Крылатые и бескрылые - Борис Беленков 11 стр.


Трунин согласился. Они пошли к киоску, что прижался под тополем неподалеку от проходной. Вдруг Люда увидела, как из заводских ворот вышел Власов. Он не пошел по тротуару к трамвайной остановке, а двинулся через дорогу прямо к киоску. Трунин и Люда заблаговременно посторонились, уступая ему место у окна.

- Обслужите, дорогая Марфа Филипповна, - тоном приказа молвил Власов и положил на прилавок деньги.

Продавщица, взглянув на две пятирублевые бумажки, удивленно спросила:

Вам чего же налить? Стакан московской. Не много ли?

- Я плачу деньги! - резко возразил Власов. Выпив полстакана, он передохнул.

- Василий Васильевич, - несмело сказала Люда, - не надо больше…

Власов криво усмехнулся:

- Людмила Михайловна, позвольте хоть этот вопрос решить самостоятельно. Сделайте божескую милость! Уважьте… - Ваше здоровье, Платон Тимофеевич! Живите и процветайте!..

Трунин ничего не ответил, только нервно поморщился, услышав, как дробно застучали зубы по стакану; переступив с ноги на ногу, он взглянул на Люду, как бы умоляя ее уйти отсюда.

- Покатился Василий Васильевич… - отойдя от киоска, уныло проговорила Люда.

Трунин вздохнул.

- Больно видеть это, Людмила Михайловна…

- Проснулось в нем что‑то, чего мы раньше не замечали,

- Да, пожалуй… Проснулось то, чего мы не подозревали. В общем, чертовщина какая‑то в его душе, - со вздохом закончил Трунин и умолк.

Неожиданно рядом с ними остановилась машина. Макаров открыл дверцу.

- Подвезу!..

- Вот кстати, Федор Иванович! - рассмеялся Трунин. - Я ведь сегодня в театр иду. - Он помог сесть Люде и сам залез в машину. Через минуту будто пожаловался Макарову: - А Власов у пивного киоска… Вы не заметили?

- К сожалению, видел… - хмуро ответил Макаров. На окраине города он вдруг остановил машину

и оглянулся.

- Тут вам уже недалеко, друзья… Я возвращусь за Власовым.

…Поднявшись к себе наверх, Люда открыла дверь в прихожую и сразу услышала ворчливый голос матери:

- Ни в какой театр я сегодня не пойду. Ты должен был предупредить заранее. Мне одно платье надо два часа гладить…

- Как ты мне всегда действуешь на нервы, мамочка!.. - возмущался Давыдович.

Проходя к себе в комнату, Люда на ходу иронически спросила:

- Опять философствуете?

Взглянув на дочь, Давыдович объяснил:

- Я купил в театр три билета. Так сказать, рассчитывал на всю семью. Но у мамы нет желания. Ты бы воспользовалась, дочка… Пригласи Петра Алексеевича. Если хочешь, один предложи Федору Ивановичу. Эх, какая вы теперь несуразная молодежь!.. Жизни культурной не видите. Идите втроем, а мы с мамочкой побудем дома, нам уже все равно…

Люда подумала. А ведь это, пожалуй, хорошая идея, чтобы Федора Ивановича затянуть в театр. Измучился он в последнее время…

- Значит, воспользуешься случаем? - спросил отец.

- Что ж, могу выручить.

После обеда Давыдович вручил билеты. Причем сделал это с такой комичной торжественностью, что Люда от души рассмеялась и вместо словесной благодарности звонко чмокнула отца в щеку. Потом, взглянув на часы, вдруг потребовала:

- Тихо! Раз, два, три…

И действительно, тотчас кто‑то трижды постучался в дверь.Петр Бобров был точен, как хронометр. Люда побежала, чтобы впустить его.После того как летчик поздоровался с родителями, она потянула его в гостиную и там, усадив на стул, потребовала:

- Только слушай меня внимательно, не перебивай. Сегодня московский театр дает у нас первое представление. Папе удалось достать три билета. Но на твое счастье, - слышишь? - мама захандрила и отказалась.. Ты понял? Все три билета в моем распоряжении…

- Постой, Людочка, - вскочил Бобров. - Значит, идем в театр? Красота! Но, мне думается, нам и двух билетов достаточно…

- Это ты так молчишь? - нахмурилась Люда.

- Виноват, виноват!

- Немедленно ступай к Федору Ивановичу и уломай его во что бы то ни стало!

- Люда!.. Очень трудно мне будет осуществить это, - взмолился Бобров. - Он сейчас злой, как черт! Мы только что нянчились с Власовым, отвозили его домой пьяного, грубого. Федор сказал, что у него еще никогда так не болело сердце…

- Боже, я сама видела, как Власов пил!.. Все равно, иди к Федору Ивановичу и уговори. Пусть он развеется с нами…

Через несколько минут Бобров уже был в квартире Макарова.

- Федя, пойми ты, какой театр! А какие билеты - партер!..

- Я все понимаю, - отбивался от него Макаров, - решительно все! Но пойми же и ты, голова садовая! Ровно два часа тому назад, еще на заводе, ко мне приходил парторг Веселов и предлагал то же самое. Он взял билеты для себя, жены и для нас с Наташей. Но меня черт дернул отказаться. Я полагал сейчас сесть и поработать вечер. Как же мне теперь идти? Хотя, честно говоря, потом стало жаль - опять обидится Наташка. Сколько дней не виделись…

- Конечно, обидится! - тотчас согласился летчик. - Еще как! Собирайся быстрее… Вот обрадуется она!..

Макаров колебался несколько минут, потом вздохнул и поднялся.

- Ну, - будь что будь!..

Когда Люда, Бобров и Макаров вышли из парадного подъезда на улицу, они почти лицом к лицу столкнулись с женщиной в коричневом макинтоше. Люда тихо сказала Боброву:

- Эта наливала Власову водку…

- Да, продавщица киоска, - брезгливо подтвердил Бобров. - Власов эту дрянь уже по имени отчеству величает - Марфой Филипповной. Ну, я ему завтра скажу пару теплых слов!..

- Друзья, давайте о чем‑нибудь другом, - попросил Макаров. - Обратите внимание, как чудесно расцвела акация!..

И они, заговорив о весне, о цветах, пошли в сторону центра города.Если бы кто‑нибудь из них оглянулся, то мог бы заметить, что женщина в коричневом макинтоше через минуту после встречи с ними вдруг резко повернула за угол и быстро, насколько позволял ей солидный возраст, пошла по узкому переулку в сторону городского парка.

Рядом с многоэтажным новым зданием мелиоративного техникума, видно, еще из старых времен остался небольшой домик, обшитый досками и покрашенный зеленой краской. На парадной двери была прибита небольшая новенькая табличка.Женщина поднялась на крылечко, машинально прочла: "Д–р М. И. Свидерский. Лечение и удаление зубов", ― и нажала кнопку звонка. В дом ее впустили сразу. Видно, у зубного врача был порядок и он не заставлял своих пациентов звонить дважды.

Оказавшись в тесной комнате, где обычно посетители дожидались приема, женщина смиренно присела на стул и приложила ладонь к щеке, как это делают люди с больными зубами.Через минуту сюда выглянул из соседней комнаты пожилой мужчина в белом халате с такой же белой шапочкой на голове.

- Прошу вас!

Женщина сняла макинтош и привычно села в кресло перед стеклянным столиком с зубоврачебными инструментами.

- Что у вас болит, Марфа Филипповна? - спросил доктор и, отодвинув немного в сторону бормашину, ступил ближе к больной.

- Мне нужны деньги, Модест Иванович, - ответила женщина.

- Старая песня!.. - нахмурился тот.

- И не тяните долго. Я сейчас же должна уйти!

Но Модест Иванович был не из робких. Сдернув с носа очки, спросил властно:

- Как работает "девочка"? Долго вы будете морочить мне голову? Дармоеды!..

Его гневный голос немного успокоил Марфу Филипповну. Таким тоном мог говорить только человек, у которого дело поставлено прочно. А это для нее было самое главное.

- Пока нечем похвастаться особенным, - ласковее заговорила она. - Но продвижение вперед есть, Модест Иванович. Сегодня Катя должна выполнить еще одно маленькое задание…

- Маленькое, маленькое!.. Когда же будут большие дела?

- Не сразу, дорогой мой. Торопиться нечего… - И вдруг сверкнула глазами: - Успеем на виселицу! Если бы я была одна.,..

- Хозяин не для того покупает собаку, чтобы самому лаять! - зло бросил Модест Иванович, направляясь в смежную комнату, похоже, служившую ему спальней.

Через несколько минут он вернулся оттуда с тугим свертком. Марфа Филипповна спрятала сверток в прорезиненную авоську, из которой торчали перья зеленого лука и корявый корень хрена. После этого молча поставила начальную букву своей фамилии против крупного числа в старом учебнике арифметики и так же молча попрощалась с Модестом Ивановичем.На дворе сгущались весенние сумерки. Перейдя улицу, Марфа Филипповна быстро пошла вдоль невысокой ограды городского сада.Затаив дыхание, она подошла к подъезду своего дома. Вокруг было тихо, и эта тишина почему‑то всегда пугала, ей казалось, что в полутемном парадном, на любой лестничной клетке могли скомандовать. "Стой!"Неторопливо, ступенька за ступенькой, поднялась на четвертый этаж и своим ключом открыла дверь в коридор общей квартиры. Здесь шумели примусы, пахло чем‑то жареным. Это совсем успокоило Марфу Филипповну.Войдя в свою комнатушку, она вздохнула, спрятала сверток под легко отделившуюся от пола паркетину, после этого зажгла свет и начала раздеваться. Прислушавшись к женским голосам в коридоре, открыла дверь.

- Раиса Михайловна, получите должок… На пороге остановилась худенькая старушка.

- Я брала у вас лук и картошку… - объяснила Марфа Филипповна, подавая авоську с овощами. - Возьмите, пожалуйста! Благодарю вас очень! А племянница ваша, Катенька, дома?

- Дома, - входя в комнату, вздохнула старушка. - Скучает девочка. Отсидит на своем телеграфе.. смену и все…

- Что ж еще? - удивилась Марфа Егоровна.

- Замуж ей надо, - призналась старушка. - Годы то ведь проходят… Красивая такая… А красота, что вода - сплывет, не заметишь.

- Пусть зайдет ко мне, я веселенький ситчик приглядела в магазине, хочу посоветоваться.

Забрав авоську, старушка ушла. Через минуту сюда явилась Катя.

- Здравствуйте, тетя Марфа! - поздоровалась она громко и весело, будто очень обрадовалась.

Когда дверь была плотно прикрыта, Марфа Филипповна тихо приказала:

- Немедленно собирайся в театр! Вот сто рублей, билет купишь у спекулянтов. Он будет сидеть в партере, десятый ряд… Да не суетись! Из дому выйди спокойно. Вот еще сто рублей, на всякий случай…

Глава семнадцатая

В залитый мягким светом вестибюль городского театра Катя Нескучаева вошла за несколько минут до начала спектакля. Как и другие дамы, она подступила к огромному зеркалу и начала прихорашиваться. Проходящие сзади молодые мужчины невольно заглядывали в зеркало ― красива она была в этот вечер, прекрасно лежало на ней темнолиловое бархатное платье.Проходя через фойе, Катя неожиданно вздрогнула. Почти рядом с ней шла в зрительный зал Наташа Тарасенкова. Этого еще недоставало!..

Возле широко раскрытых в зал дверей Наташа отступила на шаг и осмотрела Катю презрительным взглядом с ног до головы. Катя сделала вид, что не узнала соперницу, и осуществила это превосходно, прошла мимо с приятной улыбкой на лице, даже не моргнув глазом.Веселов сидел в третьем ряду. Он угощал жену конфетами и тихо рассказывал ей что‑то смешное. Когда к ним приблизилась Наташа, спросил удивленно:

- Ты отчего побледнела, загадочное существо? Наташа отмахнулась, мол, нечего выдумывать. Села

на свое место рядом с сестрой, потянулась за конфетой.

- Не заболела ли вдруг? - беспокоился Веселов.

- Да отстань! - вмешалась сестра. - От твоих вопросов можно заболеть Ну где он, Наташа? Макаров твой… Я сама видела!

Наташа подавила вздох и ответила чуть слышно:

- Я тоже видела… его возлюбленную.

- Наташка!..

- Не волнуйся, Саша. Ведь я спокойная, ты же видишь…

В это время поднялся занавес. В зале наступила тишина, показавшаяся Наташе ненужной, жуткой. Она смотрела на сцену ― там ходили люди, что‑то говорили, ― но ничего не понимала. В душе клокотало возмущение, готово было прорваться наружу. И в то же время злилась на себя. "Раскисла!.. Чего, зачем?.."

- Но он знает, что ты в театре? - наклонившись к ней, спросила Саша, имея в виду Макарова.

- Да, - почти беззвучно ответила Наташа.

- Странный человек…

Потом Саша повернулась к мужу.

- Ты бы поговорил с ним, Гриша…

- Прекрати!.. - слегка толкнула ее Наташа.

Ей мучительно хотелось оглянуться и разыскать в замершем партере Макарова. Но она не решалась даже шевельнуть головой. Вдруг он сидит где‑то совсем близко и пожимает руку той…Чтобы найти Наташу, Макаров со своего десятого ряда начал по порядку присматриваться ко всем, кто сидел впереди. И сразу узнал ее по прическе, по плечам. Рядом было свободное место, принадлежавшее ему… В душе возникло такое чувство, будто он совершил что‑то очень непристойное, низкое. Он уже начал подбирать слова извинения, которые скажет Наташе в первом же антракте.

- О, даст тебе Наташка прикурить!.. - шепнул ему сидевший рядом Бобров.

- Мы ей все объясним, Федор Иванович, - успокоила Люда.

Как только окончилось первое действие и огромный зал наполнился шумными аплодисментами поднявшейся публики, Макаров стал проталкиваться к центральному проходу. Он обошел вокруг фойе по длинному, уже заполненному людьми коридору и стал ждать Наташу возле боковых дверей.Но что такое?.. Уже почти все вышли из зала, а ее все не было. Вот идут чем‑то недовольные Веселовы. Она ведь сидела рядом с ними.

- Добрый вечер, Григорий Лукич! Добрый вечер, Александра Васильевна! -приветствовал их Макаров. - А я вот Наташу разыскиваю…

- Ушла, - ответил Веселов.

- Как ушла?.. Вовсе? - отступил на полшага изумленный Макаров. - Почему?

Парторг хотел что‑то ответить, но жена опередила его.

- Спектакль ей не понравился.

Макаров почти выбежал из театра, посмотрел в одну сторону, в другую, быстро прошел до угла в том направлении, куда могла уйти Наташа, но нигде ее не увидел. А может быть, она и не уходила вовсе?.. Он вернулся в театр, стал искать ее повсюду в двух просторных и шумных фойе. Нет, ее нигде не было. Веселовы сами возле буфета занимались мороженым…

- Здравствуйте, Федор Иванович! - вдруг услышал он за спиной знакомый женский голос.

- Ах, это вы, Катя… Здравствуйте! - ответил он, все еще пытаясь среди публики увидеть Наташу.

Нескучаева осторожно взяла его под руку, спросила озабоченно:

- Вы кого‑то ищете?

- Да… но нигде не вижу…

- Убежала, наверно, - тихонько вздохнула Катя,, пытливо взглянув на него. - Зато вы меня нашли. Вам нравится спектакль? Как чудесно играют артисты!

- Да, очень хорошо…

Катя отлично знала, почему расстроен Макаров, кого он ищет, и в душе радовалась такому удачному случаю. Она ласковыми словами пыталась успокоить его, развеселить.Досадуя на Наташу, Макаров уже хотел было уйти из театра, но спектакль москвичей был действительна превосходно поставлен, пьеса новая, увлекательная,, и Катя настойчиво уговаривала досмотреть до конца. Конечно, уходить неразумно…

Проводив Катю к ее месту где‑то в пятом или шестом ряду, он вернулся к Боброву и Люде.

- Видел Наталью? - тотчас поинтересовался летчик.

- Нет. Ушла… Не понравилась ей постановка.

- А эта фиолетовая кукла кто? - нетерпеливо спросила Люда, глазами показывая в ту сторону, где Макаров оставил Катю. - Ваша знакомая, Федор Иванович?

Макаров смущенно улыбнулся.

- Да, слегка знакома…

- Интересная! - сказал летчик. - Я ее где‑то видел… Люда пристально взглянула на него.

- Видел? Где это ты уже успел ее видеть?

- Вспомнить надо…

Началось второе действие, в зале воцарилась тишина.

После спектакля, когда шумная публика запрудила широкий тротуар перед театром, Люда начала тормошить Боброва, требуя, чтобы тот немедленно разыскал где‑то потерявшегося Макарова.

- Сбежал, черт!.. - ругался летчик, нигде не видя конструктора. - Должно быть, с этой махнул… как ты ее назвала - с "фиолетовой куклой". А почему бы и нет? Интересная штучка!

Возмущенная Люда толкнула его в бок, но сказать ничего не успела. Бобров стукнул себя ладонью по лбу.

- Вспомнил! Вспомнил, где я ее видел… Однажды ночью, над обрывом…

- Что?!

- Да, да! И знаешь с кем? - летчик запнулся, но отступать уже было поздно. - Кажется, с твоим отцом…

Люда повернула его к себе, посмотрела в глаза, точно сомневаясь, в здравом ли он уме. Взяла под руку.

- Идем! И рассказывай все подробно!

- Да, собственно, рассказывать нечего… - засмеялся Бобров.

Глава восемнадцатая

И вот настал день, когда многочисленные чертежи новой конструкции самолета воплотились в натуральной величины фанерную модель.Макаров неподвижно стоял перед ней и жадно курил одну папиросу за другой. Кроме него в зале общих видов не было никого.

- Любуешься?..

Макаров вздрогнул. Он не слышал, как сзади подошел парторг Веселов.

- Любуюсь, Григорий Лукич, - вздохнув, ответил конструктор. - Здравствуйте!

- Почему же такой мрачный? -спросил Веселов, пожимая руку: - Смотри, какая красавица–птица! - и он ласково похлопал по гулкому фюзеляжу модели.

Макаров улыбнулся.

- Не мрачный я… Волнуюсь, понимаете?

- Как не понять!

Вдвоем обошли вокруг модели. Постояли немного молча. Спустя некоторое время парторг спросил:

- А что Власов?

- Все то же… - неопределенно ответил Макаров. - Замкнулся, ни с кем не разговаривает. Жалко мне его, Григорий Лукич…

- Не разговаривает, значит?.. - задумчиво переспросил Веселов. - А я все же поговорю с ним еще раз. У меня терпения хватит.

…Выйдя в тот день из кабинета парторга, Власов вдруг почувствовал, как он сильно устал. Болели ноги. Душу охватило мучительное уныние."Все против меня… ― думал он с тоской. ― И я ничего не могу сделать. Уже готова новая модель… А ту, в которую столько сил моих вложено, сломали и выбросили в сарай… Нет, надо прощаться с заводом. Не сможем мы идти с Макаровым в одной упряжке…"Но мысль об уходе с завода испугала его. Сколько лет он проработал здесь!.. И все бросить, бежать?..В конструкторском бюро неожиданно лицом к лицу столкнулся с Макаровым. Тот остановился, спросил тревожно:

- Что с вами, Василий Васильевич? Не заболели?

- Нет! -сухо ответил Власов. - Но если разрешите, Федор Иванович, мне нужно в город… позвольте?

Макаров не мог взять себе в толк, что же случилось.

- Если нужно, что ж… - проговорил он таким голосом, каким говорят самые близкие люди, произнося- сочувственные слова от всего сердца. - Но что все это означает, Василий Васильевич?.. Лица на вас нет! Здесь у ворот моя машина. Скажите шоферу, он подвезет вас до дома.

Власова подмывало восстать против любезности Макарова, но он воздержался. "Все это опять и опять приведет к спорам. А во рту у меня с трудом язык поворачивается". Не подав руки, он повернулся и направился к выходу.Немного спустя вслед за ним вышел и Федор, намереваясь проследить ― воспользуется ли Власов его машиной. Но только перешагнул порог, как вдруг увидел Наташу Тарасенкову. Она проходила около конструкторской.

- Здравствуй, Наташа! О–о, как ты загорела!..

- Загорела? - переспросила она, медленно подняв на него вопросительный и пристальный взгляд. - Лестно, что ты заметил…

- Ты бываешь на пляже?

- Бываю, - подумав немного, ответила она. - А ты все занят, нигде не бываешь?

Назад Дальше