Ленка убежала с луноходом, а Кира Сергеевна загрузила мясными полуфабрикатами холодильник - так и есть, молока Ирина не принесла - пошла в комнаты. Ирина сидела у себя перед трельяжем, расчесывала парик. Александр Степанович и Юрий в столовой играли в шахматы. Кира Сергеевна заглянула в ящик на балконе, там в углу валялись три вялых картофелины.
Выходит, никто ни черта не купил! Разгар лета, люди едят овощи, а мы опять будем давиться кашами и макаронами!
Она вернулась в столовую.
- Юра, где же картошка?
Он поднял палец, призывая к молчанию, торжественно снял черную ладью. И только потом ответил:
- Забыл, Кира Сергеевна.
- А что будем есть? Или мне самой еще и картошкой нагружаться?
- В соцстранах, Кира Сергеевна, например в Венгрии, женщины в руках ничего не носят, у них есть специальные тележки…
Он переступил своими маленькими ногами в одних носках и ушел в игру.
Мне еще тележки не хватает, подумала она. Зачем было распределять: Ирина приносит молочное, зять - овощи, муж - хлеб. Все это остается в теории.
Читать нотации? Или схватить сумки, бежать в магазины?
Ленка, гонявшая луноход по всей квартире, вдруг притихла под столом. Слышалось ее натужное сопение. Кира Сергеевна заглянула - ковыряя отверткой, Ленка снимала с лунохода крышку.
- Зачем ломаешь?
- Я не ломаю. Я смотрю, как он сделанный.
Странная девочка. Ни одной живой игрушки, все разобраны, разворочены, чтобы посмотреть, "как они сделанные". Первым куклам пробивала головы, вспарывала животы. "Зачем, им же больно", говорили ей. "И нет, они не правдашние".
Ну был бы мальчишка - понятно. А то девочка с нежными синими глазками. Сказок не любит. Ложится спать, просит: "Расскажи про что-нибудь". - "Слушай про Дюймовочку". - "Не хочу, Дюймовочка не правдашняя. Расскажи про ракету, как она сделанная".
Дитя эпохи научно-технической революции.
Ужинали молча, ели макароны с бифштексами. Александр Степанович просматривал "Науку и жизнь", наугад тыкал вилкой - дурацкая привычка читать за едой! - Ленка болтала ногами, приставала ко всем с вопросом, из чего сделанные макароны. Никто ей не отвечал. Юрий, подняв плечи, уткнулся в тарелку, Ирина надменно и холодно смотрела в отвлеченное пространство.
Так дальше нельзя, думала Кира Сергеевна. Кто-то должен разрядить тяжелое молчание. Сидим, как враги, друг на друга не смотрим - и это родные люди!
- А у меня на завтра идея, - сказала она так, словно продолжала общий разговор. - Махнуть в лес, набрать еды, печь картошку…
- …которой нет, - буркнул Юрий.
- Которую ты сейчас принесешь, - продолжала Кира Сергеевна, - может, грибы в лесу есть…
Ленка подпрыгнула на стуле, захлопала в ладоши:
- В лес! В лес! Хочу в лес!
Все так же холодно глядя перед собой, Ирина протиснула сквозь зубы:
- Мы с Ленкой едем к морю, у нас и билеты куплены.
Юрий, не подымая головы, скосил на нее злые глаза:
- Вдвоем или втроем?
Ирина ответом его не удостоила. Александр Степанович посмотрел на них, сказал:
- Стоит ли? В лесу сейчас сыро, и может пойти дождь.
Так. Острый угол обошел. Кира Сергеевна видела, как принужденно раздвигаются в улыбке его губы.
Громко и весело стал он объяснять Ленке, как и из чего делают макароны, над столом летали его большие, широкие в кисти руки.
- Можно устроить пирушку дома, - опять предложила Кира Сергеевна, - затеем пироги, Юрий съездит на рынок…
- Меня завтра не будет дома, - перебил зять, и Александр Степанович тут же поспешил:
- Стоит ли? Ты устанешь с пирогами…
"Стоит ли?" "Стоит ли?" Ну, и леший с вами, ешьте, что хотите! Что найдете в холодильнике. Мне же лучше. Проваляюсь весь день с книгой, хоть отдохну!
Ирина поднялась, резко двинув стулом. Кинула сухо "спасибо" и пошла к себе.
- Вымой посуду! - крикнула Кира Сергеевна.
Но Ирина не вернулась.
Александр Степанович стал собирать тарелки:
- Мы с Юрием проштрафились насчет овощей, нам и мыть, а на рынок я завтра съезжу.
Кира Сергеевна посмотрела на мужа. Вид у него был такой, словно он один во всем виноват и понимает это. Как, должно быть, ему нелегко, вечно он между молотом и наковальней!
- Нет, Саша, я сама, - тихо сказала она.
Он все-таки не позволил, отправил ее отдыхать. Она легла у себя с книгой, но не читалось, все время думала об Ирине с Юрием, о муже, о Ленке - все словно чужими стали, каждый живет отдельно, только едят вместе. И то не всегда. И случилось это не вчера и не в тот злополучный день ее возвращения, а гораздо раньше, еще до отъезда на семинар, просто тогда не замечала.
Кира Сергеевна ждала, что, может быть, войдет муж, скажет свое обычное: "В конце концов все утрясется, не расстраивайся". Но он не пришел, и она пролежала тихо и одиноко до вечера с ощущением скорой беды. "Семья - крепкий, надежный тыл"- кто это придумал? Как часто этот надежный тыл стреляет в спину!
Вечером Юрий ушел, Ирина собирала у себя сумки на завтра, Александр Степанович смотрел футбол, Ленка выгребала из полиэтиленового мешка плавающие игрушки - тоже готовилась к морю, Кира Сергеевна бродила по квартире с ощущением своей ненужности - хоть бы догадалась дела с работы прихватить или, например, собрались и пошли бы в гости. Но к кому? Они давно никуда вместе не ходили. Да и не к кому ходить.
Воскресенье прошло пусто и тихо, Ирина с Ленкой уехали рано, Юрий ушел и даже не завтракал. Она долго занималась зарядкой, потом постирала, от нечего делать перебрала книги в своем шкафу, обед не готовила, поели вчерашние бифштексы, а день все тянулся - впервые так длинно и незаполненно.
Днем Александр Степанович ушел, сказал: "Прогуляюсь с полчасика". И она подумала: мог бы меня пригласить. Конечно, мы отвыкли гулять, все некогда, все откладывалось на потом, когда будет время, а время не выпадало. А теперь вот выпало, но ему и в голову не пришло, что можно пригласить меня. Отвык.
Вернулся он поздно вечером, вид у него был смущенный, и от него пахло вином. Неужели он стал пить? - подумала Кира Сергеевна. Но ничего не сказала - Ирина с Ленкой были уже дома - смотрела, как неторопливо снимал он пиджак, вешал на спинку стула, как медленно поводил глазами. Лицо его казалось спокойным и вялым.
Он ходил по комнате, постреливая подтяжками, в спине и в развороте плеч было что-то чужое, и широко поставленные глаза были прозрачными и чужими.
Распадается семья, и он тоже страдает. Конечно, ему жаль Ирину, Ленку, Юрия. Кто виноват - неизвестно.
Может быть, виноватых нет. И опять в душе Киры Сергеевны шевельнулось ощущение надвигающейся беды.
Чепуха, какая беда? - тут же подумала она. Ссора с Ириной? Помиримся. Развод Ирины с Юрием? Что делать, придется пройти и через это. Разумеется, никуда я ее не выгоню. И Ленка останется с ней.
Она заглянула в столовую.
- Саша, ты занят?
Он не ответил. Лежал на диване вниз животом, свесив к полу руку. Как был - в рубашке и брюках, спал.
12
Снилось давнее, почти забытое: мать плоско лежит на тощей кровати, в мертво свисающей руке - похоронка на отца. Мать не плачет, только выкрикивает надсадно: "Мама!" "Мама!" И себя Кира Сергеевна видит плачущей навзрыд. Ведь это уже было, зачем же я сейчас плачу, и почему она зовет меня мамой? Вот опять: "Мама!" "Мама!" - кричит Ирининым голосом.
- Мама!
Ирина стоит в дверях босая, в ночной рубашке со странным, длинным и некрасивым лицом.
- Мама, проспись, с Ленкой что-то…
Сердце ударило больно, сильно и замерло. Кира Сергеевна рванула с себя одеяло, сбросила на пол вялые, еще сонные ноги.
- Зачем?.. Что?
- Ленка заболела! - Ирина всхлипнула и ушла, Кира Сергеевна метнулась за ней.
Жарко разметав ручонки, лежала в своей кроватке Ленка. Остановившиеся немигающие глаза смотрели на ночник с плавающими рыбками.
Кира Сергеевна нагнулась, протиснула под горячее тельце ладони, взяла девочку на руки.
- Ки-ра, - медленно, трудно выговорила Ленка, - ведь правда, море сделанное из волн?.. А мама говорит - из соленой воды…
- Правда, милая. Что у тебя болит, родная? Где болит?
Ирина стояла, стиснув у шея руки, смотрела на Ленку и на мать.
- Я боюсь, у меня длинные зубки, - заплакала Ленка. Дернулась ножками и замерла. Кира Сергеевна почувствовала, как потяжелело ее тельце.
- Она бредит, вызывай "скорую"!
Ирина побежала в прихожую, к телефону. Кира Сергеевна слышала, как кричит она в трубку тонким срывающимся голосом.
Это она перекупала Ленку. С жиру бесятся, а страдает ребенок! И хотя Кира Сергеевна понимала, что никакой связи тут нет, ей хотелось кричать и топать ногами - разве им нужен ребенок?
Каждый думает только о себе!
Вернулась Ирина, встала, сцепив руки, и опять лицо ее некрасиво удлинилось, она раскрыла рот, заплакала. Кире Сергеевне стало жаль дочь, и она ничего не сказала, только попросила принести халат.
Ирина принесла халат, накинула матери на плечи. Моталась по комнате, искала свой и никак не могла найти. Натянула платье.
- Разбуди Юрия и отца, пусть Юрий встретит машину.
Ирина ладонями вытерла щеки, опустила голову и пошла.; мелко переступая ногами. Как старушка.
Ничего, все ерунда, мелочи по сравнению с тем, что случилось сейчас. Лишь бы только обошлось…
Кира Сергеевна села на постель Ирины, тихо покачивая девочку, пытаясь губами остудить ее лобик. Глаза Ленки были закрыты, только вздрагивали стрелочки ресниц. Она присасывала сухие, вспухшие губы.
Хочет пить. И надо бы холодный компресс на лоб. Куда они все провалились, спят, как блаженные, некому воды подать!
Нервно стучал лежавший на боку будильник - как шаги хромого: так-та-ак! Сонно плыли в ночнике рисованные рыбки, слабо освещая тревожную комнату с разбросанными вещами и игрушками. Крышка от лунохода валялась на скомканной детской простынке. Ленка всегда спала с какой-нибудь железякой. Всегда из-под нее приходилось вытаскивать колесики, отвертки, детали конструктора. Какая-нибудь гайка оставалась незамеченной, отпечатывалась на боку или на спине.
Возня в прихожей, клацнул дверной замок - это Юрий пошел встречать скорую помощь. Киру Сергеевну удивило, что он не заскочил взглянуть на дочь.
Ирина встала в дверях, Кира Сергеевна тут же послала ее за водой, велела намочить в уксусе полотенце. И все прижимала тяжелое горячее тельце, целовала маленький выпуклый лоб. Ленка тяжело дышала, жарко горели ее щеки, дергались опухшие губы, как будто она хотела что-то сказать.
И вдруг Кира Сергеевна подумала: это мне - в наказание. Кара мне. За те мысли, за то, что позавидовала Благовой и возмечтала об одиночестве. Надо бы плюнуть на все эти раздоры, заняться Ленкой, беречь ее, не пускать на море… Или самой с ними поехать…
Вошел Александр Степанович с заспанным лицом.
- Что с ней?
Кира Сергеевна не ответила. Он протянул руки:
- Давай ее мне.
Она покачала головой, крепче прижала к себе девочку. Сквозь рубашонку чувствовала, как пульсирует все ее тельце.
Ирина принесла в чашке воду и мокрую салфетку. В комнате остро запахло уксусом. Напоить Ленку не удалось - она стискивала зубы и отворачивалась. Ирина смочила ей губы, обложила голову салфеткой. Ленка длинно простонала и открыла блестевшие от жара бессмысленные глаза.
Ирина смотрела на дочь, покусывая губы, по щекам ее сыпались слезы.
Александр Степанович тихонько похлопывал ладонью по ее плечу.
Комнату протянуло сквозняком, появился Юрий, за ним вошли две женщины в белых халатах. Та, что постарше, сказала строго:
- Дайте свет и выйдите все, кроме матери.
Александр Степанович и Юрий отошли к дверям. Ирина забрала у Киры Сергеевны Ленку, глазами попросила: не уходи.
Женщина помоложе - медсестра - поставила на стол черный ящичек, открыла его.
Врач приказала раздеть Ленку, долго слушала ее, мяла пальцами кожу, давила щеки, пытаясь заглянуть в рот. Ленка от прикосновений вздрагивала, закатывалась криком.
Ирина дергала бровями, как будто и ей было больно.
- Будем забирать, - сматывая трубки, сказала врач. - Острое респираторное заболевание, угроза пневмонии.
Ирина всхлипнула. Врач поглядела на нее, сказала:
- Одевайте ребенка.
Суетясь и мешая друг другу, одели плачущую Ленку. Кира Сергеевна подала ее Ирине, сказала:
- Сейчас оденусь и тоже поеду.
Врач остановилась у дверей.
- Поедет мать, бабушек и дедушек мы не возим!
Она вышла, за ней - медсестра с непригодившимся черным ящичком.
Ленка тянула к Кире Сергеевне руки, кричала:
- Кира, хочу с тобой! Кира!
- Сейчас, сейчас…
Кира Сергеевна побежала к себе, сорвала халат, путаясь в рукавах, надела блузку.
Посмотрю, как вы меня не повезете, посмотрю!
В прихожей Ленка вцепилась ей в руку.
- Кира, не отдавай меня!
- Я с тобой, с тобой!
И в лифте Ленка держалась за руку Киры Сергеевны. Она устала плакать и теперь поскуливала, приложившись щекой к Ирининому плечу.
Врач уже сидела в санитарном "рафике" рядом с водителем. Кира Сергеевна подошла к машине:
- Я бы тоже хотела поехать… Пожалуйста… - она удивилась, как слабо и робко произнесла это.
- Возить бабушек у нас транспорта не хватит! - отрезала врач. Крикнула Ирине: - Мамочка, садитесь скорее, вы не одна у нас!
Живодерка! - выругалась про себя Кира Сергеевна. Сейчас она чувствовала себя бесправной и беспомощной перед непостижимыми правилами, которые неизвестно кто выдумал.
Ирина с рыдающей Ленкой уже сидели в машине, из подъезда выбежал, на ходу надевая пиджак, Юрий, за ним - Александр Степанович.
Юрий решительно зашагал к машине. Врач высунулась поверх опущенного стекла, пропела низким, толстым голосом:
- Това-арищи, нельзя же так!
Но Юрий рванул дверцу, вскочил на подножку.
Надо бы и мне так, подумала Кира Сергеевна, но уже заурчал мотор, заглушая Ленкин плач, вылетело едкое облачко газа, машина развернулась и укатила.
Сразу стало тихо, темно и пусто. По черному небу мчались серые облака, у подъездов темнели кусты роз, далеко в слободке густо лаяли собаки.
- Пошли, - сказал Александр Степанович и обнял ее за плечи.
Она опять посмотрела на небо с голой и бледной луной в разрыве облаков, на свои тревожно освещенные окна.
- Я поеду туда. - Она взглянула на часы, но ничего не поняла. - Поеду в больницу.
- Что ты, Кириллица… Уже три часа, троллейбусы не ходят.
Она замерзла, передернула плечами, но все стояла, соображая, далеко ли пешком. Потом вспомнила, что не знает, в какую больницу повезли Ленку. Не догадалась спросить.
- Пошли, может, Ирина позвонит, - сказал Александр Степанович.
Они поднялись в лифте, вошли в распахнутую дверь - ее никто не догадался захлопнуть. Кира Сергеевна нашла на кухне сигареты Ирины, закурила. Александр Степанович поставил на газ чайник.
Это мне наказание, опять подумала она. Не от бога - от жизни наказание. У меня, видите ли, Время Работы, а семья мешает, значит, и Ленка мешает. Каждый ушел в свое, до Ленки и дела никому нет - вот жизнь и ударила по самому больному.
Она курила мало и редко, больше баловалась, а сейчас прикончила сигарету до фильтра, и ее слегка тошнило.
- Не паникуй, Кириллица, все утрясется… Через неделю Ленка будет дома, вот увидишь.
Он гладил ее руки своими большими теплыми ладонями, они сидели рядом, как когда-то, когда болела маленькая Ирина, а они были молодыми. Никогда и ничего она так не пугалась, как болезней Ирины, сразу ударялась в панику, изводила врачей, изводилась сама, не спала ночи, и Александр Степанович с ней не спал, сидел вот так же рядом, гладил и целовал ей руки, поил чаем и повторял свое привычное: "Все утрясется". Ей становилось легче, спокойнее. Чувствовала, что рядом - человек, который главнее и сильнее ее, его надежные руки отведут беду.
Когда она переступила через этот привычный порядок вещей? И зачем переступила? Зачем стала сильной и главной? Сильных никто не щадит, и сами они не щадят себя.
Александр Степанович тронул мягкими губами ее руку, и вдруг ей показалось, что все вернулось. Из детской сейчас выйдет в мягких тапочках мать, скажет про Ирину: "Уснула, и температура упала". И Кира Сергеевна уткнется в плечо мужа, выплачется, и сразу станет легче.
Но нет, легче не станет. Но выйдет из детской мать, а сама она давно отвыкла плакать.
Зачем я ушла из школы? Зачем взвалила на себя тяжелую ношу и забросила семью? Разве мало других, бессемейных женщин, которые, не жертвуя ничем, могли бы занять мое место? Разве городу без меня не обойтись, именно я ему нужна?
Она представила себя без этой работы, без вечной спешки, без сладкой усталости, без людей, к которым привыкла… Город, залитый огнями, и среди огней - ни одного, который зажгла я…
Город без меня обойдется, я без него не обойдусь. В этом все дело.
Они пили свежий крепкий чай, и Кира Сергеевна думала, что теперь-то все пойдет по-другому. Лишь бы скорее опять зазвенел в этих стенах Ленкин голосок-звоночек. Опять будет спать на луноходах, самосвалах, ракетах. Гайки будут отпечатываться на ее боках. Ленку возьму на себя - как бы тяжело не было. Что ж, повезу два воза. Должна выдержать. Или упаду, как кляча в борозде, от забот и усталости.
У каждого - свой крест, и надо его нести до конца.
Телефонный звонок рассек тишину. Кира Сергеевна бросилась в прихожую.
Звонил Юрий, сказал, что температуру сбили, Ленка уснула. Голос его звучал спокойно, твердо, и она тихонько передохнула.
- Но Ирину с ней не оставляют.
- Как - не оставляют? Почему?
- Такие тут порядки. Кира Сергеевна, вы должны позвонить в горздрав!
Ее покоробило это "вы должны".
- Какой горздрав, сейчас ночь!
- Ну, не знаю, позвоните домой кому-нибудь, что ли! Ирина сказала, что из больницы не уйдет!
Дурацкие порядки - матерей не оставляют - и кто их завел? Но тут же она подумала: чтобы оставлять матерей, палаты должны быть в два раза больше.
- Вы меня слышите, Кира Сергеевна?
Она знала, как трудно будет ей просить об исключении, никогда ни к кому с личными просьбами не обращалась, а сейчас ее вынуждали сделать это.
- Кира Сергеевна, слышите?
- Не кричи, слышу! - сердито сказала она. - Какая больница?
- Первая детская. Мы будем ждать.
Короткие гудки жалили висок, она медленно положила трубку. Посмотрела на Александра Степановича. Он стоял рядом, в руках - забытый стакан с чаем.
- Ирину не оставляют там, - сказала она.
- Я понял.
Кира Сергеевна знала, что муж не станет уговаривать, не станет давить на нее. Он молча разглядывал стакан и не уходил. Ждал.
Не для себя же я буду просить, для Ленки. Эта маленькая хитрость успокоила Киру Сергеевну.
- Саша, принеси из сумки записную книжку.
По тому, как кинулся Александр Степанович в комнату, поняла, как он обрадовался.
Она дважды набирала номер. Длинно извинялась, путано вводила заведующую горздравом в курс дела и только потом добралась до просьбы. Слышала свой просящий голос, испытывала унижение.