Начальник штаба, Женя Демчук, руководит "мусорными делами", смешливый Игорь с надутым Гришей ползают по земле, выбирая камешки для оформления линейки. Высоченный Ломников шёпотом бормочеи что-то злое.
- Ой, ведь Гришаня терпеть не может мелкой работы, - смеётся Лизонька, выглядывая из летней кухни, - бедный-бедный, камешками линейку выкладывает!
- Ничего, кончит - будет обеденный стол делать. Это же крупная работа? - улыбается в ответ Елена Владимировна.
- Ещё какая!
"Поварёшка" Лизонька в последний раз удовлетворённо оглядывает кухню и запирает её на замок.
- Докладываю, - примчалась лёгкая, как ветер, Наташа, - полотно с надписью "Альтиар" над входом прибито! О! Какая звезда там! И значок комсомольский нарисован! Пойдите все, полюбуйтесь! Загон для скота подчищен, линейка для альтаирцев приготовлена, яму докапывают. У-у, Борисик, как богатырь древнерусский, в один момент огромную ямищу выкопал! Я подхожу - стоит, лопатой помахивает, будто и не наклонился ни разу!
Наконец в чисто вымытой "канцелярии" (крытое крылечко дома) повесили распорядок дня, доску нарядов, стенд "Соревнование боигад" и даже план вечернего отдыха на неделю. После обеда отряд собрался на первую альтаирскую линейку.
- Ой, даже не верится, что мы всё-всё сами сделали! - сияющая Лизонька оглядела присутствующих. - Правда, вам тоже казалось, что за день не сможем привести в порядок дом? - Ребята кивнули, она светло улыбнулась - Ну, а теперь высказывайтесь! Кто первый?
Все молчали. ("Может быть, просто устали ребятки? Нет, скорей всего, размягчились, довольные собой. Рады: всё так ладно получилось в первый день. А как необходим сейчас разбор ошибок, чёткий, строгий анализ работы, сделанный кем-нибудь из штаба.")
Словно прочитав мысли Елены Владимироаны, сдержанно и веско заговорил Женя Демчук.
- На мой взгляд, нам ещё рано радоваться. На каждом шагу спотыкаемся. Помните, мы в школе решали: никакого курения в "Альтаире"? Парни уже приложились. За домиками. Девочки тоже хороши. Конечно, они хрупкие существа, но постоянно требовать "Саша, подай" да "Борисик, принеси" просто нечестно. Не прогулочка на природу у нас. А Томочка отмочила! Её в лес за хвоей послали, так она полчаса цветочки собирала и на пеньки раскладывала. Чего улыбаетесь? Не знаю, может, тут примета какая. Но в это самое время Лиза за двоих девичью спальню драила. И не ухмыляйся, Костя, - вспылил вдруг начальник штаба, - да, заметил, что комиссар перетрудился, а почему бы мне и не заметить?
- Да я ничего, - смущённо отвёл глаза Баранов, искоса взглянув на невозмутимую руководительницу.
- А зачем говорили о сознательности? - продолжал Демчук. - Направляю Гришу: "Чисти сушилку". - "Что я, лошадь?" - Пять минут убеждал. Миле говорю: " Вымой стены в коридоре"..Опять дискуссия: "Я же на кухне работать буду".Будто она и жить только на кухне собирается. А о дружбе и говорить нечего. Та же Мила Маланина свои божественные косы укладывала, глядя, как Наташка полный бак с водой одна на плиту пыталась взгромоздить. Или…другой товарищ. Туалет с девочками мыли, - Женя старательно не поворачивается в сторону Лизы. - Так ретиво за работу взялся, стены драил - загляденье. А почему? Да потому, что самую грязную часть работы теперь удобно напарницам оставть, самому на речку за водой убежать…Да что рассуждать, сами знаете, куча таких мелочей.
- Ну, командир, - важно, неторопливо проговорил Ломников, - у нас так не делают. Чего по мелочам цепляться? Ты хоть и человек принципиальный…
- И что же? - вдруг вскочила Лизонька, отталкивая руку Наташи, пытающейся её успокоить. - Принципиальный - разве это плохо? Мы уже и критику не выносим? Глядите, Гриша Ломников поднялся, честь свою решил защитить! Да всё правильно Женя говорил!
Все молча смотрели на красную и взлохмаченную девочку, удивляясь её запальчивости. ("Чувствует свою вину перед другом…Ах, Игорь, Игорь, что ты наделал!")
- Не надо ссориться, - примирительно заговорила Елена Владимировна, - суть не в том, кто первый заметит наши ошибки. Главное - ликвидировать всё сразу, сейчас, а для этого не надо прощать себе даже мелочей, даже самой маленькой чёрствости по отношению к товарищу. Вы согласны со мной? - особенно энергично кивнули девочки. - Вечерняя линейка должна быть часом очищения. Помните, как мы писали в Уставе: "Пусть каждый выскажет прямо всё, что есть на душе, и пусть никто не помнит зла." Сделаем так?
Ребята обрадованно зашумели, заговорили, и Елена Владимировна поняла: она принята - в новом качестве, начальник штаба - тоже.
После линейки под громовой хохот альтаирцев была обновлена доска нарядов. Женя Демчук объявлял торжественно и насмешливо:
- Шатров получил одмн наряд за пререкание с медиком, Усов - один наряд за несдержанность в речах при исполнении служебных обязанностей, Теплова - полнаряда за опоздание на линейку, Баранов - полнаряда за упорное и длительное выпрашивание хлеба на кухне.
Дежурная, Томочка, высунув язык, старательно вырисовывала крупные чёрные единицы против названных фамилий. Первые нарядники шёпотом уговаривали Елену Владимировну разрешить чистку закопчённых вёдер после отбоя.
- Нет-нет, - смеясь, отмахивалась от них учительница, - я рискую из-за вас тоже наряд получить.
- Ещё как рискуете! - суровым взглядом окинул Демчук своего руководителя.
3. Необычное знакомство.
После отбоя свернувшаяся под одеялом Наташка вдруг запросила молока, гордая Мила Маланина почему-то тихонько всхлипывала, а Елена Владимировна была вынуждена идти к парням в "цитадель" рассказывать сказки, поскольку они так хохотали, что старенькие оконные рамы жалобно постанывали. Наконец - далеко за полночь! - учтановилась сонная тишина, и учительница с облегчением подумала, что даже она сможет немного вздремнуть. Напрасно обольщалась!
- Елена Владимировна! Смотрите, какие-то рожи в окне!
- Мужские! Ой-ой!
- Камень бросили, камень!
- Раму отодвигают, мамочки!
- На нас кто-то напал!
В комнате были одни девочки, и когда учительница увидела хохочущие оскаленные рты - совсем рядом, у девичьих кроватей, - ей стало по-настоящему страшно.
- Лиза, зови Бориса! И Женю, он боксёр! - первое, что пришло в голову, сказала она. Томочка в голос заплакала, а по Наташкиной кровати шарила чья-то волосатая рука. Елена Владимировна схватила чей-то ремешок от платья, сверкнула в полутьме металлическая пряжка.
- А ну, вон отсюда, дрянь несчастная!
Рука исчезла, но тут с улицы послышалась отборная брань, и кто-то задвигал второй половиной полуразрушенной рамы.
Прибежали парни из "цитадели", кинулись драться с "туземцами" из деревни.
- Мальчишки, нельзя!
Борисик обалдело уставился на учительницу.
- Ещё чего придумали?! Такое терпеть?! - и шагнул в сени.
- Боря! - женщина повисла на его руке. - В первую же субботу с дереверскими резня начнётся!
- Пусть!
- Опомнись! Ведь лагерь у нас! Нельзя враждовать с местными! - Елега Владимировна уже мечется, как между двух огней.
- Женя, встань у дверей! Ни одной души на улицу! Игорь, выругайся, чтоб от окон отлипли! Девчонки, все в сушилку, так окон нет!
Все было напрасно. Полдеревни собралось вокруг дома. Чахлый крючок дрожал от напряжения, подпрыгивая; орава хохочущих парней скакала на новеньком, свежевыструганном обеденном столе за домом; кухонная дверь во дворе стонала и трещала под ударами, бренчали кастрюли, развешенные по стенам, а на чудесной звёздной надписи "Альтаир" углем черкала какая-то размалёванная обезьяна в брюках и с пышным быстом. Альтаирцы стояли в сенях, злые и бледные от бессилия. ("Вот сейчас они совсем не понимают меня.")
- Пару раз махну дрыном от забора, ни одна падаль больше не сунется! Пустите, Елена Владимировна! - Ломников дрожал от нетерпения, поводя огромными кулаками.
- Нет!! ("Господи, что делать?!")
- Ну, хорошо, - вкрадчиво звговорил хитрющий Борисик, - разрешите, я только с ними поговорю…Я драться не буду…Сначала…
- Нет!!
- А девчонки? Они же заикаться будут! Пустите! Мы просто расскажем местным про городских парней, - уже умоляюще просит Игорь.
Только Женя молча глядит на учительницу и всё понимает.
Наконец эта варфоломеева ночь достигла апогея. Парни за окном орут, девицы хохочут, омерзительная ругань сыплется в адрес бедных альтаирочек, все рамы и двери готовы рухнуть под напором жаждущих хоть лапу сунуть в девичью горницу…Последние крохи благоразумия покидают Елену Владимировну.
- Ребята, я иду на улицу.
- Во! Это по-нашему! - одобряет Ломников, все кидаются к дверям, сияющие.
- Я!! Вы не поняли.
Замерли. Злятся.
- Я буду говорить. Я опытная. Вы можете только стоять сзади. И молчать! Ни звука! Иначе всё испортите.
Открывают дверь. Выходят. Свора дикарей - иначе не назовёшь! - плотной кучей гудит на дороге. Альтаирцы подходят к ним, останавливаются: Елена Владимировна чуть впереди, плечом к плечу - чуть сзади - обнажённые до пояса парни. В последний момент вперёд вдруг выдвигается Женя.
- Слушайте меня! - голос его звучит властно и повелительно. - Мы вас ни о чём не просим, запомните это. Вы школьники, мы тоже. Вы работаете летом в совхозе, и мы приехали работать. Понимаем, сейчас вы проверяете нас. Да ещё развлечений ищете. Так знайте: на драку не пойдём. Мы не игрушки, вы не звери. Издеваться над собой не позволим. Найдём тысячу способов вас наказать, если нас в покое не оставите. Может, через сельсовет перепишем всех подростков и возбудим судебное дело, а может, просто привезём сюда своих ребят из города. У нас в школе боксёров и самбистов много. Но это - в худшем случае. Надеемся, вы сами всё поймёте и уйдёте отсюда. Мы хотим жить мирно, но таких шуточек не принимаем. Мы сильные, мы всё можем. Однако верим, что вы разумны тоже. Не заставляйте нас всерьёз ссориться с вами.
Как только Женя замолчал, парни мгновенно, как по команде, повернулись и не торопясь, с достоинством удалились в дом. Зайцы - так позднее в отряде окрестили хулиганов - были озадачены. Видимо, поэтому больше никто не беспокоил приезжих, хотя уснуть всем удалось далеко не сразу…Елена Владимировна до петухов ворочалась в постели. ("Ребята совсем другие здесь. Чужие. И самостоятельные. Ко мне относятся иначе, будто я им ровесница. А как трудно мне с ними…Что-то будет.")
4. Трудовые подвиги.
Утро было необыкновенным. Солнце развесило свои лучи в самых неожиданных местах: в летней кухне, проникнув в щель, оно огоньками зажгло кастрюли; в сушилке, хлынув в распахнутые двери, заигралао на пуговицах одежды; заглянув в окна альтаирского дома, ослепило ребят золотистыми лучиками. Улица утопала в зелени, утренняя росистая трава свежо бодрила босые ноги, а речка манила к себе прозрачной чистотой воды да неподвижными кувшинками, желтеющими на атласной зелени листьев. Добрые тёплые звуки утренней деревни создавали умиротворённое настроение: то призывно прокричит петух, то ласково, тягуче замычит телёнок, а вот хозяйка сзывет подросших уже цыплят…
Городские ребята вдруг ощутили, что такое Русь - великая и могучая, тв самая, что начинается с крестьянской избы под берёзой да зеленеющего поля, да такой родной лошадёнки с телегой и этого леса, леса, бесконечного леса…
На утренней линейке альтаирцы расшумелись: никто не хотел дежурить, все рвались в лес вязать веники. Совхозный бригадир бегло обрисовал лесок, где много берёзы:
- Через речку перейдёте, в горку подымайтесь, там Анютин луг увидите, а за пашенкой и березняк - рукой подать!
Искать пришлось долго, все слегка устали, пока добрались до места. Елена Владимировна с Женей отправились отмерять участки для каждой пары, а ребята часок полежали на травке, лениво отмахиваясь от бригадирской ругани. Когда, наконец, все пары были расставлены по березняку и полетели на землю первые веточки витаминного корма для коров, солнце поднялось так высоко, что вскоре мысли ребят сосредоточились на одном: попить бы, тем более, что воды взять никто не догадался.
- Три пары готово! - торжествующий вопль рыжего Костика не мог не тронуть каждого альтаирца до глубины души, вокруг "Барановых", как моментально окрестили эту рабочую пару, образовалась кипучая толпа.
- А ну, покажи! Как связали?
- А толщина? Слабо! Не примут такой веник, что ты!
- Ух, какие длинные ветки! Корова подавится! Наряд ещё схватишь за порчу деревьев!
- Ха, разве это вязка! До телеги не доволокёшь, развалится веник!
- Да не говори! Хорошо поработали Барановы!
Восторгам и порицаниям не было конца, только прибежавшая на шум учительница с трудом остудила страсти. ("Нет, здорово придумали: витаминный корм на зиму. Видела специальный склад для веников. Хорош. В правлении говорили, что в прошлом году областная газета хвалила совхоз за эту берёзовую кашу…Да, но что делать? Никто к вечеру не сделает нормы!")
И действительно, уже село солнце, в лесу стало сумрачно и жутковато, а ребята не выполнили и половины нормы. За следующие два дня ничего не изменилось, лишь больше стали уставать - жара, комары! - да ленивей шли на работу. На третий день собрался штаб, обсудил положение. С его решением хмурый, непреклонный Демчук ознакомил альтаирцев на линейке:
- Первое. Пара, которая до обеда не сделает трети нормы, не имеет морального права идти есть. Штаб уверен, если не разбазаривать время, норму выполнить можно. Члены штаба обязуются её сделать. Второе. Кто норму не выдал к ужину, остаётся в лесу дорабатывать. Третье. Тот, кто всё же не сделает норму, будет работать в субботу, после обеда, и в воскресенье, вместо отдыха. - Видя понурые лица ребят, Женя добавил - другим тоном, уже неофициально:
- Сами же писали в Уставе: "Умри, а норму выдай!" Не прокормим себя, поймите! Совхоз нам продукты и деньги даёт в долг понемногу, а если за неделю мы не научимся норму выполнять, придётся голодом сидеть. Что, мамам телеграммы отстучим?
Днём поварихи не узнали ребят. На обед они опоздали, есть, против обыкновения, сели на сразу, а долго мылись, дурачась и брызгая друг на друга, и - главное! - наперебой рассказывали, кто как трудился.
- Ой, не могу, - хохотал Борисик. - Наташка моя, - взгляд хитрющий, брошенный в сторону напарницы, проверял: не возражает? - решила поточный метод использовать. Разложила ветки на десяток веников вдоль дороги, вязочки снизу пристроила, только принялась закручивать - кричит! Прибегаю - ревёт! Грязь по лицу размазывает - ох, ребёнок! - ничего добиться не могу. Кулаком кому-то грозит, а слёзы градом. Оказалось, парни деревенские с сеном ехали, все ветки и вязки перепутали да ещё с собой половину уволокли. Ох, рёву было!
- Не половину, нечего сочинять, - улыбаясь, вставила загоревшая кареглазая Наташка, замазывая зелёнкой ссадины на руках, - мы же дали норму. Дообеденную.
- Ага, - мы тоже хорошо припахнули, - Игорь, смеясь, вдруг опустился в траву на колени и быстро-быстро начал перебирать руками, - вот так моя напарница работает и ещё что-то шепчет.
- Во-во, все они колдуньи, - подхватил взъерошенный Костик, наощупь вытаскивая из волос иголочки.
- Полно врать-то, - толстенькая Томочка очень похоже изобразила соседку - колхозницу. - Суп-от стынет.
Все бросились к столу, с хохотом и шутками устраиваясь поудобней, и вскоре отовсюду послышались робкие вопросы о добавке.
- Хорошо, видимо, вам достались эти полнормы, - улыбаясь, заметила Мила, - вон какой аппетит у всех волчий. Зато вечером, если придёте с победой, получите в награду особые альтаирские пряники "веничек".
- Ура! - пронеслось над деревней, и куры всполошенно кинулись наутёк.
На ужин явились четыре пары, запылённые, измученные, еле передвигающиеся.
- А где Женя? - Лиза удивлённо смотрела на ребят.
- Там, где все. Пашет, - медленно ответил Борисик.
- Поужинаете?
- Ну да. И на речку.
После еды, прошедшей в полном молчании, поварихи пошли к работничкам. Сами донельзя уставшие от адовой кухни, баков, бесконечного приготовления еды, мучений с плохими дровами и постоянной нехваткой посуды, они тем не менее чувствовали себя виноватыми перед теми, кто остался без ужина. Захватив побольше хлеба и ведро молока, девочки шли по вечернему лесу. Воздух был настоен ароматом свежих трав, на полянах цвели дикие гиацинты, и не верилось, что среди такой красоты есть люди, думающие только о норме. Выйдя к лесной дороге, "поварёшки" замерли: знаменитый на всю школу своей независимостью Игорь Шатров тщательно пересчитывал веники. Нежно брал их парами, связывал верёвочкой, ставил, как заборчик, вдоль дороги, любовно выравнивал. Кончил. Ещё раз прошёлся вдоль ровного ряда. Громко сказал:
- Пятьдесят пар. Всё. Ха-ха. Всё!! - и вдруг на глазах у обомлевших девчонок прошёлся колесом вдоль дороги.
- Гошка! - хохоча, они обнимали его, Лизонька прыгала, дёргая Шатрова за руку, Мила смущённо посмеивалась. - Вот хлеб, молоко, ешь, ты же голодный!
Лицо бригадира вмиг стало серьёзным.
- Я?! Один?! А ребята? Наш коллектив - на трудовом фронте! Решили умереть - а норму выдать! Идём, я познакомлю вас с ударниками коммунистичекого труда! - он широким жестом пригласил девочек в лес. - Вы не видели такого взлёта энтузиазма! Даже наше слабое звено, небезызвестный Баранов, под воздействием здорового коллектива поклялся к утру закончить пятидесятую пару веников. И мы верим, он своего добьётся! - патетически воздел руки к небу Игорь. Девчонки умирали со смеху.
- Ура героям труда! - размахивая буханкой, закричала Лизонька, чмокнула в щёку изумлённую Милу. - Корми их, а я помогать пойду! - И умчалась в лес.
Поздно ночью пришли на ужин школьники. Первый рубеж был взят.
5. Приём в альтаирцы.
Весь день трое штабистов таинственно шептались с Еленой Владимировной, а перед ужином было объявлено, что сегодня, в субботний вечер, состоится официальный приём в члены альтаирского братства и каждому следует обдумать своё поведение в лагере.
Все всполошились.
- А кто будет принимать? Что, комиссия приедет?
- Ну да, много понмает комиссия! Свои каждого насквозь видят…
- А разве не всех примут?
- Что-что? Не каждого? А по какому принципу?
- Ну, ясно, меня не возьмут.
- Нет, меня. Меня, я точно знаю, - канючили девчонки, а парней выдавал тевожный блеск глаз.