Прошло еще два дня - производительность опять упала. Теперь опытная мельница перерабатывала столько же руды, сколько и любая другая, на ручном управлении. Загадка становилась все загадочней. Закатов, увлекавшийся темными вопросами, с пылом исследовал работу регулятора, забрасывая свой пескомер. Он каждый час создавал новую теорию, блестяще объясняющую все странности, и спешил поделиться ею с Селиковым. Тот высмеивал все теории, а когда Закатов слишком настаивал, грубо огрызался.
- Совсем слетел парень с точки, - жаловался Закатов Лескову. - Не говорит, а лает. И не исполняет распоряжений, все делает по-своему и плохо. Три года я его знаю, а таким не видел. Прошу вас вмешаться.
Лесков считал, что дело не в плохом характере Селикова, а в отсутствии ясного представления, где искать причину неполадок. Успех сплачивает людей, неудачи разобщают: каждому кажется, что только он один нашел настоящий выход, а остальные заблуждаются. Меньше нервничать, больше наблюдать - ничего другого он рекомендовать не собирается.
И Лесков сам искал. Он часами сидел над диаграммами шума и сравнивал их. Закатов убеждал его не ломать голову попусту. Ну, и пусть при том же шуме производительность меняется! В ответ на это они будут каждый день менять задание: сегодня регулятор держит процесс на одном шуме, завтра на другом, что особенного? Подкрутить стрелку вверх или вниз - пустяки! С этим самый неквалифицированный рабочий справится.
- Не выход это, - говорил Лесков задумчиво. - Нет, так не пойдет. Автоматизация останется пустым словом, если держать штат людей, чтобы каждый регулятор настраивать на особый режим, а потом еще поминутно следить, выполняется ли он.
Лесков решил посоветоваться с Алексеем. В час ночи он отправился на фабрику. Едва Лесков начал говорить, Алексей прервал его:
- Врет регулятор, - сказал он уверенно. - Голову даю - по-старому гремит мельница.
Они вместе прошли к приборам. Закатов с Селиковым десяток раз за это время проверяли и самописцы, и измерительные линии, и регулирующее устройство. Оставалось непроверенным только само электроухо, смонтированное под мельницей. Если запись шума была неверна, врало электроухо, все остальное после тщательных проверок исключалось.
- Давай вниз, Алексей, - предложил Лесков.
Они спустились под мельницу. Здесь на кронштейне, вделанном в опору, размещался главный элемент всей схемы, то, что называлось электроухом, - обыкновенный динамик, почти вплотную приставленный раструбом к вращающейся стенке. Именно тут, внутри мельницы, рушились на ее броню взметаемые вращением стальные шары, грохот здесь был самый сильный. Лесков с Закатовым уже много раз приходили сюда и издали рассматривали динамик: на нем не было никаких внешних повреждений. Приблизиться вплотную было невозможно: между динамиком и мельницей оставалось только несколько сантиметров пространства, огромная, ощеренная головками болтов стенка бешено вращалась - малейшая неосторожность, ошибка на сантиметр грозили несчастьем.
- Только здесь неполадки, - убежденно указал Алексей, когда они выбрались наверх. - Неправильно эта штука слышит шум.
Лесков раздумывал. Для осмотра динамика нужно было останавливать мельницу. Трудности это не представляло, мельницу часто останавливали на мелкие ремонты и подтяжку болтов. Лесков предложил сейчас же, ночью, заняться этим. Алексей засмеялся над такой торопливостью.
- Днем надо, - сказал он рассудительно. - При начальстве. А то найдем чего - не поверят. Я сам приду часам к трем - интересно мне.
Лесков уступил. Они условились, что к концу дневной смены произведут ревизию динамика. Первую половину следующего дня Лесков провел в лаборатории, на фабрику пришел только в третьем часу. Он сделал это сознательно, чтобы зря не раздражаться в ожидании. Алексей уже был на месте; он весело слушал хмурого Николая, тот ругался. Лесков подошел к самописцу - сегодняшняя кривая шума точно ложилась на вчерашнюю, регулятор без отклонений держал предписанный ему процесс. Но производительность мельницы снова упала, она была уже ниже среднего цехового режима.
Лесков позвонил из диспетчерской Лубянскому.
- Прошу вас прийти, - попросил Лесков. - Думаю на полчаса остановить мельницу.
- Сейчас занят, приду попозже, - торопливо ответил Лубянский. - Распорядитесь сами.
Лесков вышел в цех и приказал Сухову: - Остановите, пожалуйста, мельницу, будем ревизовать динамик.
- И не думаю, - сказал Сухов грубо. - Сдам смену, тогда хоть танцуй на мельнице для пользы науки. С такой наукой, как ваша, последние штаны растеряешь.
Лесков пригрозил:
- Пожалуюсь на тебя Лубянскому, все равно придется останавливать.
Измельчитель ответил, удаляясь:
- Хоть митрополиту Новгородскому! Я свои права знаю.
Он, точно, знал свои права: никто не мог останавливать без него агрегат. Лесков вбежал в диспетчерскую взбешенный и снова потребовал Лубянского. Лубянского в кабинете не оказалось. Удивленная Катя спросила, что случилось. Она тут же позвонила начальнику смены. Сделав запись в оперативном журнале, Катя вызвала Николая.
- Распишись!. - сказала она строго. - Письменный приказ начальника смены. И не волынь, Николай, я этого не люблю. Немедленно останавливай!
Николай дерзил самому Савчуку, не всегда считался с Лубянским, начальники смен побаивались своенравного мастера. А сам Николай терялся перед решительной девушкой-диспетчером, хотя она и не имела над ним формальной власти. Сердито расписавшись в журнале, он бросил Лескову:
- Пошли останавливать!
Лесков поблагодарил Катю кивком головы; она лукаво подмигнула на разозленного Николая.
Через две минуты мельница была остановлена. Селиков первый протиснулся под нее и ухватился за динамик. Когда он вытащил его наружу, все ахнули. Внутренняя поверхность динамика была густо залеплена засохшей пульпой. И тут Лесков впервые за все время пребывания в Черном Бору "сорвался с точки". Разъяренный, он метнулся с кулаками к измельчителю. Испуганный Закатов отскочил назад - он побаивался драк, - а Селиков с Алексеем схватили Лескова за плечи.
- Охота вам пачкать руки, Александр Яковлевич! - сказал Селиков презрительно. - Кулаком его не прошибить, а срок вполне заработаете.
Лесков кричал:
- Нет, какие мерзавцы! Мы старались научно объяснить загадочное явление, а всей его загадочности - грязи потихоньку день за днем подливали в динамик.
Ничуть не струсивший Сухов дерзко ответил Лескову:
- За руку ты меня не поймал, чем докажешь, что я подливал? Три смены у нас; в ночной сделать это способнее, чем днем. - Он метнул злой взгляд на взволнованного, но по-прежнему улыбающегося Алексея. - Рожа моя не понравилась, поэтому под статью подводишь? Ладно, не подведешь!
Закатов старался успокоить Лескова:
- Возможно, пульпа сама по стенке мельницы натекла.
Злость еще бушевала в Лескове.
- У начальства встретимся, - пригрозил он, - там по-другому поговорим.
- Встретимся, встретимся! - бесстрашно ответил измельчитель. - Не ты меня вызовешь, а я тебя к ответу потяну. Ты не князь я не холоп - орать не позволю. Тут свидетели слышали, как ты меня честил.
Селиков потащил динамик наверх - отмывать. Мрачный Лесков отошел от мельницы.
- По-твоему вышло, - сказал он Алексею. - Динамик врал. Ни минуты не сомневаюсь - лысого работа.
- Брось это, Александр Яковлевич, - посоветовал Алексей. - Я Николая давно знаю, - хоть лысый, но отчаянный. А что он, не докажешь, может, и вправду по стенке грязь натекла.
Он улыбнулся самой доброй из своих улыбок. Лесков, понимая, что молодой рабочий говорит искренне, спросил:
- А ты не боишься, что Николай на тебя подумает, что это твоя подсказка - динамик ревизовать?
Алексей рассмеялся.
- Он сразу заподозрил плохое, как я не в смену пришел. Ничего - сколько раз ругались, столько и мирились!
Через полчаса промытый, высушенный и проверенный динамик был установлен на место, и Сухов запустил мельницу. Диаграммное перо на самописце сразу прыгнуло вверх. Мельница гремела полным звуком, и прибор записывал полный звук. Закатов поспешно изменил задание, и перо возвратилось к тому месту на диаграмме, где находилось раньше, до появления ненормальностей, - регулятор снова повел мельницу на режиме максимальной производительности. Загадки кончились.
К Лескову подошел курьер и попросил немедленно идти к Лубянскому. Алексей помогал Маше относить ведра и сита в лабораторию. На помост к Сухову поднялся дядя Федя. Во время ссоры дядя Федя стоял в стороне, у приборов, показания которых он записывал. Сухов повернул к нему хмурое лицо. Дядя Федя сказал внушительно:
- Я тебе не враг, Николай. А только дело это нечистое.
Измельчитель засопел, потом сказал горько:
- Сейчас, конечно, оно удобнее - все валить на маленького человека. А между прочим, мы за себя постоим и правду докажем.
- Дура ты! - сказал дядя Федя сердито. - Не понимаешь, где настоящая правда. Думаешь, Лесков ради своих интересов бьется? Ему помогать надо, вот что.
- Эту песню мы слышали. - Измельчитель презрительно покривился. - И ты сам пел ее, дядя Федя. И труда тебе облегчение, и зарплаты прибавка, и отдыху невпроворот. А кончилось чем? Тебя за шкирку да на улицу, остальных - с производства на строительство. Теперь и к нам подбираются, думаешь, не видим? Мы им поможем, а они нам коленкой под зад. Согласия моего, к примеру, на это нету; я не Алексей, чтобы пятки лизать.
- А чем строительство хуже фабрики? - возразил дядя Федя. - Я вчера Сашку встретил, помнишь, рыжего? Ничего, говорит, не жалуюсь, не хуже, чем на старом месте.
Они некоторое время молчали, облокотившись о перила помоста, потом измельчитель засмеялся.
- Этот высокий, худой, Закатов, что ли, - смех один! Ничего толком не понимает, даром что инженер. Я, конечно, давно видел, что грязь в динамик натекает, да молчал: меня не спросили, без меня и расхлебывайте. А он, знаешь, бегает, то за провод ухватится, то в прибор полезет, то обеими руками в волосы вцепится. И бормочет: "Все ясно! Все ясно!" А что ему ясно? Как в темной ночи плутал. За того, приятеля твоего, не скажу - толковый мужичок. Как он на меня налетел - молодец! Думал, по шее кулаком огреет. Ну, я бы ему сдачи дал! Так и решил: полезет в драку, - я его ключом газовым!
- Хвастайся! - сурово сказал дядя Федя. - Душа, небось, в пятки ушла!
- Слово даю, дядя Федя! Ты не смотри, что я худой, дело не в жире. И другой, толстый, Галан, тоже с понятием человек. Настоящего работягу мы понимаем.
- Приборов вы не понимаете, - вздохнул дядя Федя. - Куда сегодняшний день идет, не видите.
- Очень даже видим, - возразил уязвленный измельчитель. Больше всего ему хотелось теперь оправдаться от обвинения в отсталости. - Возьмите этот пескомер - никто против него слова не скажет. Толковая штучка! Посмотришь на него - и сразу видишь, сколько у тебя песков крутится; не нужно на классификатор бегать. Или звукомер. То же ухо, только побольше, мы понимаем. Вот я тебе скажу: оборудуйте нам все мельницы звукомерами и пескомерами, спасибо скажем. А автоматика, точно, лишнее - и без нее работа идет, никто не жалуется.
19
Лубянский представил Лескова трем пожилым людям, сидевшим в кабинете. Это была бригада специалистов, присланная из министерства, - профессор Шрамов, кандидат наук Тройкин, руководитель сектора производственной автоматики Гронберг. Приезд бригады был неприятен Лескову вообще, особенно неприятно ее сегодняшнее появление: приходилось забрасывать наблюдение над работой исправленного регулятора и идти парадом по фабрике - хвастаться будущими достижениями, скрывать нынешние затруднения. Он с облегчением узнал, что предварительная беседа уже состоялась. Лубянский ознакомил бригаду с историей работ по автоматизации фабрики, не забыл упомянуть и о бурном партийном собрании. ("Только после того, как было сломлено сопротивление маловеров и ленивцев, не желающих переходить на новые методы работы, удалось по-настоящему развернуться!"). Теперь оставалось показать бригаде регуляторы в действии, для этого и пригласили Лескова.
Выходя из кабинета, Лубянский шепотом спросил:
- Выяснили, что случилось с этим чертовым регулятором?
- Выяснили, ничего, - ответил Лесков. Лубянский так удивился, что заговорил громко:
- Как ничего? Ведь он немыслимо барахлит!
Лесков нетерпеливо отмахнулся.
- Ничего, все в порядке. Потом объясню.
Они шли из цеха в цех, осматривали новую аппаратуру, проходившую испытания. Объяснения давал Закатов; он развернулся, каждый прибор лаборатории в его изложении представал как открытие в технике.
Лубянский шепнул Лескову, посмеиваясь от возбуждения:
- Знаете, Александр Яковлевич, как Савчук принял комиссию? Вот уж мамонтово обхождение! Даже не понимает, что сегодня он им нагрубит, а завтра они его в официальном докладе разнесут. Вначале все шло честь честью: улыбался, руки жал, даже погордился немного: первая все-таки фабрика в стране, которая переходит на автоматику. Он не дурак, понимает, что немалый капитал можно на этом нажить. А потом его вдруг прорвало. Профессор Шрамов просит: "Не могли бы вы пройти с нами по цеху, очень интересно узнать ваше мнение о каждом регуляторе". Он отваливает все с тою же улыбкой: "Не до автоматов, товарищи, у меня план по концентратам проваливается, пусть этими пустяками товарищ Лубянский занимается - его начинание!"
Лесков знал, что в этом месяце фабрика плана не выполнит, один измельчительный цех со своими мощными резервами шел в норме. Одолевавшие Савчука заботы были Лескову понятны.
- Прав он, все эти показные обходы - пустяки, я их иначе не расцениваю, - ответил Лесков.
Лубянский возразил, уязвленный:
- Боюсь, он имел в виду не обходы, а саму автоматизацию - москвичи так его и поняли.
Через час профессор Шрамов в кабинете Лубянского подводил итоги первым впечатлениям. Он был объективен, это Лесков сразу признал - многое москвичам понравилось, со многим они не соглашались.
- Вам было бы легче, если бы вы связались с центральными институтами, - указал он. - Во всех лабораториях Союза сейчас бьются над сходными задачами, а к чему такая разобщенность? Вы слишком громоздкую ношу навалили себе на плечи, если и вытянете ее, то не очень скоро. Мы, конечно, широко оповестим о вашем опыте другие заводы министерства.
Это было резонно, Лесков не возражал против любой помощи, готов был и сам оказать ее. Он согласился представить москвичам письменную информацию о своих работах.
Он шепнул Закатову:
- Писать будете вы: что-что, а расписывать вы умеете.
Закатов был так обрадован похвальным отзывом московских специалистов о его приборах, что даже не рассердился.
На другое утро Лесков явился на фабрику раньше всех: он страшился новых неожиданностей. Регулирование шло исправно, мельница показывала максимальную производительность. Сухов встретил его злобным взглядом - норовистый измельчитель не скрывал своих чувств. Еще вчера Лесков серьезно подумывал о рапорте Савчуку; он не оставил мысли убрать Николая Сухова подальше от опытной мельницы. Повинуясь внезапному порыву, Лесков поступил совсем по-иному. Он дотронулся рукой до плеча отвернувшегося измельчителя и сказал:
- Товарищ Сухов, послушай, это же глупо: чего ради мы враждуем?
Измельчитель мрачно слушал, он не уходил, но и не поворачивался лицом, Лесков продолжал еще горячее:
- Чепуха какая-то! Должны бы помогать один другому, а не наскакивать с кулаками.
Сухов угрюмо отозвался:
- Я, к примеру, кулаками не машу, хотя сдачи всегда могу… А помощника ты уже нашел - Алексея. Видать, оттого, что он за мной не угонится, ты в нем великого специалиста открыл. Твое дело, конечно. Я скажу прямо: Николай Сухов только тебе как мастер неизвестен, другие о нем наслышаны. Без автоматики проживу, своими руками.
Он протянул Лескову ладони, глаза его гордо глянули в лицо Лескову. И тут Лесков вдруг нашел единственные слова, способные тронуть душу этого человека:
- Нет, Николай, неправда - я о тебе тоже слышал. И, как все, одно хорошее. Скажу по-честному: надеялся, что подружимся. А почему-то не выходит - или я к тебе не подошел, или ты не понимаешь наших задач.
Сухов глядел по-прежнему замкнуто и высокомерно, но Лесков знал, что лед сломан. Измельчитель сказал ворчливо, без прежней вражды:
- Задачи, говоришь?. Задачи я понимаю, может, лучше твоего. Вон расхвастались: максимальная производительность, лезвие ножа! Смех - столько крику. А где он, максимум? С собственной автоматикой не справляетесь!
Лесков с изумлением слушал его.
- Позволь, разве ты считаешь, что у нас не максимальный режим? Ты берешься поднять его выше?
Измельчитель кивнул головой.
- Берусь. На твоих глазах, чтоб сам увидел, кто таков Николай Сухов. В руки настоящие взять твои приборы - тогда они чего-нибудь будут стоить.
Лесков сейчас же решился:
- Ладно, отдаю автоматику в твои руки, показывай, что еще можно сделать.
Они шли к щиту. Измельчитель хмурился. У щита он потребовал:
- Только так: раньше растолкуй мне все рычажки и стрелки, что к чему. Я мнение свое составил, теперь надо проверить.
Лесков тут же убедился, что "мнение" Сухова было правильно - он хорошо знал, как действует регулятор. И не торопился, повторял в уме показанные ему операции, передвигал рычаги так осторожно, словно мог сломать их поспешным движением: он уважал эти хрупкие и могущественные в своем действии части прибора. Потом Сухов пошел настраивать процесс. И это делал иначе, чем Лесков или Закатов, даже не так, как Алексей. Лесков залюбовался его движениями. Николай словно рисовал картину, а не регулировал мельницу: он, подбегал к ней, вслушивался и всматривался, потом подходил к щиту и передвигал рычаги на миллиметр, на полмиллиметра, касался пальцами, словно мазки клал. И на каждое прикосновение его пальцев механизмы отвечали невидным глазу изменением подачи руды, мельница - неслышным уху изменением шума. Пораженный Лесков видел, что Николай уходит за признанную границу; та самая заветная область - "лезвие ножа" - была у него дальше, они, оказывается, не достигали ее. Мельница работала тяжело, на низком, рычащем басе, гигантские массы песков вздымались из классификатора - мощный, уверенный ход, ровный ход, подлинный максимум был и в этом глухом грохоте мельницы и в песках, что наполняли ее, не забивая, - нужно было удивительно знать процесс, удивительно владеть им, чтобы так его вести.
Николай глядел то на прибор, то на собравшихся возле людей. Он наслаждался своим успехом, теперь все видели его мастерство.
- Толкуй, дядя Федя! - сказал он строптиво: он заканчивал давно начатый спор. - Теперь она, точно, автоматика, когда я ею командую!
Дядя Федя отозвался с уважением:
- Как тебе сказать, Николай? Невредно - одно слово!
Но Николаю не хватало еще одной похвалы его искусству. Он повернулся к Лескову, он улыбался:
- Ну как, начальник, берешь меня взамен своих инженеров? Хороши у тебя помощники, да вот с мельницей не справляются.
Лесков засмеялся и с силой ударил Сухова по плечу - недавний противник превратился в друга.
- Взамен не возьму, зачем - мои инженеры в другом месте понадобятся. А здесь ты первый командир, спорить не буду.