Такое объяснение вполне удовлетворило Катерину Петровну, и в мешок Таюнэ полетели пачки папирос и махорки.
Потом Таюнэ перешла к прилавку с промтоварами. Но размеры телогрейки и валенок, которые она потребовала, снова вызвали недоумение Катерины Петровны. Она, как и ее сестра, только по своей линии, вела разъяснительную работу среди женщин-чукчанок и следила за тем, чтобы они со вкусом, а не как попало, одевались.
- Зачем тебе такая телогрейка! Ты же в ней утонешь, - сказала Катерина Петровна. - Тебе от силы сорок восьмой размер надо.
- Такая нада, - ответила Таюнэ и для убедительности надела телогрейку прямо на свою меховую кухлянку.
- Да кто ж так носит? Ее под кухлянку надо надевать. Так некрасиво, - уговаривала Катерина Петровна.
- Красиво, - не согласилась Таюнэ. И объяснила: - Так много тепло будет.
Видя упрямство Таюнэ, Катерина Петровна сердито махнула рукой и отпустила все, что та просила. Тем более, что в магазин набилось порядком покупателей и заниматься одной Таюнэ ей было некогда.
Под вечер, неся к заливу, где стояла лодка, капканы в мешке, Таюнэ повстречалась с председателем Айваном. Он сидел на крыльце своего дома, выстругивал ножом полоз к нартам. У ног его дремала породистая сытая лайка. Вокруг дома наперегонки носились дети Айвана - девочка лет шести и мальчик чуть постарше.
- Етти, - поздоровалась Таюнэ, проходя мимо дома Айвана.
- А, Таюнэ! А ну подожди, - сказал он ей тоже по-чукотски и, отложив в сторону полоз, направился к ней.
Айван был мужчина лет тридцати, широколицый, широкоскулый, немного коротконогий, немного длиннорукий, немного медлительный. Он и сейчас подходил к ней не спеша, застегивая пуговицы распахнутой меховой куртки, на которой алел орден Трудового Красного Знамени. Орден Айван получил в прошлом году и носил его всегда на верхней одежде, перевинчивая в зависимости от времени года то на куртку, то на телогрейку, то на зимнюю кухлянку.
- Ты когда вернулась, что я не знал? - спросил он.
- Сегодня вернулась, - ответила Таюнэ, перекладывая тяжелый мешок с левого на правое плечо. - Я в правление зашла, тебя не было, а я утром опять на участок еду.
- Зачем опять на участок? - удивился Айван. - Ты на моржа хотела сходить. На банке Ветров зверобоев мало, а морж хорошо идет. Тебе туда ехать надо.
- Нельзя, - ответила Таюнэ и снова перекинула мешок на другое плечо. - Зима идет, мне избушку чинить надо, крыша плохо держит. Уголь возить надо, капканы готовить. Может, ты за меня сделаешь?
- Гм-м… - сказал Айван и, взявшись рукой за подбородок, задумался.
Дети его, мальчик и девочка, были здесь же. Прилипнув к ногам отца, они молча слушали разговор взрослых.
- Ладно, - наконец решил Айван. - Оставайся на участке. В этом году план на пушнину большой, хорошо бы много песцов взять.
Таюнэ улыбнулась. И вдруг, постучав себя согнутым пальцем по голове, сказала по-русски:
- Айван хорошо шарики голова работает! Айван башка светлый.
Из сеней выглянула старуха Гиуне, мать Айвана, позвала его. Дети мигом отлипли от отца и быстро побежали к ней.
- Тасвитаня, Таюнэ ходила лотка, - сказала она снова по-русски, кивнув Айвану. - Ты ходи… твоя бога душа мама, - мирно посоветовала она, старательно выговаривая те самые слова, которые говорил геолог, вспоминая свою маму.
От этих слов Айван дернулся, а брови его подскочили вверх.
- Ты где такие слова слышала? - строго спросил он ее по-чукотски.
- Один человек русский говорил, - улыбаясь, сообщила Таюнэ. - Хороший человек, умный.
- Дурак он! - сердито ответил Айван и приказал: - Чтоб больше этого не говорила! За такие слова губы тебе бить надо.
Но Таюнэ не поверила ему. Продолжая хитровато улыбаться, она сказала:
- Ты, Айван, сам мало слов русских знаешь. Ты в школу ходи, букварь учи, тогда все узнаешь.
Она поправила мешок на плечах и легко зашагала к берегу, оставив Айвана в полной растерянности.
Поздно вечером Таюнэ постучала в школьное окно, одиноко светившее в черноту улицы.
Учительница Оля, увидев Таюнэ, обрадовалась, потащила ее в свою тесную комнатушку, поправила сморщенное на кровати одеяло, убрала с него книжки и газеты и, так как единственная табуретка была завалена тетрадками, усадила Таюнэ на кровать.
- Таюнэ говорить хочет, - сказала Таюнэ и не в первый раз с интересом оглядела стены комнатушки, густо оклеенные яркими вырезками из "Огонька" и разными картинками.
- Ну, говори, говори, пожалуйста, - нежно ответила Оля, забираясь с ногами на ту же кровать.
Оля была молоденькая девушка, с большими серыми и добрыми глазами и тихим, душевным голосом, тем голосом, который сразу располагает к откровению.
- Таюнэ вопроса нада делать, - отчего-то вздохнув, сказала Таюнэ. - Ты сказка "Руслана" знала?
- Ну конечно, - ответила Оля. И, не торопясь, стала объяснять: - Только она не "Руслана" называется, а "Руслан и Людмила". Был такой храбрый князь Руслан, он любил красивую девушку Людмилу, а злой колдун Черномор похитил Людмилу и унес в свой замок. Потом Руслан победил в бою Черномора и освободил Людмилу.
Таюнэ слушала и темнела лицом.
- Зачем тогда Таюнэ - Руслана? - обиженно спросила она. - Зачем Руслана паспорт писать? Руслана - мушчин, Таюнэ - нет. Зачем так начальника милиция делать?
- Ах, вот в чем дело, - поняла Оля. - Но у нас в институте тоже была девушка Руслана. Это имя может быть и мужским, и женским. Ты не переживай, очень красивое имя.
Таюнэ потупилась. Потом, вздохнув, сказала:
- Пускай будет. - И вдруг резко повернулась к Оле, быстро спросила: - Так хорошо один русский человека слова говорил: "Ты ходи… твоя бога душа мама?"
С Олей произошло примерно то же, что и с председателем Айваном. Она испуганно схватилась рукой за щеку, залилась краской.
- Так нельзя говорить! Стыдно. Это грязные слова! - Оля ни разу не слышала в этом глухом селе ругательств и никак не могла понять, откуда они могли прилипнуть к Таюнэ.
Таюнэ молчала, растерянно глядя на Олю.
- Просто безобразие, - возмутилась Оля и, вспомнив, что единственный русский мужчина в селе - киномеханик Андрей, продолжала: - Это, конечно, киномеханик! Я вот с ним поговорю! Но ты никогда не повторяй таких слов. Забудь их и…
Не дослушав ее, Таюнэ вскочила и выбежала из комнаты.
- Подожди, так же нельзя!.. - поспешила за ней Оля.
Когда она выбежала на крыльцо, Таюнэ уже была далеко от школы.
На рассвете в домик Таюнэ постучался Айван. Таюнэ уже не спала - собиралась в дорогу.
- Забыл предупредить тебя, - по-чукотски сказал Айван, заходя на кухню. - Вчера со мной один человек из райцентра по рации говорил, сказал: из лагеря большой бандит удрал. Может, он в нашу тундру пошел, может, не в нашу, но смотреть надо. Я сегодня людей по всем бригадам пошлю, чтоб предупредили.
Таюнэ насмешливо хмыкнула и сказала:
- Помнишь, тогда тоже один человек по рации говорил, что бандиты удрали. Тоже все искали бандитов, а поймали геологов. Кого в село привели, кому руки чаутом вязали? Геологам. Помнишь, как ты прощения просил.
- Да, тогда некрасиво получилось, - согласился Айван. - Тогда Теютин виноват был, он их поймал и панику поднял. Но ты смотри все-таки. И фамилию запомни - Коржов, зовут Александр. Можно еще Шурой звать. Не забудешь?
Таюнэ так и подмывало рассказать Айвану про геолога, которого задержал когда-то в тундре Теютин. Вот бы он обрадовался, узнав, что геолог живет сейчас в избушке! Вот бы удивился, что он ее муж! А еще больше, наверно, обрадовался, если бы она сказала ему, что в их реке можно ловить золото. Только нельзя, никак нельзя сейчас говорить об этом Айвану. Потом она ему, конечно, скажет, а сейчас нельзя…
Таюнэ даже вздохнула, сожалея о том, что должна держать при себе такие интересные новости.
- Так не забудешь? - снова спросил ее Айван.
- Не забуду, - нехотя ответила она по-чукотски, потом по-русски старательно повторила: - Кор-шов!.. Али-сан!.. Шур-ра!.. Кор-шов!..
К заливу они пошли вместе. Айван нес за спиной мешок с углем, Таюнэ - мешок с продуктами и разными покупками.
Село еще спало, утопая в густом тумане. Чем ближе они подходили к берегу, тем плотнее и тяжелее становилась стена тумана. Рассвет припаздывал, у него не хватало сил пробить липкое, туманное месиво, объявшее залив и землю.
Лодка, загруженная еще с вечера углем, была еле приметна у берега. Казалось, она висела в тумане и под ней не было воды. Айван вытряхнул в нее уголь из мешка, другой мешок Таюнэ пристроила на корме, и лодка осела еще ниже. Айван с трудом столкнул ее, и она, жестко проскрежетав по мокрой гальке, ушла в туман, глухо постукивая мотором.
7
За три дня одинокого житья в Шуркиной голове перебродило немало разных задумок и дерзких планов. И только больная нога укорачивала его мечты.
Постепенно он смирился с мыслью, что побег не удался и на сей раз, что за ним вот-вот явятся (он был уверен, что придурковатая девчонка известила о нем) и снова водворят в лагерь.
Дальнейшее рисовалось живо и убедительно: лазарет, опять суд за побег, опять новый срок, опять работа под конвоем и, как финал, - опять побег.
Но когда со стороны реки долетело постукивание мотора, Шурка не стал смирно дожидаться, когда за ним придут, а кинулся в береговые заросли и укрылся среди кустов уже осыпавшегося тальника.
Лодка приближалась медленно, держась берега, и единственным человеком в ней была Таюнэ. Шурка издали узнал ее и, узнав, перестал смотреть на речку, а повалился на спину и закрыл в сладком изнеможении глаза. Его распирала радость от сознания, что все опасности, к которым он себя приговорил и к которым готовился, вдруг бесследно отлетели от него.
Он слышал, как звала его Таюнэ:
- Василя!.. Василя!.. Ходила дома, Василя!..
Он слышал и не отзывался - так хорошо ему было лежать на прохладной земле, глядеть на низкие облака и думать о том, что чудаковатая девчонка вернулась и что ее тревожит его отсутствие.
Он вошел в избушку и удивился тому, как была одета и причесана Таюнэ. Вместо цветастого платья и телогрейки на ней был пыжиковый керкер, расшитый бисером с цветными кисточками у пояса и на коленях, а волосы были заплетены в тонкие косички и уложены на голове, как плетево лозы.
Увидев его, Таюнэ перестала выкладывать на стол покупки и рванулась к нему.
- Трастуй! Где ты ходила? Я тебя не видала! - выдохнула она, сияя раскосыми глазами. И схватив его за руку, бесцеремонно потянула к столу, показала на ворох свертков: - Видала, сколько Таюнэ возила?!
Она стала проворно брать со стола покупки и толкать их в руки Шурке, ликующе приговаривая:
- Папироса тебе курила!.. Валенка тебе ходила!.. Порошка тебе нога лечила!.. Шапка тебе голова!.. Это тебе!.. Это тебе!
Шурка не был заражен чувствительностью, но в эту минуту в глазах у него защипало. Он стряхнул с рук на стол все, чем она его оделила, и, отводя в сторону взгляд, сказал с напускным спокойствием:
- Ну, молодец, дева Мария… Спасибо.
- Зачем говорил Мария? - весело запротестовала она. - Надо говорил Руслана. Такой имя красиво! Надо говорил: Руслана молодеца!
- Ладно, буду тебя Русланой звать, - согласился Шурка.
Внезапно, сам не сознавая, отчего так случилось, он обхватил руками ее голову, уткнулся лицом в мягкую лозу ее косичек и застыл, ощутив дурманящий запах речной воды и осенних трав, исходивший от ее волос. И Таюнэ не отшатнулась от него, не выскочила из избушки, как в прошлый раз, а тихо прильнула к нему, и только глаза ее беспокойно заметались в распахнутых ресницах.
Глаза ее не успокоились и тогда, когда он, так же неожиданно, как обнял, оттолкнул ее от себя и, взяв папиросу, закурил, жадно заглатывая дым, стараясь этими затяжками приглушить в себе ту нежность, которая вдруг пробудилась в нем и которой он сам испугался.
"Ну, ну, раскис, как баба!" - мысленно прикрикнул он на себя, гася одну папиросу и беря другую.
А Таюнэ, не понимая, почему он больно толкнул ее, сердито глядела на него исподлобья и, казалось, ждала, когда он все объяснит ей.
Выкурив подряд две беломорины, Шурка уселся на оленьи шкуры и, наигранно зевнув, сказал:
- Ты чего притихла? Давай лучше ногу мою посмотрим. Тащи сюда свою медицину в порошках. - Он стал разматывать на ноге бинт.
Таюнэ послушно взяла со стола сверток с медикаментами, подсела к Шурке. И сразу забыла о своей обиде, увидев его гноящуюся рану.
- Много плохой нога, да? - жалостливо спросила она, заглядывая ему в глаза. - Василя болит, да?..
- Ничего, до свадьбы заживет, - буркнул Шурка. - Мы ее, стерву, теперь скоро подлечим. Ну-ка, давай стрептоцид. Не тот, вон тот пакет давай…
Он забинтовал густо засыпанную стрептоцидом рану, приговаривал, покрякивая:
- Так… Порядочек… Так…
- Так… Поратошка… - серьезно повторяла за ним Таюнэ, убирая в коробку лекарства. - Порошка скоро лечил стерва нога.
Шурка засмеялся этим ее словам и тону, каким она их произносила.
- Василя мало-мало болит? - обрадовалась она, поняв его смех по-своему.
- Эх ты, разноокая! - весело проговорил Шурка. - Считай, у меня теперь две ноги полноценные.
Вечером Таюнэ внесла в избушку две пушистые медвежьи шкуры, разостлала их в углу, где спал Шурка.
- Таюнэ жина Василя, да? Василя так спать нада, Таюнэ так, - показала она на место у стены и с краю. Потом шутливо спросила: - Василя плакал нет?
- Не буду плакать, мне одинаково - у стенки или с краю, - ответил он несколько обескураженный ее откровенностью. Потом пошел к порогу, буркнул: - Ты ложись, я воздуха похлебаю. Жарко…
Когда он вернулся, Таюнэ спала на самом краешке медвежьей постели, свернувшись калачиком. Шурка задул лампу и лег рядом с нею. И сразу уловил знакомый дурманящий запах речной воды и осенних трав. Он зарылся лицом в ее густые расплетенные волосы, потом припал к ее губам. Таюнэ вскрикнула, вырвалась из его рук и бросилась к окну.
- Зачем так делал? - зло крикнула она. - Зачем кусал Таюнэ? Ты волк, да, если зубы кусал?..
- Ты что, кто тебя кусал? - изумился Шурка, подходя к ней.
- Ты кусал! - с той же неприязнью сказала она, ощупывая рукой свои губы. - Ты плохой мужа, ты кусал своя жина!
- Тьфу, дурная, я поцеловал тебя, - усмехнулся Шурка. И взял ее за руку: - Ну, иди ложись, я тебя не трону.
Но она вырвала руку и с явной угрозой сказала:
- Будет Василя так делать - ружье стрелять буду!
- Ну, история с географией! - засмеялся Шурка. И мирно сказал: - Ладно, будешь стрелять, только иди спать, пол холодный.
Он снова взял ее за руку. Теперь она послушно пошла за ним, прикрывая другой рукой губы.
Они лежали поодаль друг от друга, и оба не спали.
- Ты чего не спишь? - наконец спросил Шурка.
- Сам спишь, Таюнэ потом будет, - ответила она.
- Ты что ж, как охранник, караулить меня будешь? - пошутил он.
- Таюнэ нет охранника, Таюнэ жина, - серьезно объяснила она.
- Какая ты жена! - буркнул Шурка и отвернулся к стене.
Проснулся он от какого-то щекотливого прикосновения - словно кто-то легонько водил по лицу пальцами. Он открыл глаза, увидел склоненное над собой лицо Таюнэ и ее лучистые, устремленные на него глаза.
- Таюнэ просыпала Василя, да? - смешливым шепотом спросила она. И тут же, легонько втягивая в себя воздух, стала быстро-быстро дотрагиваться кончиком носа до его щек, подбородка, губ.
- Так Василя целовала нада… Так нада… - чуть слышно приговаривала она.
И снова на Шурку хлынул запах реки и осени. Он осторожно обнял Таюнэ, осторожно положил себе на грудь ее голову, стал хмельными руками ворошить, перебирать ее волосы. Таюнэ с тихой покорностью подчинилась его ласке…
Днем, собираясь на участок, Таюнэ закинула на плечо винчестер, а другое ружье - двустволку - поставила у порога.
- Василя нада хорошо смотрел, когда бандит ходил, - сказала она Шурке, показав на ружье. - Василя забирал бандит, Таюнэ ждал.
- Какой такой бандит? - засмеялся Шурка, решив, что она шутит.
- Большой бандит лагерь бегал, злой, - ответила она. - Айван говорил, хорошо смотреть нада. Бандит зовут Кор-шов. Але-сан, Шур-ра зовут. Запомнил?
Шурка похолодел.
- Не нада боялся, - заулыбалась она, увидев, как побелело его лицо и дрогнули брови. - Бандит сам боялся испушка ходил. Айван тоже так думал.
- Постой… да какой бандит? Что-то я не пойму… - Шурка силился унять внутреннюю дрожь. - Откуда твой Айван знает?
- Айван нет знает! - весело замотала она головой. - Человека один района живош, эта человека приказа говорил: ловить бандит нада! - И она засмеялась, озорно сверкнув глазами: - Человека района сам бандит боялся!
Она выбежала из избушки, оставив Шурку в тягостном смятении.
Однако, вернувшись с участка, Таюнэ больше не заводила разговора о сбежавшем бандите и лишь через несколько дней сказала Шурке:
- Дурака человека района! Зачем бандит нашу тундру ходил нада? Умка видал, волк видал, да? Дурака большая человека района!
- Факт! - бодро подтвердил Шурка. - Если он сбежал, то на кой ему хрен сюда забиваться? Он на юг пойдет, там аэродромы что надо. Нырнул в самолет - и привет с кисточкой! А в вашей тундре точно - в зубы волку попадешь.
- Таюнэ колхоз ехал, сам Айвану говорила будет: бандит самолета ходил, самолета ловить нада! - сказала она, соглашаясь с Шуркой.
Больше они не вспоминали о беглеце, и Шуркина тревога постепенно улеглась. Совсем он успокоился после того, как Таюнэ уверила его, что ни Айван, никто другой в избушку не приедут, а если и явятся сюда, то не раньше чем зимой, когда в капканы пойдут песцы и надо будет побыстрей отправлять на склад шкурки. Но если и случится такое, то все равно ни пушник, ни приемщик, ни председатель Айван, приехав к ней за мехом, долго здесь не задержатся. Но тогда она, Таюнэ, так спрячет своего мужа, что никто не найдет его и не узнает о той важной работе, для которой его, геолога, сюда прислали.
Шурка хотя и видел, что Таюнэ бездумно верит всякому его слову, но все же посчитал нужным закрепить эту веру наглядными действиями.