Но Ничипор, просияв всем своим аскетическим лицом, дрогнув губами, вероятно собираясь что-то сказать Павлу об отце, вдруг оглянулся, как-то сник весь и с сожалением тяжело вздохнул.
- Распологайся, Павлик, будь как дома... - И вернулся к столу, сел на прежнее свое место.
"Странный мужик, - подумал Павел, - но есть в нем второе дно какое-то..."
- Да ты лампу-то засветишь, или так будем сумерничать? - вновь напомнил Ничипору Евтей.
- Пришли тут, понимаешь, нашумели, да еще и командуют, - то ли в шутку, то ли всерьез проворчал Ничипор, но лампу тотчас зажег и, спросив, будут ли тигроловы есть беличье мясо, поставил на стол большую закопченную кастрюлю, выставил миски, кружки, выложил две румяные лепешки, сухари, масло, сахар, двухлитровую банку с брусникой. - Все тигру ищете, шастаете по чужим путикам, зверей пугаете, беспокойство от вас одно. Кружки вот только три у меня, еще свои две доставайте, и миски одной тоже не хватает, и ложку одну еще надо. Народ неугомонный! Собак своих не забудьте накормить, там у меня под крышей связка беличьих тушек. Четыре тушки сварить разрешаю...
При свете лампы Ничипор, в полурасстегнутой серой рубахе, обнажавшей смуглую волосатую грудь и перехваченной на поясе ремешком, на котором в кожаном чехле висел небольшой нож, с копной черных, как у цыгана, волос, с лицом, иссеченным глубокими морщинами, заросшим седой и жесткой щетиной, был похож на актера, который мог бы играть в фильме роль преступника или пирата без всякого грима. Невысокого роста, худощавый и жилистый, слегка сутулясь, он и разговаривал, и двигался порывисто, но как-то не до конца доводя свое резкое движение или сказанное слово. Так, вероятно, замедляют ограничителями движение тугой пружины. Именно о такой пружине и подумал Павел, наблюдая украдкой за Ничипором. "Тяжелый человек", - говорили о нем промысловики. Никто с Ничипором не желал охотиться дольше одного сезона, впрочем, все признавали, что человеком он был и справедливым, и в высшей степени порядочным.
Тигроловы выложили на стол и свои продукты.
- Ну, это вы зря! - сказал Ничипор. - Вам в походе еда пригодится. Сколько еще шастать будете по тайге - неизвестно, а у меня с продуктами излишек, да дома и солома едома. Так что убери-ка все это, Николай, свет Савельевич, обратно в котомку.
Он сказал это спокойно, но так твердо и непреклонно, что Николай тотчас торопливо сложил все в мешок. Павел обратил внимание на то, что, разговаривая, Ничипор старается смотреть больше на Евтея, иногда и на него, на Павла, а Савелия и Николая как бы вроде во внимание не берет. "Не зря все это", - подумал Павел. Еще успел приметить он, что Николай, обычно разговаривавший со всеми чуть-чуть свысока, с Ничипором держался подчеркнуто учтиво, больше отмалчивался. Хозяин избушки нравился Павлу все больше и больше.
Во время ужина, разговаривая о том о сем, Евтей осторожно заговорил о тиграх:
- А слышь-ко, Ничипор! Правду, нет, говорят, в прошлое лето на твоем участке милиционер с прииска в тигренка из пистолета стрелял? Будто бы тигрица с имя через плес переплывала, он-то, милиционер, тут как раз хайрюзов на удочку ловил, ну и зачал палить, когда они около него на берег выбрались. Одного будто бы ранил... Так ли?
- Наболтали! Совсем не так было дело. От народ! - Ничипор покачал головой. - Случится на грош, а наврут на полтинник. Милиционер-то этот в кумпании был, при свидетелях, выпивали они, ну и тигр-то самец, не самка вовсе - правда, с той стороны в речку вошел, плыть собирался к им, на энту сторону. Милиционер из ружья и пальнул вверх - это чтобы зверь-то не посмел переплывать на эту сторону. Ну, он, конечно, назад, в тальники - и был таков. Вот и вся история... Наплетут же!
- Значит, не тигрица это была? - с сожалением спросил Евтей.
- Нет, не тигрица.
- Та-ак... Ну а это самое, Ничипор, того, ты это самое... Тигрицу не примечал в этом году?
- Тигрицу? - Ничипор хитро посмотрел на Евтея, достал из кармана кисет, не торопясь скрутил из клочка газеты папиросу толщиной в палец, закурил, блаженно щурясь.
- Может, не сейчас, так хоть летом иль хоть осенью видал след ее, а? - после долгой паузы осторожно переспросил Евтей. - Должна она где-то в этом районе быть.
- А почему думаешь, что должна? - Ничипор, словно озоруя, выпустил в сторону Евтея такую струю дыма, что тот поспешно замахал рукой и хотел было рассердиться, но, спохватившись, лишь брезгливо поморщился.
- Почему должна, спрашиваешь? Да потому, что леспромхозовцы видели ее следы перед снегом. Сказывали, будто чушку задавленную видели. И мясо в разные стороны растаскано. Взрослый тигр мясо не растаскивает, только молодые так делают - значит, с тигрятами была. Тут спокойно, и чушка в кедрах держится, значит, и тигра должна быть, ежели не подшумели ее, конечно.
- Хм, ишь как у вас все расписано... - Ничипор обвел тигроловов насмешливым взглядом. - Должна - и все дела, вынь да положь! А что, если должна, да не обязана? Вы что, ее привязали? Нету ее в этих местах, ушла, должно... - Он произнес это таким тоном, как будто рад был тому, что она ушла.
- Мы ведь, Ничипор, не даром, пятьдесят рублей заплатили бы, - осторожно напомнил Савелий.
- Бо-ольша-ая сумма! - притворно удивился Ничипор, даже не глянув на Савелия, а по-прежнему обращаясь к Евтею: - Ты, Евтей, знаешь меня. Врать я не умею. Тигрица, действительно, не пересекала мой путик. С осени по чернотропу, должно, подшумел - и сдвинул ее в верховья ключей, за то не ручаюсь. Это, во-первых, а во-вторых, ты опять же знаешь, что с тиграми я живу мирно и, ежели бы и знал, к примеру, где она живет, все одно не сказал бы вам при всем моем к тебе, Евтей, уважении. В позапрошлом году была оплошка: сболтнул я, дурак старый, Машкину про тигрицу с молодыми, а Машкин вам поведал. Ну и что вышло из этого? Поймали вы тигрят на моем участке да и укатили восвояси, а тигрица потом полмесяца за мной по пятам шастала и вокруг зимовья тропы ледяные набила. Как-то ночью вышел из зимовья по малой надобности, стою, на луну любуюсь, а эдак вот со стороны, шагах в пятнадцати от меня, как рявкнет! Так прям инеем спина покрылась. В зимовье и заскочил с остатками струи, да и по большому захотелось сразу от ентого рыку проклятого.
Он сказал это так откровенно, что Павел невольно прыснул, тигроловы тоже заулыбались.
- Во-во! Вам улыбочки с ухмылочками! - сердито закивал Ничипор. - А нам, охотникам, после вашего отлова приходится играть с тигрицей в кошки-мышки. Положим, я-то умом понимаю, что она меня не тронет, не бывало такого случая, но, с другой стороны, - гарантии тоже нет: сегодня не тронет, а завтра прыгнет из-за валежины - и поминай раба божьего... Так что не надо мне ваших ни пятьдесят, ни пятьсот рублей. Ищите сами следы, и чем дальше вы их найдете от моих угодий, тем спокойнее для меня. - Ничипор с неприязнью покосился на Савелия и Николая. - Так что, уважаемые тигроловы, не обессудьте, но в вашем деле я вам не помощник и даже не советчик. Тайга-матушка, хоть и выщипана, но еще покуда большая, ноги у вас еще крепкие, вот и бегайте, ищите...
- Да уж и так бегам, ишшем, ни на чьей спине не катаемся, - обиженно проворчал Савелий.
- А я вам разве укор в том делаю? - Брови Ничипора сурово сдвинулись, он даже горящую самокрутку резко потушил о подоконник.
- Ну и я не укоряю никого, ишшо чего! - вылезая из-за стола и садясь на нары, задиристо проговорил Савелий.
- Вы, Ничипор Матвеевич, ей-богу, напрасно сердитесь на нас, - пришел на помощь отцу Николай. - Разве мы виноваты в том, что приходится ходить по чужим охотничьим путикам и отлавливать зверя на чьих-то угодьях? Мы бы рады не тревожить охотников, да ведь не заставишь тигрицу ходить на нейтральных угодьях, да и нет в тайге таких: каждый ключ - чей-нибудь охотничий участок. Так что приходится в силу необходимости нам докучать, а вам терпеть...
- Совсем не в ту степь ты поехал, Николай Савельевич, - досадливо поморщился Ничипор. - Не об терпении у нас с твоим батькой речь была... У нас с ним разговор вовсе даже на другую тему. - Губы Ничипора дрогнули в едва заметной презрительной усмешке, но он тут же, проведя шершавой ладонью по заросшей щеке и подбородку, точно стер ее. - Где надо, там и ходите - тайга, слава богу, не частное подворье, у вас своя работа, у меня своя, и тигру, действительно, хворостиной не перегонишь на нейтральную полосу; шум-гам от ваших шастаний, конечно, зверье пугаете. Да ведь от леспромхоза в мильёны раз больше шуму. А ведь даже их приходится терпеть! Вот это вот, истинно, приходится! - Ничипор помрачнел, с минуту сидел насупившись, затем взял с подоконника недокуренную самокрутку, зажег ее и медленно, словно бы неохотно, раскурил, затянувшись и выпуская дым, покачал головой.
- Что, Ничипор, и тебя уже леспромхоз беспокоить начинает? - участливо спросил Евтей.
- Хм, беспокоит... - горько усмехнулся Ничипор. - Если б только беспокоил... - Сделав несколько торопливых затяжек, Ничипор бросил окурок к печке и, повернувшись к Евтею, с жаром спросил: - На твоем участке, с которого ты ушел, тебя побеспокоили?
- Ну-у, сравнил тоже! - заерзал Евтей, умащиваясь на чурке поудобнее и укладывая на стол свои могучие руки. - Нашел, что сравнивать. Там меня, дорогой ты мой, так обкосили, что зимовье мое торчит среди пней, как шалаш среди покоса, - всю кедру увезли!
- Во-от, во-от, кедр у тебя увезли! - загорячился Ничипор, тоже укладывая свои, заголенные по локоть, небольшие, но жилистые руки. - У тебя всю кедру увезли? А у меня с верховьев сплошная рубка идет! Все подряд пилят! С верховьев наш леспромхоз косит, а сбоку - Тюшенский подбирается. Вот только низовой путик, по которому вы сейчас прошли, и остался пока живым. А срубят его - придется наниматься сторожем в магазин или кочевать вон к нему. - Ничипор кивнул на Павла. - У него там, в верховьях реки, лес мелковат, без кедра, туда еще леспромхоз руки свои не протянул.
- Уже и туда тянется, Ничипор Матвеевич, - сказал Павел. - Зимник пробили, а участок весь прошлым летом лесоустроительная экспедиция разбила на квадраты.
- Да, кстати же, эти лесоустроители и пожар там устроили, - напомнил Евтей. - Целый месяц тушили. Хорошо, что ливень хлестанул да и помог потушить. Безалаберный народ!
- Это точно. Всякого люду понагнали в тайгу - спасу нет! - с жаром поддержал брата Савелий, вновь подсаживаясь к столу. - Кто в экспедициях-то? Большей частью кочевники перекатные. Со всего свету в тайгу прут, а вести себя в ней не умеют.
- Да что там - не умеют, - с досадой перебил Савелия Ничипор. - Не хотят, не хотят уметь! Ты смотри, что делается. Раньше мы, охотники, где избушку рубили? На видном, на красивом месте, и чтобы вода была рядом. А теперь? Все зимовья, которые стоят на реке да на проходных путях, - загажены. Уходишь из зимовья, посуду помыл, перевернул, чисто пол подмел, растопку около печки оставил, дрова сухие, да и поленницы приготовил на следующий сезон. Приходишь - грязь кругом, дрова сожжены, в посуде - как варили, как жрали в ней - так и оставили. Уже идешь к своей избушке, думаешь: ну ладно, пусть утащат что-нибудь, пусть дрова сожгут, нары сломают, но хоть бы избушку-то не сожгли! У Платонова в прошлом году сожгли - на берегу реки стояла, рыбаки в ней всегда останавливались, и на тебе! Нары на дрова сжигали, и крышу на дрова раздирали. Приплывут ночью, в чащобу-то идти в потемках неохота, а тут под рукой сухие плахи... - Ничипор с сожалением развел руками. - И ведь скажи ты, редко удается поймать такую падаль на месте преступления. Он ведь знает, что пакость делает, потому и оглядывается.
- Правду говоришь, Ничипор, правду, - с нетерпением дождавшись своей очереди, закивал Савелий. - Я в позапрошлом году тоже зимовьюшку хотел построить на берегу реки, да посмотрел на власовское зимовье - проходной двор! Даже бревна на углах топором на растопку пообтесали, консервными банками да бутылками закидали всю местность - ступить некуда! Ну я свое зимовье подальше от реки поставил, в густом пихтаче - место хмурное, неудобное, но зато спокой там и порядок.
- А у меня, ребятушки, теперь пока тихо по этой части, - добродушно улыбаясь, сказал Евтей. - На новом месте, в верховьях слава богу, - ни дорог, ни водного пути нет. Экспедиционная тропа старая, по ней туристы иногда проходят, в избушке останавливаются, но - народ культурный и дровами своими пользуются, и чистота после них, и все оставляют, как было у меня прежде. Молодцы, ничего не скажешь! А нынче даже лестницу соорудили к реке. Избушка у меня на крутом пригорке, а речка внизу: по воду ходить скользко. Так они ступени выдолбили, колья вбили и перила к кольям соорудили, чтобы, значит, держаться. А нынче осенью прихожу в зимовье - чистота! Все помыто, а на гвозде над нарами висит красный в горошину лифчик. Хорошо, что баба моя со мной не увязалась, а то бы увидела энто дело - пропал бы я от ее нападок! - Евтей широко заулыбался.
- Да уж она бы тебя запилила до смерти, - вставил Савелий.
- Это то-очно, - согласился Евтей. - Баба у меня огневая, что и говорить.
- Н-да, странно все это, странно... - после некоторой паузы, удивленно качая головой, промолвил Ничипор и смолк, окинув всех быстрым, испытывающим взглядом, словно проверяя, удалось ли ему заинтересовать слушателей, и, удовлетворившись, что удалось, повторил еще: - Странно это все, странно...
- Ты об чем? - не понял Евтей.
- Да все о том же. Удивляюсь вот. Начали-то мы за упокой, а кончили за здравие. - Ничипор, поморщившись, пересел на низкий чурбан поближе к печке. - Я и говорю: странно все это. Вредительство какое-то! Недавно вот читал статейку одного писателя, фамилию запамятовал. "В защиту кедра" - статейка называется. Хорошо пишет, толково, да толку никакого - как уничтожали кедр, так и продолжают уничтожать. А ведь арифметика тут куда проще. - Ничипор удобнее умостился на чурбане. - Перво-наперво - что такое кедр? Хорошая дойная корова - вот что такое кедр! А вспомните-ка, когда кедровые леса у нас были, сколько было кабанов - табуны! Все сопки перерыты. В урожайные годы по сто белок в день добывали. Сколько пушнины было, сколько зверя копытного - и всех кедр кормил. А ореха поскольку заготавливали? По две-три тонны чистых семян человек сдавал за одну осень в заготпункт! Кедр уничтожили - и не стало пушнины. И орех исчез в магазинах. На рынке - полтинник за стакан, хочешь - бери, хочешь - любуйся. В хороший год одна кедра пять мешков шишек дает. Подсчитали, что за один год кедра орехом всю стоимость своей древесины окупает. За один год! А кедр триста лет шишку родит! А если и пушнину, и мясо копытных подсчитать, кого кормит кедр, сколько это будет? Мы, говорят, садим кедр взамен спиленного. Как же, сажают! - Ничипор раскурил потухшую самокрутку, сплюнул к печке. - Десять кедрин спилят, еще десять гусеницами переломают, из десяти два на верхнем складе потеряют, два на нижнем сгноят и с землей в отвалы бульдозером сгребут, еще два или три во время сплава в глухом затоне останется. Некоторые, может, и доплывут до завода, а и там неизвестно, сколько в отходы уйдет. А они, конечно, посадят взамен двадцати погубленных пяток саженцев, пяток еще припишут, что посадили, а сколько из этого количества потом засохнет? Да и долго ждать урожая. Вот и выходит, что кедр - это дойная корова, а мы - семья большая, пили молоко, масло, сметану ели, и вот кто-то со стороны решил нас мясом накормить, стукнул корову по темечку, мяса едим до отрыжки, да скоро съедим его, и придется нам по миру с сумой ходить.
- Да, истинно так! - с горечью воскликнул Евтей.
- Ну как же это понимать? - Ничипор оглядел всех вопрошающим недоуменным взглядом. - Почему же так получается? Знаем, что рубим сук под собой, знаем, что сук упадет, а все-таки рубим! Ну почему мы рубим-то его? По чьему такому указу? Разве это не вредительство? - Ничипор теперь уже требовательно и сердито смотрел на Евтея.
- Ты, Ничипор, пошто у меня спрашиваешь? - невесело усмехнулся Евтей. - Кроме меня есть, чай, начальство повыше...
* * *
Первым проснулся Савелий. Он так раскочегарил печь смолистыми кедровыми дровами, что спящие сразу посбрасывали с себя все, чем были укрыты, и даже Ничипор сонно выбрался из своего спального мешка и, заголив спину и почесывая ее, уткнулся в угол нар, откуда тянуло прохладой. Павел, к тому времени уже совсем проснувшись, бросил взгляд на спину лежащего рядом Ничипора и увидел на ней с правой стороны большой, как подкова, шрам, а чуть повыше, в том месте, где пальцы чесали кожу, еще два беленьких пятнышка. Он неотрывно смотрел на шрамы, пока Ничипор не перевернулся на спину и не открыл глаза.
Во время завтрака Ничипор угнетенно молчал.
- Что-то, Ничипор, хмурый ты сёдни с утра, - заметил Евтей. - Сон плохой привиделся, али соскучился уже по Матрене своей?
- Да какая там Матрена, - отмахнулся Ничипор. - Спина что-то опять разнылась, а идти сёдни на дальний путик, километров двадцать туда и обратно. Надо бы на ближний путик пойти, да был я там позавчера, а на дальнем пять дней уже не был - колонок попадется, мыши его обскубают. Вот и думаю: куда идти?
- Здоровье-то, однако, дороже. Иди на ближний путик, и дело с концом, - решительно посоветовал Евтей.
- Да, пожалуй, так и сделаю, - оживился Ничипор. - Да вот, кстати, и приду пораньше, топорище соображу, а то все в бегах да в бегах, некогда и топорище сделать.
Взявшись рукой за поясницу, болезненно морщась, он поднялся из-за стола, начал одеваться. Тигроловы тоже засобирались. В оконце уже голубел рассвет.
...День был хотя и пасмурный, но жгуче морозный. Евтей, расспрашивая Ничипора, понял, что у того три путика - один по центральному ключу и два по самым большим ключам, впадающим в центральный только с одной, левой, стороны. В верховьях Антонова ключа лесоразработки; с левой стороны на водоразделе, Ничипор говорил, тоже леспромхоз поджимает, значит, остается тихое место только на правой стороне, откуда в центральный ключ четыре небольших ключа впадают, вот и надо их проверить. И первым делом надо всю эту местность как бы в клещи взять. Поэтому Евтей предложил Савелию зайти с самого нижнего ключа и проверить его, а сам пошел с Павлом в самый дальний ключ. Если тигрица окажется в этом треугольнике, то завтра охотники непременно пересекут ее следы. Если же следов не окажется, - значит, надо перейти через лесосеки и искать тигрицу на склонах реки Орочонки.
...Пойма ключа оказалась густо заросшей высокими кустами и кочками, меж которых, замаскированная снегом, стояла болотная вода. Павел свернул поближе к склону сопки, но вдоль него тянулся густой перестоявший пихтовый лес, заваленный буреломом, через который идти было еще труднее. Но зато здесь не было риска провалиться в воду и промочить олочи. Правда, был другой риск - поскользнуться на валежине и напороться на крепкий, как костяной штырь, сук. В тайге надо быть постоянно собранным, готовым ко всему. Видишь - валежина мокрая, клыкастая - обойди ее, если можешь, а не можешь - подстрахуй себя.