6
В запасе у него было еще три дня, но испытывать себя ему не хотелось. "Незачем встречаться, - решил он. - Незачем бередить раны себе и ей".
Он спустился в холл, там был киоск - касса Аэрофлота. Взял на завтра билет до Магадана. Потом пошел в детский магазин, купил своему пятилетнему сыну пластмассовую гоночную машину. Пообедал в ресторане, побродил по набережной Невы, купил в дорогу большой букет мимоз и, не торопясь, отправился в гостиницу собираться.
Рейс состоялся без задержки, и так же по расписанию самолет прибыл в Магадан. Дома были рады цветам, как-никак май, на улице идет снег, а тут в комнате южные цветы. Он поставил вазу с цветами на телевизор, и, когда шла цветная передача, он сравнивал цвет этих мимоз с теми, что на экране. Выходило похоже…
Потом он о цветах забыл, стоят они долго, и вскоре к ним все привыкли, как привыкают к окну, столу, телевизору.
Однажды он долго работал в своей комнате и, откинувшись в кресло, так и уснул.
Проснулся далеко за полночь. На улице гудела майская пурга. Болела голова - то ли от усталости, то ли от перемены давления. Он потер виски и долго полулежал в кресле, уставившись в потолок. И вдруг он увидел, как большой зеленый комар, величиной с маленькую стрекозу и такой же прозрачный, пролетел мимо люстры и сел на потолок. Николай похолодел. "Боже, что ж это?" Он потряс головой и протер глаза. "А вдруг знамение? Боже, мой черед уже пришел?"
- Маша, - тихо позвал он жену. Никто не ответил. - Маша! - крикнул он громче. Он встал и, не отводя глаз от комара, пошел в ее комнату.
Она не спала.
- Маша! - тихо сказал он. - Там… летает…
Она отодвинулась, прижалась к стене и кивнула на потолок.
Он поднял голову. Весь потолок был усеян зелеными комарами.
"Стоп! - приказал он сам себе. - Сейчас зима, пурга на улице и ничего этого не может быть. Спокойно. Надо разобраться".
Он стал следить за их полетом. Летали они медленно, были слабы. "Чертовщина какая-то".
Взгляд его упал на телевизор, и тут он увидел букет мимоз. Все мимозы были усеяны комарами.
"Уф! - выдохнул он. - Личинки были в цветах, я их привез вместе с цветами, еще оттуда, с материка. Тут в тепле они и оклемались… надо же!"
Он открыл форточку, осторожно вытащил из вазы букет и вместе с комарами выбросил его на улицу. Потом достал пылесос, сменил патрубок, включил машину и втянул в пылесос с потолка всю нечисть.
- Так ведь сдвинуться можно, - улыбнулся он жене, сел на детский стул и закурил. Рядом валялись детские игрушки, а среди них большая пластмассовая гоночная машина. Он нервно постучал пальцами по пластмассе. Получилось как на барабане. И тут он только заметил номер на машине: МА 71–17.
Жена заметила, как изменилось его лицо. Она ничего не понимала, она встревожилась.
- Слушай, Ник… что-то с тобой сегодня творится… ты, наверное, перетрудился… Вчера тебе звонили…
Случай в Коктебеле
Сохранилось нечто от горы
И от каменных глыб.
С итальянского
Старый северянин Авдей Маркелов с молодой женой и маленьким сыном ехал на поезде, катил по материку, держа курс на юг.
Все его в дороге раздражало - и грязные вагоны, и плохая кормежка в ресторане, и вредные татарки-проводницы, не бравшие чаевых. Даже стая рябчиков за окном, приковылявшая по первому снегу прямо к полотну дороги, вдруг разозлила его.
"Довели природу, черт возьми, - подумал он, - бедной птице и жить негде!"
- На юг, на юг! - шептал он в такт колесам. - Там хоть снега нет.
Но этот первый сибирский снег уже и без того таял на глазах, а когда подъехали к Москве, там вовсю светило солнце, и люди будто вовсе не подозревали, что есть Сибирь, где недавно был снег, и есть Чукотка, где снег есть всегда.
- Вишь, какая очередь… - печально вздохнула жена, когда они приехали на другой вокзал.
За билетами действительно была очередь. На Курском, как и на Казанском, за ними всегда очередь.
- Вот и хорошо, Глафира, - сказал Авдей. Он терпеть не мог стоять в очередях. Даже в очереди за пивом, если было больше пяти человек, он никогда не стоял. - Вот и хорошо, - повторил он. - Поживем дня два у друзей, время терпит, а сейчас идем напротив, в предварительную, там народу поменьше.
Народу там совсем не было. Авдей взял билеты в двухместное купе. Глафира была рада и лишний раз подумала, как хорошо быть за крепкой широкой спиной такого умного мужа. "Вот пил бы поменьше", - чтоб не сглазить, тут же подумала она и стала привычно нудеть о том, что у нее для юга нет пляжного костюма, и звать Авдея в магазин.
- Ты еще за лифчиками меня возьми! - посоветовал он. - Во будет картина! Ты хоть соображаешь? Кандидат географических наук у прилавка рассматривает лифчики! Да ты знаешь, сколько тут в Москве можно встретить знакомых? Они ж со смеху попадают!
- Ладно, ладно, успокойся, Авдюша, успокойся! Я сама схожу, сама…
Честно говоря, жена его частенько раздражала. Когда-то она работала у него в лаборатории машинисткой. Они встречались. Вскоре в институте начали про них поговаривать. Пришло время - надо ей идти в больницу. Авдей отговорил. И вместо больницы повел в загс, а вскоре, отправив ее в декрет, оставил дома воспитывать сына Тимошку, которого безумно любил.
И вот их первый совместный отпуск. Глафира вообще ни разу не была на материке, и Авдей понимал, что тут она будет его раздражать еще больше.
- Если чего не понимаешь, - объяснял он ей, - смотри на меня и молчи. Главное - молчи. Да?
- Ага, - кивнула она.
Феодосийский таксист, помогая выгружаться своим пассажирам, поднял чемоданы Авдея и крякнул:
- Ого! Консервы небось? Да вы не беспокойтесь - тут в Доме творчества кормят хорошо.
"Знал бы ты, что у меня в чемодане", - ухмыльнулся Авдей про себя, а вслух сказал жене:
- Видишь, ребенок мучается? Чего стоишь? Веди его в кусты… не стесняйся… детям можно… Да не в розы, они колючие! Вон под то дерево!
- Под пальму?
- Под фикус! Какая тут пальма?! Где ты ее видишь? Тут отродясь пальмы не водилась! Они в Ялте! Или еще дальше!
Во время этого горячего монолога Тимошка деловито полил асфальтовую тропинку и вернулся к родителям, выяснявшим разницу уже между туей и кипарисом.
- Сидите здесь, на скамейке, - сказал Авдей, а сам пошел к дежурному администратору оформляться.
Получил ключи от уютного коттеджа с верандой, с тремя шезлонгами, с коммунальными удобствами, с клумбами и тропинками вокруг, а главное, в такой чаще, что в самую пору играть в индейцев. Даже ворчавшему с утра Авдею место очень понравилось, он заулыбался, тут же деловито устроился на веранде, достал из саквояжа две бутылки "Магаданского пива" десятидневной давности и с удовольствием раскупорил их.
- Живут же люди! - вздохнул он, обозревая все вокруг.
Глафира была на седьмом небе.
После обеда пошли втроем прогуляться по набережной. И тут Авдей по привычке все изучать и из всего делать результативные выводы пришел к заключению, что задача курортника - выглядеть как можно нелепей.
Глафира смотрела на все, открыв рот. Старушки, гарцевавшие в шортах… Девчушки, без бюстгальтеров, глянцево-шоколадные, окружили мороженщицу… два грузина в папахах и босиком… знойная яркая брюнетка с длинной папиросой в зубах, в накинутой на голое тело вывернутой дубленке. Два мускулистых красавца, несущих на плечах по роскошной блондинке, а на каждой блондинке по огромному рюкзаку, - это туристы направляются в горы…
Поглядев на себя со стороны, почувствовал Авдей собственную ветхозаветность и приближающуюся старость.
- Это иностранцы, да? - тихо спросила Глафира.
- Какой к черту иностранцы! - начал заводиться Авдей. - Наши все! Доморощенные! И ты через неделю такой будешь!
- Что ты, Авдюша, что ты…
Тут уж Авдей явно перебрал.
- Извини, Глаш… Идем к морю…
Воды Глафира боялась. Плавать не умела. Они позагорали немного. Авдей повозился в воде с Тимошей.
- Домой пора… много сразу нельзя, Глаш… Много солнца вредно…
Купила ему Глафира белую полотняную фуражку с надписью по козырьку: "Ну, погоди!", где вместо кокарды эмблема с волком, немыслимой расцветки плавки, шлепанцы - японские гета на деревянном ходу, которые он тут же отдал Глафире, решив ходить босиком.
Многому научился в своей жизни Авдей, одного не умел - отдыхать. И здесь он с утра отправлял жену и сына на пляж, а сам садился на веранде, доставал книги, папки, рукописи, карты и схемы и работал в тишине, пока солнце не ударяло.
Перед обедом уходил на пляж, отыскивал своих, окунался в волну, лежал минут десять, затем торопливо одевался и тащил всех в столовую.
На пляже он с интересом всматривался в лица отдыхающих. Жизнь и без того коротка, чтобы отдавать ее всю нуждам производства - вот и все, что мог он прочесть на блаженных лицах отдыхающих.
После обеда, пока жена и сын спали, он сидел в библиотеке. На полдник они не ходили. А вечером, взяв малыша, Авдей уходил в кафетерий напротив Дома творчества. Там он покупал сыну безе - кулинарить тут умели, - а себе брал бутылку минеральной.
Он понимал, что такой распорядок у него только от того, что нет рядом друзей, нет товарищей. А заводить новые знакомства он не любил, даже за столом ни с кем не разговаривал.
В еде он понимал толк. Дома он даже брился после завтрака, чтобы запах одеколона, обязательно после бритья, не мешал ему ощущать ароматы кофе и хорошего табака.
А между тем жизнь на курорте текла под шепот волн и ласковое поглаживание солнца. "Боже, так хочется дождя, как омовения, - думал Авдей. - Так хочется дождя!"
И дождь пришел откуда-то с юга, с тяжелыми турецкими тучами, и обрушился ливнем на Коктебель и округу. И вместе с дождем появился на веранде человек, постучал в стеклянную дверь. Распахнул ее Авдей - вот тут и начались "ахи" да "охи".
- Каким дождем тебя занесло? - смеялся Авдей.
- Чукотским!
Это был старый приятель - журналист Коля Бобров. Давно они на Чукотке вместе, в одном поселке начинали.
- Решил заглянуть, узнать, как ты устроился. Путешествую по Крыму. Ребята дали твои координаты.
- Это ты здорово придумал! Это ты здорово! - засуетился Авдей. - Совсем я тут одичал от скуки - никого наших. В отпуск с друзьями надо ездить, с друзьями! Ни в коем случае с женой!
Глафира улыбнулась, качая головой. Она тоже давно знала Николая и была рада земляку.
- Вот тут парятся груши, - Авдей выдвинул ящик письменного стола, - и орехи. Миндаль. Надо кожицу с них снимать, пусть высыхают, знатные орехи. Самый раз. Никогда не пробовал. А ты?
- Я тоже.
- Ходил в горы? - спросил Николай.
- Лазил… горы как горы… только разговоры… у нас ничуть не хуже, даже лучше, - тоскливо пробормотал Авдей.
Глафира ушла в коридор мыть стаканы.
- Как отдыхаем? Доволен?
- О! Конечно, - ответил Авдей. - Рай, а не место. Работать хорошо, никто не мешает. Но долго я здесь не выдержал бы. Уже готовлю чемоданы, через две недели уезжать.
- Понятно, - вздохнул Николай. - Я тоже по Чукотке скучаю. Отсюда в Москву, а там на самолет. А ты мучайся здесь на юге, - засмеялся Николай, - мучайся.
Глафира поставила на стол стаканы, и тут Николай заметил на ее руке серебряное колечко с темным камнем.
- Местное? - спросил Николай.
- Ну да! - махнул рукой Авдей. - Тут все чокнулись. Ну, всем-то ладно, а тебе-то, Глаша! Опозорила!
Глафира улыбалась.
…У всех курортников на пляже было одно занятие - рылись в гальке и собирали на берегу, величиной с ноготь мизинца, разноцветные камушки. Это были осколки яшм, агатов, сердоликов, кварца, кальцита, кремня. Среди разноцветной окатанной морем каменной мелочи попадались красивые камушки, которые предприимчивые люди оправляли в металл, и получалось вполне приличное кольцо с вполне приличным камушком. На берегу местный промкомбинат построил даже две палатки, где можно было выбрать или заказать кольцо с любым камнем. Тут же работала мастерская по обработке камня. Дело было поставлено на широкую ногу - ни одна отдыхающая не уезжала без сувенира.
Камни были "болезнью" Авдея. Во время ежегодных летних экспедиций в горах и тундре Чукотки ему удалось собрать большую минералогическую коллекцию. Специализировался он на драгоценных и полудрагоценных минералах, а также на поделочных камнях. Объяснить это можно тем, что еще на заре своего увлечения, когда он мало что смыслил в геологии, в основу коллекционирования он положил эстетику камня. Так и пошло.
Будучи известным в своих краях ученым, он не стеснялся во время отпуска уходить с отрядом в три-четыре человека в геопоход, на поиски камней. И ни одной экспедиции, где он был рабочим, со всеми на равных, не было неудачной. "У тебя легкая рука, - говорили ему геологи. - Так бывает. Был бы ты геологом, тебе бы везло".
В Коктебель он приехал, использовав месяц отпуска в тундре, опять с отрядом в три человека, и это поле его было столь удачным, что о нем писали в газетах. В частности, и Николай писал, предлагая передать государству как можно скорее открытое этим отрядом месторождение на Омвееме, не волокитить с документацией и ассигнованиями.
И тут, в Коктебеле, Глафира заныла: "Хочу кольцо".
- Не позорь меня! - сказал Авдей. - Ты знаешь, сколько тут можно встретить знакомых?! Авдей Маркелов, обладатель собственного минералогического музея, стоит у киоска и выбирает колечко. Да все со смеху попадают! Сколько дома этих агатов?
- Тонна…
- Ну, не тонна, чуть больше. Хранить негде, в сарае уже лежат. А ты хочешь пятнадцатирублевое колечко…
- У тебя лежат булыжники… Ты никогда ничего мне из них не делал…
- И не буду делать… Грешно камень пускать на украшения…
- Ты псих. Все люди делают.
- А я не люблю… Камень, он и так красив… А ну тебя… Иди и покупай что хочешь… Только никому не рассказывай, засмеют…
Она пошла и купила в палатке серебряное кольцо с раухтопазом.
- О-ой!.. - схватился за голову Авдей и рассмеялся.
- Чего смешного?! - вспылила вдруг Глафира.
- Ничего, ничего, - успокоил он ее, а сам вспомнил сарай на Чукотке, и бочку с капустой, и лежащий в бочке вместо гнета кристалл раухтопаза весом в пятнадцать килограммов. "Гм… колец бы из него хватило на весь коктебельский пляж…"
А сейчас, показывая на Глафиру, Авдей молча развел руками, мол, ничего не поделаешь, все женщины одинаковы: извини, мол, Коля.
Наступило время ужина, но в курортной столовой гостей не кормили, и, чтобы не оставлять Николая одного, Авдей решил в знак солидарности с гостем на ужин в столовую не идти.
- Ты с Тимошкой иди, а мы с Колей поужинаем в кафе. Тут уютное заведение есть неподалеку. "Горные вершины" называется.
Кафе "Горные вершины" в десяти минутах ходьбы от территории курорта. Напоминало оно большой стеклянный ящик. Этот ящик прилепился к небольшой горушке, вершин никаких вокруг не было, тем более горных. Вершины были на горизонте - острые зубцы гор на фоне светлеющего горизонта.
- Скоро луна взойдет, - сказал Авдей и показал на горизонт.
…В кафе было малолюдно. Оставалось меньше часа до закрытия. Авдей взял два вторых и закуску, Николай - первое, второе и закуску. Светлое сухое вино стояло тут же в ящиках рядом с кассиршей. Вино она давала вместо чая, вместо компота и вместо сдачи - шестьдесят копеек бутылка. Столовое вино местного производства не отличалось хорошим качеством - приходилось компенсировать количеством. Гости взяли три бутылки - на первый раз, а там видно будет.
Они выбрали самый дальний столик за спиной у кассирши, у здоровой бочки, из которой рос разлапистый лимон с большими сочными листьями.
- Сядем под деревом, как на природе… будет вроде пикника, - предложил Николай.
Старенькая уборщица уже начинала протирать пол, убирать со столов, в кафе остались только Авдей с Николаем.
- Можете курить, - махнула им уборщица, заметив вороватый жест Николая. Вместо пепельницы они приспособили пустую бутылку из-под вина.
Уборщица потушила в общем зале свет, он горел только над кассой и над раздаточным отделением, в зале был уютный полумрак.
Они тихо продолжали прерванный перед ужином разговор.
- Ты еще что-нибудь писал об Омвееме?
- Нет, - сказал Николай. - Меня убедили, не стоит пороть горячку. Вот если б ты, Авдей, золото нашел - тогда другое. А камни подождут. Пока с ювелирной нагрузкой Урал справляется, да и Казахстан тоже.
- Ты обещал прилететь на реку?
- Да, - сказал Николай. - Ты уехал в отпуск, а через неделю я был там, на вертолете. Сели на полчаса.
- Ну и как? - засмеялся Авдей.
- Взяли твой подарок.
Это был рюкзак с вулканическими бомбами! Разрезать алмазной пилой любую - и можно увидеть на срезе великолепный агат.
- Стояки на месте. И стол. И запас дров. Примус и свечи в полиэтиленовом мешке… - рассказывал Николай. - Да! И фанера твоя сохранилась…
- Текст не выцвел?
- Как же! Сохранился…
Покидая место стоянки, Авдей на фанере вывел черным фломастером: "Если не балда ты - собирай агаты!"
Они сидели в полумраке, беседуя тихо, вполголоса.
Вернулась кассирша, а с нею мужчина в таком же, как она, белом халате. Они сидели у кассы.
- С ящиками Федора Федоровича все? - спросил он.
- Полностью…
- И…
- Вот пакет, - сказала кассирша. - Передайте. Это только ему.
- Остальное?
- Я подвела бабки, вот это вам, - она что-то протянула ему.
- Себя не забыла?
- Нет.
- Скажешь Марье, чтобы ящики не сжигали, а отнесли в подсобку. Товар будет на той неделе.
- Ладно.
Они встали и ушли. Кассирша потушила лампу над кассой, свет остался только в раздаточной.
Авдей и Николай допили вино, отнесли пустую посуду к кассе. Пошли к выходу.
Дверь была закрыта.
- Дверь закрыта, - догадался Николай. - Видишь, замок с той стороны?
Большая стеклянная дверь была закрыта на висячий замок.
- Идем через кухню.
Они пошли в кухню, оттуда в служебный коридор, нашли дверь, толкнули ее - она была заперта.
- По-моему, нас закрыли окончательно, - догадался Авдей.
- Стучаться?
- Не стоит. Прибежит милиция, начнутся опросы, протоколы, перекантуемся до утра, не зима, чай. Жить можно. Вон и вино есть, и закуску они не убрали в холодильник. Не умрем.
Они вернулись на свое место, захватив по дороге из ящика две бутылки вина.
- Только записывай, сколько берем, - сказал Авдей.
Николай аккуратно записал на салфетке: "Вино - две бутылки, хлеб, свекла - одна, яйцо под майонезом - две порц."
- Как отпуск? - спросил Авдей.
- Деньги еще есть…
- У меня тоже… стареем, что ли? Помню, раньше всегда SOS давали под конец, как-то даже неловко…
- Я тоже об этом подумал, - сказал Николай.
- У меня еще много времени, я еще успею набегаться по телеграфам.
- Дашь мне телеграмму в случае чего, я ведь через неделю буду дома.
- Хорошо, - сказал Авдей.
Они налили.
- Ого, это вино лучше!