- Тоже не буду. Мне нельзя пить…
Тая как-то особенно поглядела на него.
- Ты, что ли, старовер. Да?
Володя не понял.
- Какой старовер?
- Вера такая есть, не настоящая. Они в церковь не ходят, вина не пьют. Грех им, - зашептала Тая. - Я сразу поняла, что все вы тут староверы, и старуха эта. У нее молельня в задней комнате. Я знаю. В окне ставни никогда не открываются. Она там своему богу молится. Да?
Вот ведь сколько наговорила! Ничего понять нельзя.
- Ох, и дура ты. Какая молельня! У нее знаешь что?
- А ты там бывал ли?
- Сколько раз, - ответил Володя и начал рассказывать о всех чудесных и красивых вещах, которые он видел в комнате с плотно закрытыми ставнями.
Девочка слушала его не перебивая. Очевидно, она не совсем поверила Володе, потому что спросила:
- А отчего же тебе вина нельзя?
- Хочешь скажу. Только ты самое честное дай, что будешь молчать.
- Вот тебе крест, - сказала Тая и даже перекрестилась.
- Зачем ты? - опешил Володя.
- Это я так, - смутилась Тая, - по привычке. Ну, рассказывай.
- На Луну хочу полететь.
Тая так широко открыла глаза, что они стали совершенно круглыми.
- Ох, тошно мне! - засмеялась она.
А Володя продолжал:
- Знаешь, какое здоровье надо иметь? Стальное!
- Ох, тошно мне, - повторила Тая, продолжая посмеиваться. - Все мальчишки собираются на Луну.
- Ну уж и все… - обиделся Володя.
- Все, все. В школе, где я училась, мальчишки даже испытания делали. Кто выше всех спрыгнет. Один даже ногу сломал. Умора. Его в больницу положили.
Она еще что-то болтала, но Володя не слушал. Подумать только, где-то в деревенской школе тоже собираются летать. Этак, пожалуй, столько желающих наберется, что на всех ракет не хватит. Определенно не хватит. Этот вопрос надо обдумать. Скорей бы уж Венка из своего лагеря вернулся.
Володя открыл окно и выпрыгнул во двор.
Со стороны навеса слышались голоса. Володя прислушался. Говорил дядя. Он стоял на коленях перед кроличьей клеткой, прислонившись лбом к проволочной сетке. Можно было подумать, что он разговаривал с кроликами.
- Ты мастеровой человек, тебе это никак не понятно. А я мужик. Я хозяйством заражен. В метеесе кладовщиком состоял. У меня и профсоюзный билет есть. Направление жизни нам понятно. Свиней я держал, пока можно было. Золотое дело. Каждая свинка - чистая копилка. Дай сюда! Он звонко похлопал себя по карману…
В темноте вспыхивал огонек папиросы и хрипел голос Капитона:
- С кроликами этак не разлетишься, не тот товар…
- Кролики, - бубнил дядя, - это не калым, это, как бы тебе объяснить, для скуки. Для души. Не могу я без живности существовать. Хряпку им готовить, кормить. Жуйте, милые, хряпайте, нагуливайте граммы, эх вы, братья-кролики, эх вы, толстозадые. А потом: хрк! - дядя оттопырил большой палец и ткнул им себя в горло. - Шкурку долой и на рынок.
- С кроликов, говорю, не разживешься.
- Так ведь не для денег - для души. Мне живность возращивать по душе. Кроликов запретят, тараканов разводить стану или еще что-нибудь…
- Нежная у тебя какая душа.
- Душа у меня каменная.
- А карман?
- Ты карман мой не щупай. У меня в кармане кулак, а в кулаке деньги. Вот так. Отнять возможно вместе с кулаком. Вот какое дело, братцы-кролики.
Капитон поплевал на папиросу и, поднимаясь, неопределенно спросил:
- А сестрица двоюродная как?
- Она - хозяйка… - так же неопределенно ответил дядя.
Капитон посоветовал:
- Ты гляди да поглядывай. Она идейная. Шибко-то развернуться не даст.
Дядя тоже поднялся во весь свой длинный рост и где-то под самой крышей загудел:
- Ничего это… Не страшно. Пущай она нас перевоспитывает, стремится. Наживать деньги никому не запрещено.
- У нас с тобой дело пойдет, - пообещал Капитон, - познакомлю я тебя с одним человечком…
Володе еще хотелось послушать, очень уж смешно сказал дядя про тараканов, но мама крикнула из окна, что пора спать.
Пробегая через темный коридор, он задержался около кухонной двери. Александра Яновна сидела у стола и, прикрывая белыми веками глаза, спрашивала:
- Хозяйка-то, сестрица моя, видать, гордая: посидела с нами мало, про все дела повыспросила и все вроде с осуждением.
Поправляя смятый бант на плече, Васькина мачеха лениво жевала тусклые слова:
- Да нет, она ничего…
- В одиночестве живет?
- Да кто ее знает. На дом не водит.
- Смотри-ка, - осуждающе вздыхает Александра Яновна. - Женщина молодая, из себя красивая, получает, наверное, подходяще. А замуж не вышла. Вот она, гордость-то. Я - дура, баба, вовсе неученая, за всю жизнь ни одной задачки не решила, а у меня - муж!
Она вздохнула и снова, зашелестела:
- Мы, значит, с тобой завтра и сходим. Давно я в церкву не хаживала.
Васькина мачеха пухлой рукой все еще расправляла бант на плече и скучно говорила:
- Ох, надо бы сходить, да все недосуг. Да и дорога туда далека, и все в гору, все в гору…
Из двери выскочила Тая.
- Ты зачем подслушиваешь?
Дернув ее за косичку, Володя убежал домой.
Мама стояла посреди комнаты, в своем нарядном платье. Прижав обе ладони к щекам, она словно поддерживала свое лицо, как будто боялась, что оно упадет.
- Ноги вымыл? Ну, тогда ложись, - усталым и каким-то пустым голосом сказала она.
Володя понял, что маме не по себе, и подумал, что, наверно, она недовольна его поведением. Причин для этого всегда достаточно. А, кроме того, он так и не попросил прощения у Капитона. И пока он раздевался и укладывался в постель, она все стояла и держала в ладонях свое лицо, и красиво причесанные волосы блестели, как золотые.
Глядя на нее, Володя подумал, что маме, наверное, не понравились дядя и его жена. За весь вечер, что она пробыла у них в гостях, она ни разу не засмеялась. Должно быть, нехорошие они люди. Маму они все-таки побаиваются. Хорошо это или плохо? Наверное, нехорошо. Ведь она мечтала подружиться с ними.
А Тайка - задира, да еще верующая. Скажи в школе - засмеют. Нет, не станет он с ней водиться. Он тоже одинок, как и мама. И тоже его надежды не оправдались. Пускай она не думает, что только одной ей скучно. Ему тоже.
И, чтобы маме легче было пережить разочарование, он сказал:
- Я с этой девочкой дружить не буду. Она, знаешь что: в бога верит…
Но маму это сообщение почему-то не ободрило. Она сказала равнодушно:
- А ты давай-ка спи…
Тогда, чтобы ободрить ее, он пошел на последнюю, отчаянную жертву:
- Ну, ладно. Я уж, если ты хочешь, извинюсь перед ним.
- Спи, спи, - сказала мама, и вдруг уродила руки и вскинула голову. - А ты сам разве не чувствуешь своей вины?
Володя вспомнил потное, жирное лицо Капитона, его хриплый смех и вздохнул. Нет, вины никакой перед ним он не чувствовал. Но сказать нельзя. Мама _и так обижена.
- Если не считаешь себя виноватым, тогда зачем же извиняться? Ты хочешь всех обмануть, а это очень нехорошо. Все надо делать от чистого сердца, а не для того, чтобы кому-нибудь угодить. Не можешь извиниться - стой на своем. Доказывай и никогда не угождай. Ну ладно, спи.
Она поправила одеяло и, поцеловав сына, ушла к своей постели. Там потушила верхний свет и зажгла маленькую лампочку на комоде.
Сразу засинело небо в фонаре. Знакомая звезда, которая, когда Володя ложился спать, всегда была в центре верхнего стекла, скатилась к самому краю фонаря. Значит, уже очень поздно.
Глядя на свою звезду, Володя думал о том, как много непонятного и раздражающего в поступках взрослых. Дядя любит кроликов, но заботится о них только для того, чтобы их убивать. Таю заставляют верить в бога. Капитон рисует скверные ковры, пьет и заставляет пить Ваську. Еления прячет красивые вещи в темной комнате. Мама, которая всегда все понимает и видит, ничего им не говорит, а когда Володя отомстил за нее, то она хочет, чтобы он просил прощения у такого человека, как Капитон. Зачем все так непонятно устроено?
И зачем все это надо большим, могущественным людям? Ведь они что захотят, то и сделают. Они могут совершать большие, замечательные дела. Отец Венки Сороченко считается лучшим вратарем. Когда он идет по улице, все мальчишки бегут за ним, чтобы только посмотреть, как он идет. Милочкин папа летчик, на реактивных летает. Володин дед был великим мастером, Ваоныч пишет картины, которые возят в Москву, чтобы и москвичи посмотрели.
А еще есть на свете необыкновенные люди! Вот посмотреть бы на них и на их дела хоть бы издалека! Они спутники запускают. А еще немного - и уже можно будет лететь на Луну.
Многое могут взрослые, сильные люди.
Только пусть они не забывают, что они тоже когда-то были маленькими.
УРА! МЫ ЛЕТИМ!
Эту необыкновенную корзину Володя впервые заметил еще в тот день, когда дядя выволакивал всякую ряхлядь, сваленную в самом дальнем углу под навесом.
- Гляди-ка, - сказал дядя, - пестерь, и совсем еще целый.
Капитон завистливо прохрипел:
- Тут, если толковому человеку взяться, не то еще сыщешь. Старик, говорят, жилистый был. Домовитый. А на что тебе пестерь?
- Вещь все-таки, - неопределенно ответил дядя, - изделие.
Володя даже и не думал, что существуют на свете такие огромные корзины. Интересно, для чего их делают? В нее если что-нибудь насыпать доверху, пятеро не поднимут. А сколько людей в ней уместятся? Человека, наверное, четыре.
Утром после новоселья он проснулся поздно, поскорее позавтракал и вышел на зеленый и сверкающий после ночного дождя двор.
Корзина стояла на своем месте у самого забора. Он забрался в нее и сначала подумал, что четверо здесь вполне разместятся, а потом у него появились другие, очень интересные мысли о том, что, наверное, в таких корзинах воздухоплаватели совершали свои изумительные полеты на воздушных шарах и аэростатах. Ну, конечно, как это он сразу не догадался?
А как только эта догадка появилась, он как-то сразу почувствовал, что летит высоко над землей, и летал он там до тех пор, пока не увидал Таю. Она шла через двор в новом ослепительно-желтом платье и розовой шляпке с тряпочными цветочками, которые вздрагивали на своих проволочных стебельках при каждом шаге.
Володя сейчас же оказался на земле.
- Ух ты! Как вырядилась. Куда идешь?
- Никуда я не иду. Это все мама велела надеть, чтобы проветрилось. А ты тут чего сидишь?
- Хочу и сижу…
- Это у тебя будто машина. Да?
- Скажешь тоже. Я маленький, что ли. Эта корзина знаешь для чего? Для воздушного шара…
Вздернув плечиком, она так засмеялась, что все цветочки на шляпке запрыгали.
- Уж эти мальчишки! Не знай что выдумают.
- Выдумай лучше, - обиделся Володя.
А Тая, посмеиваясь, натягивала на руки свои огромные рваные перчатки и добивала его поднебесные мечты:
- Это пестерь, - обстоятельно объяснила она. - И никто в них не летает, в них полову возят да навоз. Заполошный ты какой-то. Всё мальчишки заполошные.
- Много ты понимаешь, - проворчал Володя, покраснев от обиды.
Было очень обидно и оттого, что его не поняли, и еще больше оттого, что он не может доказать, что его беспокойная выдумка в сто раз весомей и нужнее, чем ее прозаическая правда, которая никуда не зовет и ничего не требует от человека. А она, посмеиваясь, объяснила ему все насчет пестеря и ушла под навес кормить кроликов. Володя постоял около повергнутой в сырую траву корзины и, для того чтобы успокоиться, полез на крышу навеса.
Солнце только начинало припекать. Старые доски на крыше потемнели, и на них появилось множество зеленых кружочков мха, мягких и ласковых, словно, вырезанных из бархата. Крыша еще не совсем просохла после ночного дождя и слегка курится голубоватыми буранчиками пара. И все кругом такое чисто промытое, свежее, сверкающее: и тротуар, и крыши домов, и заборы, и дорога, и лужи на дороге. А на деревья просто смотреть нельзя - каждый листик, как маленькое зеркальце, слепит глаза.
А в доме и во дворе тишина, и только внизу, под навесом, Тайка кормит кроликов и тихонько напевает. Все разошлись по своим делам, оставив Володю караульщиком: предполагается, что у него никаких неотложных дел не может быть. Пожалуй, это и верно - какие могут быть дела у одинокого и всеми забытого человека.
Единственный друг и единомышленник Венка Сороченко и тот, наверное, забыл о нем. Лежит где-нибудь на берегу, загорает, сил набирается. А мальчишки тем временем тренируются, готовятся. Вон даже в деревнях с крыш прыгают. Это тоже закалка: не всякий способен с крыши спрыгнуть.
Заглянув вниз, Володя почувствовал, что у него слегка защекотало в пятках и так затуманилось в голове, будто там закружились такие буравчики, как на сохнущих досках. Высоко. Ух ты! Как это некоторые прыгают? Наверное, у них там крыши пониже. Он отодвинулся подальше от края.
- Трус, - проговорил он с презрением. - Трус, да еще и трепач…
- С кем ты там разговариваешь? - спросила Тая из-под навеса. - С воробьями?
Стиснув зубы, он поднялся во весь рост, и ему показалось, будто крыша стала еще выше. Нет, стоять еще страшнее, но он все равно будет стоять и смотреть вниз.
Будет смотреть вниз, пока не привыкнет. А там внизу так хорошо, уютно, и оттуда уж никуда не упадешь. На мягкой травке лежит корзина, и кажется, что она только сейчас свалилась из-за облаков и все, что в ней было, разбилось вдребезги. Уцелел только один отважный воздухоплаватель, успевший уцепиться за крышу.
Выбежала из-под навеса Тая, замахала большими перчатками.
- Ой, да что ты! Отойди от края сейчас же! Смотреть на тебя и то голова кругом идет!.. - Она сорвала перчатки и бросила их на траву. Когда Володя увидел, как они падают, у него задрожали коленки, но он не дрогнул. Стоял и смотрел вниз. Стоял и смотрел, до тех пор пока совсем не задохнулся от восторга и ужаса. Тогда он громко, словно бросая вызов всем, не доверяющим его мечте, выкрикнул:
- Тайка, лечу!..
Она завизжала еще громче и зачем-то зажала ладонями уши. Володя увидел ее глаза, расширенные от страха.
"Ага, поверила", - еще успел подумать он и прыгнул вниз.
КОСМИЧЕСКАЯ СКОРОСТЬ
Ему показалось, что полет продолжается очень долго, потому что, пока летел, он успел заметить много удивительного.
Сначала показалось, будто Он вовсе и не падает, а висит в воздухе, и все летит навстречу: огромный ярко-зеленый двор, желтое платье Таи и ее шляпка, которая почему-то катится по дорожке навстречу Венке. Откуда он взялся - неизвестно. Володю это ничуть не удивило.
Но тут земля ударилась о Володины пятки, и все кругом на мгновение потемнело, как будто в кино оборвалась лента. Володя упал, но сейчас же снова вскочил и убедился, что все осталось точно таким же, каким показалось ему во время полета.
Тая сидела на траве, зажав уши, и быстро выкрикивала тонким голосом:
- Псих! Псих! Псих!
А перед Володей стоял Венка, загорелый, в ярко-красной майке. Взмахнув рукой, он восхищенно заорал:
- Ох и здорово, Вовка!..
- Ура-а!.. - закричал Володя, бросаясь навстречу другу.
И Венка закричал:
- Ура-а!..
Тая, ударив кулаками по траве, всхлипнула:
- Оба вы психи…
- Ты как это сразу появился? - спросил Володя.
- Я еще вчера приехал. Вечером. А ты прыгаешь здорово. Как Тарзан.
- Ерунда. Ничего страшного.
Подбежала Тая, размазывая слезы, она закричала:
- Ну да! Тебе ничего не страшно. А я чуть не умерла со страха!
- Теперь будешь знать.
- А ты уж сразу… Уж и доказываешь… - всхлипнула она и убежала домой.
- Кто это? - спросил Венка.
- Дядькина дочка. К нам приехали.
- В гости?
- Нет, на постоянное жительство.
- А ты на спор прыгнул?
- Стану я с ней спорить.
- Тренируешься?
- Каждый день. А ты?
- Ты что, лагерь не знаешь? В этом году такую дисциплину развели. Эх, да у тебя кролики?
- Это не мои. Говорю, дядька приехал.
- Чего это они все обнюхивают? Вовка, а ты сразу начал с крыши или постепенно?
- Ты скажешь, сразу… Ноги поломаешь.
- А ты долго тренировался?.. По-моему, это они так здороваются: нюхаются и шевелят ушами.
- Может быть. Тайка с ними возится. А я и не подхожу.
- Можно, я их поглажу?
- Валяй гладь. Я, Венка, одну штуку задумал. Этого лучше не трогай, цапнет еще.
- Не цапнет. Ух ты, какой!
- Я тебе говорил.
- Злой, как собака. Какую ты штуку задумал?
- Настоящее испытание. По всем правилам. Хорошо, что ты приехал. Вот, туда смотри. Видишь, корзина?
- Ого! Вот это да. Вовка, это к слону такие привязывают, или для великанов, или комоды в них упаковывают, или…
- Называется пестерь, - перебил его Володя, потому что если Венку не остановить, то он будет до вечера выдумывать, кому и для чего понадобилась такая корзина.
- Пестерь? А зачем?
- Привязывается к воздушным шарам.
- Ну?! Кто привязывает?
- Раньше привязывали.
- А где ты такую взял?
- Корзина это моя. От дедушки она мне досталась. И сейчас мы начнем настоящее испытание.
- Какое испытание?
- А вот увидишь. Отвязывай веревку.
Веревки, на которую вешали белье, не хватило. Пришлось отвязать и ту, что висела в сенях. Веревки привязали к углам корзины и, соединив все эти веревки в одну, перекинули через балку под навесом. В общем, возни было много. Ребята вспотели, перепачкались в пыли и теперь, стоя внизу, удовлетворенно поглядывали на свою работу.
- Начнем, - предложил Володя, зажимая рукой неизвестно где порванную майку.
Но Венка задумчиво проговорил:
- Испытание бы сделать.
- Какое еще испытание? - нетерпеливо спросил Володя. - Лезь в корзину, или я полезу.
Но Венка все стоял и смотрел куда-то в сторону, и взгляд у него сделался далекий и мечтательный. Володя посмотрел туда же, куда и Венка, и тоже в его глазах появилось задумчивое выражение.
- Да, - протянул он, - хорошо бы.
- Как взаправду, а?
- А что ему сделается? - спросил Володя.
- Ничего. Он даже будет доволен, - горячо подхватил Венка. - Посиди-ка все время в клетке…
- Мы его только испытаем.
- Ну, давай.