В гостиной рядом с отцом сидела Френсис: несколько дней назад она ненадолго приехала в Уэлен, но непогода задержала ее. На время ее приезда Петр-Амая переселился к ней в гостиницу.
- Большое вам спасибо! - горячо произнесла Френсис. - Отец мне все рассказал!
- Это они молодцы! - возразил Иван Теин. - Прежде всего их надо хвалить и восхищаться ими за то, что они не растерялись и вели себя так, как должны себя вести настоящие охотники Берингова пролива… А что мы? Мы только исполнили свой долг. Мы всегда помогали друг другу в беде здесь, в нашем море…
Спасенные уже успели переговорить с семьями, успокоить близких.
Ник Омиак отвел в сторону Ивана Теина и спросил:
- Что же нам дальше делать?
- Погода стихнет - отправитесь домой, - спокойно ответил Иван Теин.
- Да я не об этом, - Ник Омиак смущенно кашлянул. - Я о Френсис и вашем сыне…
- Это их дело, - холодно ответил Иван Теин. - Лично я не одобряю все это, ибо стою на стороне закона.
- Я это понимаю, - приглушенно продолжал Ник Омиак. - Я ведь своими руками торжественно скрепил тот брак перед законом штата Аляска как мэр Кинг-Айленда… Но они любят друг друга…
Любить мы не можем запретить им, верно? - вдруг улыбнулся Иван Теин. - Даже властью обоих мэров - Уэлена и Кинг-Айленда. Пусть сами выпутываются из положения. Они люди взрослые.
- Может быть, вы и верно говорите, но все же должен быть какой-то выход из положения? - почти в отчаянии проговорил Ник Омиак. - Можно попробовать подать в суд о признании брака недействительным… Как вы думаете?
- Это ваше внутреннее дело, - пожал плечами Иван Теин.
Поговорив с Джеймсом Мылроком, с Джоном Аяпаном, который еще раз подтвердил свое решение больше не прикасаться к бутылке, Иван Теин вернулся в свой служебный кабинет.
Утренние последние известия уже передали новость о спасении американских охотников.
На связь вышел Метелица.
- Дорогой Иван! - начал он торжественно. - Примите мои поздравления…
- Да что вы! Сговорились, что ли? При чем тут я? - взорвался Иван Теин.
- А очень при чем, - возразил Метелица. - Если бы не ваше спокойствие и выдержка, еще неизвестно, чем бы все кончилось…
В первые минуты, когда камеры обнаружили в проливе байдару, было высказано несколько вариантов спасения, и только Иван Теин спокойно предложил: "Ничего не надо делать. Байдара Не подведет. На борту опытный кормчий. Ветер и волны рано или поздно подгонят судно к берегу. А при таком ураганном ветре даже весьма скоро. Останется их только встретить на берегу…" Единственное, с чем согласился Иван Теин, это с тем, чтобы поблизости находилась подводная лодка.
- Как они там себя чувствуют? - поинтересовался Метелица.
- Прекрасно, - ответил Иван Теин. - Как только установится погода, могут отправляться домой на своей байдаре.
- Нет, мы их перенесем на мощном грузовом вертостате, - сказал Метелица. - Еще раз большое спасибо, Иван…
- Ну что вы, Сергей Иванович! Кстати, в Соглашении о режиме Берингова пролива, заключенном между СССР и США, есть пункт об оказании безвозмездной помощи местным жителям, особенно охотникам, в случае стихийных бедствий и катастроф, - напомнил Иван Теин.
Оставив лишь один канал связи с Александром Вулькыном и диспетчерской совхоза, Иван Теин принялся за дела. Их становилось все больше. На экране-дисплее один за другим возникали поступившие за последние дни официальные документы. Они передавались по правительственному каналу прямо в память-сейф, доступ к которому по специальному коду имел лишь Иван Теин и два его заместителя. Заместители председателя Уэленского сельского Совета заменяли председателя лишь во время его недомоганий или отъезда.
Много было материалов и запросов в связи с готовящимся постановлением правительства о новой ориентации хозяйственной деятельности народов Чукотки, согласно последним научным рекомендациям. То, о чем сказал в своем недавнем выступлении по центральному телевидению председатель окружного Совета Григорий Окотто, скоро станет законом. Время от времени в популярном среди северян журнале "Арктика сегодня" появлялись статьи о будущих моржовых и китовых фермах. Ивана Теина особенно заинтересовал план превращения Мечигменской губы в китовый заповедник.
Да, планы были грандиозные, обещающие большие изменения в жизни людей Чукотки… Надо бы съездить в Анадырь, посоветоваться…
Послышался стук в дверь.
Это был Петр-Амая.
- Извини, что помешал…
- Видишь, сколько разных документов, писем, - Иван Теин кивнул на экран дисплея. - Только для ознакомления со всем этим сколько времени требуется. Чувствую, мы стоим на пороге больших перемен, - задумчиво произнес Иван Теин.
- Это естественно, - отозвался Петр-Амая. - При всей стабильности и привлекательности теперешняя жизнь на Чукотке не может дальше оставаться прежней. Рано или поздно, но надо будет подниматься на новую ступень…
- Все это верно, - сказал Иван Теин. - Но у меня такое ощущение, что с каждой ступенью так называемого прогресса, усовершенствования хозяйственной деятельности, технического прогресса мы что-то теряем…
- Мы с тобой уже не раз говорили об этом, - ответил Петр-Амая. - А что делать? Остаться вот такими, какие мы есть теперь, с игрой в прошлое на старой Уэленской косе, с той же игрой в морской промысел?.. А не получится ли так, что мы и впрямь отстанем от развития, от прогресса, и не пройдет и двух десятков лет, как сюда будут приезжать толпы туристов, чтобы поглазеть на диких чукчей?
- Ну, допустим, представления о так называемой дикости у людей давным-давно переменились. Ты знаешь, сколько народу хочет поработать в оленеводческом стойбище Папанто? Очереди на несколько лет!
- А скажите людям, которые так рвутся пасти стадо оленей, что им придется это делать всю оставшуюся жизнь, много ли найдется согласных?.. Эти отпуска в стиле "ретро" во многом объясняются модой, хотя, правду сказать, после такого отдыха чувствуешь себя прекрасно…
Сам Петр-Амая, пользуясь расположением своего друга Папанто, все свои свободные дни старался проводить в оленьем стойбище.
Петр-Амая поглядел в окно.
- Боюсь, что нашу ярангу снесло волной, - сказал он задумчиво.
- Новую поставим, - сказал Иван Теин. - На том же самом месте, где всегда стояла яранга наших предков.
Петр-Амая поднял глаза на отца. Трудно иногда с ним разговаривать. Всегда остается что-то недосказанное, затаенное, ощущение непонимания. И с каждым разом все больше и больше.
- Как долго Френсис собирается здесь быть?
- Сколько потребуется, - настороженно ответил Петр-Амая. - Она единственная, кто из американцев действительно работает для книги.
Стараясь говорить как можно мягче, Иван Теин произнес:
- Дорогой мой сын… Если не хочешь все испортить, не надо этого делать…
- Чего не надо делать? - не понял Петр-Амая.
- Это демонстрация…
- Что - демонстрация? - Но это Петр-Амая произнес уже по инерции, хорошо поняв, что имеет в виду отец.
- Пусть она едет домой.
- Но мы любим друг друга, и фактически мы муж и жена… Мы муж и жена по старинному эскимосскому обычаю, когда главное - любовь и взаимное согласие.
- Но перед нынешними законами, как нашими, так и их, - вы не муж и жена. Пусть Френсис сначала решит свои дела с Перси.
Петр-Амая снова поглядел в окно и наконец увидел их. Крепко держась друг за друга, преодолевая напор ветра, шли Ник Омиак и Френсис.
- Они идут сюда.
- Значит, ты пришел подготовить почву? - слабо улыбнулся Иван Теин.
- Но, как видишь, не получилось, - развел руками Петр-Амая.
Они спустились вниз, чтобы встретить гостей.
Иван Теин был подчеркнуто любезен и гостеприимен. Он тут же попросил принести чай.
Когда все расселись по креслам. Ник Омиак обвел взглядом рабочий кабинет председателя Уэленского сельского Совета, единственным украшением которого был Государственный флаг Советского Союза, развернутый позади рабочего стола. Потом пытливо посмотрел в лицо Ивана Теина, Петра-Амаи и спросил:
- Вы, как я догадываюсь, уже обо всем поговорили?
- Поговорили, - отозвался Иван Теин. - Вы знаете мое мнение на этот счет. Оно не изменилось.
Френсис, испуганная и растерянная (она поначалу не хотела идти сюда), вопросительно посмотрела на Петра-Амаю.
- Знаешь, Френсис, - он произнес это внятно и громко, - есть еще бюрократы и в нашей стране, и даже в Уэлене!
Принесли чай, который был выпит в тягостном молчании. После этого Петр-Амая проводил гостей до больницы.
Иван Теин смотрел им вслед, ветер нес их троих, подталкивая в спины, и сердце его разрывалось от жалости и сочувствия и к сыну, и к Френсис.
Глава вторая
Ярангу пришлось строить почти заново. Наружная стена, обращенная к морю, была полностью разрушена. Вода проникла в чоттагин, сдвинула бревно-изголовье, повалив полог. Он лежал в углу мокрый, жалко съежившийся, словно снятая одежда с усталого путника. Часть поддерживающих купол столбов рухнула, и крыша чудом держалась на оставшихся. Можно было перенести ярангу в другое, безопасное место, на лагунную сторону косы. Но весь смысл сохранения древнего жилища заключался в том, что оно стояло именно на том же самом месте, где в незапамятные времена поселились предки Ивана Теина по чукотской линии. За многие прошедшие века морские волны не раз обрушивались на ярангу, возможно, даже полностью смывали ее, но люди опять возводили жилище на раз и навсегда выбранном месте. Видимо, это в человеческой натуре; природное окружение считать существенной частью самого себя.
Закончив работу в сельском Совете, Иван Теин шел через замерзшую лагуну, мимо школьного катка под навесом с ярким освещением и музыкой, направляясь в старый Уэлен. Не одного его постигла беда. Яранга Эйнеса, стоявшая у подножия Маячной сопки, с трудом была обнаружена за несколько сот метров от старого места. Она представляла собой груду обломков. Пришлось заново возводить древнее жилище, и свежие, еще не успевшие потемнеть желтые моржовые кожи на крыше резко выделялись на фоне остальных, серых и черных.
Обычно Иван Теин заставал у яранги сына. Во время работы перебрасывались необходимыми словами, а больше молчали. Иван Теин тяготился этим, выискивал пути сближения, но каждый раз в памяти звучала обидная фраза сына о бюрократизме.
Петр-Амая успел восстановить стенку с морской стороны, вкопал новые столбы. Притащил с берега несколько тяжелых, обкатанных волнами камней-грузил, тяжестью которых держалась крыша из моржовой кожи.
Полог высушили в редкие солнечные дни и повесили на прежнее место.
Поработав около двух часов, Иван Теин присел передохнуть на бревно-изголовье. Петр-Амая зажег небольшой костер на месте старого, смытого волнами очага. Теплый дым наполнил отсыревшую ярангу, и на душе стало веселее.
- Читал статью в "Тихоокеанском вестнике"?
- Я не получаю этой газеты, - ответил Иван Теин.
- Там о тебе много сказано и даже помещен твой портрет, сделанный Перси Мылроком, - с улыбкой сказал сын.
- Интересно, - проронил отец, хотя внутренне заинтересовался: что бы могли написать о нем в этом "Вестнике"?
- Во-первых, приписывают тебе главную роль в спасении американских охотников, а во-вторых, как тебе сказать… В общем-то статья, я бы сказал, неожиданная…
- Что ты имеешь в виду?
- Мне показалось, что "Тихоокеанский вестник" даже как-то заискивает перед тобой.
- С чего это они? - нахмурился Иван Теин.
- С некоторых пор, приблизительно с того времени, как в газете начали появляться рисунки Перси Мылрока, косяком пошли статьи в защиту аборигенов Аляски и Чукотки, и чуть ли не в каждой из них подчеркивается мысль о том, что строительство Интерконтинентального моста - это начало конца существования малых арктических народов в районе Берингова пролива.
Голос Петра-Амаи был ровный, но за внешней бесстрастностью чувствовался неподдельный интерес, как ко всему этому отнесется отец?
Иван Теин молчал. Да, мост наверняка изменит жизнь аборигенов Берингова пролива. Но лучше построить мост, лучше укрепить мир на земле, чем снова вернуться к временам взаимных угроз, страха и неопределенности, которые существовали между могущественными государствами во второй половине прошлого века.
- Мы сделали выбор, - тихо ответил Иван Теин. - Если ты помнишь историю, то это началось еще с ленинского Декрета о мире…
- Что ты мне говоришь об этом? - усмехнулся Петр-Амая. - Ты это скажи тем, кто пишет в "Тихоокеанском вестнике".
- Я читаю другие газеты, - сказал Иван Теин. - Вот американцы предложили, чтобы очередная традиционная встреча двух президентов произошла на состыкованном отрезке моста, который соединит остров Ратманова и Малый Диомид.
- Я слышал об этом. Американский президент хочет заработать лишние очки на будущих выборах.
- Это его личное дело, - заметил Иван Теин. - Наше дело поддерживать дружеские отношения с нашим соседом… Метелица говорит, что стыковка произойдет где-то ближе к весне, или, по-нашему, в длинные дни.
- По нашим расчетам, - медленно заговорил Петр-Амая, - Френсис должна родить в середине июня…
Иван Теин ошеломленно уставился на сына. Затем вскочил с бревна-изголовья.
- Что же ты мне раньше ничего не говорил?!
- Да вот только с сегодняшнего дня Френсис уверена, - ответил Петр-Амая. - Я разговаривал с ней утром, врач подтвердил ее предположение.
- Послушай, так ведь она должна беречься! - возбужденно продолжал Иван Теин. - Это же такое дело… А вдруг она родит сына?.. Нет, надо как-то сделать, чтобы она не моталась так. Послушай, нельзя ли устроить, чтобы она приехала сюда?
- Мы подумаем, отец, - ответил с улыбкой Петр-Амая. - Тебе спасибо. Спасибо.
Возвращались через лагуну уже в кромешной темноте. С моря дул ледяной ветер, гоня поземку по темному, еще не покрытому снегом льду лагуны. Новый Уэлен отражался в ледяной глади как в зеркале.
Весть о беременности Френсис разбудила затаенные, старые надежды Ивана Теина на мужское продолжение рода. Если будет внук, это замечательно! Род Теинов не прервется, протянется в будущее. И то, что не будет доведено до конца нынешним, уже уходящим поколением, будет довершено внуками, ибо внуки - истинные продолжатели сегодняшних дел. И те, грядущие поколения тоже начнут новые, необычные, большие дела, для свершения которых тоже потребуется не одно поколение… Вот где истинное, настоящее бессмертие человека!
Давно у Теина не было такого приподнятого, окрыленного настроения.
Наскоро поужинав, он поднялся к себе в рабочую комнату и засел за работу. Он очень редко писал в вечерние часы, отдавая творчеству только утро, самое прекрасное и спокойное время.
Но сегодня был особенный день.
Прежде всего он прочитал написанное несколько дней назад рассуждение о жизни и смерти: "Природа в своих созданиях необыкновенно рациональна и предусмотрительна. Совершенство и целесообразность любого творения поражают пытливый ум, вызывают размышления. Но более всего размышлений и восхищения по праву вызывает сам человек. В чем его истинная миссия и целесообразность появления в бесконечной цепи эволюции? Для чего ему дан разум? Очевидно, для познания самой природы. Разум - это высший смысл существования материи. Но почему это высшее создание природы - разум - заключено в такую хрупкую, недолговечную оболочку, как человеческое тело, которое само по себе еще в свою очередь нуждается в защитных приспособлениях, начиная от одежды и жилища и кончая медицинскими мерами по предохранению от множества болезней, по продлению хотя бы до века его жизни? И куда все уходит, куда девается эта огромная сила разума, когда оболочку его - тело - покидает жизнь? Если, как утверждает большинство ученых, вместе с жизнью тела угасает и разум, то можно ли после этого называть природу целесообразной и мудрой? Разумно ли и целесообразно затратить на создание разума колоссальные природные силы, чтобы это чудо исчезало за какую-нибудь секунду?.. Сам разум, само мышление не соглашается с этим и ищет доказательств тому, что разум продолжается и существует пусть в иных формах, в иных видах… Но в каких?
Быть может, стремление к продолжению рода в будущем - это один из видов выживания разума, истинного бессмертия?
Или эта загадка задана человеку среди многих других лишь для того, чтобы сам разум был бесконечно деятелен в поисках решения, в стремлении к разгадке? Кажется, со времени возникновения человечества число этих нерешенных проблем, несмотря на колоссальное развитие науки, накопление знаний, не уменьшается, а даже становится больше. Может быть, так и надо. Удовлетворить полностью любопытство человека - значит лишить его главного стимула жизни…"
Интересно, приходят ли такие мысли Петру-Амае? Или он чувствует себя настолько молодым, что будущее расставание с жизнью для него слишком далеко?
Сам Иван Теин задумался об этом довольно давно, перечитывая размышления Льва Николаевича Толстого о смерти… А еще ранее, будучи совсем молодым, и как-то в состоянии мысленного исследования самого себя он ухватился за мелькнувшую в его мозгу мысль, что ему жить и жить так долго, что за это время ученые наверняка найдут пути к сохранению человеческой жизни на бесконечные времена… Но, похоже, такого не случится, во всяком случае при его жизни. И тогда вот задумываешься: куда все исчезает? И исчезает ли? И разум бунтует: не может он исчезнуть бесследно, не должен!
Иван Теин усмехнулся про себя и послал в память машинки написанное.
Но, странное дело, сообщение Петра-Амаи о беременности Френсис успокоило его. Он уже смотрел не так мрачно на свой неизбежный уход из жизни.
На следующее утро Иван Теин встал бодрым и хорошо отдохнувшим. Да и погода благоприятствовала его хорошему настроению: выдался настоящий зимний день с низким ярким солнцем, блеском снега и льда, легким морозцем. Должно быть, в такую погоду давние предки Ивана Теина торили первую тропу на свежем снегу, прокладывая пути на собачьих упряжках к охотничьим угодьям, в соседние селения, в оленеводческие стойбища. Он уже подумывал о том, чтобы под благовидным предлогом сесть на электрический снегоход и выехать в тундру, к озеру Коолен. Половить подо льдом рыбу и угоститься первой в эту зиму строганиной.
Но все его планы были нарушены вызовом в Анадырь. Вызывал сам Григорий Окотто.