В назначенное место она пришла вовремя, независимая и озабоченная. Лишь по учащенному дыханию и по румянцу на смугловатых щеках можно было догадаться, что она или спешила, боясь опоздать, или встревожена неожиданным звонком.
- Ну, вот и я… Что дальше?
- Не знаю.
- Не знаете… Дальше надо взять такси и поехать в ресторан… Или в случайно пустую квартиру приятеля, где можно послушать диски Бони-эм или записи битлов на магнитофоне. Так полагается по утвержденной технологии.
- Не надо, Тамара, - попросил Андрей Алексеевич, ощутив вдруг мальчишескую неловкость рядом с девушкой, легко и беспричинно переходившей от мягкости слов к их обидной насмешливости. Не будет ни такси, ни Бони-эм. Будет просто так. Или это вы исключаете?
- Не исключаю… Однако не в таком варианте. Зачем вам нужны сложности и телефонные звонки. При вашем-то положении стоит лишь свистнуть… Или пальчиком поманить. Вот так!
Тамара вытянула руку и, насмешливо поглядывая на Андрея Алексеевича, призывно пошевелила указательным пальцем.
Андрей должен был разозлиться, обругать самого себя за глупость с телефонным звонком, вежливо извиниться, спасая достоинство, и уйти прочь. Но злости не было, и не возникало желания ни извиняться, ни уходить.
- У вас получается, Тамара.
- Что получается?
- Вот так… Пальчиком… Очень похоже. Может, зря вы после десятилетки ударились в парикмахерское училище. Надо было пробовать на актерский.
- Это уже не ваша забота… Так на чем мы остановились?
- На "просто так".
- Значит, пока только выдаете кредит.
Тамара шутила, а шутить ей было трудно. В зеленоватой глубине глаз затаились растерянность, злость, любопытство, недоверчивость и настороженность. Пожалуй, и сама она не могла сейчас сообразить, что из того главней.
- Польщена, Андрей Алексеевич, но - увы! И просто так не получится.
Девушка подняла знакомую хозяйственную сумку.
- Кира Владимировна сидит без еды, а забота о ближнем - это высший человеческий долг… Наши пути расходятся. Вам - "просто так", а мне топать в ближайший гастроном, а потом ехать на Каширку… Зачем вы позвонили мне? Разные мы, Андрей Алексеевич. Во всем разные. К тому же вы будущий, а я сегодняшняя…
Тамара говорила серьезно, утратив наигранную колючесть и грубовато-откровенную насмешку. В голосе ее теперь слышались боязнь и тревога.
- Сами подумайте, зачем я вам нужна?.. Просто так, как вы сказали… А ведь просто так тоже ничего не бывает.
Она говорила расхожие слова, которые ей самой казались умными и убедительными, не замечая, что собеседник слушает их с той снисходительностью, с какой порой великовозрастный второгодник принимает наставления молодой и наивной учительницы, старательно вычитанные ею в пособиях по педагогике.
- Высказались? - спросил Андрей, когда Тамара замолчала. - Вот и хорошо. В жизни действительно ничего не бывает просто так… Пошли!
- Но мне в самом деле нужно купить продукты и ехать на Каширку… Я же обещала.
- Раз обещали, непременно нужно сделать… Я пойду с вами в магазин, а потом поеду на Каширку.
Тамара с явным недоумением повела плечами. Не выразила согласия, но и не воспротивилась.
- Больше всего мне нужен телефон, Андрей Алексеевич, но кто будет ставить его в доме, обреченном на снос? Обещают переселить. В моем положении я просто задыхаюсь без телефона. Тамара уже пятый год ездит по моим делам в архивы и учреждения.
- Четвертый год, Кира Владимировна. Мы познакомились, когда я в девятом классе была…
- Ей нужно поступать в институт, Андрей Алексеевич, а она мотается по архивам и почтам.
- Загорулько молчит? - спросила Тамара, перебивая разговор. - Столько времени уже прошло.
- Молчит… Три месяца, как я сообщила, Андрей Алексеевич, человеку, что его отец, пропавший без вести, похоронен на окраине Новгорода, возле железнодорожного моста. Все написала, а он молчит.
- Может быть, письмо потерялось…
Было странное чувство освобождения, какого уже давно не испытывал Андрей Готовцев, и пришло оно в тот момент, когда оказалось нужнее всего. Он не понимал, что принесло ощущение облегчения.
Может, оно пришло само собой, как приходит вдруг к человеку во время прогулки по росному прибрежному лугу, где от разноцветья трав рябит в глазах и кружится голова от слитного живого запаха их короткого и буйного цветения.
- Сама ушла, - сказала Тамара. - Не могла там жить… Два года назад папа погиб в аварии. Он был водителем-дальнерейсовиком. Даже в Польшу ездил. А потом такое случилось… Мама привела нового мужа. У нас одна комната. Друг у друга на виду. Им трудно, и мне. Мамин муж снял со стены фотокарточку папы, а я собрала вещи и ушла к тете Маше. Она с папой из одной деревни… Земляки, в общем…
- Может вам размен сделать?
- Размен? - переспросила Тамара, и лицо ее стало отчужденным. - Вы бы стали размен делать? Стали бы?
- Извини.
- Ну вот… Зачем такое говорите?.. Вы, наверное, сами себе очень нравитесь? И советы любите другим давать… А я не люблю, когда мне советуют. Человек должен сам решать. Сам должен попробовать, что он стоит.
Неужели Андрей Готовцев нравится сам себе и любит давать советы?!
Признаться, не замечал он такое за собой. Может, верно говорят, что со стороны виднее?
На перекрестке возникла неоновая буква "М". Тамара протянула руку. Рука оказалась упругой и неожиданно сильной.
- Я провожу вас.
- Спасибо. Дорогу сама знаю.
"Вот и кончилось "кино", - с насмешливой неприязнью к самому себе подумал Андрей Алексеевич. Правильно Тамара дала сдачи… И поделом.
День, столь щедрый на неожиданности, закончился еще одной. Возвращаясь домой, Андрей увидел во дворе на угловой скамье под знакомым ему до каждой веточки кленом Ольгу. Сестра сидела, одиноко прижавшись затылком к шершавому стволу доброго дерева, под которым выросло и возмужало не одно поколение жильцов старинного четырехэтажного дома с фигурной парадной дверью, изрезанной мальчишескими перочинными ножами.
- Оля! Ты почему здесь?
Сестра медленно повернула голову. По лицу ее текли слезы, и губы вздрагивали, беспомощно и горестно.
- Что случилось?
Ольга ухватила брата за рукав и, как маленькая девочка, ищущая защиты, уткнулась ему головой в живот. Плечи ее тряслись от сдерживаемых рыданий. Андрей сообразил, что Ольге надо дать выплакаться. Уселся рядом и стал гладить по мягким, коротко стриженным волосам, опасливо поглядывая на знакомые окна. Но там спокойно горел свет. На кухне неспешно появился за занавеской и также неспешно исчез знакомый силуэт матери.
- Поплакала и хватит. Успокойся и выкладывай, что приключилось?
Андрей достал платок и неумело вытер слезы со щек и подбородка.
- Антипина умерла, - сквозь слезы сказала Ольга.
- Какая Антипина?
- Студентка-первокурсница… Помнишь, в воскресенье я о ней говорила. Меня тогда к ней вызвали… Послеродовой сепсис…
- Вот видишь…
- У меня это случилось первый раз… Понимаешь? Самый первый… В чем-то я ошиблась.
- Ты не чародей, Олюшка. На такие вещи надо смотреть трезво…
- На смерть нельзя смотреть трезво… как бы ты ни понимал это разумом. Даже в нашей профессии… Поверь, мы сделали все, что могли. Приезжал сам Сабельников.
Кто такой Сабельников, Андрей не имел представления, но, утешая сестру, он понимающе кивнул.
- Он тоже ничего не мог сделать… А этот мальчик, ее муж, десять минут назад подкараулил меня на нашем дворе и закричал, что я убийца. Что я собственными руками убила его жену и сына.
- Он просто потерял голову, Оля. Ты должна понимать его состояние. Это кричал не он, кричало его горе.
- Но и он должен понимать. Сам Сабельников ничего не мог сделать, а я в его глазах убийца. Он бросил мне это в лицо, Андрюша. Плакал и кричал. Если бы ему подвернулся нож, он ударил бы меня.
- Не придумывай глупостей. Пойдем домой. Я скажу маме, чтобы она постелила тебе в моей комнате, а сам переночую вместе с Колькой.
- Не говори ничего маме… Мне было страшно возвращаться к себе, Андрюша. Я не могла представить, как буду одна. Я же все время одна, Андрюша.
- У тебя есть Вадим, есть Наташка… Мы у тебя есть. Ну зачем ты сама себе придумываешь? Почему ты одна?
- Одному можно быть и в густой толпе. Вокруг тебя тысячи людей, а ты среди них совсем одна… Так, будто ты в лесу… Вадим… Сейчас он на Ямале, а затем будет на Памире или на Камчатке. Он же не усидит дома. Я все понимаю, Андрюша, но бабе трудно быть одной. За мной начал ухаживать заведующий отделением. Он уже два раза провожал меня. Я боюсь, что однажды он поднимется со мной на лестничную площадку, и я не смогу захлопнуть перед ним дверь квартиры…
- Ну это ты брось. Такими делами не шутят.
- Не шутят, - согласилась сестра и вытянула затекшую от неподвижности ногу. - Но я живая, нормальная женщина… Я не хочу быть мерзавкой, но у меня может просто закружиться голова, может просто накатить слабость. Разве мы каждый день бываем одинаково сильными?
- …Вадим же тебя любит… Ему, чертушке, надо просто выбраться на пару недель в Москву. Хочешь, я напишу?
- Не стоит. Он, как и ты, больше всего любит свою работу… Работа, работа, работа…
- У тебя просто разыгрались нервы.
- Может быть, - согласилась Ольга и по давней привычке подоткнула подбородок кулаком.
Глава 11. Искры из глаз
- Странный у нас разговор, Владимир Александрович. Прежде всего я хочу не поступаться собственными убеждениями. Хочу остаться самим собой.
- Самим собой важно оставаться на фотокарточке служебного удостоверения, а то вахтер не пустит на работу, - усмехнулся Балихин, разглядывая начальника ОКБ так, словно он видел его впервые в жизни. - Руководитель, Андрей, должен мыслить и поступать творчески. Я думал, ты из идейных соображений, из высшей принципиальности вывернул Агапова наизнанку на заседании партактива. А оказывается, ты другую игру начал. И твое поведение на депутатской комиссии тоже теперь совершенно ясно. Демагогией все это попахивает. Считаешь, что цель оправдывает средства? Ну-ну… Многие на таком коньке ехали, да толку из этого мало получалось. Ты где работаешь? В коммунальном хозяйстве или в станкостроении?
- В народном хозяйстве, Владимир Александрович, - сердито ответил Готовцев. - В народном хозяйстве, которое включает и коммунальное хозяйство, и станкостроение, и металлургию, и пуговичное производство.
- Решил мыслить глобальными масштабами. А подумал - под силу ли они тебе?.. На приемной комиссии написал особое мнение, творец и диалектик, Агапова со строительством под корень срезал. Мы с ним три года ассигнования на новые цеха выцарапывали, а ты все наотмашь… Да еще осрамил Максима Максимовича перед всем коллективом. Себя поставь на его место и прикинь, что он сейчас думает?.. Считаешь, легко было добыть деньги на строительство? Такую пришлось прошибить стенку - а ты под корень…
- Израсходуйте те деньги на модернизацию завода. Это же даст больший эффект.
Готовцев невольно замешкался, перед тем как сказать главное, что было написано в докладной записке на имя министра, копию которой он положил на стол начальника главка, но тот за время разговора еще не удосужился и мельком заглянуть в поданную бумагу.
- Потом подчинить завод ОКБ и полностью перевести его на опытные и экспериментальные работы… Об этом я написал в докладной.
- Ты случаем, Андрей Алексеевич, умом не тронулся? - тихо спросил Балихин, подвигая к себе копию докладной. - Ты понимаешь, что написал министру?.. Отдать ОКБ завод, когда с министерства спрашивают чуть ли не поименно за каждый станок. Такое придумать!.. Ты на земле живешь или в облаках витаешь? Где будут делать эти станки, если завод отдадут для опытов и экспериментов? Не встречал я еще такого нахальства. Ну, пролет бы попросил, цех, а то на весь завод нацелился. Весь завод подавай ему без остаточка.
- Я думаю о будущем.
- С работы снимают, между прочим, не за будущие грехи, а за настоящие. Ты эту бумагу спрячь подальше и никому не показывай. Я ее не видел, не читал и визы от меня ты никакой не получишь… Доиграешься, что предложат тебе подать заявление по собственному желанию. Есть такая приемлемая формулировка. Как в том анекдоте: директор уволил, а я согласился…
- Нет уж, такого заявления от меня не дождутся, и формулировку насчет меня некоторым товарищам придется самим придумывать. Пусть головы поломают… Копию докладной я могу прислать официальной почтой. Тогда вам придется ее и прочитать, и резолюцию соответствующую наложить.
- А ты Готовцев, оказывается, порядочный прохиндей. Вот уж не мог подумать, что сажаю на ОКБ такого нахрапистого босяка… И чем ты только тогда меня очаровал, что я за тебя в драку кинулся? Ничего ведь стоящего не было у тебя для начальника ОКБ. Несколько лет работы в институте, кандидатский диплом в новых корочках да голубые глаза. Вот и весь твой багаж, если разобраться.
- Жалеете, что настояли?
- Думаю… Я ведь аванс тебе выдал. Считал, что ты его отработаешь - честно и благородно.
- Полагаете, что в должниках у вас хожу?
- Опять не то, Андрей Алексеевич. Все мы друг перед другом в долгу, когда одними заботами связаны. Не отработка мне нужна, а дело.
- Давайте уточним это понятие.
- Я его давно уточнил… И головой уточнил, и шеей, и хребтом. Ты теперь таким уточнением занимайся, а то пока винегрет в твоей башке и сквознячки там у тебя погуливают… Ну чем ты меня тогда очаровал? Насчет "собственного желания" я зря сказал. Таких, как ты, Готовцев, всегда снимают без их желания и формулировку дают соответствующую. Ты хоть подумал, какая у тебя предстоит жизнь с такими вывихами в характере?
- Подумал, Владимир Александрович, - спокойно ответил Готовцев.
Он и в самом деле был спокоен, поскольку иным не представлял разговор с начальником главка. Он понимал, что, услышав подобное предложение, Балихин не порозовеет от гордости за смелый шаг своего протеже, не кинется с поздравлениями насчет творческой идеи, озарившей молодого и талантливого начальника ОКБ, не ухватит Готовцева за руку, чтобы тут же тащить к министру и просить поскорее передать станкозавод в полное распоряжение ОКБ.
Андрей Алексеевич понимал и то, что борьба ему предстоит трудная, что ощущение собственной правоты, убежденность в справедливости своих действий и даже достигнутый результат не возместят ему лично те траты времени, энергии, сил и нервов, которые он положит на алтарь.
Это естественно, потому что всякая борьба представляет необходимый элемент жизни, а прожить жизнь по-настоящему трудно и человеку, и воробью, и отдельному конструкторскому бюро. Каждому из них нужен собственный кусок, а их остается все меньше и меньше. Численно увеличиваются на земле не только люди и воробьи. С еще большей стремительностью размножаются на нашей планете отдельные конструкторские бюро - цепкие и жадные до чужого коллективные особи, возникновение которых не было запрограммировано природой в ее тысячеликой экологической программе. Но мудрые законы, регулирующие численность любой популяции, создают преграды и незапрограммированным явлениям. Если численность лягушек в природе мудро регулируется наличием журавлей, аистов и прочих особей, употребляющих излишних лягушек для питания, то для ОКБ природа изобрела такие преграды, как жесткие лимиты по заработной плате, острый недостаток служебной площади, консервативные заказчики и несговорчивое начальство. Эти преграды могут одолеть лишь сильные и лучше приспособленные особи из числа многочисленных ОКБ. Тем самым размножение ОКБ останавливается на нужном пределе, одновременно принося им совершенствование и заставляя их приспосабливаться к окружающей среде.
Выступив против ходатайства об отводе земли станкозаводу, Готовцев открыл прямые военные действия, оглушительно бабахнул из пушки, понимая, что разрывы осколков поразят не только бедолагу Агапова, отдающего все силы, время и знания любимому заводу и не менее горячо любимому коллективу, ради которого он, случалось, принимал на душу большие и малые грехи, утешая себя атеистическими убеждениями, отрицающими загробную жизнь и расплату за те грехи, которые проворонило земное начальство.
Чувствительнее всего разлетевшиеся осколки секанут по министерству, шлепнут по таким чувствительным местам, как служебный авторитет и человеческое самолюбие.
Новое не сразу воспринимается. Не сразу до начальства доходит здравый смысл заключенных в нем созидательных идей. Особенно таких, как предложение отдать ни за что ни про что целый завод для опытных и экспериментальных придумок, а станки по плану пусть делает неизвестный дядечка. Первой реакцией в таких случаях всегда является отрицание.
Но в душе Готовцева горела неистраченная вера в торжество человеческой мудрости и справедливости. Истина всегда торжествует. Иногда раньше, чаще с большим опозданием, но непременно торжествует.
Поэтому теоретически Готовцев рассчитал все здраво и в принципе мог надеяться на успех.
Не учитывал он лишь в своих планах отдельных тактических моментов. Например, что всякое действие обязательно вызывает и равнозначное противодействие, что сопротивление может выражаться не только в пассивном отрицании. В большинстве случаев начальническое отрицание бывает активным. Более того, каноны тактики утверждают, что самый лучший вид обороны - это наступление.
Балихин не упустил случая продемонстрировать знание законов тактики. Вызвал секретаря, попросил принести письмо Габриеляна с копией акта приемки по заборскому заводу и написал резолюцию. Расписался, поставил дату и подал сколотые скрепкой бумаги Готовцеву.
- Читай.
- "Особое мнение начальника ОКБ Готовцева А. А. противоречит техническим условиям к договору поставки. Выплату премии разрешаю…"
- Он еще челом бьет насчет освобождения его бюро от выдачи вам чертежей в порядке кооперации по узлам смазки и гидравлики, - сказал Владимир Александрович. - Но тут я никакой резолюции писать не буду. Хоть с резолюцией, хоть без резолюции, от Габриеляна ты теперь все равно чертежей не получишь. Он лучше пять выговоров схлопочет, а заборскую историю тебе не простит. Все мы живые люди, Готовцев, и слабости у каждого из нас имеются. Этой прозы забывать не надо… Кстати, ты в своей докладной записке, пожалуйста, укажи поточнее, кто вместо станкозавода, который ты нацелился прибрать, будет давать плановую продукцию. Ты нашего шефа знаешь, его призывами не убедишь. Ему расчеты подавай, факты, цифирь, конкретные сроки. Он заводской хомут тянул двадцать лет, и на кривой его не объедешь.
- Дам. И расчеты, и цифры. Надо делать лучшие станки, а лучшие - это всегда, по существу, и больше. Зачем нам делать четыре токарных станка, если один токарный с программным управлением заменит четыре. Для таких расчетов надо знать только таблицу умножения.
Впервые за время разговора в глазах Балихина сквозь устойчиво неприязненный блеск пробилось что-то похожее на любопытство. В серой, стального отлива, радужной глубине с острыми кружками приметливых зрачков вспыхнула и мягко затеплилась крохотная свечечка.