Саша рядом в темноте положила свои очки на тумбочку, вздохнула тяжко. Может быть, потому, что мамы у нее нет, а мачеха настраивает отца против нее?
Саша замечательная. Вот только плохо, что зубрилка. Неужели за это получила в школе серебряную медаль?
И потом… старается слыть сорвиголовой, а на самом деле застенчивая.
Кодинцу на днях ляпнула: "Я из всех напитков предпочитаю водку", хотя, конечно, кроме газированной воды, ничего не пила. Она и свистела-то сегодня, чтобы прослыть отчаюгой. Зачем ей это надо? В Саше Лешку привлекало и то, что она немного походила на Алку Звонареву не только внешностью, но и своей деловитостью.
Перед глазами встала улица, по которой шла с Багрянцевым. И его взгляд… Такой странный…
- Нет, об этом не надо. Интересно, что написал Виктор?
Лешка сунула руку под подушку, нежно потрогала конверт. "Может быть, жалеет, что так грубо разговаривал? Прочту, когда все уснут".
- Девочки, - тихо произносит Саша, - вы задумывались: какое из себя счастье?
Лешка вспомнила, как отвечала когда-то на этот вечный вопрос, но сейчас молчит: ждет, что скажут Зоя и Нелли.
- Получать максимум удовольствий! - безапелляционно заявила Нелли. - Знаю, знаю, объявите меня мещанкой, обывательницей, снобом, деградирующим элементом! Все равно стою на своем - удовольствия! Не низменные, конечно.
- Но ведь миллионерша какая-нибудь, - спокойно возразила Зоя, получает массу удовольствий, а, может быть, все-же глубоко несчастна. Нет, я думаю, счастье - в любимом труде на пользу людям.
- А как же личное? - спросила Саша и опять вздохнула, но так тихо, что услышала только Лешка.
Она представила в темноте приподнятую от подушки Сашину голову, и волна нежности подкатилась к сердцу. "Буду с Сашей всегда дружить", - сказала она себе.
- Конечно, если рядом любимые люди, счастье в сто раз полнее, - солидно соглашается Зоя.
- Прописные официальные истины! - подает из темноты голос Нелли. - Ходячая передовица!
- Неправда! - Зоя так решительно села на своей кровати, что она скрипнула. - Я искренне так думаю!
- Слушай, Нелька, - вступила в разговор Лешка, - я с Зоей согласна буквально во всем. Ну так подумай: разве может быть человек отгорожен от людей? Ты не сердись на то, что я скажу: вот ты считаешься комсомолкой, а по правде? Разве у тебя юность беспокойная? Что полезное для людей ты уже сделала? Только не обижайся, я вовсе не хочу тебя оскорбить… Перед прошлым субботником побежала в медпункт: "Горло болит". А потом стала объяснять, что у тебя "клапан в сердце не закрывается". Скажешь, выдумываю?
- Проработчики! - только и сказала угрюмо Нелли, а про себя подумала, что надо поскорее уматываться из этого общежития на частную квартиру, пока святоши вконец не перекроили ее, Прозоровскую, по своему образу и подобию. Она писала о плане такого перехода родителям в Сочи, и те обещали выделить дополнительную сумму.
- Ну, пора спать, - на правах старшей объявила Зоя, староста комнаты.
ГОСТИ ИЗ ПЯТИМОРСКА
Вот тебе на! Письмо-то, оказывается, не от Виктора, а от Стасика. До чего почерки у них схожи. А Виктор, видно, решил не отвечать на письма. Ну, это дело его, навязывать себя она никому не собирается и хорошо помнит эту его особенность - не писать о себе. Когда он исчез из Пятиморска, так не очень-то баловал ее письмами.
Стасик сообщал, что проездом будет в городе, зайдет в университет в следующую среду, и просил в три часа дня ждать его в вестибюле. Письмо пришло из Шамекино. Странно…
…Лешка поглядела на часы: было без пяти три. В вестибюле - карусель объявлений, призывных, просительных, завлекательных, угрожающих.
Объявления напоминали о взносах в ДОСААФ, приглашали на шахматный матч, в секцию фехтования, в кружки домоводства, парашютистов, эсперанто, назначили день и час репетиций, конференции на весьма привлекательную тему: "Как отличить любовь от увлечения?"
Стасика Лешка увидела еще издали. Но что это такое? По может быть!..
- Верчик! - так пронзительно закричала Лешка, что все, кто был в вестибюле, оглянулись.
Лешка бросилась к Вере, обхватила руками ее шею и, поджав ноги, повисла. А потом стала ее обнимать, целовать, будто век не видела.
- Ну как я, Верчик, рада - передать невозможно!
Наконец несколько успокоившись, окинула подругу пытливым взглядом:
- По-моему, ты немного располнела… И еще больше стала походить на Иришку…
- Может быть, - мягко улыбнувшись, согласилась Вера и подобрала прядь пепельных волос над большим ухом. - Я и Стасик ездили в Шамекино обмениваться опытом и решили заглянуть в университет… Заочники как-никак… А главное - тебя увидеть…
Только теперь Лешка обратила внимание на неловко переминающегося Панарина.
- Стасик, идолище поганое, что ж ты о Вере не написал?
- Сюрприз, - улыбнулся Панарин.
Он все такой же: щупленький, большелобый, светлый вихор волос торчит рогом.
- Пошли погуляем, - предложила Лешка, увлекая гостей за собой. Ей приятно как хозяйке показать город.
Над Москвой, говорят, уже два дня бушуют бураны, превращают за ночь в снежные стога оставленные на улице автомашины, а здесь теплынь, солнце, улыбчивые проспекты, яркие платья. В лучистой осени есть что-то роднящее ее с самой ранней весной: ясность далей, пьянящая свежесть воздуха, нежная дымка тумана…
Только золото осени тяжелее золота весеннего, нет в нем юного обещания, затаилась грустинка. Вон из-за невысокого забора на зеленую вывеску часовщика свесилась багряная ветка дикого винограда. В сквере стройные ясеньки поглядывают сверху вниз на малиновые кусты терна, на загоревшиеся после первых заморозков костры жимолости. Главная улица похожа на золотистую стрелу, устремленную к телевышке. Весело звенят трамваи с неведомо как сохранившимися роликами вместо дуг. И кондукторши на поворотах по-семейному просят:
- Граждане! Подержите там кто-нибудь ролик!
Над зданием цирка сдерживает мраморную тройку мраморный наездник в колеснице. Лезут прямо под ноги прохожим голуби.
На Лешке черное платье с белым в горошину воротничком, похожим на горностаевый. Она оживлена и радостна.
- Ну, Стасик, Стасик, расскажи, что на комбинате? - тормошит она Панарина. - Как вы там? Как Альзин? Валентина Ивановна? Потап? Обо всем, обо всем…
О Викторе она не спрашивает: знает, что сами расскажут, если найдут нужным. Панарин тоже подумал: "Что ей расскажешь о Викторе, если он замкнулся?"
- Докладываю, - солидно начинает, как всегда, осведомленный Стасик, - мы теперь вырабатываем такие фракции жирных кислот, что не будем нуждаться в покупке за границей дорогого кокосового масла.
- Ну, это же я прямо не знаю! - радуется Лешка.
- Цех дистилляции пустили… Единственный в СССР. Альзина к званию Героя Труда представили… Валентина Ивановна в Англию на химические заводы поехала…
- Ну-у?! - только успевает удивляться Лешка.
- Потап и Надя недавно поженились, им дали квартиру из двух комнат, - сообщает Вера, сверкнув серебряным зубом. - Потап на свадьбе так отплясывал, что соседи снизу пришли, говорят: штукатурка с потолка обвалилась.
- А как поживает Аллочка? - поинтересовалась Лешка.
Стась как-то странно, криво усмехнулся:
- Поживает…
Вера предостерегающе сдвинула светлые брови, давая понять подруге, что об этом расспрашивать больше не следует.
- Ну, а ты как? - спрашивает Вера.
- Шиканем! - вместо ответа предлагает Лешка, подходя к продавщице мороженого. - Пировать так пировать, чего уж там!
Она ни за что на свете не призналась бы, что деньги у нее на исходе, на неделю остались считанные гроши и что вообще она придумала для себя великолепное, сытное и дешевое меню. Богатейший выбор! Самые разнообразные виды продукции: на завтрак чай и вермишель, на обед чаек и лапша, на ужин чаищи и макаронищи. Или вот еще: на первое каша с солью, а на второе каша с сахаром.
Слизывая острым языком мороженое, Лешка рассказывает скороговоркой:
- Беда! Все делаю бегом, а никак не управляюсь. Взять прошлое воскресенье… Два часа простояла у театральной кассы, правда, английские слова учила. Потом рабочий халат перешила, чтобы моднее был, и лекцию по радио слушала - о международном положении. После этого взялась серьезно за историю. У нас с ней конфуз получился. Понимаете, хотели схитрить, чтобы весь материал не учить, разделили тему "Империализм" на вопросы: кому какой отвечать. А преподаватель наши планы разгадал, стал сам вызывать. И стыдил - ужас! Да так в воскресенье… С Сашей, это подруга у меня здесь, химию готовили. Между прочим, ее лучше в брюках учить…
- Что-о-о? - поражается Стась и даже останавливается.
- Ну да, - со своим обычным смешком подтверждает Лешка. - Как в голову не лезет, станешь вверх ногами, и потом все опять хорошо идет.
- Гениально и достойно патента, - с ноткой преклонения в голосе произносит Панарин.
- И вообще - сообщает Лешка, - я решила стать серьезной… В два раза меньше смеяться.
- Получается? - сочувственно спрашивает Панарин.
- Трудно! - вздохнула Лешка и расхохоталась так звонко, что прохожие стали оборачиваться и улыбаться.
Вечером Панарин пошел к двоюродному брату, а Веру Лешка привела в общежитие.
Саша, Зоя и Нелли встретили гостью радушно, поили ее чаем угощали кто чем мог. Нелька даже сбегала в магазин - притащила гору пирожных, а Саша настояла, чтобы Вера надела ее домашние туфли.
Перед сном девчата засунули за дверную ручку стул - упаси бог комендантша обнаружит Веру в общежитии.
Подруги лежали, обнявшись, шептали на ухо самое сокровенное.
- Виктор твой опять закуролесил. Я его два раза видела у забегаловки, - рассказывала Вера, и пальцы нежно, словно успокаивая поглаживали Лешкину щеку. - Понимаешь, работает за двоих, а колобродит. Потап говорит: "Для запаха пьет. Дури у него и своей хватает". Мы на Виктора насели: "Слушай, ты же всем нам обещал, или нам это показалось?" - "Нет, говорит, не показалось". А потом опять начал…
Сердце у Лешки больно сжалось. Вот беда! Это она виновата, что Виктор так переживает. Надо побороть себя и снова написать ему - оттянуть от страшной дороги. Пусть он приезжает сюда хотя бы на воскресенье.
Рассказать Вере о Багрянцеве? Но о чем? Что он хороший, интересный человек? Мало ли в университете таких? Нет, ты сейчас лукавишь. Он тебе очень нравится. Глупости! Уж и очень! Но зачем ты сегодня выкинула этот недостойный фокус с книгами?
Лешка все же поведала взволнованным шепотом подруге и о Багрянцеве и о случае с книгами.
- Понимаешь, несу по лестнице книги из библиотеки - раздать в группе. Целую стопку… Так неудобно, сверху подбородком поддерживаю… А навстречу Игорь… Сергеевич… И я… даже сама не знаю, как это произошло… нарочно… подбородком столкнула несколько книг… А он бросился их поднимать. Я понимаю - это подлая уловка… Я как испорченная женщина, кокетка… Мне стыдно перед тобой…
Вора по-матерински добро гладила ее щеку.
Надо ли знать Лешке, что Анжела, кажется, имеет какие-то виды на Виктора? Нет… это будет походить на сплетню, да может быть и неправдой.
- Учитель с Кубани приезжал? - спросила Лешка и щекой почувствовала, как дрогнули у Веры пальцы.
- Приезжал… Знаешь, какой Федя замечательный?! Все смотрит, смотрит… Вижу - любит. А сказать так ничего и не решился. Только Иришке, когда целовал ее, шепнул: "Мамина копия". Да и то думал, что я вышла из комнаты.
Вера помолчала. Лешка слышала, как учащенно бьется ее сердце.
- И все-таки торопиться не буду… Надо друг друга лучше узнать… Правда?
Лешка порывисто прижала Веру к себе. Правда! Конечно, правда!
- А что у Стасика с Алкой? - спросила она.
- Кажется, разрыв… О ней разное болтают… Я не хочу повторять… Может, он сам тебе расскажет…
- Да я просто так…
- Ты знаешь Стася… Недавно ураган был. Кран сорвало с креплений, он покатился по рельсам, мог завалиться на крышу столовой, бед натворить. Стась зажал тормоза и остановил кран. На той неделе Стася в партию приняли, Альзин рекомендацию дал, и ребята наши… Вот скажи, почему так бывает: хорошему человеку в личной жизни не везет?
- Ну, не всегда…
- Конечно, но часто…
Саша заворочалась: видно, ей мешал шепот или ревновала Лешку к давней подруге.
Они умолкли.
На улице прозвенел трамвай. По гулкому коридору общежития прошлепали чьи-то босые ноги. Луна осветила посуду на столе, Нелькины модные туфли на коврике, задержалась на картине Куинджи, над Лешкиной кроватью. Казалось, именно эта луна, а не написанная художником, прокладывает дорожку ночного Днепра.
Как ни удивляться разнообразию людей?.. И у каждого свое. Хорошее и плохое… А я совсем недавно видела только или хорошее, или плохое… Неверно это. Человек достоин высокого уважения. Но он вовсе не готовенький, однажды и навсегда данный… И надо видеть его таким, какой он есть. Не мириться с плохим в нем, а помогать ему становиться лучше, главное же - самому становиться лучше. Как я прежде не понимала такой простой истины?
И у каждого свой талант. Не в обычном смысле этого слова. Может быть, талант внимательности, стойкости, скромности, преданности… Ну, можно это и не талантом назвать, а какой-то исключительной способностью… У Нельки, например, такой талант жизнерадостности. А у иного он долго не проявляет себя…
Вот так вдуматься: поэма "Евгений Онегин" - это ж… разное сочетание тридцати трех букв алфавита… А такая гамма чувств.
Двадцать четыре различные аминокислоты дают гамму белковой молекул - всю разновидность материальной жизни.
А сколько миллионов человеческих характеров!..
Интересно жить… И чем дальше - тем интереснее… Люди становятся внутренне все богаче, разнообразнее…
Не пойму, как это некоторые ноют, что им скучно. Просто больные какие-то!
Лешка еще плотнее прижалась к Вере и заснула.
СНОВА ЧАРЛИ
Лешка не преувеличивала, когда жаловалась Стасю и Вере, что все делает бегом, а времени не хватает.
Она ведала культмассовым сектором комсомольского бюро факультета, готовила конкурс на лучшее фото, вступила в секцию фехтовальщиков, а по воскресеньям со студенческой бригадой строил новый корпус общежития.
Или как не посмотреть репетицию МХЭТа - малого химического эстрадного театра?
Одну из сценок написал Багрянцев, и она особенно правилась Лешке.
Экзамены. Студент отвечает по теме "Сера". Отвечает плохо. Профессор нацелился уже поставить двойку, но декан шепчет: "Его отец дает нам доски".
- А-а-а, - понятливо кивает профессор и ставит тройку.
Подходит второй студент. "У меня "Железо"", - называет он вопрос билета.
- Достаточно, "пять", - останавливает его профессор.
…Но самое главное - и с этого Лешке надо было бы начинать перечень своих дел, - она в научном студенческом кружке облюбовал себе тему реферата: "Редкоземельные элементы".
В этой работе ей помогал Игорь Сергеевич, рассказавший, - между прочим, что недавно ученые Швеции, Англии и США объединенным усилиями искусственно получили новый, сто второй элемент нобелий.
Да, вот еще: узнали, что она умеет печатать на машинке, и сейчас Лешка в деканате отстукивает сатирическое приложение к стенгазете "Химик".
Приложение называется "Сквозь фильтр". Сверху рисунок: через узкое отверстие стеклянной воронки протискивают головой вперед неимоверно вытянутого человечка.
Известно, что хромовая смесь ядовита и вызывает ожоги. Поэтому один из разделов приложения называется "Брызги хромовой смеси".
Лешка печатает:
"Опасный номер!
Студент поднимает тяжести (за неделю практикум по физике и химии). Номер выполняется без сетки и поддержки деканата.
Клоуны-эксцентрики
Танцы между лабораторными столами под центрифугу.
Юмористическая импровизация
Нелепые басни, комические оправдания прогулов…"
Звонок. Значит, кончилось военное дело, которое посещают только ребята, и надо идти в Большую химическую аудиторию. Лешка закрывает машинку, прячет все написанное в шкаф, поднимается на второй этаж.
У лаборатории спектрального анализа почти нос к носу сталкивается - вот чудо из чудес! - с Чарли.
С тем самым студентом из Чикаго, с которым познакомилась когда-то в Пятиморском порту. Сейчас он в черном строгом костюме, белоснежной рубашке, черных туфлях с острыми носками и глядит на Лешку широко открытыми, восторженными глазами, тоже не веря, что это его давняя знакомая.
- О-о-о, мисс Льешка! - изумленно восклицает он. - Я писал вас Пьятьиморьск… Изучал рашэн языка… Приехал университет, на шесть месьяц, аспирантур-физик… Обмен наука…
Жаль, что он еще плохо знает русский язык, а то сказал бы ей: "Вот так бетонщица, вот так рабочий класс! А я-то хотел специально проехать в Пятиморск, найти вас…"
Но Чарли, продолжая ошалело пялить глаза, бормочет:
- Итс дификалт ту белив!
И потом по-русски:
- Строитель?
- Химик, - отвечает Лешка.
- О-о-о! Конджиниэл сфир.
Он, наверное, имел в виду свою область - физику.
В Большую химическую аудиторию Лешка вбежала раскрасневшаяся, в приподнятом настроении.
- Хелло, мисс! - приветствует ее издали Кодинец.
И этот называет ее мисс, но как пошло, нелепо звучит такое обращение в его устах.
Кодинец подсаживается ближе, пренебрежительно кривит толстые губы, отчего темная полоска усиков змеится. Он сейчас чем-то напоминает Лешке Иржанова.
- Эксель-моксель, - говорит он свое излюбленное. - Вызывали в деканат. Объяснили, что я способный.
Ах ты ж, чертов Директор Бродвея, шалопай несчастный - ему объяснили. А сам он пропускает занятия, отлынивает от семинаров, коллоквиумов. Лешка обрушила на него свой гнев, сказала, что думает о нем, бессовестном человеке, и о тех, кто не горит, а тлеет.
Кодинец озадачен - какая муха ее укусила?
- Да тебе-то что до моих дел?
- Как - что? - сердито краснеет Лешка.
Она рассказывает ему о Чарли, о встрече с ним в Пятиморске и сейчас.
- Понимаешь, Игорь, как они смотрят на нас? Чего ждут? Щедрой души! Или ты думаешь, корчагинские времена прошли? Ты ведь на октябрьской демонстрации отказался транспарант нести - руки у тебя, видишь ли, мерзнут! Эх, ты-ы-ы!
Это "эх, ты-ы-ы" произнесено с таким сожалением, презрением, укором, что Кодинец скисает. И потом она его назвала просто Игорем. Все: "Гарик", "Директор Бродвея", "Кодинец", и только эта девчонка - Игорем.
- Ну что ты так кипятишься? - бормочет он. - Поднажмем. Все в наших руках.
Лешка добреет:
- И в голове! - весело говорит она, согнутым пальцем постукивает Кодинца по темени.
- Точно, - добродушно соглашается Гарик. Он вообще легко соглашается и не обидчив.