И хотя по радио каждый прошедший час стали отмечать жалобными сигналами, а в шесть утра диктор объявляет, что наступил день, и сообщает дату, - все равно обуздать время не удалось.
Вот и у меня в комитете дни тянулись медленно, долго, а с возвращением на стройку время вновь заторопилось.
Контора управления разместилась в старом одноэтажном доме, чудом избежавшем сноса. Моя рабочая комната четыре метра высотой; левый угол занимает монументальная кафельная печь, которая почему-то навевает на меня грусть и будит раздумья о бренности существования. Окна и двери таких размеров, будто в доме раньше жили не обыкновенные люди, а семейка циклопов.
Эти дни я много работаю. Сегодня уже с утра ко мне бегут прорабы с жалобами на различные неполадки.
Капризничали башенные краны. Все, казалось, испытывали крепость моих нервов. Анатолий кричал, что срывается монтаж; начальник управления механизации Левков по телефону укорял меня за то, что мы приняли очень сжатые сроки монтажа:
- Бог мой… не перебивай меня… Ну, смонтируете этаж не за сутки, а за двое или трое суток… не перебивай, говорю… что, от этого мировая революция пострадает?
Кочергин, хитренько усмехаясь, говорил, что главк подсунул нам бракованные краны, и только Морозов многозначительно и торжественно молчал, и, как ни странно, это особенно донимало меня.
Приехала стройконтролер Анна Ивановна Ивашкина, высокая полная женщина с лицом цвета клюквенного киселя. Она ходила по всем корпусам и, показывая пухлым пальцем, каждый раз спрашивала: "Это что?"
- Где? Ничего не вижу.
Ответ злил ее. Она подходила к колонне, показывала на сварной шов:
- Это что?
- Это сварка.
Анна Ивановна укоризненно качала головой и величественно шла дальше, повторяя:
- Это что?
Через два часа она отбыла.
Некоторое время я молча стоял на перекрытии, но, увидев Гната, неожиданно для себя спросил, указывая на плиту:
- Это что?
- Плита, - удивленно ответил Гнат.
- Это что?
- Ящик… Да что это с тобой, инженер?
Я очнулся:
- Прости, Гнат, контролерша меня совсем закрутила.
К вечеру на стройку перестал поступать раствор.
Анатолий привел ко мне нашего нового диспетчера Любу, очень юное и хрупкое существо в синих брючках.
- Вот, посмотрите на нее, - закричал Анатолий, - забыла заказать раствор. Ну что с ней сейчас делать? - Он нервно забегал по комнате.
- Это правда? - как можно строже спросил я.
Она кивнула головой и стала озабоченно оттирать на пальце чернильное пятно.
Я позвонил снабженцу. Митрошин призвал на наши головы все громы небесные и потребовал немедленно четвертовать Любу.
Я смиренно молчал. Накричавшись вдоволь, Митрошин наконец смилостивился и сказал, что займется раствором.
Я повесил трубку.
- Но виноваты и вы, Анатолий Александрович, - надо проверять.
Мы заспорили, забыв о Любе, и вдруг она странно тонко заплакала.
- Вы чего? - недоуменно спросил прораб Анатолий.
- Ви-ви-ктор Константинович меня не руга-ет… - Люба плача выбежала из комнаты.
Мы смущенно посмотрели друг на друга.
- Пойду успокою, - сказал Анатолий, поднимаясь.
На стройку приехала черная "Волга". Строители знают, что на такой машине ездит большое начальство. Поэтому ко мне экстренно отрядили Петьку.
У "Волги" стоял заместитель начальника главка Левшин. Лицо у него словно застыло.
Мне никогда не удавалось скрыть свои чувства, и люди, которые внешне не реагируют на события, кажутся мне загадочными. Я невольно перед ними робею. Я рассказываю Левшину о ходе строительства, сбиваюсь и умолкаю.
- Ну? - произносит он.
- Все, - виновато говорю я.
- Не слишком подробно. - Он опускает веки. - Так что же вы все-таки собираетесь делать, чтобы войти в график?
Работа в комитете все же кое-чему научила меня. Раньше я ответил бы сразу, теперь сказал:
- Я подумаю и сообщу вам.
- Это единственно разумные слова, которые я услышал от вас за четверть часа, - сказал Левшин и недовольно спросил: - Не совершили ли мы ошибку, поручив вам такое сложное дело?
Я ответил, что ошибки не совершили.
Но Левшин не принял шутки.
- Я позвоню вашему управляющему, пусть поговорит с вами.
- …Ничего, ничего, Виктор, работай! - через два часа говорил мне приехавший на стройку Николай Николаевич. Он выглядел совсем плохо. - Ничего, держись. - Он ободряюще положил мне руку на плечо. - Рядом с новым всегда возникают трудности. Не суетись, не бегай, думай, и трудности отступят. - Он уже улыбался.
Я принял трудное решение - на время прекратить монтаж. На стройке оно было встречено гробовым молчанием.
Даже Гнат не шумел, только при встрече странно тихо сказал:
- Смотри, инженер, влипнешь.
Но зато сверху гремели раскаты грома. Из главка требовали объяснения.
Позвонил Николай Николаевич.
- Это так нужно? - коротко спросил он.
- Да, Николай Николаевич, следует сначала подготовиться.
- Хорошо.
На стройку прибыли представители завода башенных кранов. Выяснилось, что наши крановщики полностью не освоили механизмы. Инженеры завода, их было трое, приступили к обучению наших механизаторов.
Мы заказали новую оснастку.
Даже в троллейбусе, по пути на работу, я снова продумывал технологическую цепочку. Вроде все предусмотрено, вот освоим краны, придет новая оснастка. Остаются только мелочи… Мелочи… А вдруг дело в них?
На работе я позвонил прорабу Анатолию.
- Через час начните монтаж на одном корпусе, - приказал я.
- Почему? Ведь еще не все готово.
- Скажите нормировщице, чтобы она приготовилась к хронометражу.
Анатолий что-то проворчал. Я повесил трубку.
Целый день я провел на монтаже. Сюда секретарь Лида, недовольно хмуря широкие брови, и приносила на подпись бумажки.
- Может, мне перенести сюда стол и машинку? - ядовито спросила она.
В шесть часов вечера, когда у меня, как обычно, собрались прорабы и бригадиры, я предложил в монтажном звене сократить монтажника и добавить одного сварщика.
- Ерунда все это! - вспыхнул прораб Анатолий. - Пусть краны работают бесперебойно, и все пойдет.
- Обойдемся, инженер, - закричал Гнат, - что же чужих приглашать?
Впервые я резко оборвал Гната. Я положил на стол карту хронометража.
- Смотрите - двадцать два процента кранового времени теряется из-за задержки в сварке…
Монтаж был возобновлен через пять дней.
Мне позвонили из диспетчерской.
- Виктор Константинович, - раздался тонкий голосок Любы, - вас срочно требуют на первый корпус.
- Что случилось? - встревоженно спросил я.
- Не знаю.
…На перекрытии третьего этажа на узкой скамейке сидели прорабы.
Кочергин поднялся, зашел в будку мастера, вынес стул и поставил его напротив скамейки.
- Садитесь, - коротко сказал он.
Я сел.
- Виктор Константинович, - осторожно начал Кочергин. - Мы тут собрались и приняли решение. Извините, конечно, что без вас. Но вы бы нам мешали. - Он усмехнулся. - Не дали бы нам свободно порассуждать…
- Не тяните резину, Кочергин! - резко сказал прораб Анатолий. - Говорите сразу.
- Сейчас, сейчас… Понимаешь, Анатолий, не люблю говорить начальству неприятные вещи… Виктор Константинович, - снова обратился он ко мне, - как видите, мы смонтировали только пол-этажа. И краны работали бесперебойно, и сварщиков по вашей рекомендации добавили, и оснастка новая, а не получается. Сколько же можно трепать себе и другим нервы? Мы решили прекратить этот экспери… эспери… черт его знает, даже не выговоришь.
- Эксперимент, - сказал Быков.
- Не понимаю, - медленно сказал я. - Почему вдруг? Анатолий Александрович, что это значит?
Анатолий сидел на краю скамейки, опустив голову.
- Это значит, - помедлив, ответил он, - что мои расчеты - это теория, а жизнь есть жизнь. Это значит, что я втравил вас всех в авантюру. - Он поднял голову. - И не смотрите на меня так осуждающе. И так тошно!
Быков встал, обошел скамейку и положил руку на плечо Анатолию.
- Не нервничай, Анатолий… Все в порядке, Виктор Константинович, - мягко сказал он. - Монтаж ведь ускорен, а быстрее все равно не получится.
- Но почему еще не поработать? - спросил я.
- А сколько можно волынку тянуть? - вдруг резко спросил Морозов. - Сколько? - он приподнялся. - Никому вся эта шумиха не нужна. Нужна ритмичная работа, а не рекорды. Я сыт по горло от всех этих затей. Завтра перехожу на нормальный график. - Его всегда невозмутимое лицо злобно искривилось.
Вот когда он наконец заговорил. Мне даже стало легче, но я понял, что должен принять его вызов. И, наверное, от результатов моего спора с Морозовым зависит судьба всей стройки.
Я посмотрел на Сокова, сидевшего напротив меня. Он несмело поднял на меня глаза.
- Объясните, Виктор Константинович, - тихо попросил он, - для чего нужно продолжать опыт?
Из лестничной клетки появился Гнат. Увидев меня, он сразу закричал:
- Инженер!..
- Помолчи, балаболка! - оборвал его прораб Анатолий.
Гнат ничуть не смутился, подошел к нам и тоже сел на скамейку.
- Ладно, и я тут посижу в рабочее время, - усмехаясь сказал он.
Наконец я собрался с мыслями.
- Это не рекорд, Морозов, - сказал я. - Дело не в рекорде. На заводах есть такое понятие - "проектная мощность". Ее, эту мощность, рассчитывают проектировщики, и потом все ИТР на заводе считают делом своей чести ее достичь. У нас на стройке нет такого понятия. Правда?
Прорабы молчали.
- Такого понятия нет, - весело сказал Гнат.
- Анатолий Александрович правильно рассчитал. Теоретически этаж можно смонтировать за сутки - это наша "проектная мощность". Мы должны ее достичь. Выжать все из кранов. Снова пересмотреть состав бригад, может быть, применить другие кондукторы…
Прорабы молчали.
- Что касается ритма, - продолжал я, - то ведь ритм, Морозов, бывает разный. Можно ритмично возводить дом год, можно полгода, а Анатолий предлагает за двадцать дней.
- А я говорю, что все это никому не нужная шумиха, - упорствовал Морозов, поблескивая черными узкими глазами. - Ну скажите, кому это нужно?
- Наверное, все же нужно… Нашему управлению, всем остальным стройкам, - тихо сказал Соков. - Людям нужно…
- Мне нужно, - весело и громко заявил Гнат.
- И мне! - раздался за моей спиной голос бригадира Сергея Королькова. - Еще никогда наша бригада так здорово не работала.
- Вот, вот… профсоюзное собрание устроим, - перебил его Морозов.
- Нет, профсоюзного не будет, - выйдя вперед, ответил Корольков. - Вы уж извините, товарищ Морозов, мне нужно начинать монтаж.
…Остались только Анатолий и я. Он по-прежнему сидел, опустив голову.
- Я этого не забуду, Виктор Константинович, - тихо сказал он.
Я не ответил. У меня вдруг возникла мысль, что впервые с тех пор, как Николай Николаевич назначил меня главным инженером, я не выполнил своего обещания, подвел его. Эксперимент с монтажом не получился.
Снова бежит ко мне Петька:
- Черная "Волга"… Черная "Волга".
Эх!.. Я медленно выхожу на площадку. У машины стоят Левшин, Николай Николаевич и Морозов. Я здороваюсь.
- Ну что, так и не вошли в график? - строго спрашивает Левшин.
- Нет.
- Вот тут Морозов на вас жалуется, что вы заставляете его продолжать эксперимент. Это что, ваше твердое решение? Приказ?
- Да.
Левшин усмехается и разводит руками:
- Тут я ничего не могу сделать, Морозов. Приказ есть приказ.
Когда Морозов уходит, я говорю:
- Николай Николаевич, я не сдержал своего обещания. Не получилось. Я не выдержал последний экзамен.
- Инженер! - вдруг издали закричал Гнат. - Когда же наконец…
- Подойди сюда, - позвал его Николай Николаевич. И когда Гнат подошел, он сказал: - Слушай, Гнат, почему ты всегда называешь Виктора Константиновича инженером? А? Ведь он главный инженер…
К читателю
И вот приходит время, читатель, когда нам нужно расстаться. Мне немного грустно. В поздние вечера, когда после работы я писал эти страницы, я думал о тебе. Знаешь ли ты теперь, как стать главным инженером, полюбил ли ты моего управляющего Николая Николаевича, веселого и бесцеремонного Гната, прораба Анатолия и бригадира Сергея Королькова, - полюбил ли ты стройку? А может быть, ты придешь к нам? Приходи, мы будем тебя ждать.
Главный инженер
Виктор Константинович
Трудные этажи
Повесть
Строителям: монтажным пятеркам, в лютую стужу, жару, дождь возводящим корпуса; вечным труженикам прорабам; начальству всех рангов - с любовью и глубоким уважением посвящает эту повесть автор
Глава первая
Такое приятное предложение
Меня вызвали в главк. В приемной было тихо. Молодая секретарша, похожая на раздобревшую русалку, кивнула головой на дверь кабинета. Заместитель начальника главка Левшин что-то писал, склонив над бумагой голову, блестящую, как бильярдный шар (сразу же приношу свои извинения за неоригинальное сравнение, но что поделаешь).
Я выстоял положенных несколько минут, потом тихонько выдвинул из-за стола высокий тяжелый стул и уселся.
- Вам чего? - не поднимая головы, спросил Левшин.
Я помолчал. Тогда он поднял голову.
- Вам… - уже раздраженно начал он, но, узнав меня, удивился: - Вы чего пришли?
Несколько секунд он смотрел на меня, что-то припоминая. Мне даже показалось, что я слышу скрип шестеренок, которые быстро вращались в его голове, приводя в движение запоминающее устройство.
- Ах, да! - наконец облегченно, но с обычной мрачностью сказал он. - Да, да… сидите. - Он глубоко вздохнул и снова забегал по бумаге карандашом. - Сидите, я сказал, - повторил он, когда я поднялся, чтобы подойти к окну. - Выдержки ни на грош. Смех один такого юнца сажать на трест. - Он бросил карандаш. - Ну ладно… Вот что, любезный, ваш главный инженер сдуру уходит на пенсию. Есть такое мнение: на его место назначить вас. - Левшин мрачно усмехнулся, встал, прошелся по кабинету, постоял секунду спиной ко мне, резко повернулся и повторил: - Есть такое мнение.
Я тоже встал.
Он подошел ко мне.
- Молодой еще! Я в ваши годы прорабом был. И легкий вы какой-то. Главный инженер треста должен быть седовласым, солидным мужчиной… Во! - Он развел руки, показывая объем живота, который по техническим условиям главка должен быть у главного инженера. - В общем, подумайте.
- Я…
- Знаю, знаю, вы, конечно, согласны, - перебил он. - Как же не согласиться, такое приятное предложение. Но я сказал: подумайте… Честь имею. - Левшин церемонно наклонил голову.
Я вышел на улицу. Был яркий весенний день. На шаровидных деревьях, чинно высаженных вдоль улицы Горького, уже набухали почки, у телеграфа задерживались особо недоверчивые прохожие, чтобы получить у большого термометра официальное подтверждение приходу весны.
На проспекте Маркса я остановился перед витриной, чтобы еще раз посмотреть фото наших экспериментальных домов и портрет прораба Анатолия с подписью: "Автор выдающегося эксперимента, ст. прораб А. Смирнов".
Я вспомнил, как расшумелся тогда на площадке прораб Анатолий.
- Вы это бросьте, Виктор Константинович, - кричал он. - Нечего вам в позу становиться. Вы для этой стройки…
Он задохнулся, по лицу пошли красные пятна.
- Хорошо, хорошо, Анатолий Александрович, - успокаивающе сказал я, - меня тоже сфотографируют.
Фотограф, молодой, ловкий парень с длинными волосами, уложенными сзади так, что одновременно напоминали прическу пажа конца семнадцатого и завитки московского кучера начала текущего столетия, в зеленой куртке, усеянной желтыми гусеницами-молниями (они были даже на рукавах), смеялся:
- Ну и ну, товарищи строители, рассмешили вы меня… А скажите, - тут он стал серьезным, - скажите, сколько кранов было у каждого здания? Можно ли начать, так: "Экспериментальный дом, корпус семь, только недавно был окружен башенными кранами".
Анатолий недоуменно посмотрел на фотографа.
- Окруженный башенными кранами? - машинально переспросил он.
- Да-да, - глядя снизу вверх на Анатолия, подтвердил фотограф. - Я хочу тиснуть и заметку. Вроде красиво будет звучать.
- Да ты что, парень, спятил? - набросился на фотографа Анатолий.
- Анатолий, - предупреждающе сказал я, - товарищ из редакции.
- Жалко, - разочарованно протянул фотограф. - А красиво было бы.
Конечно, в витрине выставили только карточку Анатолия, и сейчас он недовольно и раздраженно смотрит на меня с фото.
Я подмигнул портрету: "Ничего, Анатолий, терпи".
…Вечер четверга - освещенное многолетней традицией время наших оперативок. Несколько трудных часов, когда начальник управления имеет официальное право грозно на всех кричать, ибо нет ни одного строительного участка, ни одной службы управления, которые выполнили бы многочисленные и подчас разноречивые приказы Ивана Митрофановича.
Я зашел к нему раньше, чтобы по неписаной служебной этике доложить о предложении Левшина.
Но Моргунов уже знал.
- В начальство лезешь, парень, - язвительно, но с некоторым оттенком уважительности сказал он. - А не рановато?
- Рановато, - ответил я.
- Да садись, ей-богу! Вечно приглашения ждешь!
Я сел.
- Я, Иван Митрофанович…
- Знаю, знаю, что скажешь, - перебил он меня. - Будешь говорить, что сам не просился… Эх, так у нас всегда: не успел человек что-нибудь сделать, самую малость, как его немедленно тащат вверх по служебной лестнице.
Я засмеялся:
- Вы напрасно меня перебили, Иван Митрофанович. Я отказываюсь от предложения.
Моргунов провел рукой по коротким черным волосам.
- Как это отказываешься? Почему?
- Ни к чему мне это. Да и не хочется уходить из коллектива…
Моргунов несколько секунд молча смотрел на меня. Потом суровое его лицо смягчилось.
- Отказываешься, значит?.. - Он опустил глаза и глухо сказал: - А ведь, как я понимаю, тебе со мной не сладко приходится… А? - Он снова посмотрел на меня: - Чего молчишь? Отвечай! - В его голосе зазвучало раздражение. - Ну хорошо, помолчи, - Моргунов усмехнулся. - Помнишь кинотеатр? Тогда я был замуправляющего и заставил тебя перевести на эту стройку рабочих отовсюду. Помнишь?.. А потом, когда ты обратился ко мне с просьбой помочь с фондом зарплаты, я отказал.
Он тяжело поднялся и медленно подошел к окну.
- Потом, когда я стал начальником этого СУ, я требовал от главка тебя убрать. Помнишь "чихалку" - эту твою машину по подаче бетона? Когда у тебя не получилось, я поставил тебе ультиматум: если хочешь остаться - откажись от своих фантазий! Тебе пришлось уйти.
- Я…
- Подожди, - строго прервал меня Моргунов, - я еще не закончил… Сейчас, когда ты вернулся, я бываю с тобой резковат… И все же ты остаешься с нами…