- Мы вот злы на себя и на других, - говорила между тем Лизонька, и чистые синие глаза спокойно оценивали реакцию ребят. - Да, злы, потому что оказались хуже, чем предполагали. В этих неожиданных условиях все стали черствее, эгоистичнее…
- Девчонки всегда такими были! - выкрикнул один из приятелей Кости.
- Может быть… Но разве мы не можем всё изменить? Стать дружными, прежними? Это надо, непременно надо… - она умоляюще протянула вперёд руки, и столько трогательной искренности и бесконечной непосредственности было в каждом её жесте, что сразу откликнулось несколько голосов:
- Конечно, изменим! Но как?
- Что сделать бы, а? Всем хочется, чтоб хорошо было!
Лизонька, накручивая на палец кончик пушистой косы, убеждённо заверила:
- Придумаем! Не допустим, чтобы "Альтаир" развалился!
Задумчивая тишина повисла над отрядом, только слышно было, как мерно стучит дождь по крыше в сенях да робко шепчет что-то Наташа, похожая в эту минуту на большую мохнатую птицу.
Внезапно, будто решив всё, резко выпрямился Демчук.
- Я знаю, как надо всё изменить, - начал он, решительным жестом откидывая со лба прямые светлые волосы. - Это не открытие, конечно, просто…выводы. Возьмём вчерашний день. Дежурили две девчонки. - Все посмотрели на Томочку. - Пока они переодевались, отряд пятнадцать минут ждал возле ненакрытого стола. Не свинство?
- А что, мы должны в мокрой одежде вам подавать? - проверещала Томочка, а подружка дёрнула её за рукав.
- Должны. На то и дежурные. Жертвуй собой для других, завтра то же сделают для тебя.
- А я не способна для других жертвовать! - огрызнулась Томочка, кольнув взглядом Лизу.
- Все способны, - невозмутимо отрезал Женя и продолжал ещё более спокойно и убеждённо. - С дежурством ясно: режим надо соблюдать до минуты! Второе. Пусть будет старший член штаба - каждый день новый. Как учителя в школе дежурят - по дню! Пять человек штаб - пять дней. Скользящий график. Посильно.
- Здорово! Всё-таки ты голова, Женька! - воскликнул Борисик, и все одобрительно рассмеялись, а Демчук, улыбнувшись одними глазами, продолжал:
- Этот старший головой отвечает за жизнь лагеря, и наряды ему штаб даст огромные, если за чем-то недоглядел. Третье. О нарядниках. Раз жить стало трудней - наказания должны быть хлёстче. А у нас? Вон Борисик опоздал на зарядку - бригадир! - дали вымыть ведёрко после каши. Потом он храпел на всю деревню, а девчонки дежурные до полуночи коридор мыли да кеды сушили. Почему бы не наоборот?
- Да я не против, - смущенно пробормотал Борисик.
- Не о тебе речь. Вопрос в принципе решается. Одним словом, штаб учтёт все выступления, и лагерь перейдёт на полувоенное положение, - с улыбкой в глазах подытожил Демчук, но всем уже расхотелось думать, всеобщее ощущение победы над собой горело в каждой паре глаз.
- Работать хочу! - звучно рявкнул неизвестно откуда взявшимся басом Игорь, и шумной толпой альтаирцы бросились одеваться.
Вечером совхозным властям было сообщено, что ребята станут работать при любой погоде и раньше срока в город не поедут.
8. Исключение из братства.
Четыре дня в "Альтаире" царило праздничное настроение: мальчишки постоянно предлагали помощь девочкам, нарядники трудились от зари до зари, дежурным почти не приходилось брызгать водой на спящих - все мирно вставали по утрам и шли на зарядку, то есть было всё прекрасно, настолько прекрасно, что, как мудро заметил Шатров, долго так продолжаться не может. Действительно, на пятый день произошло ЧП.
Руководителя вызвали в правление совхоза, надо было с бухгалтерией проверить все счета на продукты и отчитаться в полученных деньгах.
Альтаирцы уже трудились в лесу, и ничто не предвещало неприятности. Вдруг лес точно пронзило криком. Все бросились туда, где слышалась какая-то возня.
- Псих… я же нарочно…не знал, что ты такой идейный… - бормотал Гриша, вылезая из-под Борисика, прижимающего его к земле. Оба пыхтели, были в грязи, к лицу Ломникова прилипли травинки.
- Набью морду, дождёшься… - грозил он, а Борисик, протирая рукавом остро отточенный топор, дрожащим голосом повторял:
- Уйди лучше, гад, уйди, уйди…
- Парни, что вы?! - кинулась к ним Наташа, протянула тоненькие руки, разнимая.
Альтаирцы окружили их плотным кольцом. Все ждали.
- Псих он, припадочный. Пошутить я хотел, - торопливо говорил Гриша, засовывая под кепку белобрысую чёлку. Бегающие глазки его ощупывали слушавших, руки заметно дрожали. Больше ничего от него не добились. Женя, оглядев взволнованных ребят, мягко попросил:
- Давайте на работу, братцы, а? На линейке разберёмся. Время идёт. Пошли, парни!
Нехотя отправился каждый на своё место, думая о случившемся. А произошло вот что.
Ещё утром, шагая вместе со всеми по раскисшей дороге и слушая, как барабанит по плечам нудный дождь, Ломников обдумывал план на день.
- Елены нет, кстати. Петька Кривой в гости звал, братан из армии вернулся, комиссовали. Надо у девок три пары веников дёрнуть, а три сам сделаю, спасибо, напарница заболела.
Поначалу Григорий старательно трудился на глазах у бригадира, и тот удивился его усердию. Потом, улучив момент, украл у девочек веники, уложил их под свои и спокойно отправился в деревню. Пить он много не стал, опасаясь быть разоблачённым, зато вволю поел деревенской стряпни, да не удержался, пожадничал, прихватил с собой солидный кусок пирога с мясом. Благополучно вернувшись в лес, разморённый, довольный, Гриша не смог себя заставить поработать хотя бы для вида и улёгся под раскидистую ель да извлёк заветный пирог. Тут и застал его Борисик, обеспокоенный тем, что на контрольный крик бригадира Ломников не отзывался.
- Откуда пирог? - удивился Усов и в первый момент даже не сообразил, что одному вроде неудобно лакомиться. От страха, что его выведут на чистую воду, Гришаня выболтал:
- Из деревни…
- Так ты гулять ходил? - наливаясь яростью, спросил бригадир, уловив тяжёлый запах браги. - А веники?
- Готовы! - нахально улыбнулся Ломников. - Шесть пар. Я ведь один работаю.
- Как же ты успел? - ничего не понял бригадир, попробовал пресчитать веники и тут увидел характерную Томочкину вязку - он ещё ругал её за ненужные "морские узлы".
- Украл, подонок! - шёпотом проговорил Борисик, медленно подходя к виноватому
Обманутый этой медлительностью, не вглядевшись в лицо одноклассника - в это время выжимал кепку - Гришаня проговорил шутя:
- Не выдавай, атаман, бражки притащу.
Тут-то рассвирепевший Усов и замахнулся на него топором - припугнуть хоткл!_ - а Ломников своим криком и собрал весь "Альтаир".
На вечерней линейке выяснилось, что беда не ходит одна. Дежурные сообщили: норму выполнили только семь пар, остальные даже после ужина отказались идти дорабатывать, всем хотелось присутствовать на линейке.
- Начинается опять. Анархия - мать порядка, - проворчал Усов. - До каких это пор будете душу тянуть? Не нравится - вали из лагеря!
- А что здесь хорошего? - неожиданно высказался Баранов. - Правду разве скажешь? Сразу несознательным окажешься.
- Какую правду? Пить, курить не дают? Воровство не одобряют? Чего плетёшь? Подумай! -
Борисик ткнул пальцем в лоб, потом вдруг махнул рукой.
- А, мели, Емеля, твоя неделя…
- А что? И скажу! Чего на Гришу накинулись? Ну, сходил в деревню, велика беда, пирогом не поделился. Человеку вкусненького захотелось, а вы с топором не него.
- Да ты что?! Он же у нас веники украл! У своих! - Томочка глядела на Ломникова, как на мерзкое насекомое, брезгливо и презрительно.
- Ну, и что? А если бы топор сорвался? - гнул своё Костик. - Так в другой раз бригадиры нас и прирезать могут. Ничего им не будет, - осуждающе посмотрел он в сторону, где сидели Женя, комиссар Лиза и руководитель лагеря.
- Почему ты решил, что ничего не будет бригадиру? - Женя пожал плечами. - Само собой разумеется, штаб накажет его. Но ведь сейчас речь идёт о Ломникове.
- Гнать его из лагеря! - раздалось сразу несколько голосов. - Гнать!
- Помнишь, ты Сашины часы потерял? - заговорил неожиданно для всех всегда молчавший самый маленький паренёк из "Альтаира". - Именные! Ему мама подарила. Как он жалел! А ты даже не извинился. Вернуть часы, хотя бы похожие, ты и не подумал. Чего там! Ещё отшучивался: "У нас пока всё подаренное."
- Ага, как клещ, присосался и тянет, - подхватил Игорь. - Доказать? Кто утопил тренировочный костюм Борисика?
- Ну, я. Так не нарочно! Заменить хотел, так он отказался, - Гришаня вдруг осмелел.
- А ты настаивал? Сколько минут? Я помню тот разговор. " Я утопил твой костюм. Надо, за него свитер отдам? Конечно, кто свитер возьмёт, он шестьдесят рублей стоит. Да и что было с ним в жару делать? А вот почему ты свои простые джинсы не отдал? У тебя же две пары! И рубашек две. Молчишь? Так я объясню. Пришлось бы в тёплых ночью спать либо просить у кого-то, это лишнее неудобство. Пусть другой мучается, а ведь никто не знает, как Борисик выкручивался, особенно, когда дожди пошли, - он сердито махнул рукой в сторону пытающегося остановить его речи Усова, - да молчи ты, барышня! У одного и отдыха нет, вечно стиркой занят, а другой за его счёт блаженствует. Справедливо?
Тут все разом накинулись на Ломникова.
- Кто грубит больше всех? И норму не выполняет! На кухне не поможет!
- А кто дольше всех спит, не добудишься! И ноги не вытрет, а грязи! Да, а носки шерстяные попросишь, обязательно скажет, что в сушку отдал! В лесу лучшее место всегда себе застолбит, девочке и в дождь никогда не уступит! Да он никогда ни одной девчонке не помог! Исключить его!
- Гнать!! Гнать его!
Долго шумели ребята на линейке, спорили парами и группами, наконец пришли к выводу: никому не позволено оскорблять и позорить звание альтаирца.
Штаб тут же вынес решение, которое одобрили все: исключить Ломникова из членов альтаирского братства, а в отряде оставить, к работе допустить.
9. Окончательное падение.
Рано утром Гриша первый вышел на крыльцо. Свежесть влажного воздуха заставила его вздрогнуть, царившая вокруг тишина непонятно поразила. Лес за мелкой сеткой дождя казался нарисованным, и почему-то хотелось пойти и погладить мягкие лапы елей, пусть даже совсем мокрые и скользкие…На крылечке сидела растрёпанная, но почему-то милая сердцу Лизонька, сонно буркнула "Здравствуй" и зашлёпала по лужам к летней кухне.
- Может, ты меня теперь и за человека не считаешь? - неожиданно для себя спросил Гриша. Девочка не успела отойти, она слышала робкий вопрос. Жалостливо вздохнула, увидев слёзы в глазах Гришани, вернулась к крылечку и села прямо на мокрую ступеньку, выжидающе глядя на парня. Тот примостился рядом, несчастный, не понимающий сам себя…
- Знаешь, Гриня, я только раз списала контрольную по математике, но потом… Понимаешь, переступила какую-то черту в себе, позволила то, что самой натуре противно. Вот и ты так сделал. Себя уронил…. Я никогда не списывала больше. Девчонки смеются, а я как вспомню то своё состояние - мороз по коже. Ох, Гришаня, что ты наделал, - Лизонька легонько положила голову на плечо Ломникова, вздохнула. Такой нетронутой чистотой и детской доверчивостью повеяло от этого движения, что Гриша замер, даже в горле у него запершило. Хотел он сказать что-то проникновенное, но вдруг застыдился самого себя и, закашлявшись, промолчал. Лизонька всё поняла, наглухо застегнула куртку, встала, позвала буднично:
- Пойдём печь растапливать, - и, сосредоточенно обходя лужи, не глядя на шмыгающего носом Григория, отправилась на кухню.
Всё для Гриши в это утро было совсем не так, как он ожидал. Никто почему-то не высказывал ему своего пренебрежения, и потому мутная тоска и раскаяние затопили душу бедного парня.
Для Елены Владимировны этот день начался привычным диалогом:
- Ой, у Люси кеды развалились, ходить не в чем!
- Пусть бежит в дом, мои оденет.
- Мы нож забыли, лыко драть нечем!
- Возьмите моё, я ещё приготовлю, опытная.
И вдруг - как гром среди ясного неба - известие.
- Елена Владимировна, принесли телефонограмму. Вместо обеда директор совхоза отправляет весь отряд на спасение рассады капусты.
И не догадывалась учительница, что столько можно выжать из человека. Грязные, замёрзшие, альтаирцы явились домой, наспех съели кашу и помчались туда, где катастрофически нехватало рабочих рук. Вид Борисика поразил учительницу.
- Бригадир, почему не переоделся? Тебя точно из лужи только что извлекли!
- Не во что переодеваться, Елена Владимировна! Всё ребятам раздал, честное слово! Да вы не бойтесь, не заболею, я привычный!
- Останься дома.
- Ну да! Главный-то грузчик! Нет! Я сейчас в лесочке одежонку отожму!
Рассаде, конечно, погибнуть не дали. Явились на поле, сразу, получив вёдра, банки, чугунки, бегом бросились к машине, где увядали бледные росточки какого-то особого сорта капусты, доставленной из теплиц. Лёгкая Наташка первой взлетела на краешек открытого кузова и стала подавать альтаирцам крошечные кустики.
- Миленькие, повяли уже, слабонькие мои, - приговаривала она, - тихонечко бери, Борисик, ну, и лапищи у тебя, ой, сломаешь, осторожненько, медведь! Теперь ты, Костик, бери, да чего вы все такие неловкие. Смотри, какие хрупкие стебельки, ах, словно цыплята, только вылупились…
Полить - посалить, полить - посадить, и так до бесконечности, оглядывая протянувшееся до горизонта поле, нагибались и распрямлялись ребята.
- Не могу я больше, - залепетала подружке толстенькая Томочка.
- Я тоже! Спина не разгибается, ой, как тут целыми днями люди мучаются!
- Ребята, миленькие, скорей, туча идёт, если не посадить до дождя, погибнет вся рассада, да и машину уже ждут у правления, - женщина - агроном, держась за спину - "Наработалась, третью машину разгружаем" - ходила вдоль полос, уговаривала, просила, торопила альтаирцев. Последние метры многие дорабатывали, стоя на коленях, слишком уж непривычной оказалась совхозная гимнастика…
Когда работы осталось минут на двадцать, пошёл град. Да какой! Огромные злые горошины молотили ребячьи спины, затылки, проскакивали за воротник, ударяли по вискам…Командир Демчук носился по полю, как вихрь, собирая раскиданные чугунки и вёдра, поднял на ноги отставших, помогая им, на ходу уговорил местную учительницу побежать за шофёром, одним словом, он точно не чувствовал боли от тяжёлых градин и хлещущего в лицо ветра, не замечал, что с него ручьями льётся вода, а на ногах - "сапоги" из вязкой глины - до самых колен. В автобусе все, продрогшие и раскисшие, ожили только благодаря Евгению. Он первый запел, он смешил всех беспрестанно, отдал Лизоньке свою куртку-она была в машине - а сам не мог унять дрожь всю дорогу, ухитряясь при этом показывать какие-то китайские фокусы. Вернувшись домой, Женя поразил всех своим решением немедленно отработать наряды: бегал под проливным дождём за дровами, не гнущимися от холода пальцами растапливал печь, когда всё вокруг размокло и травинки сухой не было, наконец, мыл пол в сенях и сушилке, хотя все давно отдыхали в тёплой комнате. Елена Владимировна с удовольствием наблюдала нза ним. ("Какая сила! И он же может быть гнущимся и ломким, как веточка в мороз. Как странно устроен человек! Впрочем, почему странно? Ощутил себя сильным и всемогущим, благодаря обстоятельствам. Значит, побольше трудностей - и наши парни станут личностями? А мы с родителями слишком опекаем и оберегаем их, вот и растут инфантильными.")
Минул ещё один альтаирский день. На деревню опустился вечер. Берёзовые веники пахли одуряюще, старый Орлик неторопливо вышел на середину реки и, как всегда, остановился, Игорь, глядя в воду и слушая монотонный стук дождя по старому армяку, по-прежнему лежал, не двигаясь, на телеге с вениками и думал, думал об "Альтаире".
Кажется, недавно приехали, а уж домой скоро. Как не хочется. Лизонька рядом, пусть с Женей, ну, и что. Близкая моя, всю жизнь тебя любить буду, всё равно добьюсь, ты поверишь мне, будем вместе - тут просто дело времени… Как пахнут веники! Вдвоём бы тут лежать, рядом, под армяком, молча слушать дождь, и пусть бы Орлик стоял посреди реки, а ребята подшучивали бы, как над Борисиком с Наташкой…И я глядел бы в глаза синие-синие, такие родные…Странно, куда это идёт Гриша? У нас не ходят поодиночке, тем более, такое время. Что-то совсем неладно с этим Гриней.
В этот вечер опять всё не клеилось у Ломникова. Сначала он рассорился с дежурной Наташкой, она не пускала его на кухню.
- Стирка у нас, не понимаешь, что ли?
- Другого пустила бы! - буркнул обиженный Гриша, но девочка неожиданно взорвалась:
- Да! Пустила бы! Именно другого! Непременно пустила бы! - она захлопнула перед его носом дощатую дверь.
Пнув изо всех сил ведро с водой, Григорий пошёл к магазину, где всегда можно было стрельнуть сигарету у деревенских парней.
- Э, Гришуха, чтой-то невесёлый тащишься, - заметил знакомый конюх, - заездили, небось, в лагере? Пошли, бабка бражку хорошую поставила, вздрогнем.
В избе уже собралась весёлая компания.
- Эх, работничка привели! Штрафную ему!
- Да отцепитесь от него, молоденький ещё, - пыталась успокоить разгулявшихся пьянчужек бабка Филимониха, - начальство у них шибко сурьёзное.
- Цыц, старая, не твоё дело, - зашумели собутыльники. - Что он, ребёнок аль девка?
Это и решило всё, конечно, он не ребёнок, и выпить может штрафную, и в карты шпариться будет, что ж, денег нет, а он выигрывать намерен, ему не понадобятся деньги…В пьяном угаре мальчишка не заметил, как поганенько преглянулись двое приятелей из соседней деревни, пока хозяин ходил в сени за холодцом, подлили в бражку, что попивал, хвалясь самостоятельностью, доверчивый Гриша, побольше самогону.
- Какая горькая выпивка сегодня, - лепетал заплетающимся языком Ломников полчаса спустя, - я, пожалуй, домой пойду.
- Не, - загоготали парни, - тебя нельзя такого в лагерь пускать, вот протрезвишься, пойдешь. Сыгранём ещё!
Карты были розданы, и очень скоро Гриша обнаружил, что проиграл.
- Чем платить будешь? - нависли над ним дружки, - отвертеться решил? Не выйдет. Давай девок городских пощупаем!
Они ржали от удовольствия, а Григорий враз протрезвел и заплакал.
- Ты не боись, - успокаивали его собутыльники, - мы только припугнём их. Как ту девку зовут, которая нонче тебя на кухню не пустила? Наташка? Вот её и покличем. Иди, бычок, нечего упираться!
Различив в полумраке знакомое альтаирское крылечко, бедный Гриша застонал вдруг, испытывая острейшее желание удариться отяжелевшей головой своей об угол ближайшей избы. Однако его настроения не поняли.
- Держись, паря, счас тебя мужиком сделаем, - подбадривали несчастного приятели и застучали в окно.
- Наташка, выйди на чуток!
В сенях вспыхнул свет, и сочный бас отчётливо произнёс:
- Вот сейчас выломаю дрын в заборе, будет тебе Наташка.
- А ну, выйди, выйди, заступник! - дверь затрещала под крепкими кулаками.
- И выйду. Да только ты не обрадуешься.
За дверью послышался взволнованный шёпот, зашлёпали чьи-то босые ноги, но в этот момент затарахтел мотор и машина, в которой обычно ездил директор совхоза, остановилась возле альтаирского дома.
- Сюда идут! - вмиг протрезвевшие парни бросились наутёк, а Гриша в отчаянии свалился прямо на мокрую поляну перед крыльцом.