- Ага! - крикнула Алла, резко повернувшись в качалке. - Гости! Гости! А ты говорил, почтальонша. Вот так почтальонша!
- Да уж, я не почтальонша, - со смешной надменностью подтвердила Клава, во все глаза разглядывая неожиданную племянницу.
- Ну ты везучий, старик! - Альгис смотрел с откровенной завистью. - Сразу получил такую племянницу,
Не поил, не растил. И наследница. Не надо самому беспокоиться, жениться. Будто знал.
- Я и наследница? - Алла так изумилась, словно раньше это не было понятно. - Как интересно! Как в романе.
- У наследницы скоро свой наследник!
Вячеслав Иванович сообщил это с такой гордостью, будто он не дядя, а муж и будущий счастливый отец.
- Ну конечно, как же я сразу… - Клава сказала это с такой досадой, точно распознавать беременных -
ее специальность. - Вы так хорошо выглядите, милая,
что и не подумаешь.
Все эти первые отрывочные фразы не налаженного еще разговора, хотя и произносились со всей приветливостью, оставляли ощущение если не тревоги, то какой-то непрочности: будто сейчас кто-то уйдет, и распадется так удачно составившаяся компания. И Вячеслав Иванович заспешил:
- Да вы садитесь, чего вы как на приеме. Знаете, бывают приемы, на которых все время стоя. И едят. Смешной факт. А вы-то садитесь. А я сейчас чего-нибудь быстрое. Бефстроган хотите? А вы знаете, что это вовсе не английское блюдо, как многие думают, а в честь графа Строганова? Беф-строганов!
Сказал и потом уже подумал, что факт это слишком известный, так что смешно им хвастаться. Но Алла изумилась искренне:
- Правда, дядя Слава? Ой, а я тоже так думала. Мелко нарубленный бифштекс.
Во как - даже такой завалящий факт и то не пропал.
Вячеслав Иванович пошел делать бефстроганов- тут, пожалуй, все искусство в подливке, чтобы в самый раз: смягчить вкус, но и не довести до еврейского кисло-сладкого мяса, - и с удовольствием прислушивался из кухни к голосам: разговор наладился, никто не скучает. Выбрал минуту, отвлекся, заглянул в комнату:
- Ты давай, Алла, за хозяйку, чтобы гости не скучали.
Он и так слышал, что не скучают, но приятно было произнести: "Давай за хозяйку".
Когда заглянул в следующий раз (мясо как раз жарилось), солировала Клава:
- … вы же выбираете ателье, а не идете в первое попавшееся. Акушер - это все равно что дамский мастер.
У нас лучшая фирма - Скворцовка, это все бабы знают, Оттовский институт - тоже, но лучше Скворцовка.
- Наш роддом на Петра Лаврова тоже хороший, - с неожиданной робостью возразила Алла.
- Я ничего плохого про него, но Скворцовка - фирма! Да и сказать потом, где рожала: в Скворцовке! Звучит. А тот роддом и названия-то, наверное, не имеет, один номер…
Вячеслав Иванович молча удалился: впервые Клава говорила дельно, так чтобы не сбить.
Между делом он еще и взбил безе, так что хоть и экспромтно, но получился приличный стол. Один из благодарных заказчиков принес бутылку настоящего "Ахашени", Вячеслав Иванович с Альгисом оценили. Клава, презирая мужа, потребовала коньяка - и получила в неограниченном количестве, потому что коньяк к празднику несут почти все, так что Вячеслав Иванович, как человек непьющий, не знал куда девать. Уж и Альгису дарил, и брал с собой, чтобы являться неспуками, - все не убывало! Как-то раз буфетчик Арсений-Аре сказал, что возьмет и пустит через буфет, а выручку, мол, пополам. Вячеслав Иванович, не подумавши, согласился, когда Аре и в самом деле вручил причитающуюся долю, стало все же противно - оказалось, это совсем не то, что захватить с собой полкило творога. Вячеслав Иванович на те деньги накупил лотерейных билетов: не знал, что еще с ними сделать, а выкинуть совсем все же не мог; впрочем, ничего на эти билеты не выиграл. Но уж больше на уговоры Арса не поддавался!.. Потому коньяк дома копился - и все самый лучший! - и когда можно было влить хоть толику в гостя, Вячеслав Иванович всегда радовался. Ему и Клава сделалась симпатичнее в качестве истребительницы коньяка. Ну а для Аллы апельсиновый сок - будто чувствовал, захватил накануне пару банок.
Вячеслав Иванович старался заставить Альгиса говорить об умном, показать себя - пусть Алла видит, какие у него друзья.
- Только что племянница поминала эту, как ее… Джуну, ну о которой все говорят. Объясни ей как профессионал.
- А-а, - острые черты Альгиса еще заострились, хотя казалось, что это невозможно, - все говорят, сказано верно,
- Потому что помогает, потому и говорят. - Алла почувствовала иронию в тоне Альгиса и немедленно заступилась за Джуну.
- Или наоборот: потому что говорят, потому и помогает. Реклама. Сколько я таких видел. Во всем реклама. Вам все скажут, что великий артист, и вы станете восхищаться, а другого, который не хуже, не заметите. Вас убедят, что Джуна вас излечит, и вы излечитесь.
- Ну а почему у одних есть реклама, а у других нет?
Явно было, что Алла хотела спросить: "А у вас нет?" - но постеснялась в последний момент. Но Альгис
и так понял:
- Случайность. И нахальство. Особенно - нахальство.
- А ты знаешь такой интересный факт, что сам Пушкин писал, что, чтобы прославиться, нужно попадать в разные скандалы и истории?
Давно Вячеслав Иванович приберегал этот факт - и не зря!
- Ну уж! Уж его-то стихи сами…
- А узнали его сначала за всякие истории. Это факт, сама почитай. А жил бы тихо, и знали бы мало.
- Чего же ты скандала не устроишь, чтобы и к тебе на год вперед очередь? - неприязненно спросила Клава.
- Не всякий скандал - реклама. Нужно, чтобы слух прошел.
- А давай распустим! - воодушевился Вячеслав Иванович. - Ты же и правда классный спец!
- Классных много. Нужно, чтобы чудо, как у Джуны. Только надо придумать какую-то свою область.
- Давай распустим про область. Подскажи только, про какую.
- Ой, дядя Слава, какая авантюра! Как интересно! А как распускать будете?
- Через знакомых, через клиентов. Подумаем. Так про какую область?
Вячеслав Иванович сейчас и сам верил, что можно вот так за обедом решить - и сделать другу рекламу, и тот станет знаменитым, поедут к нему из других городов. А Альгис не верил - видно было, что не верит, что слишком привык иронизировать, чтобы поверить, - а поверить хотелось!
- Область… Ха, легко сказать. Нужно ведь, чтобы какой-то особый метод, особый подход, - тогда поверят.
- Возьми не область, а целый материк: ожирение.
И вреда никому, потому что если настоящая болезнь, так уж пусть к врачам. А этих не жалко. И ты и так с ними работаешь.
- Этих не жалко, попал в точку. А метод? Я ж из них, как из подсолнечных семечек, выжимаю. Силовыми приемами, как в хоккее.
- А надо их на самообслуживание! - подхватил Вячеслав Иванович. Алла вдохновляла его: никогда еще ему разом не приходило столько идей. - Например, чтобы перед массажем обязательно вспотеть! Пусть он час бешено бегает вокруг твоего дома, ты его кладешь мокрого и нажимаешь на какую-нибудь особенную точку на темени или между глаз! Ну твой ведь пунктмассаж на том и стоит. И объясняешь, что так нажать можешь только ты и что после потения эта точка особенно восприимчива. Вот тебе и быстро, и эффект будет, потому что от самого бега. А твое нажатие - вроде гипноза, придаст уверенности.
- Не гипноз, а психотерапия. Гипноз - другое.
- Ну психа. Но скажи, чем не ценная идея?
- И так все поймут, что от бега.
- Ни черта! Нужно-то чудо, а какое в беге чудо? Чудо - чтобы нажать по-особому!
- Какой ты умный, Славуля! Я всегда говорила. Ты бы давно рекламу сделал! А мой - только говорить, только завидовать. Ну чего ругать Джуну? Стань лучше таким, как она!
- Никому я не завидую! - Альгис резко встал. - Только знаю, как на самом деле, меня за нос не проведешь! А не завидую!
- Не-ет, миленький, говори кому другому.
- Ну-ну, не в моем доме. - Вячеслав Иванович сделал движение, каким арбитр на ринге разводит клинчующих боксеров. - Не подавайте пример молодежи.
- Не бойся, дядя Слава, я беспримерная.
Но Альгис уже не мог снова сесть.
- Уже пора. И пример. И Алле надо отдыхать. Мы пойдем.
Что за пример, Вячеслав Иванович понял не сразу, хотя сам только что говорил про плохой пример молодежи, - такая уж у Альгиса манера: временами вдруг начинает говорить отрывисто и малопонятно.
- Только-только хорошо разговорились. - Клава, как умела, многозначительно улыбнулась Вячеславу Ивановичу. - В другой раз, Славуля, буду заходить одна. Я тут часто рядом: то в "Пассаже", то в "Гостином".
В прихожей Эрик снова как бы нечаянно стукнул ее хвостом, а Вячеслав Иванович пожалел, что не может выразить свои чувства так же непосредственно.
- Ничего. Скоро дойду. До самой точки, - туманно пообещал при прощании Альгис.
Вниз можно было не провожать: изнутри дверь открывалась свободно.
Гости ушли, а Вячеслав Иванович вернулся в комнату. Алла сидела в качалке; свет от торшера пробивался сквозь ее легкие волосы, окружая голову как бы золотистым сиянием. И Вячеславу Ивановичу на секунду показалось, что она здесь дома, что ей никуда не нужно уходить.
- Ну что, дядя Слава, будем распускать про средство для толстых?
Как ей понравилась идея!
- Пусть Альгис, это ему нужно.
- Нет, давай и мы! Интересно! Я напишу подруге на Камчатку, у нее отец - в два обхвата!
- Обманешь отца подруги. Не жалко?
- Почему обману? Пусть бегает вокруг дома твоего друга - вот и начнет худеть. Ой, умора! Как представлю картину: его дом, а вокруг толстяки - цепочкой, цепочкой! Кино!
- Напиши, если не жалко.
Немного было обидно, что идея розыгрыша увлекла ее гораздо сильнее, чем дневник бабушки - настоящей бабушки! - вон он лежит: и сама коричневая тетрадка, и копия. Алла, кажется, и забыла про них. А может, так и должно быть: молодым нужна живая жизнь, а не воспоминания?
Кого-нибудь другого Вячеслав Иванович осудил бы беспощадно за пренебрежение дневником, но Аллу уже не мог, для нее он отыскивал оправдания.
- Хорошо у тебя, дядя Слава, а надо идти.
Вот и кончился мираж, в гостях она здесь и никогда не будет совсем дома.
- Ну что ж, проводим тебя с Эриком. - Не выдержал и все-таки спросил: - Дневник здесь оставишь? Дочитаешь в другой раз?
- Ой, я же не успела. Это все твои гости, я не виновата! Я с собой, можно?
- Копию - пожалуйста.
- А сам? Бабушке показать! Вячеслав Иванович заставил себя быть твердым:
- Нет, тетрадку из дома не выношу. Как прочитает про себя дорогая Зинаида Осиповна, еще потеряет нечаянно тетрадку.
- Ой, ну ей же интересно, она же сама перенесла! Сюда же она не может!
- Нет.
- Ну, какой ты!..
Вячеслав Иванович не мог остаться в глазах Аллы обыкновенным жмотом. Пришлось сказать:
- Ты не дочитала, а там и про твою бабушку есть - эту, вторую. Не очень хорошо она тогда проявилась. Поэтому не могу ей в руки.
Алла испуганно - или гадливо? - но Вячеслав Иванович не хотел верить, что гадливо, - отбросила коричневую тетрадку, которую взяла было в руки.
- Тогда и я не хочу! Не буду читать! Подумаешь, тогда! И не верю! Все можно написать. Кому что показалось! Всем верить! Про меня сейчас тоже рассказывают - тоже верить?!
- Да ты прочитай! Чего не верить? Свидетельница есть живая. Хочешь, сходим?
- Не верю и не пойду!
Вот Алла и сделала выбор. Так что же - раззнакомиться с нею? Порвать только что возникшее родство? Так и нужно, наверное, чтобы не предать память матери. Но Вячеслав Иванович не мог. Мать, которую он не помнил, которую вообразил по дневнику, оставалась все же тенью; и не в силах тень внушить такие же чувства, как живая племянница - немножко легкомысленная, только что добрая, а через минуту злая, почти ребенок, но собирающаяся родить…
- Как хочешь.
Вячеслав Иванович сложил пополам машинописную копию, вложил в тетрадку, убрал все в шкаф. И, похоже, Алле сделалось досадно: только что она могла прочитать настоящий блокадный дневник, и не чужой, семейный, - и вот уже не может. Если бы Вячеслав Иванович настаивал, она бы упорствовала только сильнее, но он убралбез возражений…
- А можно, я все-таки прочитаю…
- Зачем тебе? - Он упрямился без всякого расчета - просто обиделся все же. - Ты же не веришь.
- Вовсе не не верю! Ну, может, там что-то… Что про бабушку. Всякому может показаться. А вообще-то верю. Как так: взял и убрал. Я же имею право.
- Если верить, то нужно всему. Ну посмотрим. Придешь в другой раз, никуда он не денется.
- Ну, какой ты. Пользуешься, что тороплюсь. А я и шла, чтобы почитать.
Как будто не она только что отбрасывала от себя коричневую тетрадку испуганно - чтобы не сказать гадливо!
- Прочитаешь, никуда не денется. А сейчас действительно, если ждет Зинаида Осиповна… Сидит, не может встать…
- Ты ее не любишь. Потому что наслушался и начитался. А она вырастила маму.
Опять по новой. То сама хочет прочитать, то - "начитался". Никакой логики!
Так можно было говорить без конца. А хотя Вячеслав Иванович вовсе не хотел, чтобы Алла скорей уходила, говорить без конца о Зинаиде Осиповне он тоже не хотел. И как раз кстати вспомнилась умная мысль - сказал какой-то великий человек:
- Долг перед родителями можно отдать только детям.
Алла помолчала. А потом сказала:
- Ой, какой ты умный, дядя Слава.
И у него не хватило скромности признаться, что он процитировал чью-то великую мысль. Он пожал плечами.
- Но так ведь и есть.
- Я запомню! Я и сама… Поэтому же решила рожать, вместо чтобы только за бабушкой! Ну а теперь побегу, а то она скоро будет совсем брошенная, так хоть пока.
- Сейчас пойдем все.
Выходил он в некотором напряжении: а вдруг внизу Лариса - ждет, следит. На всякий случай пустил вперед Эрика. Но путь оказался свободен. И тут же рассердился на себя: как можно все время под таким страхом?! Нужно решительно кончать. Пора!
А вот кого бы он сейчас встретил с удовольствием - бывшую жену и ее капитана. Со вторым мужем она тоже не завела ребенка: то ли совсем неспособна, то ли слишком увлечена привозимой добычей, - Вячеслав Иванович никогда не пытался расспрашивать, хотя мог бы по праву старой близости. Вот пусть бы и посмотрела, как он идет под руку с Аллой!
Она попросила повести Эрика, и он важно шагал с нею рядом, держа в зубах ее сумку, - не тянул, не дергал, умница, понимал, что с Аллой нужно обходиться бережно.
10
Тридцать первого Вячеславу Ивановичу выпало работать. Горячий цех обещали отпустить в час ночи, но зато разрешили позже прийти. Накануне Арсений-Арс опять приставал с коньяком: в Новый год самая торговля! Вячеслав Иванович отказался, и тогда Арс попросил три бутылки лично себе, слезно объяснил, что позарез нужно преподнести одному человеку, не хуже, чем "Двин", а элитные коньяки перед праздником, как назло, исчезли. (Вячеслав Иванович перед тем сам громко хвастался тут же в раздевалке породистостью своих коньяков!) Ну, на это Вячеслав Иванович согласился: почему не удружить человеку? Арса он не уважал, но все же работают вместе. Арс хотел расплатиться деньгами, но Вячеслав Иванович не стал торговать подарками, и тогда Арс посулил за коньяк подарить парижские духи с кошачьим запахом - последний крик! От духов отказываться было смешно: подарок за подарок, все честь по чести, а духи будут как раз для Аллы! И Вячеслав Иванович захватил обещанные бутылки. Дело чистое, и все-таки сделалось отчего-то неприятно, когда в его сумке выразительно зазвенело, а Борбосыч, конечно, тут как тут - нужно ему обязательно в это время оказаться в раздевалке!
Борбосыч хмыкнул и сказал:
- Звали меня как опытного кадра в новую гостиницу- знаешь, открывается: "Приморская". Шведское оборудование, все блестит. Я посмотрел и отказался. Там чуть не ЭВМ каждую порцию сосчитывает, точно не ресторан, а завод "Гознак". Лучше в нашей старой развалюхе, и не нужно никаких ихних лифтов и транспортеров.
Вячеслав Иванович всегда старался не очень поддерживать разговор с Борбосычем, но тут не выдержал и сказал завистливо:
- Ребята рассказывали, там стоит "мутный глаз". Хорошая штука. Нам бы достать!
"Мутным глазом" в просторечии называется универсальный кухонный шкаф: и духовой он, и обжарочный, а можно в нем же гриль. И сразу порций двести! А прозвали за глазок в дверце.
- Ну его. Начинается с "мутного глаза", а за ним потянется! Через месяц на собственный обед будешь чеки выбивать.
И Борбосыч ушел, оставив после себя обычное едкое облако.
В зале стояла елка, и свежий новогодний аромат быстро перебил запах Борбосыча. Вячеслав Иванович и всегда любил Новый год, а уж в этот раз настроение было праздничным вдвойне. Он с удовольствием думал о сегодняшней работе, о новогоднем меню, в котором можно будет пофантазировать; и о завтрашнем выходном: он позвонит, поздравит Аллу с праздником, и, может быть, она к нему зайдет по случаю Нового года. Елочный запах проник во все коридоры, и Вячеслав Иванович чувствовал себя немного Дедом Морозом, когда шел легкой походкой- она у него и всегда легкая, но сегодня в особенности, сегодня сам чувствовал, какая она у него легкая и молодая! - в кабинетик завпроизводством, а вместо подарков нес идеи. Собственно, праздничное меню давно составлено, скалькулировано, встречающие в "Пальмире" уже и деньги внесли - но все-таки можно добавить какие-то штрихи в пределах сметы.
Емельяныч тоже был весь праздничный - еще краснее и оптимистичнее, чем всегда. И плакатов у него прибавилось: ярко-красный пожар и призыв: "Убирайте спички от детей!" Очень гармонировал по цвету со схемой туши.
- А, Котлетыч! Ты про Арса слыхал?
- Про нашего бармена?
При всей праздничной беззаботности Вячеслав Иванович немного обеспокоился: не хватало, чтобы с Арсом что-нибудь случилось именно в тот день, когда Вячеслав Иванович принес коньяк!
- Ну! Про него, про кого ж еще! Тут явились какие-то англичане или американцы, кто их разберет, ну и к нему выпить у стойки. Вообще-то для этого бар, а в зале официанты несут на столы, - почему-то Емельяныч не переносил общеупотребительного жаргонного "халдеи", - но англичане, иностранцы, может, у них так принято, и Серж мигнул: обслужить. Аре наш сразу тары-бары, давай по-английски, себя в грудь пальцем, а те вдруг как захохочут, прямо чуть не лопнули. Серж подходит: довольны ли сервисом, - он же по сто слов на всех языках, а те прямо катаются. Потом один объяснил: наш Арсик им представляется, что зовут его русским именем Арсений, а они пусть зовут коротко Арсом. Тогда они и лопнули, потому что Арс по-английски - жопа. Правда, на чай ему отвалили!
Они с Емельянычем похохотали вдвоем, а когда потом Вячеслав Иванович предложил заменить скучный лангет киевской котлетой, сразу согласился. Вячеслав Иванович взвалил на себя тем самым лишнюю работу: не сравнить же трудоемкость лангета и киевской, но он любил делать киевские котлеты - а раз праздник, так уж праздник! И тут же ему пришла идея сделать картофельные папильотки. Нормальные бумажные папильотки, испокон века полагающиеся для киевской, запретила санэпидстанция, и сразу не тот декор! И вдруг идея: нажарить вроде чипсов, но побольше, и закручивать - вот и будут как папильотки, и никакая санэпид не придерется!