В кабинет вошли Караматин с Телеховым, Назаров, Лесин с двумя своими сотрудниками, люди из планового отдела, Киреев. Назаров сел около Седюка и подозрительно покосился на него.
- О чем разговаривали, Михаил Тарасович? Седюк успокоил его:
- Ничего особенного. Дебрев спросил о перемещениях, которые мы вчера с тобой согласовали. - Давай, товарищ Седюк, - предложил Дебрев. - Что ты там надумал?
Седюк встал и доложил план, предложенный им вчера Кирееву. Благодаря стараниям проектантов этот общий план уже оброс цифрами: на сооружение пристройки к опытному цеху требовалось три вагона кирпича, вагон леса, огнеупоры, около тонны конструкций…
- Хуже всего с конструкциями, - озабоченно сказал Дебрев. - Железо идет морским караваном, часть лежит в Пустынном, здесь у нас совсем мало. Сейчас созвонюсь с Лешковичем, он должен был прийти, но не пришел.
Седюк усмехнулся: Лешкович, очевидно, сунул вызов на совещание в папку неудовлетворенных заявок.
- Требуется тонна-полторы конструкций, - сказал Дебрев в трубку телефона. - Как?.. К какому сроку?.. А вот к такому - завтра… Ну, хорошо, через неделю. Будут конструкции, - проговорил он, кладя трубку. - Теперь дальше. Мнение строителей.
Лесину не понравилась перспектива возиться еще с одним неплановым объектом. Он выдвинул против строительства нового цеха все возможные доводы - дефицит материалов, нехватка рабочей силы, отсутствие этого цеха в титуле. Без разрешения Москвы они вообще не имеют права браться за такое дело.
- Ну, это не вашего ума горе, - негромко заметил Дебрев. ¦- С Москвой как-нибудь сами договоримся. .
После Лесина слова попросил Назаров. Едва он начал говорить, в дверь просунулась голова Александры Исаевны, секретарши Дебрева. Она доложила громким шепотом:
- Шифровка из Москвы, Валентин Павлович! Дебрев досадливо махнул рукой.
- Ладно, зовите. Говори, говори! - сказал он замолчавшему Назарову.
В кабинет вошел шифровальщик, молодой паренек в стандартном полушубке, и вынул из кожаной сумки расшифрованный текст. Дебрев расписался на поданном ему листочке и развернул телеграмму.
Назаров продолжал. Дебрев, слушая, стал пробегать глазами телеграмму. И вдруг лицо его так странно и резко изменилось, что Назаров, словно споткнувшись, оборвал свою речь на полуслове. Бледный, растерянный Дебрев поднял глаза на молодого шифровальщика, словно не поверил тому, что прочитал, и хотел по лицу его понять, верно ли то, о чем говорила телеграмма. Шифровальщик стоял перед ним молчаливый, подтянутый и почтительно ожидал, когда ему возвратят шифровку. Дебрев посмотрел на собравшихся, и все поняли, что он сейчас никого не видит и не слышит. Он снова стал читать телеграмму, теперь он читал медленно, словно останавливаясь на каждом слове. Прочитав, он откинулся головой на спинку стула - он не слышал поразившей собрание тревожной, напряженной тишины. Потом, встрепенувшись, возвратил шифровку. Лицо его, по-прежнему, было бледно, но спокойно. Он сказал, обращаясь к Назарову:
- Я отвлекся. Ты, кажется, кончил, Николай Петрович?
Назаров добрался только до половины задуманной речи, но ответил коротко и решительно:
- Да, я кончил.
- Очень хорошо! - сказал Дебрев. - Очень хорошо! - повторил он, видимо теряя контроль над своими словами и не слыша, что говорит. Лишь с усилием он заставил себя вернуться к заседанию. - Товарищи. - сказал он, - мне кажется, разговоров хватит. Я предлагаю Караматину, Назарову и Лесину немедленно засесть и составить проект приказа по комбинату с точными сроками. Прошу с этим приказом ко мне через часок, а сейчас кончим на этом, товарищи.
Все встали. У двери Дебрев задержал Седюка:
- Останься минут на пять, Михаил Тарасович. Седюк возвратился на свое место. Дебрев сел в кресло и молча смотрел на стол, словно на нем еще лежала страшная шифровка.
- Добились они своего! - сказал он хрипло. - Добились-таки - поставили нас на колени!
- Да что случилось, Валентин Павлович? - воскликнул Седюк. - Неужели что-нибудь на фронте? Что со Сталинградом?
- Ничего со Сталинградом. Ожесточенные сражения, - горько усмехнулся Дебрев. - Стоит Сталинград. А вот устоим ли мы с тобой, этого не знаю. - Он снова жестоким усилием заставил свой задрожавший голос стать спокойным. - Москва сообщает, что на караван, шедший к нам из Архангельска, напал в арктических водах немецкий крейсер. Все суда потоплены, часть команды погибла, часть пленена. Потом крейсер рванулся в устье Каралака, - очевидно, хотел проскочить к Пинежу, там еще похозяйничать. В устье Каралака, меж островков, стояли старые грузовые суда, переоборудованные в мониторы. Представляешь положение - трех- и шестидюймовки против его двенадцатидюймовок? Крейсер отходил на безопасное расстояние и расстреливал все эти суда. Но прорваться в Каралак он не сумел, сам получил повреждения. Самолеты, находившиеся у него на борту, сгорели. Опасаясь подхода наших самолетов - их вызвали по радио, - он бежал и скрылся в тумане. Сейчас его преследуют с воздуха.
Голос Дебрева пресекся. Он некоторое время молчал, сдерживая волнение, потом заговорил снова:
- Ты представляешь, что это значит, Михаил Тарасович? Это двенадцать тысяч тонн грузов, самое необходимое для нас, то, без чего мы не можем строить, не можем пустить завод, просто не можем жить! Это арматура, серная кислота, консервы, масло, цемент, самое для нас сейчас важное - цемент! Ведь это же ни пополнить, ни достать неоткуда! Ты это понимаешь?
И внезапно растерянность и отчаяние, охватившие его, бурно превратились в гнев. Весь красный, с искаженным лицом, Дебрев хватил кулаком по столу.
- Точно рассчитывали, точно! Все равно просчитаетесь! - с яростью крикнул он. - На колени нас хотели поставить? Врешь, не поставите!
Он заметался по кабинету, бешено ругаясь, грозя кулаком.
- Нет! - крикнул он, останавливаясь перед Седюком, уставясь в него ненавидящими глазами. - Нет, какого дурака я свалял, понимаешь? Сейчас единственное наше спасение - Пустынное. Там же тысячи тонн грузов, их надо непременно доставить сюда, все, что возможно, все, что невозможно, - все! А я согласился остаться тут, рассчитывал, как дурак, тут планировка медеплавильного, тут ТЭЦ, это центр, это решает. Там центр, там решается наше строительство, а я - здесь!
- Туда поехал Сильченко, - напомнил Седюк. - Надо дать ему телеграмму, он сделает все, что сумеет.
Дебрев закричал еще бешенее:
- А что он сумеет? Он сто раз подумает, прежде чем решится перегрузить баржу на жалкую сотню тонн. Ты его не знаешь, а я с ним каждый день сталкиваюсь, одно он понимает - удерживать мою руку! - Дебрев вдруг в бешенстве передразнил Сильченко: - "Нельзя так, Валентин Павлович, люди есть люди, они не любят, когда их по голове бьют, лучше просто поговорить, помочь, ободрить!" Говори, помогай, одобряй! - крикнул Дебрев, снова впадая в ярость. - Сейчас бить нужно, именно бить, всех бить, кто мешает, кто недостаточно шевелится, кто не понимает - не время из себя олимпийца корчить! Сейчас там, в Пустынном, нужно идти в крайком партии, до самых высоких начальников добираться, хватать их за горло, кулаками махать у них перед носом, по телефону с ЦК связаться - разве он это сумеет? Мне там надо сейчас быть, понимаешь? Мне! - И, остывая после вспышки, он повторил с мрачным убеждением: - Тут, конечно, ничего не поделаешь, комбинат я бросить не могу, но знаю: сейчас там должен быть я, а не Сильченко.
Он сидел в кресле серый, постаревший, сразу потерявший весь свой внушительный вид, потом устало проговорил:
- Ладно, иди. О шифровке пока никому ни слова. Мне нужно одному подумать. Через часок зайди ко мне с проектом приказа.
19
Седюк не пошел к Дебреву с проектом приказа. Он не возвратился в проектный отдел. Он ходил по темным улицам и разговаривал с собой, кричал на себя. То самое состояние, которое раз уже бросило его из спокойной теплушки эшелона на забитые войсками и машинами фронтовые дороги, снова охватило его, гнало куда-то в неизвестное. И от этой борьбы с самим собой он изнемог, как от тяжкой физической работы. Он возвратился домой в третьем часу и сразу же уснул.
Непомнящий назвал телефон влюбленным мартовским котом. Но Седюку сквозь сон казалось, что около него обиженно скулит побитый пес. Телефон дребезжал не меньше минуты, прежде чем, разбуженный этим дребезжанием, он догадался схватить трубку. Глуховатый, недовольный голос спросил:
- Алло! Это товарищ Седюк?
- Да, я, - ответил Седюк, проводя ладонью по лицу, чтобы стряхнуть сон.
- Вы сказали, что вам можно звонить ночью. Это говорит Газарин. Я звонил уже два раза, вас все не было. Я тут кое-что прикинул - похоже, наше с вами дело выйдет. Когда можете ознакомиться?
- Приходите сейчас же, - быстро сказал Седюк. - Знаете, где мое общежитие? Угловой дом, комната номер пять, около моста через Большой Волчий ручей.
Газарин явился через полчаса. Он, не раздеваясь, сел на стул, вытащил из кармана кипу исчерканных бумаг и разбросал их по столу. Не обращая внимания на спящего, он говорил так громко, что Непомнящий приподнял голову, с удивлением посмотрел на него, потом, зевая, уселся на кровати.
- Итак, рационализация, которая может дать выигрыш на десятки процентов, нам ни к чему, верно? - говорил Газарин. - Нам нужно повысить производительность в десятки раз. Только такое повышение производительности прогрева может существенно помочь, и только его нужно искать. Оно же может основываться лишь на методах принципиально новых и неизвестных. В эту сторону я и направился.
- Ну, и каков результат?
- Кажется, неплохой. Вот расчет нового метода электропрогрева вечно мерзлых грунтов - глубинного электропрогрева. В основе этого метода лежат две идеи. Первая: электроды, по которым ток поступает в землю, загоняются на большую глубину - не менее трех метров. И чтобы преградить току возможность концентрироваться на поверхности, верхняя часть электродов обмазывается изолирующим составом - например, кузбасс-лаком. В грунт, окружающий нижнюю часть электрода, наливается раствор поваренной соли, чтобы увеличить проводимость этого грунта. Эффект этой идеи таков: ток идет от электрода к электроду, растекается в земле по глубинным слоям и нагревает только эти глубинные слои. Над местом нагрева лежит по крайней мере полуметровый слой вечной мерзлоты, это прекрасный изолятор тепла, не хуже пуховой подушки, - все непроизводительные потери тепла в воздух полностью отпадают. Ручаюсь, что при этом методе на отогрев одного кубометра грунта затратится не сто киловатт-часов электроэнергии, как сейчас, а тридцать - тридцать пять, не больше. Когда верхний слой под действием теплоты нижнего слоя сам отогреется, можно пускать экскаватор - фронт работы на большую глубину готов.
- Но ведь и время разогрева увеличится? - возразил Седюк.
- На это отвечает вторая и основная идея глубинного электропрогрева, - торжествующе ответил Газарин и с силой ударил ладонью по бумагам. - В ней и заключается существо дела. До сих пор электропрогрев вели при напряжении в сто двадцать, двести двадцать и триста восемьдесят воль,т. Уже двести двадцать и триста восемьдесят вольт опасны для жизни человека. Выше этих напряжений дело не шло. Я предлагаю применить высокое напряжение - шесть тысяч вольт!
Седюк в изумлении переспросил:
- Подать шесть тысяч вольт на землю? Да ведь это равносильно короткому замыканию на землю! Да еще в каком масштабе!
- Совершенно верно, - подтвердил Газарин. Он наслаждался изумлением Седюка. - До сих пор такие вещи, если они происходили, рассматривались как крупные аварии. Вся электротехника трудилась над изобретением такого метода и такой аппаратуры защиты, которые мгновенно выключали бы моторы и генераторы и снимали напряжение в сетях, как только происходили подобные замыкания на землю. Это была тяжелая беда, и от нее изобретательно защищались. А сейчас мы превратим эту грозную беду в трудолюбивого, верного работника.
Газарин встал, прошелся по комнате, чуть не наступив на ноги Непомнящего - он даже не обратил на него внимания. Непомнящий торопливо забрался с ногами на кровать и снова накрылся одеялом.
- Вы когда-нибудь видели замыкание на землю высоковольтной линии? - спросил Газарин, останавливаясь.
- Нет, не приходилось.
- Я видел. Такие вещи остаются в памяти навсегда. Это было под Ленинградом. Линия в шесть тысяч вольт шла от небольшой электростанции на какой-то заводик. Дело было поздней осенью, слякоть подмерзла, и провода провисли под грузом льда. Я шел вдоль линии с двумя студентами, когда начался сильный ветер, почти буря. Все кругом ревело и грохотало. На всякий случай мы убрались подальше от линии передачи и шли по тропинке вдоль леса. Нам было видно все. Провод оборвался у самой мачты и упал на землю. Когда он коснулся земли, произошел отчетливо слышный взрыв. Автоматическая защита на щите станции сработала точно, и высоковольтная линия была тут же отключена и обесточена. Но за те доли секунды, во время которых ток поступал на землю, весь лед около провода превратился в пар. Когда мы добрались до места аварии, мы увидели участок совершенно сухой, посветлевшей, обжигающе горячей почвы - он выступал ярким пятном на фоне черной, замерзшей земли.
- А не произойдет ли у нас что-либо подобное этому взрыву?
- Абсолютно исключено. Взрыв произошел потому, что огромной силы ток сконцентрировался на крохотном контакте между проводом и землей. В этом месте велика была не только общая сила тока, гигантской была и плотность этого тока - скорость разогрева определяется только ею. Мы будем вгонять в землю токи еще большей силы, чем развились при той аварии, но плотность этих токов будет невелика благодаря большей площади соприкосновения между электродами и землей. Река переносит больше воды, чем горный ручей, но ручей кипит, брызжет, стремительно несется. У нас в эту землю будет поступать целая река электроэнергии, но будет поступать равномерно и деловито, без внешних эффектов.
- Каково же будет общее повышение производительности прогрева? - спросил Седюк, вскакивая. Он тоже уже не мог усидеть на месте.
- По крайней мере в семьдесят-восемьдесят раз. То, что сегодня требует нескольких дней, будет совершено за какой-нибудь час.
- Потребуется специальная аппаратура для прогрева? Особые мероприятия для защиты людей от высокого напряжения?
- Правильно, здесь кроются наши основные трудности. Прежде всего аппаратура. Сложность заключается в том, что в настоящее время в Ленинске нет напряжения в шесть тысяч вольт. На шинах нашей станции только три тысячи вольт, больше ее генераторы не дают.
- Надо ставить повысительные трансформаторы.
- Их нет. Но есть понизительные трансформаторы, преобразующие шесть тысяч вольт в три тысячи. Мощности этих трансформаторов огромны. Вполне возможно использовать их как повысительные трансформаторы, то есть включить наоборот. Один из них обслужит всю нашу площадку. Но придется схватиться с Синим - он строжайше запретил использовать их не по прямому назначению.
- Всякое распоряжение можно отменить, даже распоряжение Синего. Трансформатор будет.
- Прекрасно. Теперь второй вопрос - безопасность людей. Не только район глубинного электропрогрева, но и вся окружающая местность будет в зоне опасного напряжения. Прикосновение к земле, один шаг по ней могут убить человека.
- Поставим флажки, проволочные изгороди, охрану. Несчастных случаев не будет.
- Последний вопрос - электроды. Для электродов лучше использовать водопроводные трубы, а не ломы. Вбивать их надо на глубину до трех метров. Можно рыть котлован, погружать в него электрод, потом засыпать просоленной землей. Но это нерационально, как всякий ручной труд. Лучше бурить скважины станками.
- Есть в Ленинске бурильные станки?
- Да. На строительстве ТЭЦ и на рудниках.
- Достанем! - Седюк в увлечении готов был обещать все, чего бы Газарин ни потребовал.
- У меня все, - удовлетворенно сказал Газарин и сел на стул.
Седюк в волнении прошелся по комнате.
- Решение ваше, по-моему, технически блестяще. Еще один вопрос: это только идея или готовы все расчеты?
- Идея появилась, когда я разговаривал с вами в опытном цехе. Я позвонил вам только после того, как закончил все расчеты. Скажу вам лишь, что во время электропрогрева станция Ленинска работает в основном только на него, а на отпуск электроэнергии другим потребителям накладывается строжайшее ограничение. Освещение поселка тоже выключается.
- Ничего, в темноте сейчас живут города поло-вины мира. Владимир Леонардович, завтра мы чуть свет отправимся к Дебреву. Ручаюсь вам, что уже сегодня на площадке будут устанавливать ваш могучий трансформатор и тянуть к нему высоковольтную линию. На строительстве медеплавильного работает несколько тысяч человек, - если понадобится, все эти люди будут переключены на обслуживание электропрогрева. Условились?
- Условились. - Газарин стал собирать свои бумаги, комкая их и погружая в бездонные внутренние карманы.
Седюк, проводив Газарина, вернулся взволнованный. Ему уже не хотелось спать. Он был увлечен смелым предложением и готов страстно защищать его. Непомнящий снова сидел на кровати, свесив босые ноги. Седюк улыбнулся ему счастливой, мальчишески веселой улыбкой.
- Слыхали? - спросил он, усаживаясь у стола. - Я разговаривал с ним третьего дня, часов около шести. За время, что прошло с тех пор, он успел найти новую блестящую идею и произвести все необходимые расчеты.
- Потрясающе талантливая личность, - сказал Непомнящий, зевая. - Наука как осуществленная мечта. Романтика в пиджаке математических формул. Когда я работал в научно-исследовательском институте экспериментального фольклора и рациональной мифологии, там тоже была пропасть блестящих дарований. Таланты целыми стаями носились по коридору. Гении сидели в каждой комнате. Из-за них простому человеку нельзя было в обеденный перерыв войти в помещение буфета. Самый крупный из них писал кандидатскую диссертацию на тему о происхождении известной поговорки: "Бьют, как Сидорову козу". Ему удалось доказать после многолетних трудов, что эта знаменитая коза принадлежала вовсе не Сидору, а Кузьме. Ученый совет института прочил диссертанту великую будущность.
- С вами неприятно разговаривать, - сказал с досадой Седюк. - Вы удивительно умеете опошлить всякую хорошую мысль своими остротами. Кстати, возьмите утром в отделе кадров выписанное вам направление на работу. Вы ведь, кажется, электрик?
- Я - все, что угодно, - бодро сообщил Непомнящий. - Мне приходилось обжигать любые горшки, но никогда я на этом основании не просился в совет богов. В последнее время я действительно работал электриком в одном маленьком городе. Работа не пыльная, мучали только непрерывные короткие замыкания. Но станция часто прекращала подачу электроэнергии, и тогда было совсем хорошо. Я эту электрическую деятельность всегда вспоминаю с умилением, как девушка первый поцелуй.
Седюк бросил на Непомнящего быстрый взгляд и, промолчав, снова стал раздеваться.