Он встал из-за стола и подошел к окну. Над землей витала легкая синева, дымили металлические стеллажи. Парни, подставив солнцу бледные спины, курили.
- Придется оформить ребятам внедрение лебедки, - глядя на голые спины, вдруг решил он. - А лучше сразу поставить кран. Права ведь Логинова, хотя многого и не понимает.
За свою жизнь Шавров повидал много разного народа. Были у него не нормировщики - артисты. Умели из ничего взять деньги. Были и куражливые, мелкие, чванливые - те норовили власть показать, другого унизить, поставить на колени бригадиров. Были и играющие в поддавки. Шавров до поры до времени смотрел, не вмешивался, но в нужный момент говорил свое слово, и все становилось на место, все шло по принципу - вперед не забегай, но и не отставай. Он и Логинову взял, если признаться, из-за Михаила. Больших надежд не возлагал. В лучшем случае будет помощница - переписчик нарядов, а расценку с ценника переписать в наряд большого ума не требуется. Однако молва, что Валентина знает наперечет все подшипники и может на память сказать даже номер, его насторожила. Монтажники любят травить байки - это известно. Но вот теперь он другими глазами посмотрел на Логинову. Характер есть, хватка, знание, и за дело болеет. Но и тут - он по опыту знал - бывали такие светила, в луну костыль вобьют, но скоро радение у них пропадало.
- Поживем - увидим, - любимой фразой отшил от себя мысли о Логиновой и сел за чертежи.
За окном послышались голоса. Шавров узнал Ушакова. Только он так разговаривает с Дашкой. Шавров набросил телогрейку и вышел на площадку.
- Э-э, стойте. Как попало не ставьте, а давайте сюда под навес, - командовала Валя парнями, - аксоль занесите в прорабскую.
Шавров подошел к бочке, взял на палец сурик, растер - похоже, то, что надо.
- Валентина Васильевна, зачем эти бидоны в прорабскую? Кто твою олифу выпьет? Разве Дашка, - заспорил Пронька.
- Если трудно тебе, я сама занесу, - на ходу бросила Валя.
- А я разве сказал - трудно? - обиделся Ушаков. - У нас все по площадке валяется.
Эти слова задели Шаврова. Действительно, все разбросано. Дождь ударит - электроды не закрыты. Надо какой-то навесик соорудить.
- Ты, Ушаков, топор можешь держать?
- Тесал. Дашке избу, что ли?
- Какую избу?
- Ну, конный двор.
Шавров безнадежно махнул рукой.
- Склад.
- Могу из металла, на санях - несгораемый.
- Занялся бы.
- Скажите Логинову, займусь.
- Меня не признаешь, что ли?
- Признаю, - округлил глаза Дошлый. - Логинов - бригадир…
- Извини, Прокопий. Учите прораба. Так его, носом об лавку. - Шавров подошел к Дашке.
- Что это с ним? - пожал плечами Ушаков. - Видно замордовали мужика. А тут еще эта Валька чих-пых дает… От нее, видать, никому пощады, как только Мишка терпит?
Ушаков носил в прорабскую олифу, с таким шумом ставил бидоны под стенку, что стекла содрогались и звенели, как при бомбежке.
Григорий Григорьевич хотел было сделать ему замечание, когда тот выйдет за очередным бидоном, но из прорабской донесся голос Сереги-керамзитчика. Григорий Григорьевич поспешил к Вале на выручку. Как только он вошел, Керамзитчик метнулся к нему.
- Григорий Григорьевич, что это за порядок? - махал он тетрадью. - Тогда писали сами наряды и теперь. Зачем тогда нормировщик?
- А чего бы ты хотел, Сергей? - спросил Шавров в свою очередь.
- Ничего не хотел. Вот описание работ, а уж нарядчик пусть рисует наряды. А то каждый норовит с ложкой.
- Хорошо, оставь свой талмуд…
- А что толку оставлять? Вон она воду вычеркнуть велела. Пусть сама и черпает, хоть туфлей на высоком. А что на самом деле, кто ни придет - свои порядки устраивает.
- Погоди, Сергей. Ты ведь раньше писал сам наряды.
- А что годить? Сам себе зарплату я буду строчить? Я писать, а вычеркивать - она. Если по закону, то дай мне наряд, а потом спроси работу.
- Да подожди ты, - построжал Шавров. - Что ты как на базаре.
Бригадир бросил на стол свою тетрадку и вышел, хлопнув дверью. Валя сидела, обхватив ладонями пунцовые щеки. Помолчали.
- Ну и характер у парня, - наконец сказал Шавров, - не любит возиться с бумагами. Как за наряды, так скандал…
- Значит, недостаточно подготовленный, технически безграмотен, - заметила Валя.
- Вроде это не его обязанность - сочинять наряды, - возразил Шавров.
- Но хороший бригадир не упустит эту возможность. Бригадир тогда видит результат своей работы, и труд бригады уже более целенаправлен.
- Это что, Валентина Васильевна, политграмота? - натянуто улыбнулся Григорий Григорьевич. - Или вы отказываетесь писать наряды? Так я вас понял?
- Переписывать расценки из книг большого труда не составляет, - уклонилась от прямого ответа Валя.
- А вычеркивать выполненный объем работы - тоже ума не надо, - досказал Шавров.
У Вали снова прихлынула к щекам кровь.
- Простите, Григорий Григорьевич, я что-то недопоняла, что-то не уяснила. Мне надо разобраться…
- Я вас не тороплю, - примирительно сказал Шавров. - Осваивайтесь. Вот вам конкретный случай. Мы говорим бригадиру: нас не касается, как ты будешь осушать котлованы, насосов у нас нет. Но мы требуем бетон уложить насухо. Здесь так: проявил смекалку и осушил котлован - мы ему платим ручной отлив. Другой случай: дали насосы, а в нарядах у него ручной отлив, вот тут вы стойте насмерть, улавливаете разницу? Мы ведь, Валентина Васильевна, всегда по сдаче нарядов плетемся в хвосте, оставались и без зарплаты. Все было.
- А почему вы не возьмете себе мастеров? В штатном расписании у вас четыре мастера, прораб.
- Привык с бригадирами работать. Знаете, мастер - промежуточное звено. А так прямая связь с исполнителем. Вот если бы мастер-инженер и он же - бригадир. Это эффективно. Но не идут мастера в бригадиры, и денег меньше получают, а не идут…
- Без нормировщика ведь тоже можно обойтись.
- Можно, - согласился Шавров. - Вполне. Я ведь распоряжаюсь кредитами, мне доверяют людей, машины, оборудование, материалы, но деньги… - Шавров заулыбался, - если я захочу оплатить фиктивный наряд, то поставлю вторую подпись и оплачу.
- А если вас нормировщик поймает за руку? - уже на свойский тон перешла Валентина.
- Ну что ж, разбирательство сделают, начет одну треть… Такого нормировщика я потом уволю.
- Откровенно.
- Но я заинтересован, чтобы нормировщик помогал мне и не допускал моих просчетов. Стоял на стороне закона.
- А как же может нормировщик быть на стороне закона и на стороне нарушителя этого закона одновременно? Вот грузим лебедкой, а пишем - вручную. Как тут быть? Я такой наряд, при всем уважении к вам, не подпишу. Опротестую… И значит, вы меня уволите? А вот при изготовлении колонн вы, Григорий Григорьевич, недоплачиваете рабочим. Ни в одном наряде нет предварительной сборки.
- Но ведь мы ее не делаем, - возразил Шавров.
- А по техническим условиям вы обязаны делать предварительную сборку.
- Что из этого следует? - насторожился Шавров.
- Или делать сборку, или внести рацпредложение, исключающее эту сборку, и получить за усовершенствование…
- А если я не знаю, как это сделать?
- Тогда я предлагаю жесткий кондуктор. А то ведь что получается: при сварке деформируется конструкция, отклонения незначительные, но нагрузки меняются. Вот расчеты. - Валя вынула из стола чертеж, передала Шаврову. - Ой, мне пора, - поглядела на часы. - Можно я пойду?
- Да, идите, пожалуйста, чего спрашиваете?
Валя поспешно собрала бумаги со стола, убрала их в стол, оделась и, попрощавшись, вышла.
Михаила не было.
"Вот ведь не дождался и за мной не зашел", - подумала Валя. На душе стало нехорошо. Она заметила, что в последнее время Михаил сторонится ее. А ведь она мечтала, как будет хорошо, если они будут вместе работать. И не надо будет волноваться, не надо гадать, что случилось, почему задержался. А сейчас выходит еще горше. Самый близкий человек сторонится, не доверяет.
Валя зашла в магазин, продавали ряпушку, хоть и очень была бы кстати свежая рыба, но не решилась стоять в очереди. Михаил, наверное, ждет. Купила хлеба и заторопилась домой. В подъезде ее встретил Ганька Вязников. Он был в новом костюме со свертками в руках.
- Валюшенька, шанежка ты моя, - пропел Ганька. - А я вам дверь с петель чуть не снял.
- Ты что, Ганька, по лотерее выиграл?
- Один раз живем. Ты понимаешь, Валя, линию сдали, никто не верил, сам Бакенщиков не предполагал, что реку возьмем, никто не верил, а взяли…
Валя открыла дверь, Вязников ввалился в комнату, бухнул на стол свои свертки.
- Ну, до чего же я соскучился по вас. - Ганька сграбастал Валю, и ей стало трудно дышать, вкруг голова пошла, она уткнулась ладонями в его широкую грудь, но не было сил оттолкнуть его.
- С ума сошел, - наконец выдавила Валя.
- Схожу, схожу, Валюшенька, это точно. - Ганька отпустил Валю, круто повернулся. - Ставь самовар, я скоро вернусь, один момент. - И выбежал из комнаты.
Вскоре пришел Михаил, Валя все еще сидела в пальто, положив на край стола сумочку.
- Что с тобой? - наклонившись над Валей, спросил Михаил. - Ты какая-то квелая, бледная. Захворала?
- У нас гость, Миша, - сказала Валя.
- Это очень хорошо. Ганька нагрянул, по почерку вижу, - похлопал он по свертку. - Куда же он исчез?
Валя на кухне гремела посудой и не слышала Михаила.
Михаил выдернул из свертка вяленого хариуса и на кухню.
- Мне очень тяжело, Миша, - сказала Валя.
- А мне легко? - Михаил отшвырнул рыбину. - На рубле едем, рублем погоняем.
- Рублем помыкаем, - подсказала Валя и отвернулась.
- Парни уже смеются, - в запальчивости сказал Михаил. - Везде ты успеваешь. Сидела бы уж лучше дома. Вон сегодня опять ковры давали, на материке-то не разбежишься.
- Ох, - простонала Валентина и опустилась на табуретку.
На столе в хрустальной вазе остывало закатное солнце. И от него на Валином лице красные пятна. Ваза потухла. На пол легли размытые от рамы тени.
- Как нелепо, - вздохнула Валя. Обвела взглядом комнату, словно впервые ее увидела. Ковры, ковры на стенах, на диване, на кровати. - Как пылью пахнет… Все не соберусь зимние рамы выставить - совсем нет воздуха. - Она снова вернулась на кухню и оттуда слышала, как вошел Вязников, как встретил его Михаил, как они, с Михаилом кряхтели, тузили друг друга. Не ко времени гость…
- Где же наша царица-бригадирша, - басил Ганька и лез на кухню. - Ты только, Миха, не переживай - уведу я у тебя Валентину, вот увидишь… Как пить дать… Закрой-ка, шанежка, глаза. - Ганька спрятал руки за спину.
- Да будет тебе. Мойте руки, садитесь за стол.
- Не-е, - преградил дорогу Вале Ганька. - Тут дело пахнет керосином. Осторожнее с огнем!
- Ну закрой, что тебе, - влез в разговор Михаил.
- Вот смола! Только не целоваться.
- Теперь открой.
- Ой, - захлопала Валя ресницами, - прелесть какая. Из чего они? - огладила Валя серебристый мех вышитых бисером сапожек.
- Из оленьих лап, лучшая мастерица Чукотки сработала. Нравятся? Тебе, шанежка.
- Ну что ты, - посерьезнела Валя, - не возьму.
- Не понравились? - Ганька даже опешил. - Обидишь, кровно обидишь. Всю бригаду лэповцев под нож поставишь.
- Ну в честь чего? Сам посуди. Такую дорогую вещь прибереги для своей невесты. Куда уж мне.
- Миха, ты слышал? Да для невесты и заказывал, уж только долго колдовала бабуся. Невеста успела состариться. Кланяться парни велели вам, Валентина Васильевна, - Вязников поклонился.
Михаил подтолкнул Валентину.
- Спасибо! Передай большое спасибо ребятам.
У Вали заблестели глаза.
Ганька глянул Вале в лицо, потом на стену, посмотрел себе под ноги.
- Ох ты. Я вам тут наследил. - И стал разуваться. - Как хозяин, так и гость…
Ганька чечеткой прошелся по комнате.
- Отобьешь лапы-то, медведь… еще сгодятся.
- Что нам, Миха, жалеть. Будет день - будет пища… Главный инструмент не ноги - душа. Я вижу, ты вот в коврах окопался, а Валя что-то невеселая. Будто зубы болят… В кооператив-то вступил?
- Под крышу подвели. Теперь машиной бредит, - сказала Валя.
- Ну, этого я не одобряю, - хлопнул Ганька Михаила по спине. - Дай-ка по рюмахе, да я в клуб навострился, речи послушать, знамя ЛЭПу будут вручать. - Ганька подсел к столу. - Ты учти, Миха, закрепостить душу ничего не стоит, а вот выбраться, подчас и жизни не хватает хватальщикам. Пока душа поет, до тех пор человек живет… - Ганька с азартом стукнул по донышку, и пулей вылетела пробка, плеснулся на стол вермут.
Ганька наполнил фужеры пенистым терпким вином.
- Ну, будем, чтобы хозяева не журились.
- Да с чего ты взял, - деланно обиделся Михаил.
- Ладно, ладно, я уже сказал, если будешь спать и видеть свой лимузин, то зачем тебе жена? - Ганька запрокинул рюмку и встал из-за стола.
- Закуси. Не поел даже, - забеспокоилась Валя.
- Со знаменем приду, если не возражаешь…
- Приходи, - сказал Михаил и посмотрел на Валю.
- Рады будем, заходите…
- Э-э, сквозь зубы получается. Радуются не так.
- Ну ладно, Ганька, будь человеком, - обиделся Михаил.
- Буду, - сказал Ганька и налил еще фужер.
- Зачем ты ему сказала о машине? - выговорил Михаил Вале, когда они остались одни.
- А что? Разве не так?
- Это наше, семейное и больше никого не касается.
- Почему ты, Михаил, не захотел, чтобы я посмотрела, как вы будете трубу поднимать?
- В кассе увидишь, в наряде, - засмеялся Логинов. - В наряде не пусто - в руках хрустко… Стоит, Валя, труба, вот в чем дело. Давай еще по рюмашке за Ганькино здоровье.
Валя встала.
- Я думаю, Михаил, работа должна в наряде отражаться, как в зеркале…
- Э-э, постой. - Михаил схватил Валю за фартук и не дал ей уйти. - Кто рисковал? Мы рисковали!
- Рисковал Шавров, - отрезала Валя. - Когда это все случилось, - вздохнула Валя, - когда?
- Что - когда?
- Когда ты стал дельцом? - Валя выдернула из рук Михаила фартук.
- Слушай, Валентина, - глаза у Михаила посветлели, - я могу и обидеться. Знай край и не падай!
- Что на правду-то обижаться? Шаврова я могу понять…
- Ну что ж, действуй. Он мужик холостой, - по-своему истолковал Логинов. Сказал и осекся. Но было уже поздно.
- Примем это за шутку, - Валя отстранила руку Михаила.
- Ну что ты все так близко к сердцу принимаешь? Разве я напрашивался трубу поднимать? - не знал, как и замять этот разговор Михаил. - Ты же знаешь, упросили меня. Бакенщиков жал. Наряд принесли, силком засунули, запихали…
Валя и сама знала, как все происходило с трубой. Перед глазами во всех подробностях промелькнул тот день, видела, как приехал начальник стройки, и слышала, о чем говорил с Шавровым. Шавров доказывал Бакенщикову, что к подъему трубы он не готов, на стройке нет полиспастов, под якоря еще не вырыты даже котлованы. Бакенщиков сел на стул и долго молчал, прикрыв ладонью глаза. Потом поднял свою большую голову и долго, не отрывая глаз смотрел на Шаврова.
- Понимаю, - сказал Григорий Григорьевич, - котельная нужна…
- Не пошел бы я на это, - с хрипотцой выдохнул Бакенщиков, - вместо бетонных "мертвяков" используем бульдозеры. Вот наряд, я сам его подписал, в случае… ты будешь ни при чем.
При этих словах у Шаврова дернулось веко. Валя это хорошо видела.
- Извини, - сказал Бакенщиков, - извини, Гриша.
Валя хоть и внимательно слушала весь разговор, но к сердцу не приняла, и только когда Бакенщиков собрался уходить и сказал: "Все, что можешь, сделай, все разрешаю - людей сохрани…", Валя поняла, что означает подъем трубы: на центральной котельной вместо бетонных "мертвяков" ставят бульдозеры. А вдруг бульдозеры сдадут и упадет труба? Потому Валя и встревожилась, а Михаил не сказал, когда будут поднимать трубу.
Подъем трубы занял не больше сорока минут, но риск был большой, и в первую очередь Шавров подставлял шею. Конечно, рисковал и Логинов, но Логинов гроши получил, и немалые. Вот что Валю возмущало. В первую голову за людей и работу отвечал Шавров.
- Я могу вернуть наряд, - после некоторого раздумья сказал Михаил, подливая в фужер вермут. - Но мои ребята этого не поймут…
- Где понять. По двести рублей за час. В конечном счете, дело не в рублях, а в совести. Развращают людей такие наряды. Вот, Миша, что. Красивый поступок превращается в сделку.
- Ну, а ты бы как поступила?
Валя присела на стул рядом с Михаилом и горячо сказала;
- Если бы мне сказали, иди на смерть и дали двести рублей - выживешь - твои, я бы не взяла. - Валя поискала еще какие-то слова, но вдруг взяла Михаила за плечо - Ты не думай, Миша, что я такая бессребреница, призываю работать за так, на энтузиазме. Нет. По справедливости. По затраченному труду… Понимаешь?
- Я тоже не грабитель какой. - Михаил поднялся, принес из кухни папиросы, закурил. - Что-то я не замечал, чтобы отказывались от денег, - затягиваясь, снова начал разговор Михаил. - Если откровенно, то мне не нравится, когда душу покупают. Теперь в бригаде складывается дело так, что вольно и невольно думают, как бы куш сорвать.
- О том я и говорю, - поддержала Валя. - Вспомни, Миша. Был ты слесарем, личность. Думаешь, за что я тебя полюбила - признаюсь тебе в любви, - улыбнулась Валя.
- Ну-ка, ну-ка, интересно, - Михаил поерзал на стуле. - Давай!
- За что полюбила? Полюбила, и все. А кто может сказать, за что. Любят, и все.
- А вот за что ненавидят, можешь сказать?
- Могу. Ты ведь на мелочи, Миша, не обращал внимания. Большой человек - не мелочный. Вспомни, как ты изобрел гидроподъемник. Я гордилась тобой.
- Но ты уводишь в сторону. Ты хотела сказать, за что ненавидят.
- А помнишь, раньше, Миша, ты никогда не пересчитывал зарплату, бросал пачки в стол, и все.
- Но ведь я тогда не думал ни о кооперативе, ни о машине, - Михаил обнял Валю.
- А я думала о тебе. И когда встретила тебя, не обманулась. У меня словно крылья выросли. А сейчас мы должны сами разобраться, что в нас происходит. Мы самые близкие люди.
- Валя!
- Михаил, подожди. Я тебе не говорила, как засасывала меня эта возня с коврами, а потом я еле сдерживала себя, чтобы еще один не купить. И как я обрадовалась, что мы будем вместе работать, станем ближе, забудем ковры, будем за одним столом с друзьями пир пировать, не дрожать за тряпки. Но ты все дальше. Когда человек, Миша, к себе гребет, он начинает ловчить. - Валя долгим сухим взглядом впилась в Михаила.
- Что-то не улавливаю смысл последних слов: одна курица от себя гребет. - Михаил попытался отвести глаза. - Пройдет это. Валя, у тебя. Вот увидишь. Все образуется. - Михаил встал и ушел на кухню.
- Не понял, ничего не понял, - вырвалось у Вали.
Михаил прикурил, погремел кружкой, напился, вернулся в комнату.