А пока ты должен прилежно учиться, слушаться маму, помогать ей - ведь ты теперь хозяин дома. Вот что, сын мой: все свои записи я спрятал в стене нашей старой сакли в ауле Зангар. Теперь, когда враг бежит от нас, я могу об этом сказать. Там важные документы, ты их найди, с помощью мамы отвези в город и передай в наш Совнарком - может быть, они понадобятся еще до моего возвращения. А я вернусь, обязательно вернусь, сын мой, вы ждите!
Любящий тебя твой отец Зубаир".
Пока Ай-Гази читал и перечитывал письмо отца, радуясь, что его записи намного ускорят изыскательские работы для Иртанайской ГЭС, добрая вестница Сибхат Карчига выскользнула за дверь, не став надоедать просьбами о том, чтобы ее покатали на катере по синему морю, разлившемуся в горах.
Переночевала она в уютной гостинице в Дубках, утром пошла смотреть стройку. Дивилась, когда ей об этой стройке рассказывали, но увиденное превзошло все ее ожидания. Это не сравнимо ни с чем.
А какое море! Шумит, волнуется, волны набегают на не успевшие исчезнуть, зарасти травой дороги и тропинки, по которым год тому назад еще ходили и ездили люди.
Стоит город-красавец и глядит в море светлыми окнами. Молодой город - город строителей. Люди здесь приветливые, добрые, всегда готовые услужить. Они гордятся своим городом, своим морем, своей плотиной, любят суровую и величественную красоту своего края.
И Сибхат Карчига радовалась всему этому, будто ей вдруг подарили полцарства.
Глава шестая
Алибеков Хаджи-Мурат. Погиб в районе Броды у реки Стырь, уничтожив в рукопашной схватке четырех гитлеровских солдат.
1
Теперь это самое излюбленное место cирагинцев, достопримечательность, так сказать, этих гор. Расположено это достопримечательное место на высоте в тысячу пятьсот метров над уровнем моря - правда, не над уровнем нашего Каспия, потому что он, как известно, сам находится на двадцать шесть метров ниже уровня Мирового океана.
До войны это место никак не называлось. От аула оно далеко, здесь никто не жил, и люди сюда не ходили, если не считать заблудившихся. Теперь же это место называется Галбецла-Юрт, что значит "дом Галбеца". Но примечателен, собственно, не дом - приземиcтый, с плоской крышей и маленькими окошками, с очень высокой трубой-дымоходом, отчего он похож на старинный паровоз. А все дело в том, что здесь, на еще недавно диком горном плато, где рос только кустарник и бесполезно клокотали холодные прозрачные ключи, этот чудаковатый человек, Галбец, один со своей старухой вырастил яблоневый сад и развел пчел.
Когда Галбец с Зазой решили перебраться сюда из аула, сельчане посчитали, что он просто свихнулся.
- Это он, бедняга, после похоронки. Единственный сын погиб.
- Не Хаджи-Муратом ли его звали?
- Да, он самый.
- Жаль, очень жаль, такой приветливый был, услужливый.
- И больше нет детей?
- Нет. Хаджи-Мурат был единственный, и неженатый. И некому продолжить род.
- Да, похоже, что бедный отец рехнулся.
- А как же Заза? Неужели она не может отговорить мужа? Ведь с людьми легче вынести горе.
- А что ей, бедняге, делать? Она сына потеряла, за мужа теперь тревожится и во всем с ним согласна. Как он бьет в ладоши, так она и танцует…
Галбецу, конечно, не осилить бы то, что он задумал, если б не было у него такой верной и старательной помощницы, как Заза. Худая и маленькая, но необыкновенно живая и трудолюбивая - хотя не бывает в горах женщины не трудолюбивой: тут сама природа не даст никому разлениться. Родные и близкие уговаривали Зазу не соглашаться на переезд. Но она понимала, что в таком горе надо не препятствовать затее мужа, а, наоборот, дать Галбецу повод для встряски.
А Галбец, человек твердой воли и настойчивости, искал занятие, которое целиком бы захватило его, дало бы ему исцеление, искал такой работы, где надо проливать семь потов. И первые месяцы на пустынном плато были очень трудными. Надо было жилье построить, подготовить место для сада - очистить все от камней и принести землю. На душу давила непривычная тишина…
Люди говорили, что старик со старухой не выдержат и одной зимы и вернутся в аул. Но они обманулись в своих предположениях. Суровое плато, где камней и скал больше, чем земли, где частые дожди и ливни грозили смыть и ту скудную почву, что старики приносили из поймы рек, все-таки покорилось человеку. Камни пригодились, чтобы построить изгороди-подпорки для террасных полей - одного плато было мало для сада Галбеца.
Прошло несколько лет. Плато и склоны гор до того преобразились, что не узнать было. Председатель колхоза Усатый Шарап, видя, как с каждым годом растут от продажи фруктов доходы колхоза, изменил свое отношение к саду Галбеца. Построил сюда от аула шоссейную дорогу, организовал садоводческую бригаду в помощь горному Мичурину, как однажды назвали на районной конференции Галбеца.
Давно кончилась война, но Галбец никак не хотел поверить, что сын его не вернется. Заза не раз примечала, как старик в саду разговаривает сам с собой, боялась, что он на самом деле сойдет с ума. Галбец разговаривал с деревьями, с птицами, как со своими внуками:
- Не балуйся, внучок, не балуйся! Ты что ж это дедушку дразнишь? Ах ты, сорванец непослушный. Ну, погоди, вот поймаю я тебя… А ты знаешь, что у меня ремешок на стене висит?.. Нет, нет, малыш, не бойся… Что ты, разве ж я посмею тебя ударить! Балуйся, балуйся, мой малыш.
О необыкновенном саде писали в газетах, ставили в пример другим усердие Галбеца и Зазы. Однажды за ними на легковой машине приехал председатель колхоза Усатый Шарап, чтоб пригласить их в клуб на чествование. И здесь Галбеца и Зазу наградили орденами.
А сам Усатый Шарап, который раньше со своим изношенным портфелем прятался от районных хакимов-начальников и просиживал на собраниях где-нибудь в задних рядах, теперь ходит с новым портфелем, сидит в президиумах… и запросто заходит к председателю райисполкома.
- Здравствуй, исполком!
- О, дорогой Шарап, рад тебя видеть!
- Что нового, исполком?
- Ты знаешь, мы решили после собрания с группой товарищей из других колхозов заехать к тебе, вернее - к Галбецу. Примешь?
- Я-то приму, но к Галбецу, как к необъезженному жеребцу, не знаешь, с какой стороны подойти. Сзади- лягнуть может, а спереди - укусит.
- Но ты же с ним ладишь?
- Еще бы!.. Хорошо, приезжайте. Только с одним условием. - Да, да, теперь Усатый Шарап имеет право ставить свои условия. - Мы решили на том самом плато построить дом отдыха колхозников. И потому просим повременить года три с долгом…
- Это невозможно. Долг государству нужно заплатить. Подождите со строительством.
- Как же мы подождем, если дом отдыха наполовину построен?
- Ты, видно, выговор захотел получить.
- Ну да, - смеется Усатый Шарап. - Понимаешь, исполком, даже интересно получить такой выговор, потому что раньше я выговора получал за плохую работу, а за настоящее дело я еще не получал!..
Вот так заговорил теперь наш председатель с начальством. Сам лезет на рожон, знает - и районному начальству нравятся сочные, кисло-сладкие плоды его сада. Особенно - зимние сорта груш, которые до инея держатся на деревьях. Их после первых холодов собирают и называют "мешочками с повидлом".
2
На земле, говорят горцы, человек обязан совершить следующие дела: жениться, чтоб иметь потомство, построить саклю, чтобы жить в ней, и посадить дерево.
Галбец построил саклю. Сына отняла у него война, но зато Галбец посадил не одно дерево, а целый сад.
Казалось, все сделал человек па земле, что следовало сделать. А Галбец не знал покоя. Теперь он искал другого дела, которое его захватило бы так же, как некогда мечта о саде. И вот однажды, в летний день, вернулся Галбец к своей старухе и необычно возбужденным, радостным голосом сказал:
- Жена моя, к нам нежданный гость.
Заза встрепенулась:
- Что за гость?
- Сама увидишь, дай мне метлу свою… и разбавь сахар в воде, этак с полкило.
- Зачем?
- Как - зачем? Наш гость сладкое любит.
С метлой, вымоченной в сахарном сиропе, Галбец поспешил к дереву, на котором повис молодой пчелиный рой, совсем как огромный живой говорливый плод. Еще в прошлом году Галбец обнаружил в дупле диких пчел и знал, что в новом году будет молодая семья. Он загодя смастерил улей. Молодую пчелиную семью легче перевести на новое место, чем старую.
Галбец воткнул метлу в землю, рядом с пчелиным роем. Затем схватил два плоских камня и стал ими ритмично постукивать, призывая пчел перелететь на метлу.
- А ты чего стоишь? - сказал он жене.
- Ой, я боюсь.
- Пчелы не надо бояться. Пчела никогда не жалит доброго человека.
И под стук камней он стал пританцовывать, раскачиваясь из стороны в сторону.
- Да ну тебя! Будет она разбираться, кто добрый, кто не добрый.
- Лучше, чем люди, разбирается. Возьми камушки и стучи, как я.
Послушалась Заза. И старик со старухой, постукивая камнями, затеяли на лужайке под деревом своеобразный танец.
- Давай, моя старушка, пляши, жена моя!
- Сколько лет не плясала, - смеялась Заза, неловко переминаясь с ноги на ногу.
- Это ты виновата, что я не женил сына, - вдруг нахмурился старик и опустил руки с камнями.
Он никогда раньше не упрекал жену. Да, был такой случай: еще до того, как Хаджи-Мурат уехал служить в армию, отец хотел его женить, а Заза не согласилась.
- Он же совсем мальчишка, у него мозг в костях еще не окреп, - говорила она.
- Мы бы сейчас не были так одиноки. У нас были бы внуки, а от них еще дети, и дерево рода моего расцвело бы, как сад.
- Да, муж мой… Я сожалею, но какой от этого прок… ― Заза прекратила нелепую пляску и опустилась на камень.
- Прости меня, Заза, - опомнился старик. - Прости… Смотри, смотри, а пчела перелетает!..
Теперь у стариков начались новые заботы. Галбецу пригодилась "практика", которую он прошел в детстве у своего отца Алибека - пасечника. Отец его, бывало, называл пчел не насекомыми, а самыми благородными, умными и трудолюбивыми животными. Отсюда и поговорки, связанные с пчелами: "Пчела, чтоб дитя свое прокормить, над тысячами гор пролетит", "Пчелиная да будет твоя совесть", "Пчела мала, а плоды труда ее велики и сладки".
Постепенно пасека Галбеца выросла до сорока ульев. В этом помог ему Усатый Шарап, понимая выгоду такого дела. Пчелы не только дадут мед, но и помогут в опылении сада, в улучшении плодоношения.
У Галбеца был мед разных сортов - розовый, вишневый, первоцветовый, шиповниковый, грушевый и яблоневый. Он просто приучал ту или иную пчелиную семью летать к одним и тем же цветам.
Удивительные истории рассказывает Галбец о своих пчелах и любит, когда его слушают. Люди даже говорят, что Галбец и за десятью горами узнает свою пчелу, взглянув на ее брюшко.
3
Хасбулат с хутора Кара-Махи все-таки отыскал газету для Сибхат Карчиги. В ней действительно писали о двух капсулах с одной и той же фамилией Г. Акбаров. Да, это были ее сыновья-близнецы Гасан и Гусейн. Как радовалась Сибхат этой старой газете, будто живыми ее сыновья вернулись…
У Сибхат еще оставались три солдатских письма. Она решила, прежде чем ехать в то место, где похоронены ее сыновья, найти в райцентре людей из аулов, в какие адресованы письма, и попросить, чтоб они доставили их. В райцентре как раз проходило совещание животноводов. Сибхат Карчига отдала два письма, а третье все еще держала в руке.
- Из Анчи-Бачила никого нет? - спрашивала она всех в фойе Дворца культуры.
- Как же, как же, был здесь сам Усатый Шарап, в президиуме сидел. Да вот он.
Шарап стоял в толпе, окруженный возбужденными, веселыми людьми. И сам весь сиял. Он первым протянул ей руку:
- Как живешь, Сибхат?
- Неплохо, уважаемый Шарап, не жалуюсь.
- Да ты никогда и не жаловалась. Но как же с сыновьями? Я слышал, ты всех расспрашивала о них…
- Да и не зря, уважаемый Шарап. Я знаю место, где они погибли. Вот и собралась ехать туда. Они похоронены в Карелии, это в газете написано, в каком-то Лахтенпохском районе. У меня к тебе просьба…
- Пожалуйста, пожалуйста, всем, чем могу, я рад тебе помочь, - с готовностью заулыбался Шарап.
- Ты знаешь такого… - Она посмотрела на письмо. - Алибеков Галбец?
- Как же не знать Галбеца! Это мой спаситель. Он меня на ноги поднял с моим колхозом. Что, ему письмо?
- Да. Это давнее письмо. Еще фронтовое.
- Фронтовое? - Шарап взял письмо.
- Пожалуйста, передайте его адресату.
- Обязательно передам, обязательно. - И Шарап сунул письмо в карман.
После перерыва, сидя в президиуме, он вспомнил о письме, достал его, повертел, раскрыл и стал читать, даже не подумав, хорошо ли это.
"Здравствуйте, уважаемые Галбец и Заза!
Я бы назвала вас отцом и матерью, но не смею, потому что вы меня не знаете. Да и ваш сын, мой муж Хаджи-Мурат, видно, не написал вам обо мне ничего. Он боялся, что вы не поймете и не одобрите такой его шаг, он говорил, что у вас в горах насчет этого очень строго. Мы полюбили друг друга, и ничего с этим нельзя было поделать. Я познакомилась с вашим сыном на границе, он был политруком, а я работала медсестрой в гарнизоне. Мы собирались сыграть здесь свадьбу, а затем приехать к вам, но судьба решила все по-своему. На второй день войны, в районе Броды, мой муж, ваш сын Хаджи-Мурат Алибеков, погиб. Он похоронен в братской могиле на опушке леса у реки Стырь. Нам пришлось отступать. И вскоре меня уволили из армии по случаю того, что я должна была родить. И родила я сына уже в оккупированной немцами деревне неподалеку от Калуги. Покойный муж мой, ваш сын, хотел, если родится мальчик, назвать его именем дедушки - Алибеком. Но вы простите меня, я не могла так назвать его, я очень любила вашего сына и дала ребенку имя Хаджи-Мурат. Живу я у доброй хозяйки, правда, страшно видеть на нашей земле, на фоне нашего белого снега, эти серые мундиры вражеских солдат. Не знаю, что дальше с нами будет. Пишу это письмо в надежде передать добрым людям. К моей хозяйке, у которой я живу, вернее скрываюсь, ходят такие люди. Очень хочется, чтоб письмо попало к вам, чтоб вы знали о судьбе вашего сына Алибекова Хаджи-Мурата и о том, что у вас есть внук Алибеков Хаджи-Мурат. Как хочется вырваться отсюда и приехать с сыном к вам, даже если вы не примете и выгоните меня, я все равно приеду. Если со мной случится беда, то хозяйка знает, что у меня в Саранске живет мать, и она постарается сына моего переправить к ней.
С пожеланиями доброго здоровья жена вашего сына и мать вашего внука Наташа Алибекова".
Усатый Шарап, еле дождавшись перерыва, выскочил на улицу, провел по лицу ладонью и крутнул усы. Первая мысль была: немедля ехать к Галбецу. Это такая весть, это такая радость!.. Но потом Шарап призадумался: "Нет, так нельзя. Старик забеспокоится, засуетится. А вдруг там никого нет в живых? Конечно, пока ничего старикам не надо говорить, надо разузнать, написать письма, разослать телеграммы в Калугу и в Саранск". Шарап перечитал письмо. "Сколько же ему сейчас?.. Родился в сорок первом… Больше тридцати лет. Это уже мужчина. Алибеков Хаджи-Мурат Хаджи-Муратович, так получается… Найдись, только найдись, сынок… Ты обрадуешь стариков, так обрадуешь, что словами не сказать. - И вдруг спохватился Шарап: - Зачем письма, зачем телеграммы? Я давно не знаю, что такое отпуск, отдохнуть я должен когда-нибудь, давно никуда не ездил… Калуга, Саранск, все через Москву, а я в Москве давно не был. Решено. Ай да Усатый Шарап!" И, похвалив себя за мудрое решение, он пошел к машине.
Перед отъездом Усатый Шарап навестил стариков в Галбецла-Юрт. Как обычно, Заза налила ему чай с медом из цветов шиповника, с таким ароматным медом, будто это не мед, а законсервированный аромат наших гор. Они сидели у большого открытого окна - Галбеца и Зазу председатель давно переселил в две светлые комнаты на нижнем этаже еще недостроенного дома отдыха.
- При мне в район звонили, уважаемый Галбец. Кинохроника должна приехать, собираются вас снимать. - Усатый Шарап говорил правду, но эта правда ему была нужна, чтоб спросить: - А у вас фотографии не сохранились?
- Чьи?
- Ваши.
Заза принесла альбом, протянула его Шарапу.
Фотографий было не так уж много. Вот сам Галбец в молодости, в черкеске с газырями, рука - на кинжале. Вот его невеста Заза, красавица, смотрит в объектив. Вот Галбец с друзьями. А вот и Хаджи-Мурат - в военной форме, подтянутый, стройный, с орлиным взглядом зорких глаз. Задумчиво смотрел Галбец на фото своего сына.
- Хороший альбом, - сказал наконец Шарап. - Вы его покажите, когда приедут хроникеры. Спасибо вам за чай. Мне уже пора, я еду в отпуск впервые за долгие годы. Если что вам нужно - буду рад оказаться полезным…
- Спасибо, Шарап, да прибавится тебе здоровья. Доброго тебе отдыха.