***
Гришка дымил в окно у рекламного щита:
"Танцы под оркестр!
Билеты под стипендию!"
Плакат останавливал каждого второго. А издали казалось - останавливал Гришка, ибо каждый второй был знаком с ним.
Маша тотчас узнала его - заметный парень.
- Привет, Григ! Что делаешь? - непривычно-фамильярно приветствовал его Славка.
- Привет, - дружелюбно ответил Гришка. - Стою и смотрю: кто приходит хороший, а кто плохой. - И уставился веселыми глазами на Машу.
Но Машу было трудно смутить. Она дернула Славку за рукав:
- Ты, кажется, вел меня к своим друзьям?
- А это и есть мой друг, - пробормотал Славка.
- Поздравляю, - сказала она. Гришка не обиделся: они были в расчете.
- Что ж мы стоим? - добродушно спросил он. - Сердитая девушка, приглашаю вас к нам... в три-двадцать два!
Когда Маша увидела, как он гордо-застенчиво пошел по коридору, почти доставая головой неяркие лампочки, она непроизвольно выпустила Славкину руку и приотстранилась.
У Славки заныло сердце.
Комната 3-22 была полна народу. Гришка перезнакомил Машу со всеми, представляя ее то как "звезду арены", то как "акробатку на проволоке".
Через минуту она уже знала и Егора, сокурсника Гришки, и Лиду, маленькую и на первый взгляд какую-то очень незаметную - ту самую, которая стояла с парнями на улице.
Лида сунула Маше холодную ладошку и тотчас отошла от нее, словно чувствовала, что рядом с Машей она сама проигрывает. Принялась резать хлеб. Егор поспешил ей на помощь, стал открывать консервы.
Какой-то черный, громадного роста парень оторвался от радиоприемника, которому он перебирал внутренности, и мельком бросил Маше:
- Можно сесть.
- Спасибо, - ответила Маша и опустилась на стул, пододвинутый галантным Егором.
- Это Измаил, - с гордостью прошептал Славка, кивнул на парня у радиоприемника.
Разговор, прерванный приходом гостей, продолжался.
- ...Вот я и говорю, - сказала Лида. - Два года Галка училась с нами. Когда заваливала сессию, мы ее вытаскивали. Нет стипендии - скидывались по полтора рубля с человека. На свидания лучшие вещи у нас брала... Словом, с ней как со всеми: и уважали, и жалели, и помогали... Хоть и не очень способная, но ничего девчонка была... А тут такая история!
- Не кипятись, Лидка, - перебил ее Гриша. - Лучше объясни, как вам попал ее дневник?
- Толком не знаю. Пришла с занятий, а девчонки читают. Говорят, на кровати лежал. Кто-то принял за свои конспекты...
- Но ведь дневник не конспекты, - улыбнулся Гришка.
- Ты не знаешь девчонок! - вспыхнула Лида. - Трудно удержаться от соблазна.
- Что же было в дневнике? - спросил Измаил, безнадежно махнув рукой на разворошенный радиоприемник. Яркий в своем белом спортивном свитере, он стал посреди комнаты, задумчиво переступая с носков на пятки.
Лида отложила нож и потянулась за тарелкой.
- Не помню, - сказала она. - Спасибо, Егор, хватит кромсать несчастное железо, отдыхай... В дневнике было такое!
- Какое же? - уточнил Измаил.
Маша заметила: говорил он требовательно, четко, сильным и красивым голосом. Как будто знал, что каждое его слово имеет вес.
- Оказывается, ей никто не нравится: ни ребята, ни преподаватели... Она вбила себе в голову, что должна стать артисткой. Что ж, каждый волен выбирать путь... В драмкружке все - мелкота, ничтожество... И мы... - сказала Лида.
- При чем здесь вы? - спросил Егор.
- А при том! О самых близких подругах она написала только гадости! Без исключения, обо всех!
- И о тебе?
- Да. Но не во мне дело. Наташка Григорьева, которая спасала ее от деканата, спала с ней на одной койке, отдавала последнее, в дневнике превратилась в тупицу. Мы все до одной - мелкие, ничтожные, без проблеска ума... Так не бывает, чтобы все, а, ребята? И ведь самое обидное - была с нами так ласкова: "Ах, девочки, я люблю вас!.." Фу!
- И что же вы сделали? - спросил Гришка.
- Думаем...
- И думать нечего, - отчеканил Измаил. - Нужно устроить суд чести! Чтоб она услышала правду в глаза.
- Подожди, Измаил, - остановил Гриша. - Может, эта девчонка не совсем уж такая? Дневник - это только дневник! И ему тоже нельзя во всем верить.
- Суд, только суд! - не соглашался Измаил. - Мы слишком добренькие! Из жалости защищаем. Она не доросла, чтоб называться студенткой.
- Во-во, - вставил Егор. - Давай, Измаил, валяй речь в честь советского студенчества.
- Я знаю, в институтах полно случайных людей, - продолжал Измаил. - Давать им волю - значит заражать бесталанностью все вокруг. Смотри, Лида, если девчата промолчат, я сам подниму шум!
- Ладно, ладно, - примирительно сказал Егор. - Ты прав, но оставь свой пафос до судилища. А сейчас у нас гости... К тому же мы давно не виделись, и нам есть о чем поговорить, кроме дневника.
Все посмотрели на Славку и Машу. Егор, хитро улыбаясь, достал две бутылки "Варны".
- Фу-ты, ну-ты! Югом запахло, - засмеялся Гришка.
- Я и воблы припер, целый чемодан.
- Маша, давайте к столу! - скомандовал Измаил.
Они встретились глазами.
- Нет, давай стол - к Маше! - потребовал Славик. - Не хватает стульев, придвинем к кровати!
Измаил схватил стол и перенес его как что-то невесомое. Холмик из ломтей хлеба, пары коробок "Щук в томате", конфеты, стаканы - даже не шелохнулись.
У Маши вспыхнули глаза: она привыкла считать силу неотъемлемой частью красоты. Она снова встретилась глазами с Измаилом. На этот раз надолго. У Славки опять заныло сердце. По молчаливому уговору парней он сел рядом с Машей.
- Ну, наконец-то все вместе! - радостно вздохнула Лида. - Лето так долго тянется...
Все засмеялись, поглядывая на Гришку. Подняли стаканы, позаимствованные из студенческой столовой.
- Вот и выпьем за "долгое лето"! - предложил Измаил.
Выпили и зашумели, заговорили сразу. Лида как-то сразу раскраснелась, похорошела.
- Ты что, сухой закон подписал? - удивленно, с оттенком заботы обратилась она к поскучневшему Славке.
- Ну, ты кажешь... - пробормотал Славка, не желая привлекать к себе излишнего внимания.
- Или заболел? Тогда не пей, - сказала Лида.
- От твоих глаз не скроешься! - улыбнулся Славка в ответ и выпил.
Лида охнула тихонько и погрозила ему пальцем.
- Делать назло - все равно что пальто наизнанку надевать. Забыл? - и они со Славкой засмеялись, видимо что-то вспомнив.
Тем временем парни заговорили о походе, вспоминали забавные случаи. Егор копировал какого-то рассеянного преподавателя.
Маша откинулась на спинку стула. Она мало что понимала в этих обрывочных воспоминаниях и не могла принять участия в общем разговоре. Но ей не было скучно. Мысленно она стала соединять этих людей, которые ей понравились с первого взгляда, невидимыми ниточками. На языке цирка это называлось "лонжировать".
Ясно, что такая прочная ниточка тянется от Лиды к Гришке. Простым глазом заметно. А от него... Неизвестно.
От Славки - к ней, Маше.
От Маши - не-ет! Еще рано об этом думать...
От Измаила - непонятно... Слишком дружелюбна и непроницаема чернота его глаз. Одинаково смотрят они и на Лиду, и на ребят, и на нее. Пьет, улыбается, слушает.
Егор - вне игры. Хотя... Посмотри Маша в его сторону попристальнее, и через стол потянется еще одна теплая и незаметная нить.
Постучали.
- Врывайся! - крикнул Измаил.
В комнату вошел толстенький парень.
- Я принюхался - пахнет шницелями. Оказывается, у вас, - объяснил он свой приход.
- Проходи, Скальд! - Парни задвигали стульями.
- Минуточку! - покосившись на небогатый, без шницелей, стол, вежливо сказал толстяк и исчез.
Возвратился он с гитарой.
Маша узнала его. Интересно... Еще совсем недавно она, чужая, непрошеная, стояла в дверях этого общежития, а вот сейчас они все сидят за одним столом, как добрые приятели.
Скальд со своей гитарой спутал все невидимые нити, незадолго до этого образовавшиеся в комнате.
- Спой, Скальд!
- Надо говорить: "Пей, Скальд!" - ответил он, ухмыляясь. - Измаил, я уважаю закон 3-22: "Вошедший да выпьет без уговоров!" Но, ей-богу, братцы, одному совестно...
Выпили все.
- Довез песню? - спросил Измаил.
- А черт его знает! - Скальд почесал круглый затылок. - От самой пустыни вез, думал, довезу, да в поезде разбазарил. Сейчас иду по второму этажу - поют! И кто б вы думали? Химики! Когда обжали - ума не приложу! Вроде одной скоростью ехали...
Прислушались.
Снизу доносилась незнакомая песня.
- Не усложняй таблицу умножения, пой! - попросил Измаил.
Скальд тронул струны.
..Як-12, работяга самолет,
Неказистый, а зеленый, точно лес,
Над тайгой осуществляет свой полет
Без комфорта и красавиц стюардесс...Обмороженный, простуженный совсем,
Обогреться он не может у огня.
Молчаливо соглашается со всем,
Но на отдых не берет себе ни дня.
Маша никогда не слышала этой песни. Мелодия простая, гитарная, похожая на речитатив.
- Браво, Аскольд! - громко прошептала Лида.
- Я - еще - не допел, - в ритме песни, спокойно сказал Скальд. И продолжал:
...И летит он, и дает километраж,
И сгорает на работе день за днем.
Як-12, ты не выдашь, ты не сдашь!
Мы с тобой еще, дружище, поживем...
Измаил задумчиво глядел в стену. Лида мурлыкала полюбившийся мотив. Гришка ел.
- Не хочется молчать... - ни к кому не обращаясь, сказал вдруг Измаил.
Славка, взъерошенный, смешной, опьяневший более других, вскочил. Ему почудилось что-то очень знакомое в словах Измаила. Кажется, он сказал их любимое слово: "Не хочу"... В этих словах было что-то справедливое, касающееся и его, Славки.
Жить по-своему! Как подсказывает сердце! Не обычно, а ярко, блестяще! Именно такие мысли вызывали сейчас у Славки и песня, и дружеские лица ребят, и присутствие Маши...
От вина язык заплетался, но говорить хотелось.
- Ну? - флегматично сказал Егор, приготовившийся слушать очередную "речь".
- Да, да! Вот... Вы еще не работали, не строили домов, а я уже могу! Один дом, другой - и все похожие, как родственнички... Вот! А ты - между ними... ходишь. Надо, чтобы каждый дом был сам по себе, все время новый и новый дом... Не родствен-ни-чек...
- Тпрру! - перебил его Егор. - Проекты-с, это не кустарррпром!
Лида тотчас бросилась Славке на помощь:
- Ты, Егор, пьяный! Славка хочет творчества! Неужели непонятно? - Лида посмотрела на Гришку и почему-то покраснела.
Маше было стыдно за Славку. Ведь Измаил и не думал ничего особенного! А он выскочил. Перевел все на свои дома... Измаил, наверно, умнее...
Но ребята смотрели на Славку тепло, улыбаясь. Он был понятен им. И Измаил тоже...
Маше захотелось встретиться с ним взглядом, увидеть глубину его черных глаз.
Но Измаил не поднял головы.
Гришка вдруг вскочил и объявил, что пойдет доставать магнитофон.
Через минуту снова бахнула дверь, Гришка вернулся. Он был вспотевший, сердитый, будто после стометровки.
- Принес? - спросили его.
- Сигареты забыл! - он махнул длинной рукой.
Все захохотали.
Маша подумала: "Чего они смеются? При чем здесь сигареты? Странный парень!"
Гришка погрозил кулаком, взял с полки сигареты и помчался.
Заметив ее вопросительный взгляд, Измаил пояснил:
- Гришка - бумеранг. Еще никогда не уходил с первого раза! Обязательно вернется.
Лида тоже смеялась над Гришкой, но совсем по-особому, ласково.
Скальд тревожил гитару. Ему хотелось петь.
Машу провожал Измаил.
В голове у нее все перепуталось: рассказ Лиды о дневнике, песни Скальда, бумеранг Гришка. Она только помнила, что во время танцев (Гришка приволок-таки магнитофон) Измаил смотрел только на нее. Она танцевала с ним танго, вальс, твист - все, что было на магнитофонной ленте.
Она забыла о Славке, забыла о цирке, о завтрашнем представлении, о позднем времени.
Лида, окинув ее удивленно-печальным взглядом, стала просить Славку:
- Славка, милый, очень прошу, проводи меня! Я хочу, чтобы ты!..
Славка вымученно согласился, и они ушли. А Маша все танцевала, танцевала, не чувствуя в ногах усталости, и ей казалось, что весь мир кружится вокруг нее и любуется, как она прекрасно танцует.
Потом Измаил пошел ее провожать.
По дороге они молчали, пока их не застиг дождь. Тогда они побежали, перепрыгивая через лужи, влетели в парадное чьего-то дома. В парадном тихо, темно. Они засмеялись.
В доме напротив горел свет. На втором этаже кто-то жег невысокую свечу. Она казалась добрым свидетелем.
- Ты в цирке... случайно? - тихо спросил Измаил.
- Родилась в нем.
- Это надолго?
- Да.
- Даже если?.. - Голос Измаила дрогнул - он значил больше, чем слова.
Маше стало вдруг жарко.
- Даже "если"! - Она хотела сказать твердо, но прозвучало неуверенно.
Свеча в доме напротив таяла, стала походить на теплую капельку. Но кто-то там, на втором этаже, не гасил ее. Видно, нужна она была ему и такая.
- Других за плечи обнимать, а тебя надо... за макушку, - прошептал Измаил, как ему казалось, насмешливо.
А получилось всерьез.
***
Строгая Серафима не спала - читала. Будильник демонстративно глядел Маше прямо в глаза. Половина третьего.
- Изволь объясниться, - с дворянской вежливостью сказала тетка, отложив книгу.
- А что особенного? - деланно удивилась Маша.
Строгая Серафима подняла на нее усталые глаза. Маша смешалась.
- У подруги была... В общежитии... Записи - прелесть! - забормотала она.
Быстро разделась. Накинула халатик и почувствовала себя увереннее.
- Спали бы! Зачем дожидаться? - сказала она и исчезла в ванной.
Тетка ничего не ответила. Грузно поднялась с кровати и стала развешивать мокрую одежду Маши.
- Ты... не боялась... одна? - спросила она неуверенным каким-то, робким голосом.
- Еще чего! - прокричала из ванной Маша. - Фонарищи! Милиционеров полно!
А строгая Серафима печально смотрела на ее куртку - темную и мокрую. Только на плечах остался сухой след чьей-то руки.
"Видимо, все же это был он..." - горько подумала Серафима.
VII
Есть в английской грамматике время глагола "Future in the Past" - "Будущее в прошедшем". Странное сочетание. Словно у прошедшего есть надежда на будущее.
Такое ощущение неправдоподобия охватило Славку с той самой минуты, когда в комнату вошел Измаил и с наигранной непринужденностью сказал:
- Привет едокам-коммунарам! Ребята, хотите новость? Мы с Машей приглашаем вас всех на свадьбу.
Он так и сказал "Мы с Машей". Будто давным-давно привык говорить и это имя и такие слова.
"Едоки" побросали ложки и некоторое время оторопело молчали.
- Вот тебе, бабка, и сенсация, - изрек, наконец, Егор.
И все почему-то старательно стали отводить взгляд от Славкиного побледневшего лица.
Славка, будто в замедленном кино, положил ложку возле миски и чуть охрипшим голосом сказал:
- Поздравляю...
Все облегченно задвигались. А Славка отошел в угол, оседлал табуретку и окаменел.
Все было прежним: привычная комната, фотографии над кроватью Гришки, самодельная полка, будто ранец любознательного школьника, до отказа набитая книгами, старый поцарапанный шкаф. Все было как всегда, и в то же время в 3-22 для Славки что-то необратимо изменилось.
В душе Славка был благодарен Измаилу за то, что он сказал о женитьбе при всех. Если бы Измаил сообщил об этом только ему, с глазу на глаз, - в этом было бы что-то неизмеримо стыдное, позорящее их обоих. Но и сейчас поднять голову, посмотреть в глаза друзьям, Гришке, Егору - если бы кто знал, как это тяжело!
О Маше он не думал. Она существовала где-то отдельно от Измаила, от общежития, в своем незнакомом и притягательном мире. Он мог честно поглядеть ей в глаза. Она-то ведь не знает, как жгуче разгорается у него внутри огонь сожаления. О чем? Он бы не смог объяснить словами.
Неграмотный в таких делах Клюев хлопнул бы его по плечу и заявил: "Станислав, ты безнадежно влюблен". И наверно, попал бы впросак. Потому что никто в целом мире не может высказать словами то, что творится сейчас у него в душе!
"Странная все-таки девчонка встретилась!" - мелькает у Славки мысль. - Гнева против нее нет. За что? Обиды - нет. Ничего не было обещано. Одно сожаление, смутное, жгучее...
Гришка широкими шагами ходил по комнате.
- Ну, старик, ошеломил ты нас! Что ж так скоропалительно? - в голосе Гришки звучало искреннее недоумение.
Славка подумал: не в одной скоропалительности дело. Общежитие помнит и не такие стремительные браки, но они всегда были чем-то объяснимы: поспешным ли отъездом выпускников, или многолетней симпатией, скрытой до поры до времени, или же просто легкомыслием. Гришку встревожило поведение друга, он ждал объяснений.
Измаил осторожно опустился на кровать - пружины скрипнули - и ничего не ответил.
Парни закурили. Наступило тягостное молчание.
В это время раздался стук, дверь распахнулась, в комнату влетела Лида.
- Ребята, вы знаете новость?.. - еще с порога возбужденно сказала она.
Но, увидев Измаила, осеклась и тут же, не переводя дыхания, набросилась на него:
- Сидишь?! Заморочил девчонке голову - и спокойно покуриваешь!.. Представляете, - обратилась она ко всем, - иду по улице - навстречу Маша, ну, прямо слепая от счастья! "Мы, - говорит, - женимся с Измаилом!" Я так и села. "Как так?" - говорю. "А вот так, решили. Тетка из дому, может, не выгонит, а из цирка-то уж обязательно..." - "И ты пойдешь на это?" - спрашиваю. "Да. Измаил так хочет". Вы представляете: "Измаил так хочет!" Слушай, Измаил, ты сдурел, да? Ты понимаешь, что творишь?!
- Понимаю, - глухо ответил Измаил. - Не шуми, Лида. Плащ-то сними... Не в гостях.
Лида повесила плащ и остановилась посреди комнаты - маленькая, воинственная, готовая немедленно спорить со всяким, кто будет несерьезно относиться к тому, что ее взволновало до глубины души.
Но спорщиков не нашлось. Парни, нахмурясь, глядели на Измаила.
- Ребята, вы чего? - спросил он. - Будто я преступник, а вы судьи.
Лида обескураженно махнула рукой.
- Ну, вот замолол! Какие такие судьи? Не хочешь, можешь не говорить.
- Нет. Про судей я так, для шутки, - принужденно улыбнулся Измаил. - А с женитьбой - сам не знаю, как получилось... Понимаю - быстро все очень, мало знаем друг друга, все еще не устроено... Но... это всерьез.