Электрический остров - Николай Асанов 8 стр.

Нина осмотрела столовую торжествующим взгля­дом хозяйки. Да, эти молоденькие девушки завидо­вали ей, учились у нее, пытались ей подражать. Только Марина Николаевна скользнула по ней и Улыбышеву равнодушными глазами и отвернулась к Оричу, протягивая ему бокал. Ну, это понятно! Как ни мало пробыли на острове Орленовы, Нина уже слы­шала, что когда-то Борис Михайлович ухаживал за Чередниченко. Что-то там у них произошло, может быть, связанное с тяжелой болезнью Марины Нико­лаевны, но роман оборвался в самом начале. Вот по­чему, может быть, Марина и притворяется равнодуш­ной. Зато остальные не спускают с нее, Нины, глаз. Григорий Алексеевич Марков попытался подойти к ней, но Шурочка Муратова тут же уцепилась за него. Горностаев улыбается. Вера явно рассержена ее успехом. А вот Андрей… его нет, он, наверно, вышел на террасу…

Андрей действительно давно уже скрылся на террасе и сел в то кресло, которое облюбовал еще в на­чале вечера. Отсюда было хорошо видно танцующих, тогда как его неосвещенное лицо лишь слабо видне­лось во мраке, и он надеялся, что на нем ничего нельзя прочитать. Он с удивлением думал о том, что ревнует Нину. Он не хотел, чтобы среди гостей на­шелся какой-нибудь духовидец, который разобрался бы в том, что происходит у него в душе.

Так он сидел, углубившись в свои мысли, и испы­тывал огорчение оттого, что Нина даже не замечает его отсутствия. И, услышав шуршание шелкового платья, обрадовано повернул голову… Увы, это была не она. Из комнаты на террасу вышла Чередниченко с двумя бокалами в руке и остановилась, вглядываясь в темноту уставшими от яркого света глазами.

- Вот вы где, злой критик! - с удовлетворением сказала она, разглядев Орленова. Шелк прошуршал по шелку - она села в кресло рядом с ним. - А я смотрю и не вижу именинника. Спрашиваю у Нины Сергеевны, куда он исчез, она отвечает: "Думает!" - и продолжает танцевать. Тогда я решаю, что о нем необходимо позаботиться, и отправляюсь на поиски. Держите! Угадала я ваши желания? - она подала бокал и требовательно сказала:

-Чокнемся! За ваши успехи!

- Что это за зелье?

- Коктейль, изготовленный Оричем по собствен­ному его рецепту. Слил из всех бутылок остатки и по­жертвовал некоторой дозой для вас, когда я сказала, что хочу выполнить ваше желание. Часто вам этого хочется? Я должна знать, чтобы всегда угадывать…

- Нет.

- А сейчас?

- Пожалуй, - он лениво потянул питье. Чередниченко пила маленькими глотками, с оста­новками, словно наслаждалась немыслимым вкусом зелья из водки, десертных вин и местного кислого. Трудно было сказать, чего больше в этой смеси. Пить было противно, но он все-таки осилил бокал.

- Дайте и ваш, я отнесу, - сказал он.

- Зачем? Пусть стоят на полу. Хозяйка найдет их утром, если кто-нибудь не раздавит, - равнодушно сказала она. (Он услышал звон хрусталя, когда она поставила оба таких дорогих для Нины бокала прямо на пол.) - Теперь скажите мне, зачем вы спросили сороконожку, с какой ноги она начинает ходьбу? Вы знаете, я остановилась на месте и не могу сдви­нуться…

Андрей был доволен тем, что хоть кто-нибудь вспо­мнил о его существовании на свете, и внимательно прислушался. В голосе Чередниченко ясно слышалась грусть. Вот тебе раз! Что он сказал, чтобы она так огорчилась?

- Ах, вы уже не помните? А мое кольцо? С бриль­янтом? Оно же сломано! Знаете песню? - И неожи­данно пропела тихим, щемящим от тоски голосом:

Потеряла я колечко,
Потеряла я любовь,
Я по этому колечку
Буду плакать день и ночь…

Странно, ему послышались слезы в ее голосе.

- Что вас, собственно, беспокоит, Марина Нико­лаевна?

- Я не беспокоюсь, а тоскую! - сердито сказала она. - Вы знаете, что такое тоска?

- Кажется, да.

- Ничего вы не знаете! Тоска - это сон с откры­тыми глазами! А можно ли спать, когда надо рабо­тать? Из-за ваших же рассуждений я потеряла всякий аппетит к работе. Не могу же я продолжать, пони­мая, что никакого практического результата мне не увидеть.

- А диссертация?

- Ну, знаете! - с возмущением сказала она.- Диссертация только ради получения степени меня не занимает. Я как-то читала, что в нашей стране имеется больше двух тысяч научных учреждений, ко­торые занимаются разными важными проблемами. Конечно, можно считать, что вопрос, которым зани­маюсь я, не так уж важен рядом, например, с пробле­мой практического применения атомной энергии. Но ведь я выбрала свою тему! Для меня-то она очень важна! А теперь подумайте о том, что я считала ее чрезвычайно важной и для народного хозяйства…

- А она и осталась важной!

Его занимала ее горячность. Какие там слезы! Ему просто показалось, Чередниченко готова выцара­пать ему глаза за вмешательство! А он-то думал, что ее надо утешать. Не утешать, а за руки схватить впору, вот-вот бросится!

- Чем вы сейчас заняты?

Она несколько опешила от делового вопроса и тона, которым он был задан, и с недоверием взглянула на него. Привыкнув к темноте, он с удоволь­ствием рассматривал ее сердитые глаза, тем более что она-то его лица еще не могла рассмотреть.

- Вычерчиваю кривую постоянной средней мощ­ности ветроустановок.

- Ну и как?

Она сразу оживилась, голос ее стал доверчивее и добрее.

- Представьте себе, ветер не такой уж неравно­мерный источник энергии. Кривая, которая характе­ризует среднюю мощность ветросиловых установок в районе в пределах моего несостоявшегося кольца, по­казывает, что она довольно равномерна, даже если не использовать тепловые станции… - и вдруг, видимо, вспомнив их предыдущую беседу, печально доба­вила: - И от всей этой работы мне придется отка­заться! Никто ведь не будет строить такие дорогие ветростанции…

- Наша задача доказать министерству, что конструкцию ветряков можно упростить и стоимость станции снизить, вот и все, - сказал Андрей убежденно.

- Наша задача? - с сомнением спросила она.

- Я же сказал, что спаяю ваше кольцо.

- Но у вас не будет времени заниматься чужими делами, - вздохнула она. - Когда человек уеди­няется от гостей, это значит, что у него своих забот слишком много.

Он хотел отшутиться и не мог. На террасу вышли Нина и Улыбышев. Нина зажгла спичку и торже­ствующе сказала:

- Я же говорила, что они здесь! Видите, сидит и говорит комплименты Марине Николаевне! А вы бес­покоились!

"Значит, это не она, а он побеспокоился узнать, куда девался хозяин. Плохо, очень плохо, Андрей!"

Это беспокойство можно было понять как угодно. Оно выдавало неловкость, которую начал испытывать Улыбышев, спохватившись, что его увлечение заме­чено. "Теперь он готов бить отбой, - злорадно поду­мал Орленов, - но Нина ничего не хочет видеть".

Андрей не мог больше разговаривать с Мариной и встал.

- Потанцуем, - предложил он жене. Нина положила руку на его плечо.

- Может быть, мне следует отрезать уши Улыбышеву и сварить их, как делали когда-то древние населенцы Урала? - тихо спросил он.

- Слишком жирные, - ответила Нина.

Она оглянулась через плечо. Уши у Бориса Михай­ловича действительно были крупные, торчащие. Улы­бышев разговаривал с Мариной. Он сел в то кресло, которое освободил Андрей.

- И потом, твои предки давно уже оставили этот обычай, - продолжала Нина. - Теперь они предпочи­тают пельмени.

- Пель-мень, - строго сказал Орленов. - Это значит ухо-хлеб. И они перестали резать уши не по­тому, что не кровожадны, а потому, что их жены не танцуют весь вечер с одним и тем же мужчиной!

Нина внимательно посмотрела на него, и в глазах ее мелькнуло что-то вроде извинения. Она и забыла о том, что Андрей может ревновать. Кажется, сегодня она действительно все свое внимание отдавала Улыбышеву, а если это так, то не только муж мог заме­тить такое предпочтение. Муж простит, но, как изве­стно, соседи не прощают таких промахов. Она покор­но сказала:

- Виновата. Можешь съесть его жирные уши и обрезать мне волосы. Больше я не буду!

- Хорошо! - сурово сказал он. Она танцевала отлично, и Андрей забыл все свои огорчения. Так хорошо было вдвоем с нею… "Ничего не произошло, - подумал он. - Иначе Нина не могла бы так спокойно говорить".

Танцуя, они прошли через всю комнату. Орич опять был пьян, и Вера пыталась протрезвить его при помощи нашатырного спирта. В комнате от спирта за­пахло лесом. Орленов воскликнул:

- Батюшки! Твой хрусталь стоит на полу возле кресла! Я так ревновал, что забыл поставить его на стол.

- Вот видишь, как вредно думать обо мне дурно. Жена Цезаря вне подозрений.

- Это сказал Улыбышев, - поморщился он.

- Конечно! Поэтому не будем больше вспоминать о нем. А если он раздавит эти бокалы, я буду даже рада. Это будет моя жертва в искупление греха. Жена не должна танцевать весь вечер с посторонним муж­чиной. Правильно я запомнила?

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Улыбышев, как и следовало ожидать, оказался первым посетителем новой лаборатории.

- Уютно! - сказал он, перешагнув порог и обо­зревая приборы. - Немного дороговато - Райчилин жалуется, но зато фундаментально. А если еще удастся создать прибор для управления на расстоя­нии, тогда расходы окупятся с лихвой.

Он испытующе посмотрел на Орленова, и тот по­думал, что директор все-таки сомневается в его воз­можностях. Ну что же, он и сам сомневается. Един­ственный путь для борьбы с сомнениями лежит через опыт.

Впрочем, передавать свои размышления Улыбышеву было неразумно.

Улыбышев медленно прошел по лаборатории, оста­навливаясь у некоторых приборов и рассматривая их с особым вниманием. Орленов следовал за ним, гото­вый отвечать на вопросы. Но вопросов не было. Улы­бышев сам был отличным энергетиком, ему незачем было спрашивать о назначении того или иного при­бора. Он только знакомился со способом их монтажа и проверки показателей другими приборами. Наука давно уже ушла в микроскопический мир, и результат опыта может быть учтен только приборами, которые точнее в тысячи и миллионы раз, нежели слепой глаз и глухое ухо человека. Но эти приборы создал человек, почему бы ему не гордиться силой и проникновением своего разума.

- Что же, все смонтировано и подобрано очень умно! - с деловым восхищением сказал Улыбышев и посмотрел на Орленова таким взглядом, который обо­значал признание. Да, сейчас он признал умение Ор­ленова. Дальнейшее зависело от того, как справится молодой ученый с конструированием, опытами и прак­тическим применением прибора.

Они поговорили несколько минут на незначитель­ные темы - нужна ли еще какая-нибудь аппаратура, хватает ли материалов, кто будет помогать Орленову. Потом Улыбышев с неудовольствием сказал:

- А вот кабель такой длины вы напрасно выбро­сили наружу. Можно было ограничиться небольшим отрезком.

- Но ведь вы собираетесь пахать на полях, а не под стеклянным колпаком? - возразил Орленов.- Наш аппарат должен передавать импульсы на рассто­янии всего кабеля. Между тем и восемьсот метров - не предел. При такой длине кабеля ваш трактор смо­жет практически обработать без переброски подстан­ции только десять - пятнадцать гектаров. Это ведь мало. Следовательно, все равно вам придется поду­мать об увеличении длины кабеля по крайней мере в два раза…

- Вы так считаете? - спросил Улыбышев, внима­тельно глядя на собеседника.

- А как же иначе? - удивился Орленов. - Пер­вый паровоз пробегал всего десять километров в час, а длина ветки была двенадцать километров. Меж тем современный тепловоз имеет скорость до ста тридцати километров. Улучшение нашей машины, можно ду­мать, пойдет быстрее…

- Да, вы, пожалуй, правы, - вздохнул Улыбы­шев. - Но вы представляете, какие неприятные вещи говорите? Трактор еще не освоен, а вы уже утвержда­ете, что он не будет маневренным. Не слишком ли вы торопитесь?

Улыбышев рассмеялся, но Андрей понял, что пере­борщил. Конечно, Улыбышеву чертовски обидно его замечание. И зачем он сказал "наша машина"? В конце-то концов это конструкция Улыбышева. Надо ска­зать спасибо, что ему позволили принимать косвенное участие в ее создании. Еще вопрос, понадобится ли его прибор для этой машины?

- Ну, я думаю, вы это препятствие победите, - неловко сказал Андрей.

- Вот что, Андрей Игнатьевич, - вдруг обратился к нему Улыбышев, - вам следовало бы посмотреть машину. Это пока еще, если так можно выразиться, черновик, мы постоянно изменяем рабочие узлы, вно­сим усовершенствования в самое сердце, в основы конструкции, но это уже вещь. И вам легче будет ра­ботать, если вы станете более или менее точно пред­ставлять ее себе. Кстати, выберите место, где поста­вить ваш прибор. Конечно, мы выпустим машину, даже если прибор не будет еще готов, но предусмотреть размещение дополнительных устройств можно и дол­жно. Не думаю, что вид электротрактора доставит вам удовольствие, - с некоторым принуждением добавил он. - Не все еще в конструкции обтесалось и притер­лось как следует, но так как наша машина, - он чуть заметно подчеркнул слово "наша", признавая этим, что и Орленов стал теперь тоже своим в филиале,- хотя и несовершенная еще, все же является главной работой филиала, то на выставке придется показать хотя бы фотоснимки. Так что я думаю…

- Да хоть сейчас! - с восторгом сказал Андрей.

- Простите, сегодня невозможно, - озабоченно заметил Улыбышев. - Я вас извещу. Кстати, я при­кажу приготовить для вас несколько схем и чертежей.

Улыбышев вышел. Он, так сказать, признал на­чало деятельности Орленова в филиале удовлетвори­тельным.

Вскоре после ухода директора в лабораторию пришла Нина. Орленов только что закончил монтаж передачи тока высокого напряжения на понизитель и включил установку. Глухо загудел трансформатор. Ток хлынул в кабель, пронесся по нему через поле, вернулся в лабораторию и, приведя в движение элек­тромотор трактора, смонтированный на другом конце комнаты, завращал тяжелый вал. Маленькие лампо­чки на приборах засветились, забегали стрелки на ци­ферблатах.

Нина испуганно остановилась в дверях. Андрей по­дошел к ней, и, только когда он взял ее за руку, она нерешительно двинулась вперед. Усевшись на табуре­те, она поджала под себя ноги, словно ток водопадом хлестал в комнату и мог ударить ее с пола…

Через несколько минут завизжала предупреди­тельная сирена, показывая перегрев мотора. Андрей нарочно дублировал световые сигналы звуковыми, зная, что в первое время будет работать один и не смо­жет уследить за десятками приборов. Он выключил ток и пошел осматривать мотор. А Нина, увидев, что все лампочки, кроме контрольной на щите, погасли, вздохнула с облегчением.

- Как же ты собираешься сражаться с этой длин­ной змеей? - спросила Нина, показывая на кабель. Руки ее немного дрожали.

- Ну, у меня тут тысячи незаметных помощни­ков!- засмеялся Андрей, показывая на приборы.- Они свистнут или подмигнут, если змея вздумает на­броситься на меня.

- Да, это далеко не соловьиный свист! - поежи­лась она. - Когда эта сирена завыла, я решила, что едет пожарная команда. И кто это додумался назвать такие ревущие инструменты именем сладкогласной пе­вицы, завлекавшей древнегреческих моряков в пучи­ну? Не знаешь? Но, надеюсь, твои сирены не завле­кут тебя в опасность? Нет, быть кандидатам или док­тором гуманитарных наук куда лучше! - Нина ска­зала это так, будто окончательно решила давно тре­вожащий ее вопрос.

Он засмеялся.

- Не спеши с выводами! В экономических науках тоже достаточно Сцилл и Харибд.

- Ты, конечно, прав, - признала она, - но все-таки твои опыты опаснее. Если я напутаю в эконо­мике, меня поправят и только, а вот если напутаешь ты…

Он не хотел, чтобы Нина возвращалась к этой теме, и постарался поскорее отправить ее домой. При ней продолжать работу было трудно. Испугается сама, а бояться станет за него.

Зато когда вскоре, в тот же день, его навестила Марина Чередниченко, Андрею пришлось чуть не си­лой удерживать ее пытливые руки. Марина произне­сла с порога:

- А вы недурно устроились! - и сразу ринулась к приборам.

Орленов сурово сказал:

- Знаете, Марина Николаевна, молния иногда убивает людей.

- А вы железный! Она через вас проскочит, не повредив, - насмешливо ответила Марина.

- Ну, и железо плавится при высокой температуре.

- Меня железо мало занимает, меня интересует брильянт, которым вы собирались украсить мое коль­цо. Но, кажется, из ваших обещаний проку не выйдет. Не знаю, как это Нина Сергеевна поверила вам, ко­гда вы сватались к ней.

- Это было давно, тогда я еще и сам был уверен, что могу выполнить все, что обещаю.

- А теперь, значит, отказываетесь?

- Боюсь, что не смогу.

- Почему это? - она выпрямилась и подняла го­лову.

- Вы убьете меня током раньше, чем я приступлю к делу, - сказал он.

Углы ее губ дрогнули, но она сдержала улыбку.

- Не бойтесь, я не буду трогать ваши приборы. Я предпочитаю практическое применение электриче­ства…

Орленов, возившийся с переключателем, из кото­рого выбивало масло, искоса взглянул на нее.

- Что же, по-своему вы правы. Можно не знать, что земля кругла, и превосходно пользоваться зако­ном притяжения. Точно так же и с электричеством: еще не зная, что оно собой представляет, человек соз­дал электрическую лампу и мотор. Только боюсь, что это имеет к науке касательное отношение…

Он знал, что Чередниченко не выносит возражений, и ждал, что она обрушится на него. Однако на этот раз Марина с непонятной покорностью выслушала его в сущности несправедливые упреки. В конце концов он тоже отдалился от теоретической физики. Но за­чем нужна одна теория, если ее не прилагать к прак­тике?

- А как вы будете улавливать высокочастотные импульсы? При таком напряжении в кабеле они бу­дут подвергаться постоянным изменениям! - спросила она, чтобы прервать томительную паузу.

- Длина волн не совпадает, поэтому слабые токи можно "процедить" и отделить.

- А где же ваше сито?

Он показал ей прибор, теория которого была со­держанием его диссертации. Тогда и ему самому и его оппонентам он казался совершенным. Совершенным прибор казался Андрею и здесь, когда он смон­тировал его и подключил кабель. Это был небольшой щиток с кнопками и циферблатом осциллографа, вы­полненный изящно и чисто. Орленов никогда не прене­брегал внешним видом приборов.

Но, странное дело, теперь, когда на прибор смот­рела своими синими, останавливающими человека глазами Марина, он подумал, что не очень в нем уве­рен.

Чередниченко сдержанно похвалила прибор. Он обратил внимание на то, как изменился ее голос. Он и раньше замечал, что у нее был особый голос, кото­рый словно наперед подсказывал слушателю, что пе­ред ним девушка с твердым и сильным характером. А сейчас она говорила робко. Неужели его выговор так на нее подействовал?

Андрей снова склонился над переключателем и вдруг услышал за спиной легкий вздох, а потом слова:

- Я пошла. Если вам удастся поймать ваших зо­лотых рыбок, попросите у них немножко доброты для себя и удачи для меня.