- К лету, вероятно, будут. Или можем зачислить тебя в резерв, - продолжал Лощилин. - Сиди пока дома... А как кто из трактористов уволится - позовем тебя.
Нюша зло сверкнула глазами. "К лету, в резерв!" Это, пожалуй, похуже, чем старый "Фордзон". Зачем же она тогда корпела над книжками, зачем пошла работать кухаркой в бригаду, зачем сдавала экзамен? Да к лету все и забудут, что Нюша Ветлугина умеет водить машину.
- Нет уж, спасибочко! Ждать-выжидать не стану, - в сердцах бросила она и, не попрощавшись, ушла от Лощилина.
- Ну как? - встретила ее Таня. - Договорились?
И Нюшка бодрым голосом ответила, что все в порядке: пока она поработает на "Фордзоне", а потом получит новую машину.
В поле трактористы встретили Нюшкину машину веселыми восклицаниями - тарахтелка приехала, железный лом на колесах, музейная рухлядь...
- Списанный же трактор, непригодный, - с досадой сказал Нюше Антон. - Замучает он тебя... И зачем ты связалась с ним?
- Да так вот... пришлось, - смущенно призналась Нюша и попросила бригадира послать ее с "Фордзоном" куда-нибудь на отдаленное поле, подальше от любопытных глаз.
- А план кто выполнять будет?.. Норму? Ты же нас назад потянешь со своим тарантасом.
- Обвыкну как-нибудь...
Сокрушенно вздохнув, Антон отправил Нюшу с ее "Фордзоном" на самый дальний участок поля - на Малую гриву.
С первой же борозды трактор стал капризничать, останавливаться, и ей пришлось подолгу копаться в моторе. К вечеру на Малой гриве пролегла совсем небольшая полоска вспаханной земли.
- Пахать нам не перепахать, - жалостливо сказала Таня. - Проковыряемся теперь до морковкина заговенья...
Нюша молчала.
На другое утро, едва только девчата сделали на "Фордзоне" два круга, как к Малой гриве подъехал на тракторе Антон.
- Получай новую технику! - возвестил он, приветственно помахав рукой.
Нюша остановила свой "Фордзон" и недоверчиво покосилась на новую машину.
- Откуда это?
- Нашел вот... Постарался для тебя, - ухмыльнулся Антон. - Ты про трактористов-ударников слыхала?
- Еще бы.
- Нажмешь - и ты полторы-две нормы на этой машине будешь давать.
- Хотя бы одну вытянуть.
- Будут две нормы, будут... Я в тебя верю. Нет, ты только подумай! Первая дивчина на тракторе... Передовик, ударник! Понимаешь, какой шум пойдет. Всю нашу бригаду прославишь.
- Куда там!.. - нахмурилась Нюша.
- А мы вместе давай держаться, - перебил ее Антон, задорно блеснув глазами. - Зачем тебе на мелководье сидеть да небо коптить! Я ж твой норов вот как знаю...
Нюша с удивлением покосилась на парня. И что он за человек? Веселый и разбитной Антон, со всеми запанибрата, в работе удачлив и спор, начальство его ценит и уважает, с ней Антон предупредителен, заботлив, ни на что не сердится и балует ее подарками. На днях привез Нюшке из города комбинезон со множеством кармашков и пряжек и упросил ее садиться за руль только в этом костюме.
- Так я на тебя надеюсь, - продолжал Антон. - Не задерживай, принимай машину. Эта не подведет... - Он оценивающим взглядом окинул Нюшкину фигуру в новеньком синем комбинезоне и улыбнулся. - А ничего, приметная стала. Словно с картинки сошла...
- Ладно тебе, - вспыхнув, отмахнулась Нюша.
Она осмотрела трактор и осталась им вполне довольна.
- А все же, откуда он у тебя?
- Северьянов на нем работал... Помнишь, пожилой такой. Не приглянулась ему наша молодежная бригада, к старичкам ушел. Вот трактор и освободился.
Нюша запустила мотор и ввела трактор в борозду.
- Желаю успехов! Что случится - зови меня, не стесняйся! - крикнул ей вслед Антон и, забравшись на "Фордзон", погнал его к полевому стану.
С новой машиной дело пошло куда лучше. Она легко тянула трехлемешный плуг, работала без остановок, и вспаханной земли на Малой гриве с каждым днем становилось все больше и больше.
Нюша радовалась. Вот она и добилась своего! Самостоятельно ведет норовистую машину... Она ощущала, как, содрогаясь и завывая, трактор ползет по косогору, как, убыстрив ход, спускается в низину, врезаясь плугами в податливую, полную соков, весеннюю землю.
Было что-то непередаваемо упоительное в том, что машина чувствовала каждое движение ее рук, шла ровно и прямо, точно держась борозды, оставляя глубокий след широких клыкастых колес.
Нередко от радости Нюша начинала петь. То была песня без слов, как обычно поет табунщик в степи или пастух на пастбище - песня о земле и ветре, о солнце.
Поглядывая на Нюшу, Таня невольно улыбалась. Ей тоже было хорошо в поле - сиди себе на железном высоком сиденье, посматривай изредка на плуги да слушай, как поют над головой невидимые жаворонки и снуют над пашней стаи хлопотливых грачей и галок.
- О чем ты горланишь целое утро? - спрашивала Таня подругу, когда та останавливала трактор.
- А так... что в голову взбредет, - отвечала Нюша. - И ты пой... С песней время быстрее идет.
Полевая страда целиком захватила девчат. Домой ходить было некогда, и они ночевали в вагончике-общежитии или прямо в поле, около трактора, заранее натаскав из омета соломы.
День у девчат получался долгий-предолгий. Вставала Нюша чуть свет, когда парни еще сладко спали, осматривала трактор, заправляла его водой, горючим и, разбудив подругу, выезжала на Малую гриву. Работали они без передышки до полудня. Когда же наступало время обеда, Нюшка отправляла Таню в полевой стан за едой, а сама принималась осматривать трактор, подтягивала крепления, смазывала узлы, протирала тряпочкой мотор.
Возвращаясь с обедом, подруга неизменно заставала Нюшу у машины.
- И что ты ее вылизываешь, как корова теленка! - смеялась она. - Так и белого света не увидишь.
- А ты разве не знаешь, что машина любит смазку да ласку! - отшучивалась Нюша и спрашивала, что происходит в полевом стане.
- Там Доску почета завели. Каждый день выработку записывают, - сообщила однажды Таня. - На первом месте Антон идет... две нормы у него. А ты с четвертого места на третье передвинулась.
- Это правда?
- Вечером сама увидишь... Не зря, видно, Антон напророчил - быть тебе ударницей.
Нюша поторапливала Таню с обедом, заводила трактор и заканчивала работу поздно вечером, когда борозда уже становилась еле различимой в темноте.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В ПОЛЕ
Когда Степа пришел в бригаду к Ширяеву, тот с удивлением развел руками:
- Выходит - два хозяина на одно поле... Негоже так, молодой Ковшов!
Степа поспешил успокоить его - он в бригадиры не рвется, и попросил дать ему самую что ни на есть рядовую работу.
- Не к лицу тебе в рядовых-то ходить, - усмехнулся Ширяев. - Как-никак, а ты вроде ученый муж, агроном без малого... Сидел бы себе в конторе, бумажки строчил, цифирь складывал.
- До конторы охотников и без меня хватит.
- Тогда в огородную бригаду определяйся. Будешь капусту выращивать, морковь, петрушку там всякую. Тебе ж все едино, где ученость свою показать. И бригада там как на подбор: старухи да два деда с грыжами...
Степа нахмурился:
- Овощи не мое дело. На курсах я изучал только полеводство. - И он вновь спросил насчет работы в бригаде.
Ширяев задумался:
- Не знаю, куда тебя и приткнуть. Ведь с этой эмтээс все переиначилось... Трактористы теперь цари и боги, первые хозяева в поле. А мужик вроде и в поле не нужен...
- Может, меня сеяльщиком поставите?
- Куда там... Уже полный набор, - отмахнулся Ширяев и лукаво покосился на Степу, заранее уверенный, что тот откажется от его предложения. - Вот если воду к тракторам подвозить... Пока что этим делом Ленька Ветлугин заправляет. Да баловной он чересчур... Вчера колесо с водовозки потерял.
- Можно и воду... - с серьезным видом согласился Степа.
- Ну и ну... - оторопел бригадир.
На другой день Степа принял от Леньки Ветлугина подводу с бочкой. Ленька при этом только презрительно ухмыльнулся и произнес единственную фразу:
- Эх ты, агроуполномоченный - упал намоченный!
В новой роли Степу встретили по-разному: одни - с удивлением, другие - с насмешкой.
Новая работа совсем не огорчила Степу. Он мог теперь разъезжать по всем полям, знакомиться с трактористами, наблюдать за их работой.
Ему казалось, что если уж трактористам доверили самое дорогое и важное - пахать землю и сеять хлеб, так они должны жить и работать как-то по-особенному, отдавать делу весь свой пыл и рвение, почти не сходить с машин и стремиться только к одному - заслужить любовь и уважение людей. Но то, что он видел в поле, сильно его огорчало. Машины работали еще плохо: землю пахали мелко, часто ломались, подолгу простаивали в борозде, и колхозники, проезжая мимо, покрикивали:
- Эй вы, мастера-механики, опять загораете?! Или у вас перекур с дремотой?
Девчата уже распевали по вечерам язвительные частушки о незадачливых трактористах, а в деревне стали поговаривать, что на трактор надейся, а про коней не забывай.
"Что ж это такое? - с тревогой раздумывал Степа о трактористах. - Может, без привычки у них дело не ладится... Новую технику не могут освоить? Или еще почему?"
И ему было даже неловко вспоминать последнее собрание колхозников, на котором директор МТС заявил, что ручному и конному труду пришел конец и крестьяне могут положиться на механизаторов, как на каменную стену, - они и спашут, и посеют, и урожай соберут.
Все чаще в поле появлялся Василий Силыч. Он злым метровым шагом ходил по вспаханным участкам, замерял глубину вспашки, отмечал колышками те места, где плуги оставляли огрехи, и вступал с трактористами в яростную перебранку.
Потом, встретив Степу, он разражался жалобами, что поганцы мальчишки сорвут им посевную.
- Вот ведь какой поворот, - сокрушенно говорил председатель. - Думалось, что с этими тракторами заживем, как у Христа за пазухой, а выходит, и за ними глаз да глаз нужен. А ведь это и твоя вина, Степаха!
Степа недоуменно посмотрел на него.
- Да, да, - пояснял Василий Силыч. - Кто баранку-то крутит? Молодежь, комсомол, твои подопечные. А за порядком молодежь не следит, за делом недоглядывает...
Степа растерянно признавался, что большинство трактористов в бригаде пришлые, чужие, комсомольцев среди них мало, да и те в кольцовской ячейке на учете не состоят.
- Ишь ты! - ухмылялся Василий Силыч. - Не приписаны, значит? А я думал, совесть да радение их приписывать не требуется.
Были недовольны трактористами и колхозные бригадиры.
Когда Степа показывал Ширяеву или Тимофею Осьмухину плохо вспаханный и небрежно засеянный участок поля, те обычно посылали за Антоном и, не стесняясь посторонних, принимались на все лады костить трактористов:
- Вот же бригаду прислали на нашу шею. Собрались с бору сосенки... Не пахари вы, а землегады. Мы еще весной говорили - лучше бы на лошадях землю-то пахать.
Антон краснел, злился и, в свою очередь, кричал на бригадиров, что они отсталые, старорежимные люди, не любят машин и придираются к трактористам.
- "Старорежимные", - с обидой кряхтел Тимофей Осьмухин. - Еще монархисты скажешь! - И он жаловался Степе: - Вот ведь сынок какой... На отца взъедается.
Однажды утром, проезжая на водовозке позади усадьб, Степа услышал близкое тарахтение трактора. Оно доносилось с приусадебного участка Осьмухиных.
Остановив подводу, Степа перескочил через изгородь, заглянул на усадьбу и обомлел.
Тракторист Банкин, кряжистый, краснолицый парень, прославившийся в Кольцовке как пьяница и скандалист, сидел за рулем колесного трактора и вспахивал приусадебный участок.
Рядом, по густо унавоженной земле, вприпрыжку бежала Матрена и требовала, чтобы Банкин не жалел горючего и пахал глубже.
Степа, раскинув руки, шагнул навстречу трактору.
- Стой! Глуши мотор! - закричал он. - Стой, говорю!
Банкин в недоумении пожал плечами, сбавил скорость и нехотя остановил машину.
- Почему усадьбу пашешь? - спросил Степа.
- А ты зачем под колеса прешь? - неприязненно ответил Банкин. - Жить надоело? Раздавлю, как червяка, и не пикнешь.
- Весна - вот и пашет, - вступила в разговор Матрена. - Герасим - он нам не чужой... Почти сродственник. Харчуется у нас в доме. Чего ж ему не подмогнуть?
- Я спрашиваю, кто тебе разрешил пригнать на огород машину? - наступал на тракториста Степа. - Сейчас же посевная в колхозе.
- А трактор колхозу неподвластен, - лениво отозвался Банкин. - У нас своего начальства невпроворот. Тебе-то какая докука? Иль тоже к начальству лепишься?
- Он теперь у нас "упал намоченный" - долго не поднимется, - фыркнула Матрена и потеснила Степу в сторону. - Ладно, парень, не засти борозду... Тут и пашни-то с гулькин нос осталось.
Степа бросился искать бригадира. Когда он привел Павла Трофимовича на приусадебный участок к Осьмухиным, трактора здесь уже не оказалось, но земля была вспахана полностью.
- Что ж это, Павел Трофимыч? - в сердцах пожаловался Степа. - Земля в поле перестаивает, а трактористы чужие усадьбы за магарыч пашут?
- Наше дело малое, - отмахнулся Павел Трофимович, - У них в эмтээс свое начальство - пусть оно и взыскивает.
- Вот и надо сообщить в эмтээс. Наша же земля, колхозная. И мы ее трактористам не на откуп отдали.
- Сообщим, конечно, - вяло согласился Ширяев. - А только что с них взять - бедолаги, лодыри...
Степа с удивлением покосился на Ширяева. Что это с ним? То ли он постарел и ничего не замечает, то ли не хочет ссориться с трактористами.
На другой день, подвозя воду к Поповкину оврагу, где пахал землю Сема Уклейкин, Степа заметил на конце загона группу колхозников во главе с дедом Анисимом. Колхозники бродили по вспаханному полю и проверяли глубину вспашки. Потом они сошлись вместе, о чем-то возбужденно заговорили, еще раз замерили глубину борозды и с решительным видом пошли навстречу трактору.
Анисим, угрожающе взмахнул палкой, потребовал, чтобы тракторист остановил машину.
- Тебе чего, дед? - удивленно спросил Уклейкин, заглушив мотор.
- Слезай! - строго приказал Анисим. - И ты слазь! - кивнул он Зойке, сидевшей над плугами.
Тракторист и прицепщица подошли к колхозникам.
- Ты что ж, собачий сын, делаешь? - зашумел Анисим. - По какому такому праву десяти сантиметров недопахиваешь? А?
- У меня ж мотор малосильный, цилиндры сношенные. Надорваться может машина.
- Безобразник ты, Семка! Пакостник! Свою же землю поганишь! - с обидой сказал Анисим и обратился к подошедшему Степе: - Видал, как твои комсомольцы над землей измываются...
Уклейкин сослался на прицепщицу - наверное, та неправильно установила плуги.
- А ты не ври! - возмутилась Зойка. - Сам заглублял... Норму выгоняешь, вот и мельчишь, а на других собак вешаешь!
Уклейкин молча переставил деление на углубителе и с мрачным видом полез на трактор.
- Нет уж, милок, погоди! - задержал его Анисим. - Придется тебе с нами в метесе прогуляться.
- Это еще зачем?
- А вот начальству доложим... Пусть баньку тебе устроят, попарят с веничком.
- Верно, Иваныч, - поддержал старика Игнат Хорьков. - Нам такие пахари не нужны...
- Да вы что, смеетесь? - опешил Уклейкин. - Я же на работе... У меня еще смена не кончилась... Кто мне за простой ответит? - И он вновь направился к трактору.
Игнат Хорьков взял Уклейкина за плечо:
- По чести тебе сказано - пошли до начальника.
- Никуда я не пойду! - вырываясь, закричал Уклейкин. - И не цепляйте меня!
- Э-хе-хе! - вздохнул Анисим. - А душа-то у тебя заячья, Семка. Нашкодил - да и в кусты.
Степа приблизился к Уклейкину и вполголоса сказал:
- Иди, раз зовут... Будь же человеком. К спорящим подошел Павел Трофимович.
- Что за сходка в рабочее время? - спросил он.
Степа рассказал, что случилось.
Ширяев поморщился, принялся по привычке ругать трактористов, потом махнул на Уклейкина рукой:
- Отпустите вы его... что с такого возьмешь... Посадили неуча за баранку, вот он и портачит.
- Что-то ты чересчур добрый, Трофимыч, - заметил Анисим, - А случись такое на твоей единоличной полосе - ты бы за это человека в землю втоптал.
- Так тогда же в нас дурная кровь гуляла... А теперь мы в артели живем... сочувствие надо иметь, понимание.
- А в артели, значит, землю портить можно?.. - спросил Игнат Хорьков.
Ширяев нахмурился:
- Этого я, положим, не говорил.
- Надо акт составить, - предложил Степа. - И пусть Уклейкин заново участок перепашет.
Ширяев согласился. Степа написал акт на мелко вспаханную землю, все подписались, и Павел Трофимович отправился в МТС. Но, прежде чем передать акт Репинскому, он показал его Лощилину.
- Опасаюсь, Николай Сергеич, - признался Ширяев. - Круто мы берем... Люди примечать начинают. Ковшов этот, наш агроуполномоченный, парень глазастый!.. Старик Безуглов по полю шарит. Шуметь начинают - мол, плохо работает ваша эмтээс, землю портит. Вот и актик пришлось составить.
- Так это же нам на руку! - обрадовался Лощилин, пробегая глазами акт. - Разговорчики всякие, недовольство, жалобы на эмтээс - что и требуется. Надо, чтоб механизация лихом обернулась.
- Все же поосторожнее надо бы, - заметил Ширяев. - Слишком уж часто машины стали портиться. Больше в ремонте стоят, чем землю пашут...
- А вы постарайтесь переложить вину на трактористов. Мол, они недоучки, бракоделы, аварийщики. Пустите слушок насчет вредительства. А мы кое-кого с работы снимем, раздор в их ряды внесем. Словом, пусть в колхозе шумят побольше, пусть актики почаще составляют.
- А если до директора дойдет? Он же человек партийный...
- Надо знать нашего Репинского, - ухмыльнулся механик. - Шумит, суетится, сыплет приказами и сам тут же о них забывает. Ему бы только цифирь была. Чтобы побольше гектаров нагнать да горючего сэкономить. А как вспахать, как посеять - он в это дело особо не вникает. Понимает мало да и перед начальством козырнуть большой охотник. - Лощилин на минуту задумался. - А осторожность, Трофимыч, конечно, нужна. Ты нас поругивай, но тоже с умом, лишнего не перехватывай.
- Я уж и так кручусь как белка в колесе, - пожаловался Ширяев. - Вот и Осьмухин на меня в обиде. Кричит, что я отсталый человек, супротивник машинам. Да, кстати, что он за фигура, Антошка этот?
- Фигура подходящая, - успокоил Лощилин. - Я его недаром в бригадиры выдвинул. Податлив, как глина. Хоть черта лепи, хоть ангела. Парень монету зашибить любит, гектары нагоняет, в передовики лезет. А это тоже нам на руку. И вы, Трофимыч, не скупитесь... Где надо задобрите парня, завысьте ему выработку. К качеству вспашки не придирайтесь.
Ширяев спросил, как же быть с актом на тракториста Уклейкина.
- Скажи, что мы его оштрафовали за плохую работу. И заставь парня перепахать участок... Не полностью, конечно, а так, для вида...