалась, Киргизов был уже на ногах. Костер не стал разжигать - дым сразу чувствуют лоси. Позавтракал копченым салом с хлебом. Тарзан в стороне клацкал зубами - есть хотелось, да хозяин научил его ждать свежатину.
И вот они. Кого ждал всю ночь и из-за кого пришел сюда. К Бычьему оврагу вышли из-за горы. Самец, с ветвистыми рогами, растянуто замычал - этим, видать, уверял своих: спускайтесь смело, здесь мы одни. Лосей, как и в прошлый раз, было трое. Бык с лосихой шли по бокам, тонконогий лосенок - посередине.
К ивняку спустились медленно. Прошли шагов пятьдесят - бык встал вперед, теленок за ним, лосиха - за лосенком. Бык оглядывался, будто ждал нападения. Дошли до ручейка, где вчера Киргизов пил воду. И в это время Захар Данилович выстрелил. Выстрелил, не выходя из шалаша. Тарзан, пустоголовый, не удержался, пулей отскочил от него. Отскочив, вдруг заскулил, поджимаясь от дикой боли в боку, задетом рогами.
* * *
Рузавин женился поспешно, не выбирая невесты. Четыре года прошло после того воскресенья, когда он, прислонившись к забору базара, думал: выпить или нет кружки две пива. Неожиданно около него остановился Олег Вармаськин - разговорились, будто у Суры бурливый ручеек.
Перед ними прошли две девушки. Одна поздоровалась с Олегом. Трофим посмотрел им вслед почти безразлично - дороже были мечты о рыбалке. Неожиданно его взгляд скользнул по фигуре девушки, которая шла чуть впереди.
- Это кто такая - худенькая? - рассеянно обратился он к другу.
- Эта? Бухгалтер нашего колхоза. Сестра председателя, - безразлично ответил тот.
- Попадет в бредень? - спросил Рузавин. И, видя, что друг молчит, добавил: - Подожди-ка, а ты откуда ее знаешь?…
- Попадет или нет - не пробовал, отца же знаю. Вместе из Саранска ехали…
"Вот это неухоженная телка! - подумал Трофим и перестал даже дышать. С такими ляжками разве удержишь дома? - Лизнул губы и вновь задумался: -Не успеешь даже глазом моргнуть, как украдут…" Когда фигура девушки скрылась в толпе, Рузавин вслух стал хвалить красавицу:
- Почти как Нефертити! Почему раньше не говорил о ней?! Леший ты, а еще товарищ!
- Все деревья в лесу не свалишь, - ответил Вармаськин, стараясь превратить разговор в шутку. - Одна упадет - на ее место уже другая метит, еще сисястее…
- Вот чего, дружище! - повысил голос Трофим. - Забудь, говорю, об этом! Услышу плохое слово о ней - ноги переломаю. - И неожиданно выдохнул: - Сразу бы на ней женился. Счастье само просится в руки. Вечером сватом будешь, готовься!
И в самом деле, не успело еще и солнце сесть, Трофим с Олегом уже были у девушки, угощали ее отца вином. Вечкановы жили вдвоем: отец и Роза. Трофим решил, что будут они с Розой жить отдельно, так и сказал будущему тестю: "У каждого налима - своя вода".
Рузавин не переживал, что так быстро женился. Чего не доставало в характере Розы, она с лихвой дополняла другими качествами и внешностью. В чистоте держала дом, готовила вкусную пищу, была очень жадной в любви - что нужно еще от молодой хозяйки?! Хорошая жена досталась Трофиму - нечего жаловаться…
Трофим работал сторожем Львовского лесничества. Платили мало - кошачьи слезы. Правда, Трофим сам выбрал себе эту работу. Свободного времени хоть отбавляй, а оно дороже всяких денег. Попросили бы, сам начислял им за эту "должность", только бы не трогали его, не разлучили с рекой. Здесь иногда его годовая зарплата через большой бредень процеживалась.
Пока жирные лещи бесплатно плавали в Суре, самому Трофиму их хватало и для базара. Продавал целыми мешками. Симагин, инспектор рыбохраны, не очень его разорял. Остановит лодку на реке, с ног до головы измерит просящим взглядом и начнет: "Хорошая у тебя жизнь: плаваешь и плаваешь! Сети сами тебе гребут деньги…" Вынет из кармана сигарету, начнет ее мять.
Трофим понимал, в чем дело: надо позолотить ручку. Протянет инспектору рублей двадцать и лови сколько хочешь… Вот и сейчас Симагин вышел навстречу. Сегодня он не такой, как всегда, а сразу начал поучать:
- Я что, черти, недавно сказал? Не ловите в это время - рыба икру мечет! А-а, - недовольно он махнув рукой, переводя разговор на другое: - Сейчас здесь, увы, хозяин не один я… Судосев главный. - И стал жаловаться: - Оскорбили меня, что скрывать… - Плюнул в воду через плечо и продолжил: - Только не думали бы: меня и семью кнутами не высечь…
"Тебя, возможно, не высечь, а нам, считай, пришел конец!" - подумал тогда Трофим. Он спрятал голову в воротник плаща, будто там искал тепла, и молчал.
Симагин постоял-постоял, бросил измятую сигарету и буркнул:
- Тогда так, любимые, сегодня я вас не видел, завтра поймают - пеняйте на себя. Прошли хорошие денёчки!
- Завтра мы не рыбу ловить - в футбол будем играть. Приходи, если пожелаешь! - шутливо произнес Вармаськин.
- Приду, когда будет нужно. Без приглашения…
После ухода Симагина Трофим задумался. Пусть инспектор и издевался над ним - все равно как-никак ладили. Сейчас Симагина отстранили, вместо него поставили другого. Трофим не сидел с Числавом Судосевым за одной партой, но они знали друг друга. Если встретятся на реке - сумеют договориться? Что-то не верится… Слышал, новый инспектор в Афгане служил, характер у него отцовский, Ферапонта Нилыча. Недавно тот встретил его около магазина, начал стыдить: "Ты, Рузавин, почему нигде не работаешь? Рыбой кормишься? Смотри, в беду не попади…"
* * *
Как не переживать Трофиму, когда его со всех сторон прижимают?! Хоть Сура все мелела и мелела, но рыба в ней водилась. Однажды он привез домой целых шесть мешков налимов и щук. Роза тогда аж вскрикнула:
- Печень налимов не пропадет, а щук куда?
- Копчеными продашь, - резко сказал он жене. И, вываливая рыбу во фляги, застучал зубами: - Смотри-ка, какой стала - корми тебя одной печенкой!
Сейчас по реке на лодке с мотором не везде проедешь. Нужны были сильные руки, и Рузавин стал брать с собой Вармаськина. Характером Олег почти весь в него - огонь! Вот и сейчас, после ухода Симагина, Трофим спросил его, где он провел самые лучшие дни. Тот не стал лезть за словами в карман:
- Где стадо не пасут!
- Я не о том… Я спрашиваю, с какой женщиной раньше жил.
- А! - от всей души рассмеялся Вармаськин. - Женщин было много…
Трофим молчал. Потом протянул весла - пусть гребет, сам достал сигарету. Чики-ики, чики-ики! - тихо ходили весла по синей воде.
Недавно Рузавин вернулся с Суры мокрым с ног до головы - чуть не утонул. Рыбы привез, но жена была почему-то не рада. Потом Трофим догадался, почему… Под столом увидел пустую бутылку. И на столе стояла сковородка с жаренным мясом.
- Кто тебе дороже: я или рыба? - набросилась на него жена.
- Деньги! - отрезал ей Трофим.
- Деньги? Тогда вот что, дорогой, если завтра вторую сберкнижку не оформишь на меня - пойду куда нужно.
- Куда пойдешь?
- В милицию. Не смейся, не смейся. Кое-кто уже зуб на тебя точит.
- Тогда пусть будет по-твоему, - пытаясь скрыть злость, процедил Трофим. - Завтра девять тысяч положу. Только не забывай, "грызть" будем вдвоем, хорошо?
- Хорошее с хорошим всегда в ладу. Девять удвоишь, - возможно, и поладим, - ответила Роза и вышла в сени, где летом ночевала…
После этого разговора почти и не разговаривали. Трофим записал деньги на жену, а сам все думал о том, с кем та сидела за столом. Он тогда осмотрел и пустую бутылку. Вне всяких сомнений, в доме был мужчина: остался еще запах сигарет. И мужчина, по всей вероятности, был не из слабых, ведь Роза не пьет.
"Решетом ветер не ловят. Сначала нужно все взвесить, хорошенько подумать", - решил про себя Рузавин.
… Время приближалось уже к утру, поэтому Трофим с Олегом спешили.
- Смотрю, ты устал, давай сменю, - Трофим сел на место Олега. Вскоре лодка уткнулась в берег с кустарником.
Пошли к пруду. Олег нес мешки с сетями. Трофим, тяжело передвигаясь по сырому песку, медленно шел за ним. Вот и озеро. Оно, похожее на широкое корыто с водой, колыхалось. Вода отдавала синевой. На берегу росли два высоких дуба.
- Сколько рыбы здесь наловили - не взвесишь, - нарушил тишину Вармаськин. - Но все равно не перевелась еще, слава Инешкепазу…
- Откуда, скажи, мы ее только не вытаскивали! Суру вдоль и поперек прошли, - недовольно ответил Рузавин.
- Так-то так, да лещи в озере пожирнее. Недавно гости из города ко мне приезжали, угостил - даже пальцы облизали. Божья, говорят, пища.
- Пища-то Божья, да попробуй потаскай рыбу - сгорбишься, - рассердился Рузавин. - Ты лещами всех не угощай, а то куда следует передадут.
- Меня вчера уже вызывали, - будто от нечего делать, сказал Вармаськин.
- Кто вызывал?! - опешил Рузавин.
- Судосев, новый инспектор, - будто о каком-то пустом деле промолвил Олег. - Под вечер собрал нас в кабинет и давай учить: туда, мол, где не разрешаем ловить, не лезьте, за это штрафовать начнет. В Ферапонта Нилыча пошел… Отца, чай, знаешь, любит поучать.
- Почему недавно при Симагине об этом не сказал? - бросил Рузавин.
- Кхе, пока я не сошел с ума. Симагина на той встрече не было. Выходит, об этом он ничего не знает… Почему тогда его худые сапоги чинить? Сейчас он для нас никто, - Вармаськин некрасиво выругался. - А ты еще в карман ему… Пусть сам в воду лезет, жмот несчастный, - парень показал рукой на озеро.
"Вот тебе и друг, - от услышанной новости Рузавину стало неприятно. - Плавай с таким Иудой, за трешку продаст", - и, приказно бросил:
- Растяни сети и скорей поправляй. Я в воду не залезу - плохо себя чувствую.
- Э-э, кореш, ты ленивее меня. Запомни, здесь нет начальников, каждый сам за себя, - сквозь зубы процедил Вармаськин.
- Хватит болтать, некогда. Здесь не в своем пруду, торопись!
Олег разделся и поплыл с сетью. - У-ха! - только и сказал, и почему-то испуганно попятился к берегу.
- Что с тобой? Вода холодная? - удивился Рузавин.
- Не в этом дело. Ты вон туда посмотри! - Олег показал на Пор-гору, откуда спускались три лося.
- Эх-ма, вот где ружья не хватает! - запереживал Рузавин. - Бесплатное мясо рядом, а мы как школяры.
- Это "мясо" само спустит с тебя шкуру. Знаешь, что такое бык с теленком? Однажды попадался… Спасибо, лесорубы выручили. Давай сматываться, а то не сдобровать!
Друзья забрались на дуб, стали наблюдать. Вот лоси подошли к узкому ручейку, бык наклонился пить. Откуда-то поблизости, с ивняка, неожиданно раздался выстрел, потом послышался отчаянный лай. Бык заревел, когда на него набросилась крупная овчарка. Набросилась, и сама вдруг тяжело заскулила: бык ударил ее рогами. Потом снова заревел и бросился в ивняк. Оттуда раздался нечеловеческий голос.
- Никак, кого-то на куски разорвал, - испугался Варакин. - Хорошо, что вовремя залезли. Вот тебе и бесплатное мясо…
Когда все успокоилось, парни спустились с дуба и вдоль ивняка вышли к поляне. Под березой, перед шалашом, стонал лежащий навзничь мужчина. Недалеко от него хрипел бык. Изо рта, словно со слабого родника, била кровь. Лось издавал последние вздохи.
- Захар Данилович, ты жив? - наклонился Рузавин над Киргизовым.
- Жи-вой, жи-вой… - застонал тот. - К счастью, вторым выстрелом его сва-лил…
- Считай, второй раз ты родился. Пора селянку варить, - улыбнулся Вармаськин.
- Ребята, вначале гу-бы отрежьте. У лося что самое вкусное - вареные гу-бы.
Захар Данилович дрожал всем телом, будто был в проруби.
Эк, эк, эк! - хлопали крыльями летящие над лесом журавли.
Свари, свари, свари, - трещало в ушах Трофима.
Какая уж тут рыба, сначала селянку попробуют. И котелок с собой - из рыбаков кто голодным бывает?…
* * *
Керязь Пуло шла с ближнего кордона. Там слышала визжание поросенка - видать, был, очень жирным, хрюкал во весь двор, но к нему залезть не смогла. Хитрые хозяева: такие дворы понастроили - овто а совави15. Из толстых бревен, двери железом обиты. И корову не встретила Керязь Пуло. К корове не подойдешь - без клыков не справиться. Был бы теленок, того, возможно, завалила. Лошадь, правда, видала, да она уж больно лягается.
Крутилась, крутилась Керязь Пуло около нее - так и не могла вцепиться. Ребристый зад выставила - ить-ить-ить - водя ушами, похожими на щавель, не подпускала к себе. Так тебя ударит, что до логова долетишь! Лошадь старая, Керязь Пуло двадцать лет ее встречает. Привыкла, видать, к лесу, ничем не напугаешь. Вот и сегодня за кордоном ходила не стреноженной, на воле.
Потом его хозяин, старичок (волчица и этой весной его встречала и даже не тронула, пусть овец пасет) вышел к крыльцу и давай звать: "Ор-лик, Ор-лик!.."
Лошадь перестала жевать и побежала на голос. Керязь Пуло из-под кустов жадным взглядом провожала ее. Старичок достал из кармана что-то черное, начал кормить. Она чуть на колени не встала от удовольствия. Потом сама попятилась в оглобли. "Суй, суй, бестолковая, мало возили на тебе, сейчас вновь запрягли", - думала волчица о лошади, возвращаясь к Бычьему оврагу.
На обратном пути заходила в ивняк, там в прошлом месяце поймала куропатку. Куропатки каждой весной, только снег растает, прячутся в дуплах деревьев. Сегодня ни одну не встретила. Куда подевались? Может быть, на кого-то обиделись и улетели? Одни воробьи чирикали в кустах. Чему они радуются, здесь червей трудно найти? Им бы только червей - о мясе не думают. Без мяса какая жизнь?
Керязь Пуло видела: двуногие тоже живут по-разному. У одних гнезда выше лосей, у других - меньше муравейников… Думая об этом, волчица даже застонала.
Спустилась к Суре. Красивые здесь места, хоть жить оставайся! Логово бы здесь нашла, да волчат не приведешь. Те везде суются. Маленькие пока, несмышленые. А люди завистливы, ничем их не насытишь.
Идет Керязь Пуло - уши веретеном крутятся. Посмотрела в кусты - живое мясо само ждало: перед ней стояли два гуся. "Га-га-га-га!" - стали кричать, будто не волчицу увидели, а серую собаку. Свернула им шеи - мясо вкусное-вкусное, хоть и в перьях. От еды в животе заурчало. Это больше всех ее радует. Красота не в зеленом луге и широкой воде, а в мясе, оно силы дает.
Придет время, волчата это тоже поймут. Пока самое вкусное на свете для них - материнское молоко. И сейчас, видать, ждут ее, не дождутся. Как они там, в логове? Задумалась Керязь Пуло, побежала через балки не останавливаясь. Не слышала даже, как ветки бока рвали. Однажды, когда так спешила, чуть в овраг не угодила. Овраг в прошлом году вырыли на Суре двуногие. Вырыть-то вырыли, а завалить не завалили. Совсем бессовестные, будто и не знают - ногу сломаешь…
Скрытной, только одной ей знакомой тропкой Керязь Пуло добежала до Бычьего оврага и присела. Вдали гудели тракторы. Волчица спряталась под цветущую черемуху, стала смотреть. Вот один трактор опустил ковш на цветущую калину и подался вперед. Дерево с корнями перевернулось, смешалось с землей. Только белые цветы искрами костра засверкали. За первым трактором шли второй, третий, четвертый…