- Умение играть в "Кур-базар" все равно не избавит тебя от позора.
Хартум бросился на обидчика, схватил его за ворот рубашки.
- Ну-ка, объясни, что ты хочешь сказать?
- Как будто ты не знаешь… Все знают, хи-хи, а он один не знает!..
- Все? - Не отпуская парня, Хартум стал спрашивать, показывая пальцем на ребят: - Ты знаешь?
- Нет.
- Ты?
- Нет.
- Видишь, никто не знает… Говори, что ж ты молчишь?
- Отпусти рубашку, порвешь!
- Нечего тебе сказать!.. Ты просто лгун! - Хартум отпустил его.
Парень отбежал и остановился:
- И скажу. Думаешь, люди не знают, зачем у вас живет учитель? Это твоя мать отца твоего хочет забыть! - И, засмеявшись, он скрылся за сельмагом.
Хартум остолбенел. Такого удара он не ожидал… А друзья-сверстники стали молча расходиться, будто они его тоже презирали.
Ошеломленный, униженный, Хартум ушел далеко за аул и дотемна просидел там.
- Неужели это правда? - шептал он. - Какой позор…
Потом он долго стоял, прижавшись спиной к забору, с острым камнем в руке. Он знал, что учитель обычно проходит именно по этому узкому проулку. Тот самый Хартум, который не понимал, как это можно убить человека, сейчас готов был сделаться убийцей.
Из укрытия он видел окна учительской. Вот в них погас свет. Хартум услышал шаги идущего. Каменными ступенями уходил вниз проулок, ступеньки были мокрые от дождя, и человек шел осторожно.
Хартум затаил дыхание, сильнее стиснул камень в руке… А шаги учителя все ближе, ближе. Вот он сам - худой и сутулый, как всегда задумчивый; привыкшие к темноте глаза Хартума хорошо видели его. Учитель поравнялся с ним, потом спустился ниже на одну ступеньку, на вторую, на третью. Хартум теперь был выше на три ступеньки. Пора…
Учитель вдруг поскользнулся и упал, стон вырвался у него из груди. Хартум выронил камень и застыл в растерянности. Первая мысль была - бежать. Но зачем? Ведь он не ударил Хасбулата, тот сам упал…
Хартум нерешительно подошел ближе. Ему стало жаль учителя - тот лежал, не двигаясь, вокруг были рассыпаны книги и тетради, шапка слетела с головы.
- Учитель, учитель! - позвал Хартум, но Хасбулат в ответ только застонал…
Целый месяц учитель лежал в постели. Он ударился затылком о камень, рана была нелегкая, много крови потерял Хасбулат.
А Хартум думал: это какая-то сила предотвратила самое страшное несчастье… Он стал еще более замкнутым, не задерживался больше на улице с ребятами, не играл в "Кур-базар".
Однажды, не сумев пересилить себя, буркнул матери:
- Зачем он у нас живет?
- Учитель, что ли? Да что с тобой, сын мой, не узнаю я тебя последнее время!..
- Пусть перейдет к другим.
- Ты же сам говорил: пусть у нас живет. Может, он тебя обидел? Что он плохого сделал тебе? Почему ты не разговариваешь с ним?
- А что, он пожаловался?
- У меня свои глаза есть, я же вижу. Что-то с тобой происходит, сынок, ты мне не говоришь. - Рабият запричитала: - А я-то думала, отца не стало, так сын есть, он станет подмогой!
- Отец во мне, мама, и ты не забывай его!
- Да поглотит земля того, кто его забудет! Я все ночи зову его и плачу, горе великое, а ты… - Мать не выдержала, заплакала. - Как ты можешь…
- Во мне память отца, и чести его я хранитель! - выкрикнул Хартум. - Я, я! - Он сжался в углу комнаты.
Мать замолчала. Затем подошла к нему, тихо села рядом.
- А ты, сынок, возмужал. Но ты должен верить мне.
- А люди?
- Те, кто нам хочет добра, плохого не скажут. А на тех, кто говорит плохое, не обращай внимания, на то ты и мужчина.
Хартуму стало стыдно, но все равно он был рад, что произошел этот разговор. Он обнял мать и попросил прощения. И признал мысленно, что был несправедлив к учителю, хотя потом долго еще избегал Хасбулата и только отвечал на его приветствия.
А учитель выздоровел и все говорил Рабият, что если бы не Хартум, который оказался в ту ночь рядом, быть может, его, Хасбулата, сейчас и в живых не было.
…У Хасбулата была трудная жизнь. В свое время он имел семью - красивую жену родом из Латвии и двоих детей. Но тогда еще многие люди в аулах ненавидели новых учителей и не желали их принимать. Сколько злоключений претерпел из-за этого Хасбулат!.. Когда открыли ликбезы в его родном ауле, люди приходили "учиться" с грудными детьми. И нарочно щипали детей, чтобы те кричали, прятали доску, совали учителю в стол змей и дохлых собак. А в другом ауле люди в войлочных масках ночью схватили Хасбулата и пригрозили ему, что если он не уберется подобру, то они расправятся с его молодой женой. Ему пришлось покинуть этот аул и переселиться подальше, в табасаранский аул, но здесь бандиты бросили в дымоход гранату, и от взрыва погибли его жена и дети.
- Жалкие невежды, - кричал Хасбулат в горе, - я же ничего не хочу, кроме того, чтобы сделать ваших детей грамотными! Почему вы так ненавидите меня? Я у вас ничего не прошу, кроме того, чтобы вы посылали своих детей в школу, в советскую бесплатную школу. Правду говорят: осла тянули в рай за уши - оторвали уши, оттаскивали за хвост - оторвали хвост… Придет время - вам же станет стыдно!
Вот в аул Карацани Хасбулат попал уже в другое время, люди уже поняли, что школа полезна, хотя посылать детей в институты еще приходилось с помощью сельсовета, а то и милиции…
Дни и недели шли своей чередой. Рабият, о которой злые языки распространяли у родников всякие слухи, была привлекательна, хотя гибель мужа сказалась на ней.
Живя с ней рядом, Хасбулат не мог не почувствовать, какая она хорошая, милая и добрая. Он долго ничем не обнаруживал своего чувства, считаясь с суровостью обычаев. А чувство его к ней с каждым днем становилось все теплее.
И вот в один из летних вечеров, когда Хартума не было дома - он работал пионервожатым в лагере, - Рабият сама невольно подтолкнула Хасбулата к объяснению. Она спросила, почему он одинок. Хасбулат рассказал ей о горькой судьбе своей семьи. Рабият посочувствовала ему и тут впервые заметила, как Хасбулат смотрит на нее. Она хотела взяться за какое-то дело, чтоб не выдать своего смущения, но вдруг услышала:
- Рабият, вот гляжу я на тебя и думаю… Горе, конечно, у тебя тоже большое. Но мужа не воскресить, а ты еще молода и пригожа, и неужели ты никогда не подумаешь о себе, о своей судьбе?
Рабият не смела поднять глаз. До сих пор никто не говорил ей таких слов.
- Что ты, Хасбулат, что ты! - пробормотала она. - Нельзя. Стыдно подумать.
- Почему же? Смертью одного жизнь других не должна прекращаться. Я понимаю, обычаи наши суровы, но неужели из-за них здоровые и красивые люди должны обрекать себя на вечные терзания и одиночество?
- Какое одиночество? О чем ты, Хасбулат?..
- Хочу знать, что б ты сказала, если бы я предложил тебе стать моей женой?
- Нет, нет, что ты!
- Но почему?
- Разве такое возможно? Я и так, после того как ты стал у нас жить, боюсь, чтоб люди чего дурного не подумали… Да что там люди! Ты знаешь, что у меня три старших брата?..
- Слышал, но ни разу их не видел. Они у тебя не бывают, не интересуются тобой. По-моему, им дела до тебя нет.
- Как это - нет дела? Да если я выйду за тебя замуж, они в ту же ночь и тебя, и меня убьют!
- Мне всю жизнь грозили, дорогая Рабият, и поэтому я устал бояться угроз. Я хочу иметь семью - могу я ее иметь или нет?
- Конечно, можешь. Ты обязан иметь семью, ты мужчина. В ауле столько девушек… - говорила Рабият, а душа ее радовалась. Женщина всегда остается женщиной…
- Девушек, - вздохнул Хасбулат. - Я не так молод, милая Рабият, - стоять у сакли какой-нибудь девушки, петь песни или кашлять, вызывая ее… Да и не нужны мне они, ты мне нужна.
- Это невозможно, нельзя, нет, нет! У меня сын, большой уже… Забудь, пожалуйста, об этом…
- Прости меня, Рабият!
Он опустил голову, повернулся и ушел в свою комнату, чтобы вновь заняться учебниками и школьными тетрадями, которые брал домой проверять. И поклялся не возвращаться больше к этому разговору, забыть, о чем думал и что связывал с этой женщиной, да и вообще забыть о женитьбе…
Но чувства его были сильнее воли. Он даже стал писать стихи, хотя ему самому это было смешно: как влюбленный юноша. Недаром горцы говорят: любовь может сделать все с человеком - если захочет, она заставит человека растить цветы на льду!
Любовь… Что это такое, на самом деле? Старика она в силах сделать молодым, а молодого состарить. Любовь - это первая зелень и первый подснежник. Любовь - это весна и зима одновременно, это зной и мороз. Твоя любимая сидит в сакле, позабыв о свидании, а ты стоишь под ее окном и мерзнешь…
Нет, не получаются стихи у Хасбулата. Смеется про себя учитель: "В твоем возрасте надо писать мудрые сказки. Ну, а вдруг я к себе слишком сурово отношусь, и у меня получаются стихи? Сам автор не может судить о своих стихах, надо их прочитать кому-нибудь. Но кому?.. Например, Хартуму. Он молод, он полон чувств, и - не шалопай, серьезный малый…"
- Ты прости меня, старика, сынок, я тебе хочу открыть одну тайну. Знаешь, вдруг взбрело мне в голову писать стихи, и никому я их пока не читал…
Хартум молчал, но глаза его вдруг засияли - он и сам тайком уже две тетради стихами исписал!
- И ты хочешь прочитать их мне? - польщенно пробормотал Хартум.
Ведь к стихотворцам в горах относились если не о усмешкой, то с недоверием. Вот петь песни - это другое дело, если, конечно, у тебя голос не похож на скрип несмазанной арбы.
- Да, хочу почитать…
- Читай, учитель, читай!
Но, увидев такое нетерпение, Хасбулат сам смутился и даже пожалел о своей затее, начал выбирать из своих сочинений что-нибудь наиболее подходящее для Хартума. Таким показалось ему одно стихотворение - раздумье о жизни. Он прочитал про себя последнюю строчку - "Быка закаляет ярмо, человека - время" - и с сомнением закрыл тетрадь. После того как он на уроках читал ребятам Пушкина, Лермонтова, его собственные стихи вдруг показались ему никчемными.
- А что, если мы пригласим маму! Пусть и она послушает, - чтобы как-то оттянуть время, предложил Хасбулат.
- Зачем маме стихи? - удивился Хартум.
- Был, сынок, такой древний поэт, имя его я запамятовал, он свои стихи в первую очередь читал женщине: женщины лучше чувствуют стихи, чутье у них тонкое.
- Может быть, учитель, я сперва прочитаю тебе свои стихи? - решился Хартум.
- Ты? Ты пишешь стихи? - Хасбулат был приятно удивлен. - Читай!
Хартум, знавший свои стихи наизусть, стал читать, Стихи были об отце:
Мужской не состоялся разговор…
Но я тебя в себе ношу, поверь,
И на земле я твердо с этих пор
Стою, отец, за нас двоих теперь…
Взволнованный, обрадованный Хасбулат попросил прочитать еще что-нибудь. Впервые Хартум читал свои стихи другому человеку. И впервые он, подбодренный добрыми словами слушателя, ощутил в себе уверенность.
Не тот герой, кто сам, душой бескрыл,
Клянется в верности стиха высоким ладом.
А тот, кто в час беды собой прикрыл
Свою отчизну, чтоб воспеть стихом крылатым.
Умолк Хартум и вдруг почувствовал смятение. Но учитель подошел к нему и крепко обнял.
…На войну Хартума провожал Хасбулат. Прощаясь па полустанке Мамед-Кала, Хартум вручил Хасбулату толстую тетрадь, всю исписанную стихами.
- Учитель, береги до моего возвращения, - попросил Хартум.
- Обязательно сберегу, сынок, только скорей возвращайся. А может, попробовать напечатать твои стихи?
- Нет! Книга эта еще не завершена. Хотя на войне вряд ли придется писать стихи… Но ничего, посмотрим.
- Да побережет тебя небо, сынок!..
Поезд медленно отошел, а Хасбулат еще долго стоял, прижав к груди тетрадь со стихами юного поэта, и глядел вслед красным огням на последнем вагоне, пока они не исчезли в ночной степи…
Опустел аул, опустела школа без старшеклассников. И большая сакля Рабият, казалось, опустела, будто из этого гнезда улетел целый выводок птенцов. Как заметил тогда учитель, сразу на много лет постарел аул - камни все те же, стены все те же, улицы все те же, но все постарело.
Лишь доброе слово Хасбулата теперь поддерживало Рабият. Но злые языки заработали с отъездом Хартума вовсю. Одна женщина, говорят, половина сплетни, две женщины - три сплетни, а три женщины - уже мешок сплетен.
- Теперь-то наша Рабият не будет запирать двери - и замок в ее руках, и ключ.
- Вы только на учителя поглядите, как он бережет ее! Даже по воду ходит - слыханное ли это дело, чтобы носящий папаху ходил по воду? Нет, нет, что ни говорите, подруженьки, тут нечисто… Рыльце учителя в пуху.
И вот однажды ночью сакля затряслась от нетерпеливого и громкого стука в ворота. Рабият выбежала открыть, и во двор вошли, ведя в поводу лошадей, три ее брата.
Хасбулат увидел их в окно, но решил лучше не показываться - снова лег и укрылся одеялом. Ему очень хотелось спать - сегодня он допоздна сочинял военкому третье, самое убедительное заявление с просьбой отправить его добровольцем на фронт.
Но заснуть Хасбулату не удалось. Скоро все три брата постучались к нему, он открыл дверь. Их лица ничего доброго не предвещали. Они оглядели тускло освещенную комнату и бесцеремонно уселись на край тахты, поправляя на поясах длинные кинжалы.
- Ты - учитель? - спросил старший, с седоватой бородой и большими пышными усами.
- Да, - ответил Хасбулат, торопливо натягивая брюки.
- И звать тебя Хасбулат?
- Да. - Хасбулат заправил в брюки рубаху.
- Живешь здесь, у нашей сестры?
- Если вы ей братья - да.
- А теперь - чтоб ты знал, кто мы такие и чем занимаемся… Грамотой мы не блещем, но зато в чабанском деле никому не уступали, так же, как не уступали там, где надо защитить честь свою и сестры. До нас дошли слухи, что ты…
- Я слушаю вас, но можно мне сесть? - Хасбулат наконец застегнул пуговицы.
И почему-то вспомнил вопрос, который ему недавно задали в классе: "Почему землетрясения в большинстве своем происходят ночью?" Он подумал и ответил: "Все темные дела чаще всего происходят ночью".
- Ничего, ты не песочный, не рассыпешься. Стой, как стоишь. - Бородатый громко высморкался и встал, следом за ним поднялись младшие. - Ты, говорят, сожительствуешь с нашей сестрой. Тьфу! - скривился он, будто откусил неспелую сливу. - Какое поганое слово…
- Что вы с ней сделали? - Хасбулат рванулся к выходу, но ему преградили дорогу двое, положив ладони на кинжалы. - Я вас спрашиваю, что вы с ней сделали?
- Это тебя не касается.
- Когда же вы образумитесь, люди! - схватился за голову Хасбулат, вспомнив, как жестоко обошлись некогда с его женой и детьми. - Когда же вы образумитесь!
- Не тревожь мух понапрасну… Ты нанес нам позор и должен ответить.
- Какой позор, люди?
- Ты замарал черным пятном наш род, а в роду нашем такое не прощается, - вмешался средний брат. - Как учитель, ты должен знать, что сказал волку еж: "Если волк проглотит меня, то плакать будет не моя мать, а его!"
- Люди, образумьтесь, прошу вас. Не было ничего между нами, поверьте.
- Не было, а весь аул на наш род пальцами показывает. Это что?
- Да какое вам дело до всего аула, вы лучше спросите ее, она же ваша сестра…
- Мы уже спрашивали…
- И что же она вам сказала?
"Неужели они избили ее? - думал он в отчаянии. - Несчастный я, и она из-за меня пострадала".
- Сказала, что ты - негодяй, коварный и подлый, что ты обманул ее и теперь отказываешся жениться на ней.
_ Что? - оторопел Хасбулат. - Она вам так и сказала, что я отказываюсь на ней жениться? - Необыкновенная, радостная догадка вдруг озарила учителя. - Постойте, что же это мы так стоим? Садитесь… Чем бы мне вас угостить?.. Есть вино. Хотите?.. Вы так редко бываете у своей сестры, я вас впервые вижу и так рад, так рад… - "А Рабият меня пугала, что они страшные и свирепые! Да они такие хорошие, что я готов целовать кончики их усов!"
- Он, похоже, от страха рехнулся, - заметил младший брат.
- Знаем мы таких, хитрит, - возразил ему старший и, снова обращаясь к Хасбулату, прикрикнул: - Ты давай не юли!.. Значит, признаешься, что жил с ней?
- Нет.
- Вот что я тебе скажу, учитель: будь мужчиной и признайся. Ты же папаху носишь, а не платок. Ну что за люди, совсем испортились!.. Ты отказываешься жениться на ней?
- Нет!
- Нет?.. - Теперь растерялись братья.
- Я не отказываюсь жениться на вашей сестре! Да, да, хоть сейчас же! Я согласен!
- Слышали, братья? - обернулся старший, довольный тем, что сумел-таки обратить человека на праведный путь. - Он уже согласен!.. И правильно, другого выхода у тебя нет. Мы не для того гнали лошадей сто верст, чтоб ты пререкался с нами.
Этот человек был горд и уверен, что его грозный вид возымел силу.
- Значит, ты женишься на нашей сестре?
- Да, да!
- Не кричи. Мы здесь не глухие.
- Если она согласна, если согласна ваша сестра…
- Это не твоя забота.
"Вот-вот, именно, черти вы этакие, где же вы до сих пор-то были?!" - улыбался про себя Хасбулат.
И в ту же ночь они с Рабият стали мужем и женой. И туша барана, что привезли с собой братья-чабаны, была съедена в эту ночь. И братья уехали, сказав на прощание: "Теперь наша сестра - твоя жена, а ты нам - как брат. Твоя беда - наша беда, твоя радость - наша радость!"
Когда Хасбулат остался со своей новой женой наедине, она ему объяснила, как все получилось. Она говорила братьям правду, но братья не верили, и переубедить их было невозможно. Они угрожали убить учителя. И тогда она пошла на хитрость. Пусть лучше братья считают, что эта женитьба - их заслуга…
Единственное, что омрачало радость Рабият, - она выходит замуж без согласия сына. Но братья ей сказали, что и это не ее забота! Обещали сами уладить с племянником, когда тот вернется домой.
Позже Хасбулат и Рабият переехали на хутор Кара-Махи, где совсем не было учителей, потому что все ушли на фронт. Там они остались жить и после войны.