Однако небо только чуть потемнело.
- Тебе так кажется, Горе. Он помоложе меня, побыстрее, оттого и погорячей. Я держу себя в руках не потому, что у меня такой уж прекрасный характер, просто иной раз боюсь, как бы не наломать дров… Вот в чем дело! Поставь товарища Лянку на любую работу, он так ее тебе сделает, что любо-дорого! Да что говорить!.. У него есть хозяйственная жилка… Если хочешь знать, из него вышел бы замечательный председатель колхоза…
На секунду Горе замер в недоумении…
- Что ж, товарищу Валентине… идет быть женой председателя… - с ехидством заметил Горе.
Лучше бы он промолчал! Скрипнули тормоза. Мога резко обернулся к шоферу и загремел, заглушая шум мотора:
- Послушай, Горе! Высажу тебя в поле, волкам на съедение! Факт! Я тебя спрашивал про его жену? Что за дело тебе до нее?.. Что за хамство!..
"Громоотвод" не шевельнулся. "Ладно, ладно, пусть кипит, я потерплю. Я сказал, потому что уважаю товарища Валентину. Даже очень уважаю. И все село уважает ее, если хочешь знать! Нет человека, который не поклонился бы ей за все добро, что сделала она для села. Но когда вы заводите речь о товарище Лянке, вы сами не думаете о его жене? Что же касается товарища Лянки…"
Что знал Григоре?
После свадьбы Вали Мога зачастил к ней в больницу, пока однажды она не запретила ему эти визиты с поводом и без повода.
Потом в разгар лета его сын Матей схватил двустороннее воспаление легких. Мога не посмел обратиться за помощью к Вале. Глухой ночью позвонил в мирештскую больницу, разбудил главного врача… "Рареш сама разберется во всем!" - крикнул в трубку главврач.
"Я очень прошу тебя, лично!" - понизив голос сказал Мога.
"Ладно, посылай за мной машину…"
В этот самый момент в дом вошла Валя. Ее привез на машине Григоре.
"Максим Дмитриевич, как можно? Не вызвать меня? Взрослый человек - и такой несмышленый!" - укорила его Валя.
Три недели промучилась она, пока не поставила Матея на ноги. Раза два приезжал и главврач из Мирешт и не забывал попрекнуть Могу, что зря его побеспокоил: "Лечение идет нормально!…"
Мога отмалчивался. Он не сумел бы объяснить главврачу, почему не хотел приглашать доктора Рареш.
Когда он заехал за Матеем и увидел его, похудевшего, со впалыми глазами, но веселого и жизнерадостного, он склонился перед Валей и поцеловал ей руку.
Тяжесть свалилась с его плеч, но и до сегодняшнего дня он чувствовал себя в чем-то виноватым перед Валей.
- Вот так, Горе, - заговорил снова Мога, глядя на снегопад. - Я начал этот разговор потому, что мне интересно узнать твое мнение, а ты отвлек меня… Красивый снегопад, правда? Кино…
- Да! - оживился вдруг Горе. "Он был бы великолепным председателем колхоза…", - вспомнил он слова Моги и хлопнул себя ладонью по колену. "Вот оно что! Хотят забрать у него Лянку! Где-то, должно быть, нуждаются в председателе колхоза с хозяйственной жилкой и наметили себе Лянку. М-да-а!"
- Что с тобой? - удивился Мога.
- Нога занемела от безделья, и я стукнул ее, чтоб очнулась, - с широкой улыбкой ответил водитель.
- А когда я говорю тебе про безделье, ты обижаешься…
- Я? Боже упаси!.. - открещивался Горе.
Теперь Мога мог говорить все, что угодно, кричать, распекать, высаживать из машины, - Горе все вытерпит: в его руках была тайна, и, если ему захочется, эта тайна завтра же утром пойдет гулять по белу свету. Но он не будет торопиться. Тут нужно взвесить, когда, кому и как рассказать… Главное, тайна у него в кармане.
Ясное дело! Как же не быть Моге злым и угрюмым? Отобрать у него лучшего специалиста, самого близкого друга? Это все равно что отрубить правую руку!
И когда фары машины уперлись в стоящий на обочине автобус и Мога, затормозив, пристроился сзади него, Горе уже не удивлялся: бедняге Максиму Дмитриевичу хочется продлить дорогу, чтобы успокоиться. И хотя водителю не терпелось убедиться в том, что его предположения верны, он не решился сам возобновить разговор.
Раздосадованного человека лучше всего оставить в покое - так частенько поучал его Максим Мога, и ученик привык во всем слушаться учителя.
Итак, он вылез из машины и молча последовал за Могой. Группа пассажиров стояла кучкой позади автобуса, светилось несколько горящих сигарет, а шофер копался в моторе.
- Черт бы побрал эту колымагу! - зло ругался шофер, не разгибаясь.
- Что случилось? - спросил Мога.
Шофер обернулся, хмуро глянул, но, увидев внушительную фигуру, бессильно пожал плечами.
- Старая развалина, что с нее взять! Она осточертела мне хуже тещи, - пробормотал шофер. - Мотор отдал богу душу… И что теперь делать с этим народом?
- Максим Дмитриевич! - прозвучал внезапно женский голос, и Мога удивленно обернулся. К нему навстречу шла, улыбаясь, женщина. Это была Анна Флоря, агроном из Албиницы.
- Здравствуйте, Анна. Едете в Албиницу? - Мога пожал ее руку.
- Да, если нам по дороге…
- Где ваш багаж?
- Весь мой багаж - я сама, - засмеялась Анна.
- Поехали! - скомандовал Мога, - А ты собирай свои гайки, - обернулся он к шоферу, - Я пришлю трактор, чтоб дотащил вас до села.
Анна Флоря пошла следом за Могой, а позади поплелся Григоре, в свете фар он казался тенью Моги, только уменьшенной.
Мога сел за баранку Горе - рядом с ним, Анна Флоря расположилась на заднем сиденье. Таков был порядок: будь то чужак или добрый знакомый, места Моги и Горе оставались неприкосновенными. "В случае чего наши тела прикроют вас", - шутил порой Мога, объясняя пассажирам свой обычай. И в самом деле, за его спиной каждый чувствовал себя в полной безопасности.
5
- В такую погоду умные люди сидят дома, - произнес Мога, глядя на Анну Флоря через переднее зеркальце. У нее, как всегда, был такой румянец, словно ее щеки согревал свет, идущий из глубины души. Только большие черные глаза были грустны. И эта грусть не уходила. Мога давно знал Анну, это была веселая, остроумная женщина с открытым взглядом…
Она держалась всегда с достоинством, которое сквозило в каждом движении. Сейчас же что-то тяготило ее, это видно было по ее большим, черным глазам.
- Порой нужда гонит из дому… - откровенно и просто ответила Анна Флоря.
- Это верно, - на мгновение Мога обернулся к ней. - А что поделывает мой приятель, товарищ Арсене?
- Что ему делать… У него тоже свои заботы… - Анна Флоря как-то сжалась на сиденье, забилась в угол, давая понять, что не хочет вдаваться в подробности.
"Вот чертовщина! И товарищ Анна не в духе. И тот шофер автобуса… Все сегодня не в себе, - отметил Горе, сидя, как обычно, вполоборота. - А ведь тринадцатое, чертова дюжина, уже прошло…"
Анна Флоря шевельнулась в углу, наклонилась к Моге и ответила тихо, сдавленным голосом, пытаясь скрыть волнение:
- Моя вина. Ухожу из колхоза. Должна уйти! - произнесла она с сожалением.
"Ну и дела! - удивился Горе. - Я перестаю что-либо понимать: Лянка уходит, товарищ Анна уходит… Не хватало еще, чтобы и Максим Дмитриевич ушел, и тогда все к одному - брошу баранку и женюсь".
А Мога, не раздумывая долго, решил предложить Анне Флоря перебраться в Стэнкуцу.
- А вот и наш персиковый сад, - вдруг оживилась Анна. - Это чудо, редкая красота!
- Посадим и мы этой весной, - сказал Мога, искоса поглядывая на деревья, которые одно за другим выхватывали фары. - Заказал уже саженцы.
- Только не повторите нашу ошибку!
- А именно?
- В тот день, когда будете высаживать саженцы, пусть у вас в руках будет договор с солидной торговой организацией крупного промышленного центра. И холодильные установки стройте сразу же. Мы не сделали этого вовремя и понесли большие убытки.
Моге понравилось, как поставила вопрос Анна; она глядела в корень, чувствовала масштаб. Такого специалиста только поискать!
Мога затормозил перед правлением. Анна Флоря вышла из машины, вылез и Мога, протянул ей руку на прощание.
- Спасибо, Максим Дмитриевич! Отсюда до дома рукой подать, - улыбнулась Анна.
- Минутку, - Максим заслонил ее своей могучей фигурой от снега, валившего вдоль улицы сплошной стеной.
- Я не спрашиваю о причинах вашего ухода, но раз уж уходите…
- Я развелась, Максим Дмитриевич, - тихо сказала Анна, глядя ему прямо в лицо.
Мога мало знал ее мужа. Слышал только, что Илья Флоря преподавал математику, одно время был директором школы… И все. Сейчас его не интересовали подробности.
- Какие планы на будущее? - спросил он прямо. - Была в министерстве. Предложили несколько колхозов. На выбор.
- Лучший колхоз - "Виктория". Факт!
- В Стэнкуце? - Анна подняла глаза в недоумении.
- Точно. Первого числа можете приступать. Идет?
Снеговой вихрь налетел на них. Мога даже не шевельнулся. Анна прикрыла глаза ладонью, но снег ударился в спину Моги и брызнул в стороны.
На какой-то миг Анна почувствовала себя защищенной от всяких бурь, от всяких забот, - Мога берет все на себя, под свою ответственность, а на такого человека, как он, можно вполне положиться.
- А Михаил Лянка? - удивленно спросила Анна.
- Будете работать вместе с Лянкой.
- Как у вас все просто решается! - покачала она головой, не то восхищаясь, не то осуждая…
"Как с виду все легко решается!" - подумал Мога. Однако он тратил массу энергии, чтобы изменить что-то или осуществить. Но, поднимаясь по ступенькам правления, он отлично понимал, что впереди еще куча вопросов, разрешение которых будет зависеть не от него одного.
Иона Арсене он застал в кабинете склонившимся над целой горой бумаг.
- Каким ветром тебя занесло сюда? - удивился Арсене, и Мога увидел по глазам председателя, что его мысли заняты чем-то своим, вовсе не появлением гостя.
- Снегопад застал меня в поле, и я сбился с дороги, - засмеялся Максим.
- Очень ты похож на человека, который может заблудиться!
- К сожалению, мы являемся на свет без гарантии, что ни разу не заблудимся. - Мога оглядел стулья, будто выбирая, на какой сесть, какой понадежнее, и, не найдя подходящего, подошел к письменному столу. Стал ворошить бумаги, лежащие на столе, выбрал страницу, написанную от руки, и уселся в кресло. Это было как раз заявление Анны Флоря. Ион Арсене пометил в углу черным карандашом: "Разрешаю!" Вроде траурной надписи.
- Стареем и становимся философами! - пробурчал Ион Арсене. Он отобрал у Моги заявление и положил его на стол, исписанной стороной вниз, хотя чего уж было теперь скрывать, - возможно, только для того, чтобы оно не мозолило ему глаза! - затем вышел из-за стола и сел рядом с Максимом.
- Сколько тебе лет, Ион, что ты говоришь о старости? - поинтересовался Мога.
- Сорок два, как тебе известно. Я на четыре года моложе знаменитого председателя колхоза Моги.
- Бывшего, - коротко отрезал Максим.
- Юноши?
- Председателя.
- Кто?
- Мога.
- Ты?!
- Я!
Вся эта перестрелка, весь этот обмен словечками был похож на загадку, на некую игру, вроде детской считалочки. Мога хлопнул себя по коленям, и удар прозвучал как выстрел.
- Да, Ион, с середины марта я уже не председатель. Погоди минутку, - остановил он своего друга, видя, что тот спешит прервать его. - Сначала пошли трактор к повороту на Албиницу, а потом разберемся. - И Мога рассказал ему про застрявший в пути автобус. Арсене поднял трубку, вызвал бригаду трактористов и приказал немедленно выслать трактор на шоссе.
- Теперь скажи мне честно, Максим, много ты выпил коньяка? - возвратился к их разговору Арсене, глядя на Могу с недоумением и любопытством.
- М-да-а! - вымолвил Мога. - Даже Фома неверующий удивился бы твоей недоверчивости.
- Ладно, ладно, - примирительно сказал Арсене. - Но если ты уже не председатель, тогда кто же ты такой?
- Вот теперь до тебя дошло кое-что. Слушай же, как именуется мой новый пост: генеральный директор агропромышленного объединения "Пояна". Двенадцать совхозов-заводов. Около шести тысяч гектаров виноградников, а в перспективе - десять тысяч, Фруктовых садов - пятьсот. Пшеница, кукуруза, овощи… Завидуешь, не так ли? - улыбнулся Мога. - Есть где развернуться, дай бог!..
- Черт возьми! Я тебе сочувствую! Оставить такую благодать, как Стэнкуца!..
- Как бы там ни было, но благодаря мне, то есть моему уходу, ты отделываешься от одного соперника.
- Мне всегда было лестно помериться силой с Максимом Могой.
- Это меня радует. И когда мне понадобится в каком-нибудь совхозе хороший директор, возьму тебя. Факт!
- Заранее благодарен, - с некоторой иронией произнес Арсене. - А пока скажу откровенно: я не понимаю тебя. Зачем уходить именно сейчас, когда ты поставил колхоз на ноги…
Мога поднялся со стула и зашагал по кабинету, измеряя его вдоль и поперек, рассматривая новую мебель и оставляя на ковре глубокие следы. Арсене с беспокойством заботливого хозяина, стремящегося сохранить в доме полный порядок, следил за ним. Ему казалось, что Мога с пренебрежением вдавливает свои тяжелые ботинки в ковер и ковер вот-вот превратится в тряпку… Мога, словно ему передалось беспокойство хозяина, вдруг резко остановился перед Арсене.
- Порой мне кажется, что я добрался до какой-то межи, через которую не в силах перешагнуть, - задумчиво проговорил он. - А энергия так и кипит, так и бурлит во мне, и нужно куда-то ее деть. Тогда я говорю себе: начинай все сначала. Может, такова уж моя доля - тосковать по трудным начинаниям. Может, именно это и заставило меня дать согласие, хотя предложение было сделано в весьма тонкой форме… К тому же я возвращаюсь в "мою" Пояну, как выразился сегодня один товарищ. Чтоб завершить там круг жизни… Это уже говорю я, - добавил он с грустной улыбкой и тут же подумал, что скорей всего так оно и будет.
Мога почувствовал какой-то укол в сердце, медленно опустился на стул рядом с полированным столом и склонил голову на руки. Некоторое время он молча сидел, прислушиваясь к сердцебиению. До сих пор он не знал, что такое отдых, хотя сердце частенько беспокоило его. Он уходил с головой в работу и забывал обо всем. И лишь в такие минуты, как сейчас, он подумывал о том, что ему не мешало бы подлечиться где-нибудь в санатории.
Он мог бы хоть сейчас взять отпуск, но "Пояна" ждала его… Все, что он говорил сейчас Арсене, были его давние размышления, но он не делился ими ни с кем. Думал, что, возможно, ошибается, что это - минутная слабость.
Вот как сейчас с сердцем…
Мога приложил руку к груди.
- Что с тобой? - встревожился Арсене.
- Ничего, пройдет. Почему ты молчишь?
- Думаю о твоих словах. Сперва они показались мне чепухой. Но в том, что касается тебя лично, может быть, есть какой-то смысл… В самом деле, непочатый край работы! Как раз тебе по плечу. Трудностей там, конечно, хватает. А значит, есть куда силы девать. Ты наведешь там порядок, в этом я совершенно уверен. - Арсене помолчал, словно набираясь сил. - Но скажи мне, дорогой Максим, - он заговорил громче, - чем ты заполнишь пустоту, которая останется после твоего ухода? Подумал ты об этом? Принять на себя отстающее хозяйство. Это еще понятно… Как бы там ни было, у тебя есть надежда навести порядок и двинуться вперед. А как же быть с колхозом "Виктория"? Ты же растворился в нем, какой ты ни громадина; ведь в каждом колхознике твоя частица - слава богу, тебя хватило на всех! - засмеялся Арсене. Глаза его широко раскрылись, и Мога прочитал в них искреннее недоумение. - Кого бы ты ни оставил на своем месте, с него шкуру снимут, вот увидишь.
- Послушай, Арсене, - Мога положил руку на плечо собеседнику, отчего Арсене как бы уменьшился и стал перед Могой вроде подростка. - Анна Флоря уходит от тебя, поэтому ты, зануда, разводишь всякие теории.
- Она развелась с мужем, - вздохнул Арсене. - Зайдем ко мне, отогреешься с дороги…
- Она будет работать в колхозе "Виктория"!
- Ты всегда был великим практиком, - ответил Арсене. - Пошли?
6
- Марианна спит?
- Спит, малышка. С трудом уложила ее. Все ждала тебя, заставила меня рассказать ей сказку - дома, говорит, мне сказки рассказывал телевизор. Как ездилось?
- Хорошо, тетушка Иляна.
- Выпей теплого молочка. Ты же промерзла, согрейся.
- Спасибо, тетушка Иляна, не хочется.
- Не говори, Анна… Что бы ни случилось, человек должен одолеть горе, иначе оно одолеет его.
- Тетушка Иляна, я уезжаю отсюда.
Старушка тяжко вздохнула.
- Вы были мне как родная мать…
- Да что ты… Я стала вздорной и ворчливой… Особенно с тех пор, как мой старик преставился. Прежде у меня было с кем болтать, с кем ссориться, держала двух овечек, птицу. Как надоедало пререкаться со стариком, я шла к курам и ссорилась с ними. Теперь вот я одна-одинешенька, овечек продала, птицу не развожу, а стены говорить не умеют… Раньше еще радио разговаривало в доме, да вот уж неделя, как оно онемело… Теперь, раз ты уезжаешь, я насяду на товарища Арсене, чтобы мне починили радио, а то ведь совсем одна как перст. А может, водочки, Анна, а? Зятек мне принес. Огонь… Только ты меня не выдавай, знаешь, какие сейчас строгости? В этом году слива уродила хорошо, а убирать некому. Не пропадать же добру!.. Так как, Анна? Рюмочку, а?
- Не могу, тетушка Иляна. Сама знаешь!..
- Ладно, уж!..
Старушка вышла из комнаты и вскоре вернулась с неполной бутылочкой и двумя рюмками, тарелкой печенья и конфетами.
- Вот так и мы сидели порой с моим стариком. Очень уж он любил водочку… А я давала ему помаленьку. Ведь когда он набирался, то ерепенился и гнал меня спать на кухню. Говорил, что я, мол, сильно храплю и ему мешаю. А имел он на меня зуб еще с молодых лет… Ну, Анна, за наше здоровье! И не принимай все так близко к сердцу. Вот увидишь, он вернется и еще попросит прощения. Как и мой старик: приходил, бывало, на кухню и начинал: "Пошли, Иляна, в хату, пусть вороны ссорятся". А я делаю вид, что не слышу, чтоб он не думал, что я такая уж дура… Ну, отведай, Анна, ох и хороша эта водочка, сама в рот просится… Она вылечивает человека от горестей и досады… А Илья если придет, так пусть его приходит… Не держи его во дворе, как блудливого кота. Ты же у нас умница.
- Добрая у тебя душа, тетушка Иляна, - улыбнулась Анна.
- А как же иначе! Мой тоже в молодости бегал на сторону, но я его приструнивала, как норовистого коня… Он не ночевал у чужих. Только разок вернулся под утро. Видно, я отпустила немного вожжи. "Ага, вот ты каков!" - сказала я себе. А ему: "Хорошо, что ты пришел, Андрей, мне как раз нужно принести воды…" А он глядит на бочку, которую сам наполнил водой с вечера. "А это что?" - "А это, говорю, вода с мышами, ночью упал в нее мышонок. Если хочешь, пей ее, а я скорее умру от жажды, чем стану отсюда пить!" Скривился он, вздохнул, поднатужился и опрокинул бочку: глядит - где же мышь?
- Ну?… - Анна заметно оживилась.