14
Площадка давным-давно опустела, и никто не заметил, как при работающих двигателях из машины выпрыгнул человек. Алекс Мурман был один. Он закинул рюкзак за плечи и медленно побрел по тропинке.
Навстречу ему спешил лыжник, вовсю работая палками.
"Со стороны долины", - автоматически, лениво фиксировал Алекс.
"Стоп! - вдруг оторопело поймал он себя на мысли. - А почему со стороны долины? Кто ж это может на лыжах со стороны долины?!"
Он сбросил рюкзак и стал вглядываться в фигуру человека, но солнце мешало ему, оно слепило глаза, а очки он где-то в спешке забыл.
Лыжник шел ему навстречу. Лыжник шел быстро, почти бежал.
- Уфф! - и Слава Чиж упал прямо на руки Алекса. - Ты… не… улетел? - глаза его радостно блестели.
- Улетел! - зло рявкнул Алекс и показал в небо, где уже растворился вертолет.
- Это… хо… рошо… - еле шептал Чиж.
- Кому как, - мрачно усмехнулся Алекс. - Отдышись хоть, куда так торопишься? Случилось что?
Чиж помотал головой.
- Ну и слава богу! - Он усадил Славу на рюкзак, тот отдувался, вытирая пот, ел снег.
- А вот снег есть ни к чему…
- Ничего… я… немного.
* * *
Кащеев молча прислушивался к торопливой сбивчивой речи Чижа. Алекс курил и слушал. Собственно, вопрос касался только Алекса, но решение его было интересно Ивану Ивановичу, и по тому, как он прислушивался, как молчал и смотрел в окно, изредка прохаживаясь от стола к окну и обратно, было видно, что он каким-то образом тоже заинтересованное лицо.
- Вот такие дела, - резюмировал Чиж.
Алекс Мурман молчал.
- Мы тебя, конечно, не неволим. Ты в отпуске. Но нам всю навигацию с Ивановым придется вдвоем. Дед уже в больнице, в райцентре, его отвез Мальчиков на "Гордом". Мы тебя просим. Иванов может отменить отпуск. Все дни, что ты был тут, зачтет как рабочие… Решай. Кончится навигация - езжай в отпуск… Там, кстати, на материке, еще хорошо будет, золотая осень…
- …бархатный сезон, - съехидничал Кащеев.
- Ну и влип я, братцы, кажется! - неожиданно рассмеялся Алекс.
Кащеев тоже улыбнулся.
- Решай, Алекс, что ж нам-то делать?
Иванов знал, что делал. Он помнил о "пятиминутке". Он был тонким психологом и послал Чижа, хотя мог бы пойти сам и добиться успеха предприятия. Но ему надо было, чтобы это сделал Чиж. Иванов слишком дорожил нравственной атмосферой станции - работой и нервами своих сотрудников.
- Черт возьми, Слава! Мне что делать?! Я же был уже на "пятиминутке"! Я же все вам сказал! Как появлюсь я там?
- Ну и что? - развел руками Чиж. - Ну и что?
Невдомек было Алексу, что ценность человека определяется его нужностью другим людям, необходимостью в данный момент и всегда.
- Хотел бы я знать, кто выдумал ваш дурацкий обычай "полярных пятиминуток", - спросил Кащеев. - Этим же прикрывается беспринципность и трусость в течение всей зимовки! Как будто нельзя отношения выяснять в процессе работы?
- Нельзя, - сказал Алекс. - И не такой уж обычай дурацкий.
- Алекс прав, - сказал Чиж.
- Тогда объясните, в чем дело, черт возьми! - заорал Кащеев.
- Помнишь прошлогоднее дело на станции Ост-Кейп? На выноске? - спросил Алекс.
- Ну?
- Их было трое, и трое перестрелялись, и, заметь, никаких группировок, каждый за себя, вот что странно. И страшно. Слава богу, что еще живы остались. Вот они, как ты говоришь, "в процессе работы" выясняли отношения… А у них была психологическая несовместимость… Да плюс ностальгия в полярную ночь… Ясно? Психологическая сродни биологической несовместимости.
- Ну, это уж предел!
- Никогда неизвестно, когда это начинается и когда предел.
- Если б мы начали выяснять отношения год назад, - сказал Чиж, - Иванов давным бы давно списал нас на материк.
- Это правда? - спросил Кащеев.
- Да, - подтвердил Алекс. - Такова инструкция.
- Трудновато вам приходится…
- Да по-разному, - махнул рукой Чиж.
Все трое замолчали.
- Может, мне выйти? - спросил Кащеев.
- Да что ты?! - встрепенулись оба.
- Ну, ну…
- Ты дашь нам упряжку на послезавтра? - спросил Чиж. - Завтра надо выполнить кое-какие хозяйственные поручения Иванова, а потом - домой. Послезавтра у Алекса вахта с ноля. - Он улыбнулся.
- Конечно, дам. Мэчинкы отвезет. Торопитесь, а то скоро все каюры уйдут в тундру. У пастухов много заявок, а вертолет слишком уж зависит от погоды. Все нарты будут в разъезде.
Он замолчал.
Оба смотрели на Алекса.
- Чего уставились? - поднялся Алекс, - Если у меня вахта с ноля, куда ж я денусь?
- Спасибо, - сказал Чиж.
- Не стоит…
- Ладно, петухи, мне работать надо. - Кащеев сел за стол на свое председательское место. - Идите, в тумбочке у меня дома стоит непочатая бутылка - такие дела обмывать надо.
15
За ночь небо заволокло тучами, утреннее солнце так и не появилось даже к полудню, но с крыш текло, снег таял, и это резкое потепление тревожило Кащеева, Он знал, что не исключено внезапное похолодание, заморозки, и боялся этого. Такая смена погоды чревата для оленеводов гололедом - самым странным бедствием.
Кащеев долго и внимательно изучал радиосводку - долгосрочный метеопрогноз, колдовал над картой землеустроительной экспедиции и книгой-приложением. Там систематизированы данные многих лет и кое-где отмечены места выпаса, наиболее пригодные при гололеде. Но данные были противоречивы, год на год не приходится, и Кащеев мозговал, понижая, что при любом наступлении надо всегда иметь заблаговременно выбранные позиции для отхода, на всякий случай.
От размышлений его отвлек стук в дверь. На пороге стоял Мэчинкы, в белой камлейке, в полном охотничьем снаряжении, улыбающийся.
- Что случилось, Мэчинкы? Не томи.
- Мальчиков… - Он засмеялся и стремительно выскочил на улицу.
- Не может быть! - Кащеев схватил шапку, шубу и выскочил следом, одеваясь на ходу.
Народ уже был на берегу, Кащеев невооруженным глазом видел, что "Гордый" идет тяжело, даже очень тяжело, очень медленно, и первая мысль председателя была о вышедших из строя двигателях.
Мэчинкы протянул ему бинокль и показал на север, где далеко на горизонте чернела точка.
- Возвращаются?! - ахнул Кащеев.
- Ии, - радостно кивнул Мэчинкы.
Кащеев побежал к береговому слипу.
- Вельботы на воду! - отдал он команду. - Встречать!
Но люди на берегу и без команды уже суетились, готовили вельботы к спуску, заводили трактор.
- Оркестр! - приказал Кащеев. - Идите в клуб за инструментами! Встречать героев музыкой!
Побежали в клуб.
- Хорошо бы цветы, - сказал дядя Эля.
- Да, - согласился Кащеев.
- Так у меня есть.
- Что есть?
- Цветы есть. Из перьев. Искусственные.
- Фу… мерзость. - Кащеев терпеть не мог искусственных цветов. - Как можно, Эзрах Самойлович?.
- Я знаю, что нельзя. Но куда же их девать? Их никто, не берет. Надо же куда-то девать.
- Украсьте звероферму! Или выбросьте их на берег птицам, растащат для гнезд, все будет польза.
- В хозяйстве ничего не должно пропадать, - заметил дядя Эля.
Прервали занятия в школе-интернате, и детвора высыпала на берег. Среди них выделялась большая группа малышей в одинаковых шляпах - большие мягкие поля, невысокая полукруглая тулья, широкая лента, за которую вставлен искусственный цветок и большое перо неизвестной птицы.
- Что это за маскарад? - рассмеялся Кащеев.
- Шляпы женские… - на всякий случай отодвинулся подальше дядя Эля. - Артикул тринадцать-четырнадцать, Мосшвейпром, тридцать шестой год.
- Боже! Да в этой шляпе ходила еще моя бабушка!
- Бабушка нет, но мама ходила, - уверенно произнес дядя Эля.
- И вы не нашли ничего лучшего, как вырядить в них наших детей?
- Я их не наряжал. Я продавал шляпы в нагрузку к японским светильникам.
- Каким еще светильникам?
- Ну к этим… зажигаешь - и сразу по абажуру плавают рыбки. Чукчам очень нравятся.
- Но нравятся светильники, а не шляпы? Да?
- Да. Но мне ведь и шляпы надо куда-то девать.
- Торговать с нагрузкой - это нарушение.
- Э, Иван Иванович! Научите меня так жить, чтобы торговать и не нарушать!
- Вас, наверное, накажут, Рубин.
- Ой, не говорите. Я и так наказан, когда сюда приехал, или вы думаете это премия - работать на конце света?
- Надо списать!
- Списать нельзя, ни одна холера их не берет - ни мыши, ни медведи, - вздохнул дядя Эля. - Товар не портится. Сделано на века.
- Умели же раньше делать, - засмеялся Кащеев. И тут же посерьезнел. - Колхоз приобретет у вас весь этот хлам, не обеднеем. И выбросим. Все, что ненужного осталось на складе. Незачем загружать помещение. И не смешите народ - отберите у детей под любым предлогом эти шляпы, хорошо?
- Конечно.
- У меня передовой колхоз, а не оперетта.
"Гордый" подходил к берегу.
- Вот еще что, - сказал Кащеев, - передайте Карабасу… ээ… Пантелею Панкратовичу то есть, чтобы выделил все из своих запасов. Вечером будем чествовать героев труда, ясно? Ничего не жалеть! Пусть будет праздник. Нам предстоят еще нелегкие будни.
- Хорошо, - охотно согласился дядя Эля и побежал на склад.
На берегу сельский оркестр разбирал инструменты. Конечно, по такому случаю следовало бы духовой оркестр, но в селе музыканты объединились в коллектив, исходя из наличия инструментов, а также тяги молодежи к танцам после кино. Поэтому в репертуаре была только эстрада, а на чем играть, не столь уж важно, важна сыгранность. Саксофон, труба, баян, две гитары, балалайка, барабан и чукотский бубен. Если все враз вдарит в глухую полярную ночь - не танцевать нельзя.
Оркестр настроился - и над суматошным берегом взвихрился фокстрот "Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой".
Кащеев подошел к музыкантам, но они его не слушали.
Он подождал.
- Надо бы какой-нибудь марш, - высказал он неуверенную заявку.
- Марш мы не разучили, - потупился саксофон.
- Ну песню бодрую, что ли…
- "Не плачь, девчонка!" Идет? - спросила балалайка.
- Давайте.
Барабан и бубен вышли вперед, сделали затяжное вступление, затем отступили назад, и оркестр грохнул.
Мальчиков стоял на носу "Гордого", деловой, как всегда, неулыбчивый, сосредоточенный. Он понимал торжественность момента и в душе был растроган. Передав командование боцману, он первым спрыгнул на причал в объятия Кащеева.
Это были крупные моржи, и Пивень успокоился - их обмерять не нужно.
Щедр был председатель и его правление, товарищеский ужин устроили в здании столовой, пригласили всех, а кому места не хватило, тот мог подойти к окошечку кухни, получить фужер водки или шампанского, выпить за трудовые успехи колхоза и не спеша идти домой.
Вечер был уже в самом разгаре, когда выясняются отношения, признаются в любви, а наиболее любопытные интересуются, уважают ли их.
Иссякли тосты, но не иссякла жажда и не кончались закуски, приготовленные из китового мяса.
Появился Слава Чиж с Машей (он бегал за последней радиосводкой). Алекс подвинулся, налил Маше вина, а Слава информировал окружающих о том, что метео на завтра хорошее, в шахматном матче на первенство мира очередная ничья, на материке начался чемпионат по футболу и "Орэра" выиграл у "Паляницы", певец Владимир Макаров гастролирует в Анадыре, а у Никсона, по слухам, аппендицит.
- За успех "Орэра"! - предложил Ш.Ш.
Многие пожали плечами, но выпили все.
- Видите, сколько народу, - объяснял Кащеев лейтенанту отсутствие энтузиазма, - много, да? Так вот среди них ни одного болельщика футбола. Ни одного! Единственное село в мире, где нет футбольных болельщиков!
- Как?!
- Так.
Лейтенант оторопело и как-то странно вглядывался в лица окружающих, будто видел их впервые.
- Ни одного? - спросил он с ужасом.
- Ни одного, - радостно ответил председатель. - Теперь видите, насколько наши люди выше, их не волнуют ненужные страсти и прочая суета.
- Но ведь "Орэра"!
- Ну и что - "Орэра"? Почему вы за него болеете? У вас что - там родственники?
- Нэ нада родственники! - категорически отрицал Ш.Ш. В его представлении родственники ассоциировались с круговой порукой, семейственностью, карикатурами в журнале "Крокодил". - Я так болею!
- Вот это-то и плохо, - заводил его Кащеев. - За команду болеете, а людей ее не знаете, А вдруг среди них хулиганы, зазнайки, неплательщики алиментов?
- А вдруг они не повышают свой культурный уровень? - подлил масла в огонь Алекс. - Вдруг они пишут с ошибками?
Ш.Ш. как-то сник. Ему надо было переварить все доводы.
- Нет, вы не огорчайтесь, - успокаивал его Кащеев, - всего этого и в помине нет, я просто прошу вас представить - а вдруг? Нельзя так безоглядно любить свою команду. Так слепо, например, только родители любят своего сына, который на самом деле уголовничек. Да, да! А они его любят. Бывает?
- Бывает, - согласился Алекс.
- Я тоже болельщик, - заявил Пивень.
- Вы приезжий, - ответил Кащеев, - болейте себе на здоровье.
- Небось за "Паляницу" болеете? - спросил Алекс.
- Да, да.
- У вас там родственники?
- Никого.
- Значит, и вы на неправильном пути! - резюмировал Кащеев. - Но в данной ситуации я рад, что выиграла ваша команда, лейтенант, а не команда инспектора. Я теперь всегда буду болеть за ту команду, которая играет против команды инспектора!
- И главное, молодой человек, - говорил дядя Эля Алексу Мурману, - привезите с отпуска жену. Тогда вам тут не будет скучно. Женитесь!
- Обязательно, - согласился Алекс.
- На материке столько красивых девушек! - вздохнул дядя Эля.
- Да, - подтвердил Слава Чиж, - особенно в столице. Москве везет на красивых девушек.
- Да, Москве везет.
- А Магадан?
- О, Магадан!
- Ах, Магадан!.
- Да, Магадан… Вот уж кому везет!
- Обязательно женитесь, - настойчиво рекомендовал дядя Эля, - во только на блондинке.
- Почему? - удивился Алекс.
- Тут в селе одни брюнетки, - объяснил дядя Эля. - Да и вообще, джентльмены женятся на блондинках.
- Но я не еду в отпуск, - засмеялся Алекс.
- Передумали? - почему-то обрадовался дядя Эля. - Хорошо! Тогда не женитесь!
- Ладно, уговорили, - согласился Алекс.
- А если вы женитесь, - заметил Пивню дядя Эля, - то от вас жена уйдет.
- Это почему же? - обиделся Пивень.
- Мне так кажется. Я б не стал с вами жить, поверьте.
- А я вас и не прошу.
- Это почему же? - обиделся дядя Эля.
- Не хочу.
- И не надо. Я по глазам вашим вижу - вы и птиц никогда не кормите.
- А зачем? Они летают, - недоуменно пожал плечами Пивень.
- Ну, конечно, летают. А вам все равно, да? Вы никого никогда не кормили!
- Неправда! - запротестовал Пивень. - Я в деревне однажды жил, у нас поросенок был, свинья. Вот я их и кормил.
- Еще бы! Вы потом и съели их, ее то есть - свинью.
- А как же? Для того и кормили…
- Маша, - позвал Кащеев. - Иди-ка сюда, садись вот тут рядом с Федотом Федотычем. Ага, вот так. Ну-с, Федот Федотыч, рассказывайте…
- О чем?
- Как о чем? Вас видели с Машей! Вы ее провожали!
- Это было в пургу. Она принесла мне телеграмму, а я ее проводил до дому. Вот и все.
- Все? Гм… народ в селе, он зря не скажет… я вот почему-то не провожал одинокую женщину Машу… и не пил среди ночи у нее чай… хотя Машу проводить я не прочь, но… у меня моральные устои…
Маша сразу же оценила обстановку и, трогательно краснея, включилась в игру:
- Нам помешал Пантелей Панкратович.
- Это хорошо! - сказал Кащеев. - А вы знаете, Федот Федотыч, как в районе, там (он многозначительно поднял палец вверх), отнесутся к факту вашего морального разложения, а?
- ?!
- …ну, скажем, моральной неустойчивости.
- Между нами ничего не было!
- Но народ-то говорит, а? Народу-то мы должны верить, а?
Пивень побледнел.
- Когда свадьба?
Все весело насторожились.
Пивень вытирал со лба пот.
- Действительно, когда? - грозно приблизился к нему дядя Эля.
- Горько! - вдруг закричал Алекс.
- Горько! - подхватили окружающие. - Горько!
Пивень встал:
- Я буду жаловаться!
- В письменном виде.
* * *
Собачья упряжка вышла из долины на припайный лед и шла к маяку по морю. На нартах сидели трое. Снизу ей стороны моря Алекс всматривался в береговые обрывы, наконец показалось ущелье, и он заметил свою землянку - нынлю, землянку Старого Старика.
Ему захотелось посидеть на китовом позвонке, остаться одному, обдумать ситуацию, глядя на белую дымку горизонта и дрейфующий лед пролива. Он подумал о Старом Старике, и ему захотелось раскурить с ним одну трубку.