- Федор Иванович, - глухо начала Люда, - дело не во мне. Я не ожидала, что Власов и мой отец… Они играли в шахматы и меня не видели, когда я вошла в переднюю. Но я собственными ушами слыщала, как Власов жаловался на всех, а главное - на вас. Он, должно быть, рассказал отцу все–все. Это же возмутительно! Кто позволил, кто разрешил ему болтать о том, что делается на заводе?..
- Это подло! - жестко бросил Макаров. - За такие вещи по головке не гладят!..
- Но вы послушайте, что ответил ему отец… - Люда невольно схватила руку Макарова. - Он сказал Власову: "Василий Васильевич, как же вы намерены поступить? Неужели ваша конструкция будет растоптана? А что если вы предложите ее другому заводу? Пошлите к черту и Макарова, и Соколова, и всех на свете! Они с вами не считаются. Какой же вам смысл церемониться с ними?.." Я уже готова была броситься к ним и наговорить бог знает чего, заставить прекратить этот разговор. Но когда услыхала, что они повели речь о деньгах, решила немедленно вас разыскать…
- О деньгах? - переспросил Макаров, приподняв бровь.
- Да, о деньгах и совести… Власов сказал, что после того, как ваша машина будет построена, вы станете богатым, а он нищим…
- Какая мерзость!..
По направлению к ним быстро шел взволнованный летчик Бобров. Подойдя, он торопливо попросил Макарова:
- Федя, на минутку… Извини, Людочка, мне надо сказать ему несколько слов.
Он взял Макарова за руку и потянул в сторонку.
- Послушай, Федор, на какой я концерт попал… Я полагал, что Люда уже дома. Стучусь в дверь. Слышу, за дверью возня, стон… Рванул изо всех сил и - ужас! Власов схватил его за горло, бросил на диван… Будто взбесился человек! Глаза безумные!.. Потом поднял шахматную доску и трах по черепу!..
Люда услыхала последние слова. В ее груди будто что‑то оборвалось. Быстро подбежав, схватила Боброва за руку.
- Он папу ударил по голове?.. Папу? Говори же!..
- Представь себе, Людочка. Михаил Казимирович объяснил, что Власов был сильно пьян…
- Нет, он был совершенно трезв…
- И мне показалось, что не пьян…
Люда изо всех сил пустилась бежать. Скорее, скорее домой!.. Может быть, отец уже мертвый…Вбежав в квартиру, она почти упала на стул. Сердце готово было разорваться. Испуганная мать подала стакан воды.
- Успокойся, дочка, успокойся!..
В переднюю вышел Давыдович ― лицо бледное, но спокойное, голова перевязана, сквозь бинты проступила кровь.
- Что здесь было?.. - чуть слышно вымолвила Люда. Полина Варфоломеевна безмолвно развела руками.
- Ничего страшного, - ответил отец. - Какой с пьяного человека спрос?..
- Я иду в милицию! - вдруг заявила Полина Варфоломеевна. - Убивать человека!..
- Ни в коем случае!.. - испуганно заступил ей дорогу Давыдович. - Не смей, мамочка! Право же, нет ничего страшного. Царапина и только…
- Но за что, за что? - отдышавшись, допытывалась Люда. - Что ты ему говорил? Зачем пригласил в дом? Что ты хотел от него?..
Давыдович побледнел еще больше. Однако нашел в себе силы ответить спокойно:
- Пригласил посидеть, в шахматы сыграть. Ни тебя, ни мамы дома не было. Скука. Выпили по рюмочке…
- Нет! Вы говорили о заводе. Ты предлагал ему деньги…
- Сума сошла!.. ― ужаснулся Давыдович и резко шагнул к дочери.
Полина Варфоломеевна стала между ними.
- Довольно!
Ее властный голос тотчас привел<в чувство и отца, и дочь.
- Как ты с отцом разговариваешь, неблагодарная?! - возмущался Давыдович, пытаясь наступать на дочь. - Кто тебе позволил?..
Растерянная Люда побежала в свою комнату.И почти в этот момент кто‑то постучал в дверь. Давыдович вздрогнул: "За мной…" ― мелькнула мысль. Он хотел было приказать жене, чтобы никого не впускала в квартиру, но Полина Варфоломеевна уже открыла дверь. Перед ней стоял Макаров.У Давыдовича отлегло от души. Он поторопился навстречу гостю.
- Здравствуйте, Федор Иванович! Проходите, пожалуйста.
- что с вами, Михаил Казимирович? - удивился Макаров.
- Ничего особенного… - попытался улыбнуться Давыдович. - Присаживайтесь, пожалуйста! Мамочка, ты бы угостила чем‑нибудь гостя, - обратился он к жене.
Но Макаров решительно отказался от угощений, попросил Полину Варфоломеевну не беспокоиться. Когда она вышла из комнаты, Давыдович начал объяснять:
- Такое смешное приключение!.. Власов у меня был. Ну, разумеется, несколько под градусом. Сердитый, расстроенный… Сыграли партию в шахматишки. Потом он начал жаловаться на трудности жизни. Я возьми и скажи ему: "Василий Васильевич, напрасно, говорю, вы сердце имеете на Федора Ивановича, "а вас то есть… Федор Иванович, говорю, такой талантливый человек…" Ну, честно скажу, не понравилась ему моя речь. А когда я начал упрекать, что он злоупотребляет водочкой, мол, разве можно так и прочее, тут он сильно осерчал и вот… - Давыдович показал на свою перевязанную голову. - Спасибо, Петя Бобров в ту минуту случился… Вот уж, скажу вам, Федор Иванович, конфузия! И смех и грех…
Макарову было ясно одно, что этот скандал в доме Давыдовича так или иначе касался и его. И не только лично его, но той работы, которую он выполняет. Это вселяло в душу тревогу. Расспрашивать адвоката о подробностях он не счел удобным, ведь ни к заводу, ни к делам конструкторского бюро тот не имел никакого отношения. А вот с Власовым надо побеседовать немедленно.Когда Макаров поднялся и, выразив сочувствие хозяину, собрался уходить, тот заторопился:
- Но не подумайте, Федор Иванович, что я очень обижен на Василия Васильевича. Конечно, неприятный инцидент, но что поделаешь, у человека нервы взвинчены. Бог ему судья…
Вечером Макаров подходил к дому Власова. На улице уже было темно. В окнах горел свет. На скамеечке возле калитки сидела дочь Власова.
- Здравствуй, Нина! Папа дома?
- Да. Я проведу вас, Федор Иванович, - поднялась девочка. - Злой он какой‑то! Меня отколотил недавно…
В передней гостя встретила жена Власова. Приход Макарова не очень обрадовал ее. Из рассказов мужа она была убеждена, что он, Макаров, был причиной всех несчастий в доме.
- Добрый вечер, Капитолина Егоровна! - поздоровался Макаров. - Мне бы Василия Васильевича. Можно?
- Вон там! -указала на дверь хозяйка.
Власов сидел в своем кабинете за столом и тупо глядел в стену. Когда вошел Макаров, он повернул голову, посмотрел удивленно, как бы спрашивая: "Зачем пожаловать изволили?"
Удивлены, Василий Васильевич? ― спросил Макаров.
- Нет. Садитесь!
После минутного тягостного молчания Макаров объяснил:
- Я пришел вот почему, Василий Васильевич. Меня несколько взволновало происшествие в доме Давыдовича. Мне бы хотелось выяснить…
- Не думал, что вы следователь, - недружелюбно перебил Власов. -Впрочем, я понимаю - Давыдович ваш сосед, а я ваш заместитель. Резонно!
- Но мне кажется, Василий Васильевич, что Давыдович будет жаловаться на вас, - заметил Макаров. - Возможно, подаст в суд. А это не может меня не касаться. Поэтому я хотел бы знать причину, случившегося…
- Скандала, хотите сказать? Так вот, Федор Иванович, можете не беспокоиться, в суд он не подаст. А я должен подумать…
С этими словами Власов поднялся, подошел к окну, распахнул его и, заложив руки за спину, стал смотреть в ночь.Макаров тоже встал. Было ясно, что он больше ничего не добьется от своего заместителя.
Глава двадцатая
Анастасия Семеновна с нетерпением ждала сына. Пирожки укутала мохнатым полотенцем, чтобы теплыми были к возвращению Федора. А главное ― письмо. Как он ждал его, сколько раз спрашивал. И вот принес почтальон. Анастасия Семеновна каким‑то особым чутьем почувствовала ― от Наташи. Боже, хотя бы доброе оно было… Хотя бы они уже договорились, пусть бы поженились, спокойнее стало бы "а сердце матери…
Макаров вошел в комнату и удивился.
- Ты еще не спишь, мама?
Анастасия Семеновна заулыбалась, подошла и поцеловала сына в голову, точно не полдня, а полгода не видела его.
- Я тебе пирожков подам, Федя. Садись к столу. А потом…
Макаров помыл на кухне руки.
- А потом что, мама?
Анастасия Семеновна взяла с этажерки письмо, показала, не сводя с сына ласкового взгляда:
- Потом это…
Макаров сразу узнал почерк Наташи. Разорвал конверт. О, всего три строчки…
"Федя! Уже много времени, как я здесь. Думала, так будет лучше. Но, должно быть, ошиблась. Если хочешь меня увидеть ― приезжай завтра, в понедельник. Если не приедешь…"Увидев засиявшее лицо сына, Анастасия Семеновна подумала на мгновение, что взошло солнце, что наступил рассвет.
- Что она пишет, Феденька?
- Мама!.. - упрекнул счастливым взглядом Макаров. - Ничего особенного. Просит, чтобы я приехал завтра. Но…
- А ты съезди, Федя, съезди! -тотчас посоветовала мать.
- Но у меня завтра весь день занят. И вечер. У директора совещание…
- А ты отпросись.
- Нельзя, мама…
Федор пошел к себе в спальню, включил настольную лампу, стал мерять комнату из угла в угол. Потом распахнул окно, сел напротив. За окном было темно и тихо. В лицо пахнул свежий ночной воздух. На западе вспыхивали бледные молнии, к городу надвигались грозовые тучи. Но Макаров ничего этого не замечал. Перед глазами стоял милый образ. "Наташка! Хорошая моя Наташка!.."
Было уже за полночь, когда Макаров, переждав грозу с ливневым дождем, подошел к кушетке и прилег, не раздеваясь. Спать не хотелось. Хотелось думать о Наташе. Как он виноват перед ней!.. Каким черствым и грубым был всю весну… "Я все оправдывался работой, занятостью… Да за это меня презирать надо. А Наташа любит!.." О, если бы она была здесь сию минуту! Как бы он ласкал ее, какими бы словами извинялся, просил прощения!..Макаров повернул голову, взглянул в окно. Неужели это после грозы так посветлело небо? Да нет же! Скоро рассвет… Взглянул на часы. "На работу к девяти… Значит, в моем распоряжении целых пять часов!.."
Поднявшись, он написал матери записку, положил на стол и тихонько вышел из квартиры. Лучей солнца еще не видно было, но небо на востоке уже окрасилось почти неестественным багрянцем.Мысль о том, что он скоро увидит Наташу, всю дорогу до завода не покидала Макарова. Через некоторое время он уже сидел за рулем темноголубой "Победы". Машина сначала плавно шла по асфальтированной дороге, извивающейся вдоль речки, потом точно взлетела на шоссе и помчалась с неимоверной скоростью. Встречные колхозники, везущие на базар овощи, с удивлением глядели на обезумевший автомобиль, летевший по скользкой дороге.
Свист в ушах переходил в гудение. Встречный ветер трепал волосы. Федор щурился, пристально вглядываясь вперед. Руки крепко держали руль. В отдалении то возникали зеленые просторы полей, то вдруг вырастали холмы и обрывы, как бы набегая своей громадой на шоссе. Вот уже с левой стороны нависли выветренные и отшлифованные дождями глыбы известняка, выдававшиеся причудливыми, неприступными обрывами. В глубокой низменности по правую сторону лежали полосы легкого уже редевшего с восходом солнца тумана. Открылась голубая река. Она все время точно колыхалась, торопя вперед бугристые ленивые волны. Позолоченная ранними лучами, она растянулась расцвеченной лентой, вдали напоминая сверкающий меч, испещренный бесчисленными блестками.
Наконец Макаров увидел, как постепенно развертывалась живописная панорама курорта. Заводской дом отдыха и пионерский лагерь вдруг выступили из чащи леса. Было еще очень рано, и утреннее спокойствие пока ничем не нарушалось в этом чудесном уголке.
…Наташа только что проснулась. Все здесь звали ее по имени и отчеству, поэтому она удивилась, когда под окном кто‑то привычной скороговоркой произнес слова: "Мне нужно Натащу Тарасенкову… Сторож ответил: "Наталья Васильевна еще спит".Наташе не хотелось вставать. Приятно было полежать с закрытыми глазами. Но вдруг вскочила. "Да это же голос Феди!.. Неужели так рано?.." Наташа не успела закончить своих рассуждений, как в коридоре послышались твердые мужские шаги. Потом в дверь кто‑то тихонько постучался. Мгновение она молчала, прислушиваясь. Затем, накинув на себя халат, подбежала к двери. "Кто?"
- Это я… - послышался голос Макарова за дверью. Наташа вздрогнула, точно этот голос ударил ее в сердце. Даже голова закружилась.
- Подожди… - сказала и сразу поняла, что он не услышал ее. - Подожди, Федя, минутку!…
Быстро надев платье и кое‑как причесав волосы, Наташа открыла дверь.
- Здравствуй, Наташка!.. - проговорил Федор, не двигаясь с места.
Ну, заходи же, ― попросила Наташа, отступив на шаг.
Федор схватил ее руки, прижал к своей груди.
- Закрой хоть- дверь, сумасшедший!.. - упрекнула Наташа. Федор не только закрыл дверь, но и крючок зачем‑то набросил.
- Приехал?.. - тихо спросила Наташа.
- Нет!.. - горячо обнимая ее, почти закричал Федор. - Не приехал… Прилетел! Наташка, скажи что‑нибудь. Только, ради бога, не ругай меня, грешного! Смени гнев. на милость…
Наташа прижалась головой к его груди. Ни ругать, ни говорить, ни спрашивать ей ничего не хотелось. "Приехал, прилетел… значит, любит… Любит!"
Федор заглянул в ее лицо и увидел, как в уголках глаз и на губах затрепетала еле сдерживаемая улыбка. Почувствовал, будто гора свалилась с плеч.
- Наташка!.. - он легко поднял ее на руки. Потеряв опору под ногами, Наташа стала отбиваться от него, но сил не было.
- Пусти, медведь! Пусти, тебе говорят… Федя, идем на воздух - к реке, в лес, куда угодно… Сюда могут войти!
- Но я не надолго…
Возвращаясь в город, Макаров всю дорогу пел песни.Точно в девять он въехал в заводской двор. Но только вышел из машины, им снова овладело чувство беспокойства. В сознании возникли все вчерашние события. Надо с кем‑то поделиться мыслями. И вообще надо кончать со всей этой возней, освободиться от всего, что путается в ногах, мешает работе. Много уже позади. На днях завод приступает к постройке двух пробных самолетов его новой конструкции. Документация всюду одобрена и утверждена. Но делу не конец. Делу только начало…Не заходя в конструкторское бюро, он направился в заводоуправление. Навстречу спускалась по лестнице Люда Давыдович. Увидев Макарова, она вдруг остановилась. По всему было видно, что ей не хотелось здесь встретиться с ним.
- Доброе утро, Люда! - поздоровался Федор. - Что ты здесь так рано?
- Здравствуйте!.. - тихо ответила девушка и, больше не проронив ни слова, прошла мимо.
Проводив ее удивленным взглядом, Макаров быстро поднялся наверх.
В приемной его встретила секретарь директора ―Оля Груничева.
- Федор Иванович, вас ждет Семен Петрович. Я звонила вам… И Григорий Лукич у него.
- А что с Людмилой Давыдович? - спросил Макаров.
- Не знаю. Она первая была у директора, и ушла взволнованная…
Макаров пожал плечами и, не задерживаясь, пошел в кабинет директора.
Глава двадцать первая
Вернувшись в конструкторскую, Люда тяжело опустилась на стул за своим столом. Она не жалела о том, что сейчас сделала. Будто камень с души сняла. И директор одобрил ее поступок. "Вы правильно поступили, Людмила Михайловна. А теперь идите и спокойно работайте".
Она придвинула к себе справочники расчетов, чтобы заняться делом, забыть обо всем остальном. Но беспокойство не покидало ее. Нет–нет и поглядывала на Власова, склонившегося над какими‑то черновыми эскизами за своим столом. Он похудел за прошедший день, темные глаза будто затвердели, но в них уже не светились злые огоньки.К Люде подошел Трунин за какой‑то справкой. Просмотрев ее, тихо сказал:
- Не пойму, что с Власовым… Обратился ко мне только что и говорит: "Платон Тимофеевич, давайте мне любую работу - черновую, какую угодно! Не стесняйтесь…" Что с ним стряслось? Неужели одумался?
- Не знаю… - уклончиво ответила Люда. - Не могу сказать, Платон Тимофеевич.
- Хорошо, если он одолел свое упрямство, - легко вздохнул Трунин. - Нам легче станет работать.
Директор потребовал от Люды, чтобы она никому в конструкторском бюро не рассказывала о том, что рассказала ему. Но перед Труниным эта тайна ― словно гиря на сердце. Она уже чуть было не проговорилась. Однако нашла в себе силы не нарушить обещания.Через час к ее столу подошла тетя Поля и сказала, кивнув в сторону кабинета Макарова:
- Федор Иванович тебя зовет.
Люда похолодела на мгновение. Но только переступила порог кабинета ведущего конструктора, мрачные мысли рассеялись. На нее смотрели добрые, доверчивые глаза Макарова. Усадив ее в кресло, он спросил:
- Люда, мне необходимо выяснить один вопрос. За два дня перед выездом из Москвы я послал маме телеграмму, указал номер поезда, вагона. Ты знала об этой телеграмме?
Люда подумала секунду и твердо ответила:
- Да, Федор Иванович. Ваша мама показывала.
- А дома ты не говорила о ней?
- Кажется… Кажется, сказала родителям… А почему вы спрашиваете об этом, Федор Иванович?
Макаров немного помолчал, потом стукнул себя ладонью по лбу.
- Теперь все ясно!..
- Что, что, Федор Иванович?.. -заволновалась Люда.
- Ничего, это я так… Занимайся своим делом. "Не хитро, но четко сработали, - подумал Макаров,прохаживаясь по кабинету. - Узнали, в каком вагоне еду, и подсадили Нескучаеву. Потом эта чепуха с чемоданами, визит домой, случайные встречи… Фу, какая гадость!.. А я‑то, я куда смотрел!.."
В это время зазвонил телефон. Макаров взял трубку, выслушал короткое распоряжение и ответил: "Есть!"
- Люда, скажите Власову - его приглашает к себе директор завода.
Но Власова в конструкторской не было. Оказывается, он сам пошел к директору несколько минут тому назад.
… В кабинете, кроме Соколова и Веселова, был еще какой‑то человек в штатском костюме, он сидел у окна и перелистывал свежий номер "Огонька".
Когда Власов поздоровался, директор попросил его присесть и, пристально посмотрев в усталое лицо, спросил:
- Василий Васильевич, вы ничего не хотите нам сказать?
- Да, хочу! Я за тем и пришел. Но… - Власов взглянул в сторону незнакомого человека.
- Здесь все свои, - поняв намек, тотчас объяснил парторг. - Можете не смущаться.
И Власов почувствовал какое‑то непонятное облегчение на душе, будто ему сейчас предложили сбросить с плеч непосильную тяжесть, после чего он сможет свободно вздохнуть.Он рассказывал подробно и неторопливо, стараясь не упустить ни одной детали. Директор, парторг и незнакомый человек слушали его, не перебивая. Когда он закончил рассказ, в кабинете наступила минутная тишина.
- Н–да… - наконец вымолвил парторг, и на его лице появилась легкая усмешка. - Значит, схватили шахматную доску и по лысине?..
- Да, не выдержал… - вздохнул Власов Директор поднялся, походил возле своего стола, потом бросил с возмущением:
- Дешево же они хотели вас купить, сукины сыны! Сто тысяч за конструкцию!.. За бесценок, а? - и, обращаясь к незнакомому человеку, добавил: -За кого они принимают советского человека, подлецы!
Тот ничего не ответил.