- Вот мы и вместе. Как я мечтала, как я хотела этого! Ты знал об этом, догадывался? Я все эти дни ждала тебя. Как только узнала, что ты ушел из управления, прибежала сюда. Как долго ты шел! Не надо и говорить ничего - не надо. Я люблю тебя, такого сильного и мужественного, и хочу быть твоей, только твоей женой, другом, любимой. - Она подбежала к лампе и погасила ее…
Мандриков лежал рядом с Еленой. Ее сильная, горячая, нежная рука гладила его.
- Я счастлива, очень счастлива. Ты ведь не презираешь меня, что я вот так пришла к тебе и стала твоей. Я слушала тебя на митинге, ты говорил о счастье. Каждый человек должен бороться за свое счастье. Я тоже борюсь за свое. Ты - мое счастье. Какой я была до встречи с тобой? - Она подумала и ответила себе: - Несчастной. И как я ненавижу Трифона. Я готова сама, вот этими руками, - Мандриков почувствовал, как на его обнаженном плече сжалась в крепкий кулак ее рука, - уничтожить его. Да, да, уничтожить. Это мразь, слизняк. Он отравлял мне всю жизнь. - Она брезгливо вздрогнула. Голос ее стал жестким. - Я буду очень рада, если вы расстреляете его.
Мандрикову стало не по себе. Что-то в ее тоне настораживало, вызывало протест, но до конца понять спои чувства он не смог. Елена обняла его и, целуя, говорила:
- Вы смели власть этих никчемных людей. Я из семьи Биричей, будь они прокляты, но я всей душой с нами, с тобой. Возьми меня и спаси от Биричей. Спаси от Свенсона. Старый Бирич старается устроить меня его любовницей. Я для него товар!
Михаил Сергеевич нежно привлек ее к себе. Он был счастлив. Только сейчас он понял, что еще никогда и никого не любил так глубоко, как эту женщину. Он даже не предполагал, что здесь, на краю земли, найдет любимую. В своих мечтах он представлял любимую иной, но разве это имеет значение? Где-то в глубине сознания снова всколыхнулось тревожное чувство, но он поспешил его заглушить.
- Да, Лена, мы будем с тобой всю жизнь. Я люблю тебя… Люблю…
- Мы должны стать мужем и женой и в глазах твоих товарищей, - говорила Елена рассудительно. - А они не возненавидят меня? Я боюсь твоего друга - светловолосого латыша. Он так смотрит на меня, будто я враг. Ты скажи ему, что я твоя жена и всегда буду с тобой.
- Скажу, он очень хороший. Не бойся его. - Михаил Сергеевич еще крепче обнял Елену и почувствовал, с какой радостью и благодарностью она его целует.
Перед глазами Михаила Сергеевича промелькнуло изможденное лицо Берзина с осуждающим строгим взглядом.
2
В сумерки к Биричу прибежал Еремеев.
Когда над управлением был поднят красный флаг, Бирич увидел его в толпе и попросил зайти вечером. Он наказал Еремееву все время быть в ревкоме и обо всем доносить ему. Еремеев с радостью согласился. Ему удалось стать в ревкоме посыльным. Он постоянно сидел у дверей и услышанное добросовестно пересказывал Биричу. Павел Георгиевич платил щедро. Так и кормился Еремеев подачками, не брезгуя никакими грязными делами. Совесть его не мучила.
В этот вечер Еремеев передал коммерсанту выписку из решения ревкома о долларе, сообщил, что завтра будет создана продовольственная комиссия, которая установит новые цены на все товары и возьмет их под контроль.
- Врешь! - крикнул ему в лицо Бирич.
- Ей-богу! - испуганно перекрестился Еремеев. - Да разве я мог вас обмануть?
Спрятать товары, не слушая Еремеева, думал Бирич, Спрятать, задушить Советы голодом. У него Тут же созрел план. Он приказал Еремееву:
- Беги за Куликом.
Вскоре пришел старший приказчик Бирича, длинноносый человек с сонным лицом. Павел Георгиевич неторопливо объяснил, что надо делать. Кулик направился к складам Бирича, а Еремеев сквозь пургу побрел к ярангам, которые стояли на самой окраине Ново-Мариинска.
Прислуге Бирич приказал приготовить закуску.
- Это по какому случаю? - вышла из своей комнаты Елена Дмитриевна. - Что случилось?
- Почитайте, - Бирич протянул ей выписку из решения ревкома. - Уже товарищи в мировом масштабе действуют.
Елена увидела фамилию Мандрикова и почувствовала, что ей стало жарко. А Бирич продолжал:
- По сему случаю товарищи большевики после четырех дней бдений перестали заседать и разошлись на отдых. Бандиты…
- Перестали заседать?
- Да, - ответил Бирич и заторопился. - Я хочу сегодня на партию преферанса кое-кого пригласить. Хватит сидеть по норам, как перепуганные кроты.
- Конечно, конечно, - одобрила Елена Дмитриевна и ушла к себе в спальню. Она придирчиво всмотрелась в зеркало, разгладила пальцем морщинку у глаз. Руки дрожали, яростно и торопливо расчесывала она свои рыжие волосы, а в душе все пело. Наконец-то Михаила, Мишу, увидит она, услышит его голос и не уйдет от него, не уйдет…
Елена Дмитриевна не слышала, как из дому ушел Бирич. Она чувствовала, что этот вечер и для нее и для Михаила будет необычным. Она надела темно-синее платье, подчеркивающее ее полную фигуру с высокой грудью, и выбежала из дома в пургу.
Примерно через час вернулся домой Бирич. Опустив большую голову, без устали ходил он из угла в угол. Коммерсантом владела бессильная ярость: всему его делу, планам, мечтам грозит гибель. Сын вместе с правителями уезда в тюрьме. Власть захватили какие-то оборванцы.
Бирич заскрежетал зубами, и по его крупному, хорошо выбритому лицу прошла судорога. Как глупо все попались. Павел Георгиевич никогда не был высокого мнения о Громове и его помощниках, но что они окажутся настолько беспомощны, он не мог предполагать. Кривая усмешка скользнула по губам. В одном они были деятельны - во взятках. Жадны. Пожалуй, успели уже сколотить капиталец, но и он к большевикам попал.
На своем веку он всякого насмотрелся и уверовал, что люди по натуре своей подленькие и мелкие, продажные и алчные. С ними все можно сделать. Те, кто сегодня рад каждому решению ревкома и шумно одобряет его, завтра, если ему хорошо заплатить, с таким же рвением передушит членов ревкома. Бирич машинально стал напевать арию Мефистофеля. У него есть план. Он хорошо продуман, и, если его умело осуществить, ревком будет уничтожен теми же, кто поддержал его четыре дня назад.
Бирич взглянул на часы. Скоро восемь вечера. Сейчас должны подойти приглашенные, и он узнает, на кого можно рассчитывать.
Блэк поднял огромную голову и настороженно двинул ушами. Наверное, Елену почуял, - подумал Бирич, - возвращается от Струковой. Вот настоящая женщина, любящая, верная жена. Большевики арестовали Струкова, а она берет в дом избитых в тюрьме заключенных и выхаживает их. Струков недостоин такой женщины. Большевики, конечно, не оценят ее самоотверженности, но все же это выглядит очень эффектно. Хорошо, что Елена там бывает, помогает Нине Георгиевне. Что же, и это неплохо, даже очень неплохо.
Блэк вскочил с коротким лаем, и в тот же момент послышался стук в наружные двери. Голос прислуги Груни и еще чей-то мужской. Бирич поспешил навстречу первому гостю.
- Господин Сукрышев. Молодчина, вот что значит молодость! Смелость прежде всего, и самостоятельность. - Павел Георгиевич протянул руку Сукрышеву. Тот, приглаживая редкие волосы, улыбался и втягивал шею.
Как черепаха в опасности, - подумал Бирич и, подхватив молодого купчика под локоть, повел в комнату.
- Вы первая ласточка, - Бирич делал вид, что он не замечает волнения Сукрашева. - Сейчас и другие прилетят на огонек. А пурга лютая нынче. Что выпьете: рому, водки, коньяку?
- Водочки-с, с удовольствием. - Сукрышев передернул жирными плечами. - Я человек русский, всякие заморские вина не по моему нутру-с. - В такт словам он встряхивал головой, и его реденькая бороденка смешно дергалась.
- Согласен с вами, согласен, - закивал Бирич. - Русскому - русское. Ну, за Россию нашу, за наше здоровье.
Они у буфета выпили, закусили. Бирич не велел накрывать на стол, опасаясь, что гостей может не быть. Но он ошибся. Никто не посмел не откликнуться на приглашение Павла Георгиевича. Большевики взяли власть, это верно, но продержатся ли они и как долго? Ведь между Ново-Мариинском и большевистской Россией стоит армия Колчака да под боком Америка, а вместе с армией Колчака и японская армия. Бирич же сила - у него деньги, у него большие связи с американцами. Не приди сейчас к нему, при случае может отомстить. Да и большевики, видно, тоже опасаются старого Бирича. Сына арестовали, а самого не тронули.
Пришел Петрушенко - стройный, чернявый, красивый украинец с запорожскими усами. Его раскатистый громкий бас, казалось, сразу же заполнил дом Бирича:
- Здоровеньки булы! - Он пожал руку Биричу, хлопнул по плечу Сукрышева и без приглашении шагнул к буфету. - Горилку маете? Добре.
Бирич хотел налить ему рюмку, но он задержал его руку:
- Я сам. - Выпил две рюмки и, пожевав корочку хлеба, выдохнул с удовольствием. - Гарно. Очень, очень гарно.
Его не смущало, что пришел одним из первых. Хитро поблескивая маслянистыми глазами, он стал рассказывать:
- Якую дивчину я у тундре бачил. - Петрушенко вернулся из торговой поездки на другой день после переворота. - Ой, моя коханочка. Серденько мое!
Бирич поморщился, ожидая от Петрушенко очередного рассказа об амурных похождениях, которыми он славился на весь уезд. Павел Георгиевич пропустил мимо ушей подробности, которые с наслаждением слушал Сукрышев, и все тревожнее следил за минутной стрелкой. Без четверти девять. Где же остальные?
"Нет, - маятник качнулся влево. - Нет, - маятник качнулся вправо. - Нет…"
Блэк снова встрепенулся. Щеглюк и Пчелинцев. Оба торговали по маленькой, но всегда оказывались в большом барыше. Бирич не случайно их пригласил. Он знал, что они имеют солидные запасы товаров, а для его плана это было главное. К тому же с Пчелинцевым дружил его сын.
- Что-нибудь слышно о Трифоне? - спросил Пчелинцев.
Голос у него был сухой, даже резкий, бледное лицо с малокровными губами и бесцветными бровями, из-под которых невыразительно смотрели светлые глаза, вызывало чувство брезгливости, Тонкая старческая кожа на шее висела мешками.
- Не тревожьтесь, они его не посмеют обидеть. Мы не разрешим.
- Дай-то бог, - вздохнул Бирич. Как он ни презирал Трифона, тревога не оставляла Павла Георгиевича, - все же сын, его кровь.
- На бога надейся, как говорится, а сам не плошай, - вступил в равговор Щеглюк и поправил очки в тонкой золотой оправе. Был он низкий, полный, с расползающейся лысиной, которую тщетно пытался прикрыть редкой длинной прядью волос. Рыхлое лицо казалось маской. На лице жили только губы.
- Это вы правильно сказали, - кивнул Бирич. - Ну вот и поговорим, чтобы нам дальше не сплоховать.
Груня в кухне уронила нож, и Пчелинцев передернул плечами, а Щеглюк поправил очки, хотя они не сползли с переносицы. Даже Петрушенко и тот опасливо покосился на дверь. Все заметно нервничали.
Наконец Бирич пригласил всех к столу, гости обрадованно потянулись к закускам. После третьей рюмки они почувствовали себя смелее. Глаза заблестели, но еще никто не заикался о положении в Ново-Мариинске. Бирич пустил пробный шар.
- Все вы, господа, знаете о решении ревкома сравнять доллар с рублем?
- Это черт знает что! - воскликнул Щеглюк и поднял вилку с кусочком маринованной рыбы. - Как они смеют…
- Да, да. Это произвол! - зашумели остальные.
- А я бы не стал возмущаться, - сказал Бирич.
Заявление было неожиданным. Все уставились на хозяина. Бирич одобряет ревком. Или они ослышались? Павел Георгиевич улыбнулся:
- Их решение нам на руку.
- Яким таким манером? - пробасил Петрушенко.
- Ведь доллар стал в десять раз дешевле, - напомнил Пчелинцев.
- Это удар по американцам, по Свенсону, - разъяснял Бирич. - По Микаэле. Вы же не будете платить за пушнину долларами или менять их на наши.
- Упаси боже! - всплеснул короткими руками Щеглюк.
- Доллары надо изъять из обращения, - продолжал Бирич. - А тому, кто к нам придет с долларом за товаром, мы будем в десять раз меньше давать товаров, чем прежде. Он, конечно, поднимет скандал, но мы подчиняемся новой власти. Пусть все претензии адресует к большевистскому ревкому.
- Ловко, - восхитился Пчелинцев. - Так Свенсон в трубу вылетит. Товар-то у него на доллары да центы расценен.
Коммерсанты расхохотались. Главный их конкурент под ударом, да каким. Ай да ревком! Нежданно-негаданно он стал их союзником. Бирич с презрением думал: они уже готовы молиться на ревком.
- Случившееся не должно обольщать вас. После Свенсона большевики возьмутся за нас. Да, да, за нас.
- Что же они могут нам сделать? - Сукрыщев был уже пьян. - Мы купцы, а не офицеры, мы с оружием дела не имеем-с. Да-с. - Он намекал на арестованного сына Бирича и Перепечко.
- Оружие у вас на складах, а ревком вчера приказал все оружие сдать в трехдневный срок или же представить его список.
- Охотничье оружие не имеют право брать! - крикнул Щеглюк.
- Винчестер, как и дробовик, может уложить человека на месте! - напомнил Бирич. - Но не в оружии главный вопрос.
- А в чем же? - Петрушенко перешел с украинского языка на русский. - Не тяни, Павел Георгиевич.
- В наших товарах. - Бирич обвел взглядом притихших коммерсантов. - Понизив доллар, ревком понизит и цены на товары.
- Да как он посмеет! - Щеглюк размахивал рюмкой. - Товары наши!
- Спокойнее, господа! - попросил Бирич. - Надо не кричать, а действовать.
- Что же, мы можем-с. - В голосе Сукрышева была надежда.
- У вас есть что нам предложить? - спросил Пчелинцев.
- Спрятать почти все продовольствие и оружие в тайники, - твердо произнес Бирич.
- Что-о-о? - Голос Щеглюка прозвучал почти жалобно.
- Скрыть, чтобы наш товар не попал в руки большевиков! - Бирич говорил уже требовательно. - Сегодня же из своих складов вывезти все, что удастся, и спрятать…
- Куда? - Щеглюк прикрыл глаза.
- Бросьте лукавить, - оборвал его Бирич. - У каждого из нас есть куда перевезти товары, что в складах. Не так ли?
- Да, - согласился Петрушенко.
Другие кивками присоединились к нему.
- Ночь как раз для нашего дела. Никто не увидит, да и следы пурга занесет.
- Голова у вас светлая, - восхитился Щеглюк. - Спаситель вы наш.
- Торговать-то мы должны чем-то, - сказал Пчелинцев. - Иначе в глаза бросится.
- Торговать мелочью, которую не жаль и от которой сыт советский товарищ не будет. - У Бирича кривились губы. - А чтобы товарищи из ревкома не узнали о нашем сговоре, то-о…
Он не договорил и прошел в кабинет.
Вернулся скоро. В руках у него был лист бумаги и карандаш. Павел Георгиевич протянул их Пчелинцеву.
- Прошу прочитать вслух и подписать.
- "Мы, нижеподписавшиеся коммерсанты Ново-Мариинска, обязуемся не разглашать состоявшийся 19 декабря 1920 года разговор у господина Бирича о сохранении продовольственных товаров и оружия". - Голос у Пчелинцева зазвучал хрипловато: - Павел Георгиевич уже подписался.
- Зачем это-то? - заикаясь спросил Щеглюк.
- Так вернее. - Пчелинцев размашисто расписался.
Его примеру неохотно последовали остальные. Теперь они были крепко связаны. Бирич внимательно перечитал подписи и неторопливо унес лист в кабинет. Сукрышев дрожащей рукой наполнил себе рюмку и, никого не дожидаясь, торопливо выпил. Снова взялся за графин, но его остановил голос Бирича:
- Пожалуй, хватит пить! Ночь предстоит трудная.
- За успех нашего предприятия! - Пчелинцев поднял свою рюмку.
- Ну, за успех можно, - уступил Бирич.
Проводив гостей, Павел Георгиевич взглянул на часы. До полуночи еще есть время. Прислуга уже спала. Он плотно поел и уселся в любимое кресло. Крепкая сигара успокаивала нервы. Под гул пурги думалось. Если все и дальше пойдет, как он наметил, то скоро ревкому туговато придется. Узнают большевики, кто тут настоящий хозяин.
Бой часов вывел Павла Георгиевича из задумчивости. Он посмотрел на циферблат. Полночь. Сейчас явится Еремеев и сообщит, как идет вывозка товаров. На улице по-прежнему гудела пурга. Она надежно скроет снующие по Ново-Мариинску нарты.
Блэк беспокойно бродил по комнате. Он то подходил к дверям, ведущим в спальню, то к дверям на кухню, скреб их и тихо повизгивал.
- Что ты? - спросил его Бирич и вспомнил, что Елена до сих пор не возвращалась. - По хозяйке соскучился? Видно, осталась она у Струковой ночевать. Слышишь, как пурга завывает? И не должен ты скучать о ней, раз она тебя забыла.
Блэк подошел к Биричу и положил голову ему на колени. Умные глаза собаки смотрели на хозяина, точно она силилась понять, о чем он говорит.
- Не сердись на свою хозяйку, Блэк. Она женщина, а женщины непостоянны так же, как теперь власти.
Что-то нет Еремеева. Уже опаздывает на полчаса. Бирич забеспокоился. Он походил по комнате, потом не выдержал, достал из ящика письменного стола браунинг, проверил патроны в обойме и сунул револьвер в карман. Закутавшись в лохматую шубу, вышел из дому.
Пурга бушевала. Бирич стоял у дверей и вслушивался в свист, гул метели, шорох снега. У ног уже до колен вырос сугроб. Да, не сладко в такую пуржищу разъезжать на нартах. Бирич решал - идти или не идти ему к своим складам. Наконец он решился, но, сделав несколько шагов, остановился и вернулся к дому.
Сквозь многоголосый рев пурги до него донеслись знакомые звуки… Упряжка! Он встрепенулся, рукой нащупал рукоятку браунинга и переложил его в наружный карман шубы.
Из мглы вырвалась упряжка и почти уперлась в двери. С нарты скатилась, чертыхаясь, маленькая фигурка.
- Еремеев! - выступил ей навстречу Бирич. Ему пришлось почти кричать.
От неожиданности фигурка отпрянула в сторону, но тут же остановилась.
- Хозяин?
- Ну, как там? - спросил Павел Георгиевич, прикрывая лицо от бьющего снега. - Все хорошо?
- Хорошо, - крикнул в ответ Еремеев и, приблизившись к Биричу, тише добавил: - Ящик патронов к винчестеру привез. Куда патроны?
Они отнесли патроны в сарайчик за домом. Еремеев раскопал уголь и спрятал в него ящик.
- Пошли, угощу.
Блэк оскалил клыки, но Бирич прогнал его в спальню и налил Еремееву стакан водки.
- Давай!
- Спасибо, хозяин. - Желтыми зубами он по-звериному откусывал рыбу, хлеб и глотал, не разжевывая.
- До рассвета возите. Как можно больше надо из складов убрать.
Еремеев кивал в ответ и поглядывал на графин.
- Потом получишь. А сейчас иди. Завтра все слушай в ревкоме и тихонько ко мне.
- Хорошо, хозяин.
- Ну, с богом! - Бирич выпроводил Еремеева.
Казалось, все идет как надо, а спокойствия не было. До самого утра просидел он за столом, просматривая бумаги. Отложив большую пачку, отнес на кухню и сжег.
Перед рассветом Павел Георгиевич ненадолго забылся в кресле. Разбудил его радостный лай Блэка. Бирич, открыл глаза и увидел Елену Дмитриевну. Притворно сердясь, она отбивалась от Блэка.
- А, пришли, - Бирич зевнул. - Тут Блэк о вас скучал.
- Не могла же я его взять с собой, - откликнулась Елена Дмитриевна, но в ее голосе не прозвучало обычного раздражения.